ЕЩЁ РАЗ О НАЦИОНАЛЬНОМ ПРИМИРЕНИИ
Как летит время! Два десятилетия назад был задуман этот памятник, вот уже почти шестнадцать лет он стоит в сквере возле 138-й школы – а кажется, всё было вчера. Все прошедшие годы я считал любые публичные выступления по этому поводу совершенно излишними. Композиция проста и наглядна, как общеизвестная притча про прутья и веник - о чём говорить-то? Однако любой человек не может не интересоваться судьбой своего детища – и я тоже периодически просматривал появляющиеся в интернете материалы о нашем памятнике и о национальном примирении вообще. В целом реакция была вполне доброжелательная, как минимум адекватная этой сложной и неоднозначной теме, но в последнее время, в связи со статьёй С. Глезерова «Камень на сердце» (С-Петербургские ведомости, 07.11.12г) и сообщениями в прессе и на телевидении о готовящемся переносе скульптуры в Любашинский парк, стали появляться материалы прямо провокационного характера. Таких публикаций мало, но они настолько тенденциозны и агрессивны, что игнорировать их появление уже недопустимо.
Авторы, чаще всего, старательно возлагают всю ответственность за кровопролития на белых, «врагов трудового народа», а один из них ещё и даёт для иллюстрации множество фотографий невинных жертв «белых извергов».
Можно привести немало возражений – например, дополнить авторский текст документальными материалами деникинского Освага за лето 1919-го года, когда Вооруженные Силы Юга России, стремительно наступая, имели возможность детально ознакомиться с методами и результатами недолгого правления новой власти. Можно напомнить о действиях товарищей Бела Куна и Землячки после захвата красными Крыма осенью двадцатого года. Можно поинтересоваться, почему такую бурную реакцию вызывает именно установка памятника, посвященного давней гражданской войне, а вот памятники беспримерно жестоким иноземным захватчикам более близкой нам по времени Великой Отечественной Войны, немецким солдатам, в том числе эсэсовцам, давным-давно стоят по всей стране. Может быть, автор не слышал о блокаде Ленинграда? Ведь, если считать нормальным образ действий победивших красных в Крыму, то после знакомства с блокадной фотохроникой логично было бы всех военнообязанных немцев и половину гражданского населения Германии утопить в Эльбе ещё тогда, в 45-м, и по сей день не то, что памятники ставить - выкорчёвывать любое упоминание о них, кроме идейно выдержанных, планомерно расчеловечивающих «образ врага».
Или, может быть, блокада – это не проявление общей политики уничтожения нашего народа ради жизненного пространства для очередной «расы господ», а какой-то исключительный эксцесс? Тогда откуда взялись на нашей земле многие сотни Хатыней? Может, автор не знает, как повсеместно действовали немцы? Со слов отца, я мог бы рассказать ему, как – не под Ленинградом и не в Белоруссии - пропала однажды разведка. Не в первый раз пропала и не в последний. Что поделаешь – война. А потом, наступая, они выбили немцев из какой-то деревеньки и обнаружили там груду крупно нарубленного мяса, а рядом, стопкой, как тарелки в столовой, двадцать восемь солдатских пилоток. Всё, что осталось от их друзей, от той пропавшей разведгруппы. Я, конечно, сознаю, что войны не длятся вечно и когда-нибудь наступает пора мириться, я с пониманием отношусь к установке на Бородинском поле памятника пятидесяти восьми тысячам погибших в той битве французов, которые тоже пришли сюда без приглашения и не для того, чтобы защитить своё, а чтобы взять наше. Методы их тоже не блистали гуманизмом и, прямо говоря, были зверскими – как это, почему-то, и бывает каждый раз, когда «цивилизованные нации», сея свою утончённую культуру, забредают восточнее Польши.
Разница в том, что разрешение установить тот памятник было жестом доброй воли победителей. Безусловных победителей, чью победу никто не смел ставить под сомнение. А вот, например, разрешение на организацию немецкого военного мемориального кладбища в Сологубовке было выдано ленинградскими властями в 1992-м году, когда результаты Великой Отечественной Войны открыто пересматривались и звучание такого мемориала и такого разрешения было принципиально иным. Почему-то такое «примирение» мало кого задевает - исключительно по поводу примирения внутреннего, общероссийского начинают заливаться трелями, при малейшем возражении переходящими в недовольный поросячий визг на грани ультразвука.
Спорить с этими товарищами совершенно бессмысленно - они не воспринимают никаких логических аргументов, мерят своих сторонников одной меркой, а противников – другой, ставят себя вне любых нравственных норм, ни с кем и ни с чем не считаются в своём стремлении к поставленным целям. Слушают они только себя, а когда не хватает доводов, нимало не смущаясь, берут глоткой и напором. Любое примирение они представляют себе только как безоговорочную капитуляцию всех инакомыслящих, а тех, кто осмеливается возражать и даже просто ПОМНИТЬ, они хотели бы навсегда вычеркнуть из истории. В зависимости от обстоятельств, они могут представляться сторонниками то красных, то белых идей – как ещё одна особа, высказавшаяся в сети по тому же поводу – но уже, якобы, со стороны белых. «Якобы» потому, что, вчитавшись в её возмущённый лепет, вдруг осознаёшь – Ба! Да ведь эта «поборница белого дела» совершенно незнакома с его символикой и, скорее всего, даже не слышала о Ледяном походе. Знакомые методы… Это про таких метко сказал поэт – «…белые, красные – все мы для них недобитки…». С такими нет смысла спорить – споры служат им всего лишь прикрытием, средством выявить и раскрыть противников, а действуют они, вне зависимости от результата любых дискуссий, через подлые закулисные интриги. Любые неугодные идеи вызывают с их стороны прямо-таки вселенский хай - «Тоталитаризм!». «ГУЛАГ!». «Угроза демократии!»… Ну, про ГУЛАГ им, действительно, видней. С вышки-то…
Они не стесняют себя в выборе полемических приёмов и с такой непринуждённостью расклеивают ярлыки, что просто приходишь в недоумение – о чём это они? Оказывается, затея это лицемерная и невежественная, памятник никому не нужен, директор 138-й школы Александр Георгиевич Сафонов – перекрасившийся беспринципный партноменклатурщик, памятник пропагандирует и проталкивает не иначе, как партия власти, и, стало быть, авторы его - прислужники Единой России, вместе с правителями обманывающие «простой народ»… Да полноте! Первое, вполне узнаваемое, описание памятника относится к тому времени, когда Единой России ещё и в природе не было. Сафонов – прекрасный, искренний, болеющий за дело педагог, из тех, кого ученики любят и заслуженно уважают. А Зоя Степановна Бобкова, выросшая в детдоме после того, как по 58-й статье был репрессирован её отец и я, обычный инженер в оборонке, уже тридцать лет стоящий с семьёй в городской очереди на улучшение из своей пятнадцатиметровой комнаты в коммуналке, ни в каком ракурсе не похожи на обласканных какой бы то ни было властью холуёв.
Мы не будем вступать в эту псевдодискуссию с ними – пусть себе сами, без нас, бесятся от злобы, мажут дёгтем калитки и дуют в начальственные уши. Мы в эти игры не играем принципиально. Наше дело – созидание, а не умение высмотреть всё новое, присосаться к тому, что может быть прибыльно, а всё неугодное - заболтать или затоптать. Вместо этого я хочу напрямую обратиться к соотечественникам с рассказом о памятнике и его истории. И о моём видении проблемы – в связи с чем вынужден заранее просить у читателей прощения за частое употребление личного местоимения первого лица единственного числа…
Для начала считаю уместным привести некоторые сведения из истории собственной семьи.
Мои деды на той войне добровольно, по убеждениям, сражались по разные стороны линии фронта. В одних местах, и совсем не исключено, что моего белого деда убил именно мой красный дед. Один из них, потомственный офицер, дворянин, в двадцатом погиб в Крыму. Второй – крестьянин, красный конник и партизан, пережил его на шестьдесят лет - по сути, на целую жизнь. Их жены, мои бабушки, были лично знакомы, вполне благожелательно, хоть и без особой теплоты, относились одна к другой, любили меня и я любил их обеих – но даже ребёнком чувствовал, насколько они разные.
А вот отец и дядя, при явных своих внутренних различиях, относились друг к другу не просто по-родственному – с какой-то, я бы сказал, тихой нежностью. Возможно потому, что оба были фронтовиками. Настоящими фронтовиками - окопниками, для которых КП батальона – это уже глубокий тыл. Отец воевал в полковой разведке, где жизнь бойца порой короче жизни пехотинца. Даже в семидесятые годы он по ночам иногда яростно выкрикивал непонятные цифровки – всё корректировал огонь погибших ещё летом сорок первого артиллерийских полков.
Дядя был моложе, и потому из «поколения победителей» - командир отделения автоматчиков в неполные восемнадцать лет, он получил под венгерским городом Секешфехерваром два осколка в сердце и боевой орден Красной звезды. Каким-то чудом дядька выжил, так и проходил потом почти до конца века с крупповским чугуном в перикарде.
Таким образом, вырос я в довольно обычной семье, на примере которой можно изучать любые аспекты истории всего нашего народа и с детства слышал семейные предания трёх направлений – красного, белого и единого, общенационального. Возможно по этой причине, в начале девяностых у меня и сформировалась мысль о необходимости создания такого памятника.
Началась его история в Гатчине. Вокруг кипела «перестройка» - бурлили митинги, калейдоскопически сменялись на трибунах пламенные ораторы, глухо доносились отголоски далёкой стрельбы и слово «консерватор» звучало как ругательство. На этом фоне и началось воплощение идеи памятника, вокруг которого вскоре стихийно сложилась инициативная группа. Главную роль в ней играла поэтесса Зоя Степановна Бобкова, без деятельного участия которой наша затея, скорее всего, никогда не обрела бы такого общественного звучания. Сначала всё шло прекрасно – куда бы я ни обращался, везде встречал понимание. Директор нашего научно-производственного комплекса, вникнув в замысел, дал разрешение использовать оборудование предприятия, рабочие литейщики по моим моделям бесплатно изготовили заготовки для металлической композиции, нашёлся подходящий валун, мастер-гранитчик, горожане пожертвовали деньги на приобретение инструмента, необходимого для обработки камня… В сентябре 1996-го года памятник был готов. Подключилась гатчинская пресса, вышла в эфир посвящённая памятнику радиопередача, уже в начале октября прошел сюжет в теленовостях на 5-м, общероссийском, канале. Не имею информации, чтобы исследовать причинно-следственные связи, но в конце октября по телевизору выступил президент и предложил переименовать 7-е ноября в «День согласия и примирения», вслед за этим 1997-й год был объявлен «Годом согласия и примирения», президент же сообщил о конкурсе на памятник, воплощающий идею национального примирения, который должен быть установлен в самом центре столицы… Как и следовало ожидать, призыв к национальному согласию, в исполнении Бориса Николаевича, массы не воодушевил – с официальных трибун, конечно, пролился мощный поток соответствующих речей, были учреждены какие-то фонды и комиссии, но в целом идея была воспринята без особого энтузиазма и вскоре заглохла. В гатчинской же прессе прошло обсуждение нашего памятника, рабочие, первоначальные названия которого – «Неделимый венец», «Всем жертвам гражданской войны» - со временем как-то самопроизвольно преобразовались в «Примирение» - видимо, под влиянием официальных веяний и мероприятий. Горожане отнеслись к памятнику прекрасно, было много предложений по месту установки и даже неумолимая Н.В.Башинская – архитектор, эксперт ЮНЕСКО, курировавшая ключевой район городской застройки и категорически не допускавшая появления в нём любых новоделов, способных исказить исторический облик Гатчины, идею поддержала и предложила замечательное место для установки. Но вдруг, через полгода, проснулся городской Совет ветеранов и собрал заседание, на которое пригласил всю нашу инициативную группу. В самой резкой форме члены Совета выступили против установки памятника в городе и против идеи примирения в целом. Нас обвиняли в исторической и политической безграмотности, в недопустимом дилетантском самовольстве, особо подчеркивая, что даже профессиональные скульпторы, прежде, чем установить памятник Героям Великой Отечественной войны, три года работали в теснейшем контакте с Советом ветеранов и учитывали все сделанные замечания – а тут какие-то выскочки-инженеры хотели установить что-то тайно, не посоветовавшись. На самом деле, всё обстояло иначе – никто не прятал от ветеранов газет, в которых развернулась дискуссия о месте установки, не глушил радиопередач, наоборот, один из участников нашей инициативной группы постоянно информировал членов Совета о ходе работ, носил им газетные вырезки и фотографии композиции, отражающие развитие событий. По ходу заседания стало абсолютно ясно – «наверху» решение уже принято, Совету ветеранов поручено только озвучить его.
Судя по всему, причиной гонений стала ревность профессиональных скульпторов по поводу того энтузиазма, с которым обычные горожане приняли наш памятник. Незадолго перед этим в центре Гатчины был открыт монумент Героям Великой Отечественной войны, который в народе сразу же окрестили «динозавром» и о котором ходило так много шуточек и анекдотов, что деятелям городской администрации, приложившим руку к решению о его финансировании, приёмке и установке, противно стало слышать само слово «памятник». В такой ситуации распропагандировать местное начальство было несложно. Запретить всегда проще, чем что-то решить положительно, есть для этого множество отработанных и безотказных приёмов – в нашем случае умело использовали авторитет Совета ветеранов. Правда, в газетной заметке «Ветеранское вето», отразившей принятое решение, не было прозвучавших в наш адрес на заседании обвинений – видимо, с учётом общего отношения горожан к идее установки, авторы выразились более обтекаемо – «ещё не время»… «народ нас не поймёт»…
Гатчинцы до сих пор иногда спрашивают у меня, когда же, наконец, будет установлен обещанный памятник. Сначала я рекомендовал им обратиться за ответом в городскую администрацию, а теперь, когда руководство полностью поменялось, не знаю, что и посоветовать…
А в тот момент в Гатчине очень кстати оказался Александр Георгиевич Сафонов - профессиональный историк, директор 138-й школы – и начался Санкт-петербургский период в жизни памятника.
Александр Георгиевич при встречах рассказывал нам, что на новом месте памятник быстро и естественно прижился, школьники ухаживают за ним, окрестные жители относятся бережно и с пониманием, но первое время мы, честно говоря, не до конца верили его крайне оптимистичным оценкам. А однажды, когда я попытался чуть подправить звезду на красноармейском шлеме, подошли какие-то незнакомые граждане и пообещали выдернуть мне ноги, если ещё раз увидят возле их памятника с напильником в руках. Я поклялся, что такое больше не повторится – и меня отпустили.
Оставалась только одна неопределённость, вызывающая опасения – отсутствие у памятника какого-либо официального статуса. В условиях современного города, эта, казалось бы, мелкая бюрократическая деталь чревата достаточно серьёзными последствиями. Зоя постоянно пыталась подтолкнуть меня к активным действиям, доходя иной раз до угроз: - «…Давно бы уже установили официально, если бы автор чуток пошевелился. А теперь полное безобразие: все мрут, как мухи. Фу, презренные! А я-то с ними еще деликатничала. 15 лет между прочим. Только умрите раньше официальной установки памятника, достану и на том свете! Главное дело в жизни – памятник, и то не могут до ума довести. Слабаки, а не мужики…» (Цитата из письма З.С.Бобковой по поводу скоропостижной кончины принимавшего участие в установке памятника писателя Петра Кожевникова и сваливших тогда меня и А.Г.Сафонова болезней). Такой вот дружеский пинок я получил от неё – дескать, не время расслабляться! Дел ещё невпроворот!
Хорошо, когда есть кому вовремя поддержать и вовремя подстегнуть.
Возможности повлиять на судьбу памятника периодически появлялись – так, на него обратили внимание некоторые весьма авторитетные персоны, были приглашения зайти для разговора, обсудить, как, используя авторитет деятеля, поспособствовать продвижению. Я благодарил за внимание. Я не отказывался. Я просто никуда не ходил. Может быть, это от природной лени, а, может быть, от понимания, что сказать мне больше нечего. Мы сделали памятник, в который вложили свои души. Сделали для людей и отдали людям. Что дальше? Ходить по кабинетам и, потрясая рекомендательными письмами от Действительного члена Академии Художеств, народного художника, героя и лауреата А. и от академика, лауреата, почётного члена и кавалера Л. рассказывать, какие мы хорошие и как хорош наш памятник? Идиотизм! Вот он, памятник, которым мы, как смогли, сказали всё, что хотели. Приходите, смотрите, решайте. Что непонятно – спросите, поясним. Сможем чем-то помочь – скажите, поможем. Дальше решать вам, соотечественники.
Надо признать, тема эта, действительно, неоднозначна и болезненна Так, самый известный «памятник примирения» - монумент в Долине павших неподалеку от Мадрида, сооружённый победившими франкистами, по поводу которого всегда поговаривали, что это не памятник примирения, а монумент торжества победителей.
Но в России-то ситуация сегодня принципиально иная, как ни пытается кое-кто выдать лидеров компартий за бескорыстных радетелей о счастьи рабочих и крестьян, а расплодившихся олигархов – за «недобитых беляков».
От красно-белого противостояния нам осталась только разорённая земля да невообразимое количество безымянных останков в ней. Нет у власти ни красных, ни белых, нет в живых никого из реальных действующих фигур того времени и даже те, кто, как мой отец, будучи несмышлеными детьми остались после гражданской войны сиротами, в абсолютном большинстве уже ушли из жизни. Этот раскол естественным образом завершен, мы сегодня можем объективно оценить его реальные масштабы и последствия. Более того, сегодня этот раскол неактуален – нас теперь раскалывают совсем по другим линиям. Молодые против стариков, женщины против мужчин, а главное - «простой народ» против любой власти… Особенно активно провоцируют и используют вульгарно-националистические конфликты, раздувают конфессиональные противоречия.
Так почему же кто-то демонстрирует бурную реакцию против такого памятника, если красно-белый раскол завершён и не имеет сегодня никаких объективных основ в народе? Рискну высказать своё мнение.
Раскол – мощное оружие, упоминание о котором издавна встречается в источниках – вспомните хотя бы гребень Василисы Премудрой, брошенный Иваном (запамятовал которым - Дураком или Царевичем) в гущу вражеского войска и вызвавший повальное взаимоистребление врагов, вспомните древнегреческий миф о Медее и Ясоне… Наверное, имелись и более ранние примеры, потому что внесение раскола в стан недруга или конкурента – приём сравнительно недорогой в исполнении и сокрушительный по своим последствиям.
Примеры современного применения этого древнего приёма мы можем ежедневно видеть в теленовостях и уже появляются выводы вполне серьёзных аналитиков, что Третья мировая война будет представлять собой цепь гражданских войн в ключевых регионах мира, эдакое управляемое массовое истребление на самообслуживании… Это политтехнология из того же ряда, что и осуждаемый всеми (по крайней мере, на словах) терроризм.
Суть этой диверсионной технологии – так обозначить групповые интересы (местные, классовые, возрастные, гендерные и т.д.) и организовать их взаимодействие таким образом, чтобы они разорвали целое – семью, общество, государство, народ – на нежизнеспособные части, каждая из которых не в силах противостоять реальным угрозам. Помните, как радостно встретили многие в «перестройку» предложение перейти к новой системе отношений, где каждый цех будет уподоблен самостоятельному предприятию и сможет защищать свои экономические интересы, не позволяя другим, менее рентабельным, себя обирать? Ну и где они теперь, те особо доходные цеха, вместе с теми заводами? Другой общеизвестный пример – «защита интересов детей», которая сплошь и рядом оборачивается крушением семей в целом и детских судеб в частности.
Сегодня всё отработано и автоматизировано и для обострения ситуации уже не обязательно карабкаться на броневичок. Достаточно поработать в социальных сетях интернета или просто пустить в рассчитанное время на одном телеканале финал чемпионата мира по футболу, а на другом – семьдесят девятую серию какой-нибудь очередной «Просто Марии» - случайно, что ли, наш «объективный» Познер и иже с ним так ратуют за приватизацию информационного пространства?
Как любая диверсия, раскол, до завершения акции, нуждается в прикрытии – потому реальные, имеющие общенациональное значение, причины его тщательно маскируются и подменяются различными обманками, которые вбрасываются народу, а мы пережёвываем, обсуждаем до хрипоты все эти частности, и безвозвратно теряем время, которого для решения реальных наших проблем и так в обрез. В такой ситуации вполне понятно, что находятся желающие врезать сплеча по любой старой ране, чтобы вызвать новый взрыв боли и ярости.
На самом деле, единственное настоящее противостояние в сегодняшней России – это непримиримые противоречия между теми, для кого Россия – Родина и теми, для кого она – «эта страна», поле для охоты без правил, средство «сделать бабки» или решить за наш счёт какие-то свои проблемы.
Между этими двумя группами никакого примирения быть не может. Внутри этих групп нет никаких непримиримых противоречий, которые нельзя было бы решить путём диалога.
Интеллигенты и крестьяне, рабочие и чиновники, военные и штатские, мужчины и женщины, юные и пожилые, бедные и богатые есть как на этой, так и на той стороне.
Осознав это, мы обретём, наконец, простую систему отсчёта, в которой будет естественным взаимное понимание, покаяние, и примирение. Потому, что станет неопровержимо ясно, когда пролитая кровь – своя и чужая – была священной жертвой на алтарь своего народа. А когда ты сам, обезумев от ослепительно прекрасных идей, либо от боли, обиды и вершащейся несправедливости – словом, потрясённый какими-то эмоциями - оказался в лагере смертельных врагов твоего народа и пролил братскую кровь на алтарь хищных чужих богов. Именно этой ясности и боятся те, кто сейчас всеми силами пытается продлить то давнее, выгоревшее уже, противостояние.
Так кого же и с кем мы собираемся мирить?
Бессмысленно, поздно, мирить красных и белых – надо помирить наш народ, вот уже много лет живущий в состоянии перманентной гражданской войны. Естественно, идея эта, как и память о ВСЕХ жертвах того, отгремевшего, противостояния, раздражает силы, не заинтересованные в нашем единстве.
Я даже не о тех, кто сознательно старается, чтобы мы как можно больше и как можно дольше убивали друг друга – это явные враги, с ними всё понятно.
Но есть и другие персонажи.
Кто-то сделал своей кормушкой близость к любой власти и весьма заинтересован в наличии противника, на котором можно продемонстрировать свою верноподданность. Кто-то против любой власти просто потому, что надеется сам вскарабкаться на престол. Некоторые кормятся тем, что демонстрируют власти свою готовность поднять против неё массы «простого народа». «Наша позиция – оппозиция». «Да не согласен я. – С кем? С Энгельсом или с Каутским? – С обоими…»
Все эти «бескорыстные радетели за народное счастье» ухожены, сыты, вальяжны, благоустроены – и свято уверены в своём праве учить нас, «простой народ», как нам следует правильно Родину любить…
А спасительная для народа идея национального согласия всё-таки постоянно прорастает, как ни пытаются закатать её в асфальт.
P.S. Хочу ещё сказать, что гражданская война – это не коммунальная склока и не мордобой у пивного ларька. Что были, всё-таки, герои и были преступники. Были высоты духа и бездны подлости. Были обманутые. Были решившие, что это их шанс пожить «по-барски». И было много, очень много, едва ли не абсолютное большинство, тех, кто хотел просто перетерпеть смуту. Отсидеться, дождаться мира и заняться, наконец, своим делом. Землепашеством, ремеслом, строительством, научными исследованиями, искусством, торговлей… Тем, что он умеет и любит. Чем испокон веков занимались многие поколения его семьи.
Отсидеться, как мы знаем, тогда не удалось никому…
Только всё это теперь дело истории. Мирить уже некого – но надо помнить. Хотя бы для того, чтобы всем вместе не попасть опять в ту же ловушку. И, как напоминание об этом, лежат рядом на терновом венце простреленная фуражка русского офицера и разрубленный сабельным ударом шлем красноармейца.
А вот терновый венец каждому из них по отдельности, действительно, великоват.
Он впору их матери, нашей общей Родине, расколотой, разграбленной, отброшенной в прошлое в результате навязанной нам давними врагами и конкурентами череды междоусобиц и братоубийственных войн.
Николай Судзиловский.