Пуговицы старшего лейтенанта Ерёмина

Наталья Ковалёва
Пуговицы старшего лейтенанта Ерёмина.


Человеческая память – шкатулка с драгоценностями. Нет, не алмазами и рубинами. Было бы это пошло и глупо. Что есть дорогая холодная каменюка перед тёплыми напоминалочками: заветным письмом, отцовскими орденами, игрушкой, подаренной родителями, давно уже ушедшими? Мёртвый и холодный блеск изумрудов, самых больших и ярких, никогда не станет нам дороже вот этих, казалось, по рыночным меркам недорогих вещей. Ну, так рыночная формула "деньги-товар-деньги" никакого отношения к душе и не имеет. Душу наполняют иные ценности... В шкатулке памяти Нины Васильевны Молодцовой реликвий немало. Но речь пойдёт сегодня о пуговицах её отца, старшего лейтенанта Василия Павловича Ерёмина.


А почему пуговицы?

– Отец о войне почти не рассказывал. Гораздо больше я узнала из его переписки с полковником Куренёй, – Нина Васильевна вздыхает и, кажется, голос её дрожит. – Он папиным полком командовал. Я, когда наградные листы на отца нашла, увидела, что Куреня их подписывал...А переписываться они стали уже после войны. Полковник книгу написал о войне и в конце указал адрес, тогда так принято было, чтобы автору могли высказать своё мнение. И отец откликнулся и уточнил что-то. Между ними завязалась переписка. Я одно письмо очень хорошо помню, полковник его заканчивал словами: «А пуговицу твою, Василий Павлович, я до сих пор храню».
Странно, да? Между лейтенантом и полковником – несколько ранговых ступенек. А вот надо же... пуговицу храню...


– У отца китель был офицерский. Когда папу тяжело ранили, его командир в госпитале срезал на память пуговицу, а остальные солдаты разобрали, очень боялись, что больше не увидят своего взводного...

Мне и сейчас видится этот золотистый кругляш со звездой. Или тогда он был не золотым, а тёмно-зелёным? Говорят, опасно было сверкать «золотом» на войне. Снайперы в первую очередь искали эти блестящие мишени. Если пуговицы сверкнули – значит, офицер...Нет, не скажу точно, как они выглядели, те пуговицы? Но зато, наверняка, можно сказать, каким был Василий Ерёмин, человек с очень русским именем и русской же фамилией. Вот подумайте: много ли вещей могли хранить у сердца солдаты? Что-то особенно ценное – жизненно важное, свой медальон, фотографию жены и детей. И...пуговицу взводного...Видно, настоящим бойцом и командиром был Василий.


– Ещё в письмах полковник Куреня писал, что отец всегда своих солдат берёг... – подытоживает мои мысли дочка боевого лейтенанта.

А был Василий Павлович сапёром. Впрочем, это на войне, а в мирной жизни и специальностью владел Василий Ерёмин вполне мирной – ветеринарный врач.


До войны.

Родился Василий в средней полосе России, в крестьянской семье, так и хочется сказать – «большой», но это смотря по какому времени судить. По нынешнему – четверо детей – много, мы же все «бедствуем» и рожать боимся... А тогда не боялись, и четыре ребенка – это не редкость.


Отца своего он не помнил, с четырёх лет без него воспитывался. И всему, чему мог, учился сам. Первым жизненным умением было – печки класть. Этим и кормился. Сначала печнику помогал, потом уже смог за мастера работать. После семилетки поступил в Курский сельхозтехникум, мирную профессию выбрал. И шёл к ней упорно, ночью работал, днём корпел над книгами...Но одна беда – домой ездить не мог, не на что было. Лишь когда окончил учёбу и уже точно знал, что уезжает в далёкую Хакасию, набрал подарков и помчался к матери. Проститься... Да только уже не с кем было... Умерла мать от голода. Он, оторванный от семьи, и не знал даже, каково им приходится. Братья-сёстры выжили, а вот мама...


И старшим не смог Василий этой смерти и их молчания простить. Недолго побыл дома. Уехал к месту работы. В далёкую-далёкую деревеньку Большой Бор. Теперь она стала ему родиной да и семьёй оделила уже иная земля – сибирская.


Судьбоносная встреча состоялась незадолго до войны. Девушку звали Зоей. Была она дочерью Большеборского управляющего – Василия Петровича Саркина. Улыбчивая красавица, первая невеста в деревне. Но ведь и Василий не последний жених. Умелые руки, верная профессия и щедрое сердце тогда ценились куда дороже земных богатств. Поженились после срочной службы в армии. Вот только счастье семейное прервала война. На самом сладком излёте прервала. Весной 41-го справили свадьбу, а в августе уходил Василий на фронт. Дочка уже без него родилась. В январе 42-го.



«И слово, данное мужчиной».



Из семьи Саркиных-Ерёминых двух мужчин призвали на фронт: отца и зятя. И оба уходили добровольно. Два Василия дали друг друг слово, что если одному из них вернуться не судьба, второй семью не бросит. Первым ушёл Василий Ерёмин. К началу войны он уже стал коммунистом, а потому не имел права ждать призыва. Подал заявление с просьбой отправить в действующую армию. Да, было время, когда членство в партии накладывало не только обязательства платить взносы и привилегию – черпать сколько можно из госкормушки, а и ещё личную ответственность – коммунист, значит, первый.


Уходил и ещё не знал, что данное слово держать придётся ему.

Тесть (да по сути и отец, он ведь зятя с открытым сердцем принял, как сына) мог бы на войну и не попасть. Мог бы, имей другой характер. Василий Петрович был, как тогда говорили, «под бронью». Но он ушёл. Добровольцем. В 1942 году. Ушёл, чтобы не вернуться...



"Отдать последнее, что есть, а то и саму жизнь."



– Отец очень мало о войне рассказывал, не любил вспоминать, – делится сегодня его дочь, Нина Васильевна Молодцова.


Странную эту черту – молчать о войне – замечала у многих ветеранов. Наверное, настоящий героизм не кричит, как и всё настоящее. Но как же трудно теперь нам, ныне живущим, восстанавливать их путь. То, что удалось собрать дочери об отце, – обрывочно и кратко. И кажется, что держу я в руках пригоршню тех самых пуговиц, и каждая – это короткий и памятный рассказ о той войне. Но один случай Василий Ерёмин дочери рассказал.


Случилось это на Смоленщине, когда сапёры обезвреживали минное поле. Вдруг в полуразрушенной землянке, едва заметной под толщей земли, услышали странный шум. Издавать его точно могло только живое существо. Насторожились. По всем инструкциям полагалось в землянку сперва гранату кинуть. Но видно Бог отвёл...


– Кто там? – окликнул Василий и шагнул к тёмному провалу двери.

Навстречу испуганно кинулась старуха с седыми растрёпанными волосами и загородила вход, распахнув руки.

– Не стреляйте, не стреляйте! Деточки у меня там!

И тотчас выглянули чумазые измождённые детские лица.

«Четверо» – отметил про себя сапёр.

– Мы тут войну бедуем, – пояснила женщина.

– Что ж ты, мать? А если б я гранату кинул? – спросил Василий.

И тут один и солдат позвал:

– Командир, обедать пора.


Василий растерялся, на него смотрели четыре пары измученных голодных детских глаз. А женщина вдруг скомандовала ребятне:

– Что ж вы, несите поесть-то!


И протянула старшему лейтенанту четыре мёрзлых картофелины – всё её богатство. От души отдала, отрывая от себя, и что ещё более значимо – от детей, лишь бы угостить дорогих гостей.


Всё, что было у солдат в вещмешках, сухие пайки, хлеб, немудрящие припасы отдали они тогда этой женщине.

– Спасибо, мать. – поблагодарили.

А она, седая, сгорбленная непосильной ношей, худая до измождённости, откликнулась:

– Какая же я вам мать!?… Мне ведь двадцать восемь всего. И дети эти мои…


Вот так! Урок широты души. Кто из нас нынче способен отдать не излишек имеющегося, а последнее? Кто? Может быть, наше сытое время, окутав комфортом тела, обеднило души? Задаю себе вопрос: могла бы я вот так обделить собственных детей ради чужих по сути людей? И не могу ответить... Хочется сказать, что да, мол, но…Не могу…



«…Отец солдатам…».



– Я наградные листы нашла на отца, – Нина Васильевна бережно выкладывает ксерокопии тех самых заветных документов, подписанных полковником Петром Куренёй.


Вглядываюсь, силюсь прочесть, глаз ловит отдельные понятные фразы: «выполнил ряд ответственных заданий», «ряд боевых задач», «медаль «За отвагу»… Почерк тороплив, да и писались такие свидетельства солдатской славы после боёв, в спешке, писались не мастерами художественного слова, а командирами и политруками. Но… слово полковнику Петру Курене.


«Наградной лист. Пр.№74 от 10.06 1943.

Ерёмин Василий Павлович, ст. лейтенант, командир сапёрного взвода 1189-го стрелкового полка 358-й стрелковой дивизии. Калининский фронт. Товарищ Ерёмин в полку с 28.08.1942 г.

За время пребывания показал себя исполнительным, трудолюбивым, технически грамотным командиром. Выполнял ряд серьёзных задач по укреплению обороны.


При наступлениях 21.09. 1942 г., 25.11.1942 г., 6.01.1943 г. лично принимал участие со своим сапёрным взводом в боевых операциях. Разминировал два минных поля противника, прорезал 15 метров проволоки до фронта, местами в 10 метрах от противника, чем обеспечил проход для разведки, имея в личном составе незначительные потери (в голове эхом слова дочери: «Отец всегда солдат берёг…» – авт.).


Когда полк находился в резерве, всегда руководил работами на ответственных оборонительных участках. За отлично выполненные боевые задачи 15 человек его взвода награждены медалями.

31.05.1943 г. под артобстрелом со своим взводом построил мост для пропуска танков, имея потери – 2 человека…»


А здесь хочется отвлечься, пояснить. Вот представьте себе, каково это – строить мост под огнём противника? Что это значит? А значит это то, что ты и твои бойцы – как на ладони у врага, который не дурак и отлично понимает, для чего возводится переправа. И лучший способ сдержать атаку танков – не дать возвести мост. Плавать тогда танки ещё не умели…И против армии врагов – горсть, а точнее – взвод лейтенанта Ерёмина. А взвод – это несколько десятков человек, не больше. Тридцать, сорок…Сколько? И их ты должен сберечь, командир. Потому что сапёр – специальность нужная, обучения требующая. Каждый на вес золота. И здесь все силы и душу вынь, но сохрани «личный состав».

Вот почему в наградном листе «Всего два человека»… Всего… Малые потери… Высшее умение командира – не шашкой махать, а уметь провести солдат по дорогам войны живыми.


Ну, расскажите же, наградные листы, как удавалось это сельскому парню с мирной специальностью? Документы молчат. Их дело – указывать на факты. А факты таковы:


«1.06. во время боя 7 танков дивизии завязли в болоте и оказались мишенью для противника. Днём тов.Ерёмин с сапёрами, невзирая на артогонь, подтащили лес, устроили помосты, и танки вышли, вступив снова в бой. Потери – один человек».


«03.06.1943 г. противник предпринял контратаку, введя в бой танки, которые подошли к нашей обороне шоссейной дороги Велиж – Боролево, находящейся у немцев. В ночь на 5.06.1943 г. тов. Ерёмин лично разведал подступы к дороге и со своим взводом заминировал дорогу. Противник заметил, пытался окружить его взвод, но сапёры, отбив атаку с потерями для немцев, отошли. Задача была выполнена – путь танков противника к нашей обороне был отрезан. Взвод потерь не имел».


Кажется, и приоткрылась завеса тайны над командирским талантом Василия Ерёмина. Ведь разведывал-то лично, мог бы своей властью бойца отправить, но нет – пошёл сам, после и ориентироваться было легче, а значит, и беречь солдат.


Вот ещё одно подтверждение, уже из наградного листа от 6.05.1943 г.:

«26.06.1943 г., разминируя участок противника для прохода разведгруппы с целью захвата пленного, бойцы наткнулись на старое минное поле. Ветхость мин угрожала взрывом при разминировании. Тогда тов.Ерёмин сам осторожно разминировал весь проход».


Чужую жизнь Василий Павлович ценил куда дороже собственной.

Чего уж удивляться, что после ранения в госпитале остался китель взводного без пуговиц? Помните старое солдатское – «отцы-командиры». Забавно, словарь синонимов даёт расшифровку солдатскому присловью, как «старший командный состав». Только всякий ли из этого состава достоин звания «отец»? Ведь по сути, отец – это человек, наравне с матерью дающий жизнь, и даже в большей степени, чем на матери, лежит на нём обязанность заботиться о семье и хранить её. А о семье, оставшейся в тылу, и этой, военной, Василий Ерёмин заботился не в силу обязанности, а по долгу сердца, потому что иначе и представить себе жизни не мог.


«Война осколком притаилась и потому ещё болит».


Есть такая поговорка: «Сапёр ошибается только однажды». По сути своей – точная и страшная поговорка. Всего одно неточное движение, и клеймо профнепригодности ставит не отдел кадров, а сама смерть. Но Василий не на мине подорвался, его ранило при артобстреле. Уже заканчивали разминирование, когда рядом ухнул тяжёлый снаряд. Буквально изрешеченного осколками лейтенанта доставили во фронтовой госпиталь.


Выжил чудом. Спасла крепкая крестьянская порода. Но война для Василия закончилась. В Большой Бор он вернулся, неся осколки и боевые награды: «Орден Красной Звезды», медаль «За отвагу». Такие разные кусочки металла, но каждый из них оплачен кровью по одной цене.


Переступил порог родного дома и увидел двух маленьких девочек: беленькую, как одуванчик, и темноволосую. Из писем уже знал, что одна – его дочь Рита, а другая – Галина, сестра жены, так и не увидевшая отца.


– Рита, доченька – позвал.

А светловолосая и ясноглазая девчуха взглянула удивлённо:

– Тебе чего, дядя? – спросила.

– Я же папа твой…

Такая вот встреча...


Уже после родились у Василия ещё двое детей, но мать своей жены (язык не поворачивается назвать «тёщей») и маленькую её дочку он заботой не оставлял.


– Мы так и говорили: мама и мама старая. Бабушкой никто её не звал. И с мамой ещё могли поспорить. А вот слова против бабушки отец не допускал. Она для нас была святой… – делится воспоминаниями Нина Васильевна.


Я всматриваюсь в фотографию: суровое мужское лицо, необычайно сильное. Тот редкий случай, когда внешность не обманывает…

– Он строгим был?

– Строгим. Не любил особенно, когда мы врали. Да и вообще любую фальшь не терпел. И бахвальства тоже. Помню, у нас в классе мальчик учился, Юрка. И я раз сказала: «Я-то пятёрку получила, а Юрка опять двойку»... Папа меня тогда одёрнул: «А ты почему чужой беде радуешься? Вот возьми и помоги ему, объясни».


И Нина взяла шефство над отстающим учеником. И более того – вытащила его в хорошисты.

– Как я радовалась, когда он первую четвёрку получил!

Тогда отец преподал дочери урок – можешь помочь, помоги…


Всю жизнь проработал Василий Павлович в сельском хозяйстве. Ветврачом был от Бога, мог и операцию животному сделать. Не удивительно, что все дети избрали его дорогу. В семьях, где авторитет отца держится не на ремне и крике, а на искреннем уважении, по-другому быть не может…


И это уважение, и любовь живут даже тогда, когда самого отца в живых уже нет. Он умер в 1983 году. От рака. А развилась злокачественная опухоль на месте одного из тех самых осколков, что носил солдат в себе сорок лет... Догнала война. Догнала…

– Я хочу, чтобы о нём знали! – говорит Нина Васильевна.

И грех это желание не исполнить.


Память человеческая – шкатулка с драгоценностями… Пусть и в вашей шкатулке, уважаемый читатель, теперь бережно хранится пуговица с кителя старшего лейтенанта Василия Павловича Ерёмина.


На фото: семья Ерёминых уже после войны...

Вот такие у меня земляки!

А за правку спасибо Володе Теняеву.