Письмо о смысле жизни

Валерий Короневский
 3-97

Когда-то в детстве, помню, меня удивил восторженный отзыв Ленина на рассказ Джека Лондона "Воля к жизни". Мне казалось тогда, и до сих пор, пожалуй, кажется, что жизнь оправдана только служением высокой идее, другим людям. А в такой ситуации по мне естественнее сложить лапки, не барахтаться, как та лягушка в молоке.

И в жизни существование одиноких несчастных людей при очевидной, как мне казалось, безрадостности, бессмыслености и, главное, безнадежности такого прозябания всегда было мне непонятно и вызывало раньше брезгливость, потом после какой-то книги о "принципиальных" клошарах отчасти понимание, а теперь, вдруг, не вполне объясненное уважение. Когда утром прохожу мимо мусорных баков, в которых роются иногда очень чисто и аккуратно одетые люди, я испытываю к ним не прежнюю брезгливость и презрение, а уважение и стыд за общество и за себя, оттого, что я неизвестно за что могу не жить так. И уж совсем по-настоящему глубокое уважение и какое-то робкое почтение стал испытывать к тоже недавно в моих прогулках по городу обнаруженным людям, собирающим то, что раньше называлось "вторсырье": битое стекло, бумагу, - хлам, который, оказывается, можно сдавать на какой-то склад около железной дороги, мимо которого я прохожу, когда пешком иду от маминого дома к своему  по задворкам, мимо кладбища и тюрьмы, знаменитого когда-то "централа", впрочем и теперь знаменитого тем, что там сидит Альфред Петрович Рубикс. Эти люди в грязной одежде с ванночками, установленными на старые детские коляски  и с набитыми чем-то тяжелым сумками попадаются время от времени на окраинах и в тамбурах электричек. Гордые люди, не сдающиеся и не унижающиеся до нищенства. Можно представить, сколько они за этот свой товар получают. Сборщики бутылок просто аристократы по сравнению с ними.

Года два назад в самый разгар разрухи, когда появилось множество выбитых из привычной колеи людей, еще не приспособившихся к "новой" жизни, я случайно познакомился с одним относительно молодым мужчиной, вполне приличного вида, чисто одетым, с несколько странной походкой, который заговорив со мной, признался, что несколько дней не ел и попросил одолжить ему сколько-то сантимов. Я, потрясенный, (тогда это все же было в новинку) дал ему пять латов и по его настоянию (чтобы он мог вернуть долг) согласился встретиться через несколько дней. Так это знакомство какое-то время продолжилось и я узнал его историю. Парень, как он выразился "инкубаторский", вырос в детдоме, похоже мать отказалась от него, кончил школу, техникум, пошел в армию и попал в Анголу, где потерял ступни обеих ног (отсюда походка в специальных ботинках). Получил инвалидность, вернулся в Ригу и попал в пансионат для таких людей, где более или менее благополучно, по сегодняшним меркам во всяком случае, жил до "демократических" перемен, когда пансионат ликвидировали, а его обитателей выбросили на улицу. Какое-то время платили социальное пособие, а потом и это прекратили из-за отсутствия денег и новых "рыночных" подходов. Работу и здоровым найти трудно. В общем... Я, конечно, в шоке, в ощущении вины за свое благополучие, помогал понемножку ему и мучился, не представляя, что я могу и должен для него сделать, раз уж встретил его. Потом я уехал куда-то, а когда вернулся и пришел на место, где мы встречались, его не было и я решил, что он как-то устроился. Через некоторое время комплекс вины все же заставил меня поехать к нему по адресу, который он при первой встрече дал, в Олайне, городе химиков в двадцати минутах электричкой от Риги, где он якобы как инвалид получил квартиру. И, конечно, там его не обнаружил. Нет так нет, наверное умер, что для меня бы в такой ситуации самое естественное. И вот, недавно в городе кто-то хватает меня за рукав - оборачиваюсь - Володя. Зашли в кафе, взял кофе, он очень деликатно двумя пальцами взял булочку и ... в общем все то же, несколько дней ни крошки, накормил я его и узнал продолжение. Он, не встретив меня в назначенный день, решил, что мне надоело, не удивился и продолжил свою борьбу за существование. Никакого жилья у него не было оказывается, про квартиру он мне соврал, жил у знакомых таких же или на вокзале или где попало. А тут еще наша новая специфика - все нищенские блага, как-то пособие, пенсия и пр. - только для граждан, а его из пансионата выбросили даже без паспорта. Стал он добиваться гражданства. Отовсюду гонят, но помогло несчастье: в департаменте гражданства, куда он слишком настойчиво рвался, полицейские его так избили, что в больнице откачивали месяц. Все же и тут выжил. Напуганные чиновники чтобы не обострять и отвязаться, гражданство и новый паспорт ему дали. И даже квартиру, о чем он с понятной гордостью мне рассказал и поволок показывать. В старом деревянном доме без всяких удобств, но собственное впервые в жизни жилье. Трущоба, на серьезный ремонт у него нет денег, но вылизал до блеска. Эта чистая и гордая бедность - нет слов. Стыдно. Стыдно страшно. Угощает пустым чаем, извиняется и надеется. В общем я выскочил от него и долго прийти в себя не мог. Пригласил на день рождения через пару недель, юбилей, сорок лет. Я очухался, успокоился слегка, накупил всяких деликатесов, все же сдерживая себя, пирожных, шампанского и пришел. Господи, сейчас вспоминаю и краснею, так стыдно. Какие деликатесы? Какие гости? Для него все это просто неизвестно, настолько, что я чувствовал себя полным идиотом, а он, по-моему, даже радости и благодарности не почувствовал. Лежит один больной, не ел несколько дней, еле живой, на еду смотреть не может, я уж понял но попытался сделать какую-то хорошую мину. Открыл шампанское, он пригубил, сразу стало плохо. При этом он все извиняется, изображает гостеприимного хозяина..., в общем я ушел еле живой от стыда, безысходности и беспомощности. Оказывается изменили закон, отменили пенсию, перевели в третью группу... Поклялся забыть. Конечно не выдержал, через какое-то время пришел снова. Перемена погоды - у него дикие боли в отсутствующих частях ног, лекарство кончилось, еле открыл дверь. Лицо какого-то буквально серого, почти черного цвета. Дрова из сарая украли, свет выключили за неуплату. Лежит в темноте, в холоде под всем, чем можно накрыться, ни кусочка хлеба, а все собирается куда-то идти, бороться за пособие, искать работу, - вот погода установится ... И тогда он угостит меня кофе. Почему-то кофе для него - символ благополучия. Господи! Что же еще надо, чтобы перестал человек трепыхаться? Ни одного близкого человека. Никому на свете не нужен. Высокие цели? Перспективы? И о самоубийстве не говорит.

И пришло наконец, кажется, объяснение : в борьбе за жизнь и есть смысл такой жизни. Впрочем, как и всякой другой. Обеспеченные всем люди создают такую ситуацию борьбы искусственно в спорте ли, бизнесе ли. А такие как Володя или герой Лондона борются за жизнь всерьез, попав в критическую ситуацию не по своей (или по своей) воле, а что потом, стоит ли бороться, имея впереди такой приз - не имеет значения, потому собственно, что "все прахом будем".

Радости или успокоения такое понимание мне не принесло. Что подыхать надо пока более или менее благополучен и есть еще приличный запас прочности, я и раньше догадывался. Может быть теперь лучше понял, что если протянуть слишком, перейти некую грань, могут вступить в силу уже совсем другие соображения, силы, законы. Оттого-то и боюсь опоздать. Впрочем, я ведь пока не свободен. Собственно об этом и молю Бога. Быть своим палачом трудно, у уж для другого, близкого человека - не дай Бог. И на Него только все мои надежды.

Недавно в какой-то телевизионной передаче Алла Демидова сказала: "У меня нет желания вмешиваться в мою судьбу. Судьба подкинет что-нибудь новенькое. В театре? Я бы не стала возражать в силу своей послушности". Вот это по мне.

Однако всегда хочется ускорить неизбежное. Вспоминаю Трифонова "Нетерпение", кажется очень характерная для нас, для русских черта, которая часто и губит нас, лучшие намерения и лучших людей.

Так вот, Друг мой. Я неожиданно снова обрел вас и это очень приятно мне и все время это, как дар Божий, ощущаю и вот видишь, несмотря на обещания, эксплуатирую, не могу оставить в покое. Как-то нужно, оказывается, с кем-то близким, надежным общаться иногда, хоть посредством односторонних писем. Прости уж и потерпи. В обычном для меня состоянии неустойчивого равновесия духа достаточно практически ничего, чтобы ввергнуться в пучину отчаяния, но зато и очень мало надо, чтобы почувствовать себя почти счастливым. Капелька внимания дорогих людей и душа поет, мысли работают, настроение прекрасное и жизнь обретает  смысл и солнце ярче и небо чище и ветер стих. Спасибо вам, тебе и Гале. И будьте счастливы. Смотрю на фотографии вашего семейства и завидую. Мишка, как будто, очень похож на тебя молодого?