Ольга Петровна с грохотом хлопнула входной дверью.
- Пропади все пропадом! Сил моих дамских больше нет!
Нажала изуродованную местными вандалами кнопку лифта. Старый лифт надолго задумался, соображая, чего от него хотят, нехотя распахнул створки дверей, из которых в лицо пахнуло застарелой мочой, ворчливо загудел и медленно пополз вниз.
Во дворе было по-осеннему сыро, серо и неуютно, в воздухе висела плотная морось. Тусклые пятна вечерних фонарей лежали на мокром, покрытом тоненькой коркой льда асфальте. Ледяной промозглый ветер принял Ольгу Петровну в свои неласковые объятия. Пробрался под полы щегольской английской курточки, отчего по всему телу пробежали противные мурашки.
Вот тебе и ласковый май! Она плотней запахнула куртку и, то и дело, оскальзываясь на обледенелой дорожке, засеменила к стоянке машин, рядом с домом.
Старенькая «десятка» обрадовано свистнула, приветливо подмигнула фарами и с тихим щелчком открыла замки на дверях. Ольга Петровна торопливо шмыгнула в салон и, включив обогрев сидений, вставила ключ в замок зажигания.
Урча сытым мотором, «десятка» послушно тронулась с места и, переваливая тяжелое тело через ямы и ухабы раздолбанного асфальта, выбралась на дорогу.
Как все неуверенные в себе водители, Ольга Петровна не любила городских дорог, поэтому лишь выбравшись из вечерних пробок на полупустую загородную трассу, смогла, наконец расслабиться. Раздражение снова поднялось откуда-то изнутри, как рвота из желудка и залило горло. В горле застрял противный кисло-горький ком. Ольга Петровна с усилием проглотила его.
Почему жизнь сложилась так нелепо? Ведь начиналось все так хорошо! Школу она окончила с золотой медалью, потом был экономический факультет университета, и его она окончила с красным дипломом, несмотря на то, что у нее уже к тому времени были муж и маленький Димка. Замуж вышла по большой и светлой любви. Господи! Как же они с Сашей любили друг друга! Он каждый день дарил ей букеты цветов, а в роддом приехал на маленьком грузовичке, в кузове которого алели роскошные розы. Полный грузовик! Тогда ей казалось, что они друг без друга не то, что жить, дышать не смогут. Саша помогал ей во всем – стирал Димкины пеленки, гулял с ним, пока она корпела над учебниками и конспектами, и никогда ничего не требовал. С работой ей тоже повезло – сразу по окончании университета, ее приняли в частную фирму и не кем-нибудь, а главбухом. Она целыми днями пропадала на работе, и муж ни разу не пожаловался на отсутствие чистых носков, рубашек или свежего борща. Директор и сотрудники уважали ее, домашние – понимали и во всем поддерживали. Она была счастлива и чувствовала себя Нужной все двадцать лет! Но в последние два-три года все изменилось. Сын повзрослел, у него появилась личная жизнь под названием Катя, в лице смазливенькой белобрысой девицы и Димка в одночасье перестал нуждаться в матери, в ее заботах и долгих разговорах «по душам». Они с Катей запирались в Димкиной комнате, а когда Ольга Петровна пыталась к ним войти, сын кричал из-за двери «К нам нельзя!» и она уходила, чувствуя себя униженной. Муж тоже отдалился. Допоздна пропадал на работе, а возвратившись, наскоро ужинал, ложился на диван в гостиной и начинал «листать» каналы телевизора. На все вопросы отвечал односложно, нехотя и Ольга Петровна, проглотив обиду, удалялась на кухню. Нервно курила, стоя у окна, с болью и завистью наблюдая за счастливыми парочками, целующимися на скамейке у подъезда их дома. Работа тоже не приносила былой радости. Сотрудники раздражали, директор – зануда и старый ворчун – доводил до бешенства. Унылый офис, рутинная работа – цифры, бумажки, счета…
События сегодняшнего дня стали последней каплей, переполнившей чашу терпения Ольги Петровны.
Директор с самого утра был не в духе и ворчал по малейшему поводу, а чаще без оного. Домой Ольга Петровна вернулась разбитая, чувствуя усталость в каждой клеточке тела. Домашние еще не возвратились – Димка из института, муж с работы - и она решила устроить «большой» семейный ужин, как когда-то, когда у них еще было все «хорошо». С уткой, запеченной в яблоках, греческим салатом и бутылочкой домашнего вишневого вина собственного изготовления из собранных на даче ягод.
Стол, украшенный цветами и накрытый ажурной скатертью, выглядел празднично, утка источала умопомрачительный аромат, бокалы сверкали, отражая яркий свет хрустальной люстры, салфетки хрустели крахмалом. Ольга Петровна принарядилась и с нетерпением поглядывала на часы.
- Пора бы им уже вернуться, и где застряли? – Обеспокоенно думала она про мужа и сына.
Наконец в замке завозился ключ, дверь открылась, пропуская мрачного, как осенняя туча Димку.
- Привет. – Обрадовалась Ольга Петровна. – Мой руки, переодевайся, сейчас папа придет – ужинать будем. У нас сегодня утка…
- Я не голодный. – Бросил через плечо Димка и направился в свою комнату.
- Дима, - забеспокоилась Ольга Петровна. – У тебя что-то случилось?
- Все нормально. – Отмахнулся сын. – Не приставай мам.
- Дима… - начала, было, Ольга Петровна.
- Мам! – Заорал вдруг Димка. – Что ты ко мне лезешь?! Я уже не маленький, может у меня быть своя, личная жизнь или нет?!
Дверь в его комнату с грохотом захлопнулась. Ольга Петровна вздрогнула.
Целый час она нервно курила на кухне, злясь на сына. Утка остывала на красиво сервированном столе, а муж все не возвращался. Наконец она не выдержала и набрала номер его сотового.
- Я сегодня буду поздно. – Услышала она в трубке нетрезвый голос мужа. – У нас корпоративный банкет. Не жди меня, ложись спать.
Она отключила телефон и горестно вздохнула - не нужна…. Никому не нужна….
Горький ком подкатил к горлу, в глазах защипало. Ольга Петровна вытерла побежавшие по щекам слезы кулачком и вдруг вспомнила свое детство. Вот уж поистине счастливое и беззаботное было время! Она была единственной дочерью и внучкой. Горячо любимой, слегка избалованной. Они жили с родителями, бабушкой и дедом в пригороде, в большом уютном деревенском доме. Недалеко от дома находилось небольшое озерцо с чистой прозрачной, словно хрустальной водой. Мама была художницей и любила рисовать, пристроив на берегу свой мольберт, а десятилетняя Ольга Петровна, которую все тогда еще называли Лёля, с удовольствием плескалась в прохладной озерной воде и пенные брызги летели в стороны и попадали на рисунок, а мама смеялась:
- Лёлька, прекрати! Ты испортишь мне шедевр, как будешь потом оправдываться перед потомками?
Дед и отец иногда брали Лёлю на рыбалку, на зорьку. И она терпеливо сидела с удочкой в клубах белого, как молоко утреннего тумана, в слегка покачивающейся на воде лодке, слушала, как всплескивает в воде мелкая рыбешка, да где-то в лесу, далеко за озером перекликаются ранние грибники.
Дома бабушка жарила пойманных ею карасей и за обедом все дружно хвалили рыбу:
- Лёлькина рыба самая вкусная!
Это был её, собственный Рай.
Потом умерли бабушка и дед, и она вместе с родителями переехала жить в город, а дом превратился в дачу. После смерти родителей, Ольга Петровна редко бывала на даче – времени все не было.
И вот теперь ей вдруг нестерпимо захотелось поехать в родную деревню, пройтись по знакомым с детства улочкам, вдохнуть такой уютный и родной запах дома, растопить печку и посидеть ни о чем не думая, у приоткрытой заслонки, глядя, как пляшут на толстых березовых поленьях горячие языки пламени.
Она торопливо засобиралась – сунула в сумку смену белья, полотенце, взгляд упал на стол с остывшей уткой и заветрившим салатом. Взяла полиэтиленовый пакет сунула в него утку, хлеб, бутылку вишневого вина.
- Может Димку с собой позвать? – мелькнула, было, мысль, но тут же, вспомнилось злое хмурое лицо сына и его голос: «Чего ты ко мне лезешь?!».
Нет! не станет она никого с собой звать! Не нужна она им, ну и ладно и ей никто не нужен! Обида на мужа и сына вновь больно кольнула сердце. Ольга Петровна подхватила пакет с едой, сумку с вещами и в раздражении захлопнула за собой дверь квартиры…
Пустынная дорога бешено неслась навстречу, мимо мелькали поля и лесопосадки. Ольга Петровна торопилась, жала на педаль газа. Скоро, совсем скоро она окажется в «стране своего детства», почувствует его ауру. Еще немного, всего двадцать километров и она прикоснется к давно потерянному и почти забытому Раю…
В следующую секунду в глаза ударил яркий свет фар, ослепил. Ольга Петровна инстинктивно нажала на тормоз, машину повело на скользкой дороге. Последнее, что она услышала, был визг тормозов и ее собственный душераздирающий крик….
Она проснулась от того, что в глаза бил нестерпимо яркий солнечный свет. Собственное тело вдруг показалось ей каким-то маленьким и непривычным. Она пошевелилась под легким пуховым одеялом и приоткрыла один глаз.
- Лёленька, вставай! – Услышала она до боли знакомый и родной голос. – Вставай мое солнышко, завтрак готов.
Лёля распахнула глаза и обвела взглядом уютную светлую комнатку. Где это она? Ну конечно! Она дома! В детской. Вон и стол письменный с аккуратной стопкой тетрадок, в углу – портфель, цветастые ситцевые занавесочки на окне. Она дома! В своей собственной постели, и бабушка, как всегда зовет ее завтракать. Интересно, что сегодня на завтрак? Лёля принюхалась к вкусным ароматам, тонкой струйкой сочившимся к ней в комнату из кухни. Пахло молодой картошкой и оладьями. Ммм! Как же она любит бабушкины горячие оладьи со сметаной! Она откинула одеяло… и в первый момент растерялась – под одеялом лежало худенькое хрупкое тельце в ситцевых трусиках. Она уставилась на узкие ступни и выпуклые «страусиные» коленки с замазанными зеленкой ссадинами. Это она? Или нет? Лёля осторожно, словно чужое подняла свое тело с постели и, покачиваясь на непривычно тонких ногах, подошла к зеркалу на дверце гардероба. Из призрачного зазеркалья на нее смотрела русоволосая девчушка лет десяти, с тоненькими косичками, вздернутым веснушчатым носом и озорными серыми глазами. Ну, конечно же, это – она! И ей десять лет и сейчас начало лета, учебный год закончился – каникулы! Ура-а-а!!
На стуле рядом с кроватью обнаружилось чистое светлое ситцевое платьице – бабушка позаботилась. Лёля надела платье, тщательно расчесала волосы большим деревянным гребнем и стянула их резинкой на затылке в «конский хвост». Довольная собой, громко топая босыми пятками по деревянному, еще влажному после мытья полу, она понеслась во двор.
На широкой открытой веранде был накрыт стол для завтрака – молодая картошка, посыпанная зеленым укропчиком, исходила вкусным паром в большой железной миске, оладьи лежали на блюде высокой горкой и источали умопомрачительный аромат. Вся семья уже собралась за старинным круглым столом – папа, как обычно читал свежую газету, мама и бабушка раскладывали по тарелкам картошку и салат из свежих овощей, дед жмурился на яркое солнце и тихонько посмеивался в бороду.
- Доброе утро. – Поздоровалась со всеми вежливая Лёля.
- Доброе-то доброе, да только утро ли? – Отозвался дед и пристально посмотрел на внучку. – Долго же ты спала барышня. И что тебе снилось?
- Снилось? – Лёля задумалась. В памяти замелькали обрывки слов и видений, но сон никак не хотел складываться в единую картину. На душе отчего-то стало тяжело и тревожно. Она огорченно взглянула на деда. – Я… я не помню.
- Папа, ну зачем ты? – Мягко упрекнула деда мама.
- Действительно, Иван Андреич. Ребенку… - Папа выглянул из-за газеты.
- Не слушай его Лёлечка! – Бросила злой взгляд на деда бабушка. – Старый стал, сам не знает, что болтает. Кушай. Вот оладушки. Твои любимые. Макай в сметанку.
Лёля с аппетитом принялась уплетать оладьи. Совсем рядом раздался радостный лай, она повернула голову и увидела, как черная собака по кличке Жучок гоняет по двору… облако. Беленькое пышное облачко летало над самой землей и ловко уворачивалось от острых собачьих зубов. Жучок злился, подпрыгивал, стараясь ухватить облако за кудрявый бок, облако взлетало вверх и вновь опускалось, словно дразня собачку. Лёля широко распахнула глаза – ей еще ни разу не приходилось видеть облако так близко.
- Ты, пойди, поиграй с ним. – Ласково подтолкнула ее бабушка. – Вишь, озорное какое! Иди-иди милая. Играй.
Облако оказалось теплым, немного влажным и очень мягким. Оно принимало любые формы – то превращалось в кота, то в собаку, то становилось похожим на корабль. Лёля играла с ним до самого обеда, но когда солнышко стало по-настоящему припекать, облачко растаяло.
Исчезло. – Расстроилась Лёля и беспомощно посмотрела на бабушку.
- Ничего, - успокоила внучку бабушка. – Солнышко пригрело, вот оно и просохло. Завтра утром снова прилетит. А ты пойди пока в садик – малинки пощипай, клубнички покушай.
Огорченная исчезновением облака Лёля грустно поплелась в сад.
В тенистом саду было прохладно и изумительно пахло спелыми яблоками. Лёля посмотрела вверх – высоко, почти на самой макушке дерева висело огромное, наливное, почти прозрачное от спелого сока яблоко. Ей до смерти захотелось именно это яблоко, но достать его было вовсе непросто. Она покрутила головой по сторонам. У стены старого сарайчика стояла деревянная лестница. Лёля пыхтя, подтащила ее к морщинистому стволу яблони и поднялась по шатким ступенькам. Протянула руку – нет, не достать. Яблоко висело слишком высоко. Лёля обхватила руками шершавый ствол дерева и, подтянувшись, оказалась на одной из толстых яблоневых веток. Еще немного и вожделенное яблоко окажется у нее в руках…. На поросшей мягкой травой дорожке послышались шаги и приглушенные голоса. На дорожке показались бабушка и дед. Они шли не спеша и вполголоса о чем-то разговаривали. Лёля уже хотела было окликнуть их, но произнесенные дедом слова заставили ее притихнуть. Она приникла к яблоневому стволу и прислушалась к разговору.
- Я считаю, – твердо сказал дед – что она должна знать, что происходит.
- Зачем ей это знать?! – Возразила бабушка. – Девочка счастлива, ни забот, ни хлопот, ни бед, ни обид.… Одно слово - Рай! Да и мы соскучились. Неужто снова без нее останемся!
- Вот! – Изрек дед и поднял вверх сухой кривоватый палец. – Вот в этом и есть твоя эгоистическая психология! Лишь бы тебе было хорошо, а о ней ты подумала? А ну, как она вспомнит? Думаешь, простит?
- Да чего ей нам прощать-то?! – Возмутилась бабушка. – Чай не по нашей воле-то все случилось, да и дверь та заветная, поди, уж заперта на семь замков.
- А ежели не заперта? – Дед потер рукой лоб. – Мое мнение – мы должны дать ей право выбора. Захочет – останется, не захочет….
- Захочет, не захочет! – Перебила его бабушка. – Она – дите, что может решать?
- Это здесь она – дите, а там…. Слыхивал я, люди судачат, что коли, кто не в свое время сюда пришел, так дверца та заветная не закроется до тех пор, пока пришедший правду не обнаружит.
- Да кому она сдалась твоя правда?! – Разозлилась бабушка. – Здесь будет в любви, довольствии жить, а там что? Одни проблемы да лишения. Не зли меня старый, анто ты ж меня знаешь, я ежели расходюся, дак…
Препираясь и поругиваясь, старики вышли из сада и направились в сторону дома, а заинтригованная Лёля спустилась с дерева. Яблока уже не хотелось. Она села на приятно прохладную траву под деревом и задумалась. Мысли мельтешили и путались в ставшей вдруг чугунно-тяжелой голове, в следующее мгновение ей вдруг показалось, что еще немного, и она поймает за хвост ускользающее смутное воспоминание. Она морщила лоб, до головокружения напрягала память, но воспоминание не давалось, уворачивалось, словно утрешнее облачко от песика по кличке Жучок.
О чем это они? Что такое она должна вспомнить? И что за загадочная дверца?
Вопросов было много, ответов – ни одного.
Ночь опустилась на сад неожиданно. Сгустилась синими сумерками, залила чернильной синевой воздух. Лёля поднялась с моментально покрывшейся влажной росой травы и увидела прямо перед собой… звезду. Голубая и яркая, звезда разбрызгивала вокруг бриллиантовые искры, и Лёля заворожено протянула к ней руку, руке стало горячо и одновременно холодно. Звезда повисела в воздухе и медленно поплыла перед девочкой, освещая садовую дорожку. Лёля пошла за необычным фонариком, и звезда вывела ее к той части сада, где густо и раскидисто рос орешник.
- Ты хочешь мне что-то показать? – Спросила Лёля у звезды, и та словно поняв ее, поднялась выше и осветила узкую тропку, уходящую в густые заросли лещины. Раздвигая руками колючие ветки, Леля стала пробираться по тропке, пока не дошла до деревянного забора, ограждающего сад.
- И куда дальше? – Поинтересовалась она, оглядываясь по сторонам и не видя ничего, кроме старого, потемневшего от времени штакетника. Звезда стала еще ярче, отбросила длинные лучи, и в этих голубоватых лучах Лёля, наконец, разглядела скрытую ветками кустарника деревянную калитку.
- Это и есть заветная дверь? – Догадалась она, и звезда несколько раз мигнула, словно подтверждая ее догадку. Лёля протянула руку к заржавевшей от времени скобе на калитке…
Внезапно сад вновь озарился солнечным светом. Звезда поблекла и медленно растаяла в его желтых лучах.
Ржавая скоба оставила рыжие отметины на ладони. Лёля потянула ее на себя и калитка с тихим скрипом отворилась…
Вихрь закручивался в черную спираль подобно Торнадо, выл, гудел, стонал, завлекая в жуткую бездну. Внутри тугой спирали стремительно мелькали звезды, с бешеной скоростью кружили планеты и Миры, проносились галактики и кометы. От всего этого веяло потусторонним холодом и страхом.
Лёля отпрянула от манящей и пугающей неизвестности. Первым побуждением было захлопнуть дверь, вернуться туда, в тепло и солнце, прижаться к папиной надежной руке и не отпускать ее никогда, вдыхать ароматы родного дома и слушать бабушкино ласковое воркование, но неизвестная сила останавливала, шептала остолбеневшему от ужаса сознанию:
- Не спеши. Вспомни! Вспомни…
- Леленька! – раздался за спиной умоляющий бабушкин голос. – Не ходи туда, останься с нами.
Лёля обернулась. Все ее любимые и родные люди стояли позади нее.
- Оставайся Лелька. – Ласково попросила мама. – Мы с тобой пойдем на озеро. Я стану рисовать, а ты будешь плескаться в воде, как раньше. Помнишь?
- А на зорьке пойдем на рыбалку. Ты ведь всегда любила рыбачить. – Поддержал ее папа.
Лишь дед молчал, задумчиво глядя на внучку прищуренными подслеповатыми глазами.
Конечно, она вернется! Не сделает шага, не прыгнет в пугающую неизвестность. Останется и будет счастлива в своем собственном Раю!
Лёля сделала шаг назад, стон ветра отдалился, она уже повернулась, чтобы бежать к родным, но тут сквозь вой ветра до нее донесся далекий голос, зовущий из бесконечности:
- О-о-льга-а!!
И следом за ним второй:
- Ма-а-ма-а!!
Ольга Петровна вздрогнула всем телом и… вдруг вспомнила все! Вспомнила злое лицо сына, остывшую утку, пустую загородную трассу и слепящий свет фар встречной машины. Она снова сделала шаг, удаляясь от бесконечной пропасти.
- Ты нужна нам! – Вновь услышала она едва пробивающийся сквозь завывания ветра голос и остановилась. С тоской взглянула на расплывающиеся в тумане родные лица.
- Иди Оля. – Сказал дед и улыбнулся ей. – Иди и возвращайся…как можно позже. А мы будем ждать тебя здесь.
- Я вернусь. – Пообещала Ольга Петровна. – Обязательно вернусь. Обещаю. Простите меня.
Она быстро вернулась к калитке и, зажмурив глаза, сделала решающий шаг…
Тяжесть навалилась каменной глыбой, принеся с собой резкую нестерпимую боль. Ольга Петровна глухо застонала сквозь крепко сжатые зубы и с трудом приоткрыла глаза. Через пелену мутного тумана проступили очертания белой комнаты освещенной тусклой лампочкой без абажура, паутина прозрачных пластиковых трубок висела над головой. Ольга с трудом повернула голову. Рядом с ней оказались лица сына Димки и мужа.
- Вернулась. – Тихо и устало сказал Саша и прикрыл ладонью глаза.
- Мама! – Бросился к ней Димка и как в детстве уткнулся ей носом в плечо. Плечу сразу стало горячо и мокро. – Я так боялся, что ты… - по-детски всхлипывал он. – Что тебя… Ты мне так нужна!
- Нам нужна. – Сказал Саша и тоже тихонько всхлипнул.
Ольга хотела погладить сына по голове, но упакованная в гипс рука не сгибалась, хотела сказать, что так их любит, что оставила Рай, где была счастлива, но голос не слушался. Она лишь улыбнулась сухими потрескавшимися губами и, исчерпав последние силы, устало прикрыла веки. Перед тем, как погрузится в сон, Ольга Петровна успела подумать: Бог с ним, с Раем! Туда она еще успеет. Счастливым человек может быть не только там, где нет трудностей, проблем, лишений и обид, а там, где он по-настоящему НУЖЕН!