Глава пятая. Два дня после черной охоты.
Текущая вода всегда немного свята. По крайней мере, сейчас. Хотя почему – «сейчас»? Вода всегда была и всегда будет. Мы в глупости своей можем испарить ее, высечь (если взбредет в голову такая дурь), можем сделать ее непригодной для жизни. И ведь почти сделали, и уже начали дохнуть от этого. Но случилась Вьюга. Как тут не воскликнуть: «Все что ни делается, все - к лучшему!» К лучшему. Для тех, кто выжил. Для тех, кому повезло. Для тех, кто знал и помнил. А всем остальным было на это наплевать. Как и природе, собственно, наплевать на двуногих прямоходящих возомнивших себя кто - венцом творения, кто – альфа-хищником. Это уж у кого какая вера. Но были бы они или нет – все так же шел бы снег, текла бы вода, дул бы ветер. День сменялся ночью, а на смену зимней стуже приходило благодатное тепло лета.
И точно так же тек бы и этот ручей. Тихо, почти без единого всплеска, словно боясь нарушить мертвую тишину Чернолесья. Я, в раздумиях бродя по лесу, наткнулся на родник, бьющий недалеко от опушки. Сел, подобрал себе окатанный терпеливой водой камешек нужного размера и стал править клинок Нойора. Нужды в этом не было никакой, но само занятие – медленное, медитативное, не требующее особых сил, только терпение и сноровку – успокаивало и позволяло подумать над произошедшим.
Мы выжили. Это можно было смело проводить по ведомству Небесной Канцелярии, но факт оставался фактом. Мы сумели уцелеть в ночь Черной Охоты, находясь чуть ли не в самом ее логове. Какого-то рационального объяснения этому у меня попросту не было. А если честно, то и сил искать ответ тоже как-то не находилось.
Когда, два дня тому назад я пришел в себя, то первая мысль была о том, что все христианские представления о загробной жизни грешников – бред сумасшедшего, а ближе всех к истинному видению Ада оказались скандинавы. Было жутко холодно. И темно. И оттого еще холоднее. Было холодно так, что меня трясла крупная дрожь. Где-то послышался сдавленный плач, заглушенный ледяной стужей, темнотой и расстоянием. В плаче было что-то знакомое. Он был донельзя раздражающим, мешавшим спокойно лечь и принимать то, что я заслужил. Плач стих, перешел во всхлипы, между которыми я различил свое имя.
- Фреки! Фреки! – звал голос и дрожь колотила меня все сильнее.
Дрожь? Нет, это не дрожь, это кто-то, схватив меня за груди, тряс изо всех сил. Голова мотнулась, будто меня ударили. Самого удара я не почувствовал, но вот после него глаза резанул яркий нестерпимый свет. Я зажмурился и застонал, отворачиваясь.
- Фреки, ты жив! – ворвался в мои уши радостный вопль. Только теперь голос звучал прямо надо мной и меня снова затрясло. Вернее затрясла. Джейн, обрадовавшаяся тому, что я пришел в себя. Пришлось все-таки смириться с тем фактом, что я жив. Не скажу, что я был сильно удручен этим, но хреново было так, как не было ни разу до того. Болело все. От головы, в которую, казалось, налили свинца, до всех самых маленьких мышц, выжатых боевым режимом. Застонав, я сел и потянулся рукой оттереть лицо, совсем забыв о привязанном к ней мече. В результате чего огреб рукоятью по носу. Боли почти не почувствовал, но оттерев левой рукой юшку и поднеся ладонь к лицу, увидел что кровь была почти черной. Правый глаз, намертво замороженный, никак не желал открываться. Я попробовал отвязать меч, но узел на кожаном ремешке намок и замерз так, что проще было перегрызть сам ремень, чем развязать его. Поэтому ощупывать себя пришлось левой рукой. Правая глазница была забита напрочь. Немного поковыряв ее, я убедился в двух вещах. Первая – глазница была залеплена смерзшейся кровью, вторая – глаз был цел. Потому, что стоило отодрать смерзшийся комок – под своды черепа хлынул поток света. Пришлось заслоняться рукой и болезненно морщиться.
Пару минут спустя я уже мог смотреть на этот мир без слез. Первое, что я увидел – осунувшаяся и почерневшая мордашка Джейн. На которой только глаза светились той радостью, которую сможет понять человек помилованный, когда палач уже занес над ним топор.
- Фреки, мы живы! – завопила Джейн и бросилась мне на грудь: - Фреки, мы живы! Живы!
Не удержавшись, я вместе с ней рухнул на спину, больно ударившись спиной. И застонал сквозь сжатые зубы. Джейн обеспокоенно заглянула мне в глаза:
- Что с тобой?
- Мне тяжело, - прохрипел я. Джейн ойкнула и сползла с меня.
- Спасибо - просипел я и сел, опираясь на меч: - Теперь мы - квиты.
- Ты о чем? - удивилась девчонка.
- В подземелье я тебя придавил. Здесь - ты меня. Один-один. Собери хворост. Попробуем развести костер.
Джейн мигом насобирала охапку хвороста. Выбрав ветки посуше, я сложил небольшой шалашик и закрыл глаза, вспоминая последовательность команд. Код послушно сложился, но стоило инициировать его, как в затылок вонзились сотни огненных игл. Охнув, я схватился за голову и, не слыша ничего из-за звона в ушах, зарылся лицом в снег, рассыпав костерок.
- Гребаная магия! - простонал я, когда смог хоть что-то соображать. Почему-то вспомнился древний анекдот про бабку с АК-47 и наркошу. Повторив самому себе последнюю фразу из него, я протянул руку к кучке веток, снова выстроил всю последовательность и, уже зная, что меня ожидает, сжал зубы. Боль пришла снова, но уже готовый к этому я смог дотерпеть до того момента, как плазменный шарик сорвется с ладони и подожжет ветки. Только после этого я позволил себе боком свалиться в снег.
Черепушку жгло невыносимо, затылок онемел, ног и рук я не чувствовал, одним ухом, прижатым к плечу, я слышал как медленно и тихо бьется сердце. И все это означало только одно: еще одна активация и я - труп. Организм был вычерпан до предела. И если на необходимые жизненные функции он еще находил силы, то на что-то другое их попросту не было. «Хреново быть магом» - подумал я, только тут осознал, что Джейн со слезами на глазах трясет меня за плечи. «Надо же, отключился и не заметил» - удивился я, а вслух сказал:
- Ничего, девочка. Бывало и хуже. Смотри за огнем. Если погаснет, второго я зажечь не смогу. Я полежу немного.
Джейн кивнула, рукавом вытерла слезы, окончательно перепачкавшись в саже, и занялась костерком. Я медленно закрыл глаза. Спать хотелось так, что было наплевать, что я лежу в сугробе мокрого снега. «Рано спать! Встать двуногое!» - мысленно пнул я себя и с трудом разлепил веки. А я занялся Нойором. С четвертого раза отгрызя ремешок, я оторвал от рубашки кусок ткани, положил меч себе на колени и принялся чистить клинок.
- Ты сумасшедший! - покосилась на меня Джейн.
Я молча согласился. Привычность движений немного разогнала туман в голове, и я попытался разложить по полочкам все произошедшее. Первым делом, собравшись с силами, я спросил у Джейн:
- Ты что-нибудь помнишь?
Девчонка отрицательно мотнула головой:
- Нет, ничего не помню. Помню только твой рассказ о магии, и то не весь. И еще сон. Страшный. Я думала - умираю.
- Понятно. Смотри за костром. Я попробую съестное найти. Кажется, вчера я видел дикую картошку.
Память меня не подвела: на краю поляны скукожилась от холода жесткая ботва. Я опустился на колени и, прошептав:
- Прости, - Нойором расковырял мерзлую землю. Накопав пяток подмерзших уже, но еще вполне съедобных картофелин, я разглядел несколько растений гусиного лука. Потянулся было за ними, но не удержал равновесия и зарылся лицом в снег. Земля пахла, как ей и положено, землей, прелой листвой, грибами и немного смолой. Шуршали, проседая под тяжестью тела, тонкие ветки и опавшие листья вперемешку с желтой и колючей хвоей, где-то чуть правее еле-еле слышно журчал родник. Было тихо, почти тепло, вставать совсем не хотелось. По носу пробежал злой от того, что его разбудили рыжий лесной муравей и впился своими жвалами мне в переносицу только что, не рыча как пес. Не чувствуя боли попробовал сдуть наглеца. Но муравей сам отпустил меня, воинственно и устрашающе поводил усами и посеменил дальше. А я, поднявшись, с корнем вырвал дикий лук. Прижимая к себе все это ботаническое богатство синюшными руками, побрел к костру. У костра я не сел, а рухнул: в последние секунды ноги стали ватными. Картошка и лук упали на снег. Джейн живенько определила весь натюрморт печься в золе. Я протянул руки к костру и закрыл глаза.
- Фреки! - окликнула меня Джейн.
- Черт! Уснул! - ругнулся я, открывая глаза и в каком-то отупении наблюдая, как огонь лижет посиневшие пальцы, но, не чувствуя этого. И только через несколько секунд осознав происходящее, я убрал руку.
- Фреки, - Джейн со слезами в голосе подсела ко мне: - Держись.
- Ничего, девочка, - я попытался ободряюще улыбнуться: - Выкарабкаемся. Держи хвост пистолетом.
Джейн кивнула, от расстройства чувств, даже не спросив, что такое пистолет.
- Сейчас поедим, - проговорил я: - я немного посплю и мы пойдем отсюда. Хорошо?
Девочка, преданными глазами глядя на меня, кивнула. Я кое-как переполз к лежанке и рухнул на нее, заснув еще в падении.
. Я открыл глаза. Джейн на корточках сидела перед весело потрескивающим костерком. Светало. Утро?! Я поднял глаза вверх. Небо было ясным, высоким и голубым. По нему высоко-высоко плыли легкие облака, слегка розовевшие в свете поднимающегося солнца. Воздух был свеж и чист. Пахло первым снегом, хвоей и морозцем. В лесу чирикнула какая-то пичуга. Птицы? Любая живность возвращалась в Чернолесье не раньше, чем через сутки после Черной Охоты.
- Сколько я проспал? - спросил я.
- Вчера остаток дня и всю ночь - просияла перепачканной рожицей Джейн.
- Вояка хренов! - рыкнул я и добавил еще парочку выражений.
Джейн пожала плечами:
- Чего лаешься-то? Поспал и поспал. Все равно после Черной Охоты в этом лесу ничего живого не осталось.
Пришлось мне все-таки проглотить тот факт, что почти сутки обо мне, которого в иных местах иначе, как «Кровопийцей» и не называли, заботилась пятнадцатилетняя девочка. И с этим хоть злись, хоть не злись - пришлось смириться. Я поднялся и пошел вокруг поляны, чтобы размять затекшее тело и немного уложить сумбур в голове.
Болело все: мышцы, связки, сухожилия, суставы. Я сам себе напоминал старую скрипучую телегу, которую на проселке слышно за версту. И хотя меня еще немного штормило, и хотелось полежать еще суток так трое, я упрямо шагал по поляне. Без какой-либо цели. Просто на ходу легче думалось. А подумать требовалось крепко. Вопрос было всего два, но оба кардинальные. Первый: «Что же такое произошло в ночь Черной Охоты?» А второй: «Куды бечь?» И ни на один из них у меня не было ответа. Потому, что наше спасение ничем иным кроме божественного вмешательства я объяснить не мог. Это было Чудом. То, что все привыкли называть магией, на самом деле сугубая наука, как всегда использованная человеком против себе подобных. А то, что мы живы – такого просто не могло произойти. Но вопреки всему произошло.
Мне посчастливилось почитать отчеты академических экспедиций и некоторые из исследований по Черной Охоте. Оказалось, что Беовульф создавал то, что после его смерти назвали Черной Охотой, как охрану. Технарь по натуре, он в отличие от многих своих коллег, пренебрегал в своих работах органикой и живыми организмами. Он всегда предпочитал неживую материю. Вот и в охранной системе действующими элементами были только боты, сколоченные программой в псевдоразумные скопления. Изначально они не имели четких очертаний, но, обладая способностью к накоплению и обработке информации, очень быстро приобрели формы, вызывавшие наибольший страх. Так же почти самопроизвольно возник Зов. Для большей эффективности работы. Когда Беовульфа по приказу Мерлина казнили, то ключ деактивации был утерян. Охота была замкнута на самого Беовульфа и все ждали, что с его смертью программа перестанет действовать. Но старый бродяга перехитрил всех: он так написал код, что после его смерти Охота стала автономной и неконтролируемой никем. И продолжала исправно работать, никого не впуская в бывшие владения Беовульфа, которые после его смерти были де-юре отданы Повелителям Драконов.
Но около двухсотпятидесяти лет назад программа дала сбой (а, может быть, старик так и задумывал, кто знает?) и Охота перестала быть охранной системой. В ночь с восемнадцатого ноября (день смерти старого хрыча) Охота покинула зону охранения и уничтожила все живое, до чего смогла добраться, на десятки лиг вокруг Стедвика - бывшей цитадели Беовульфа. По записям в церковных книгах за одну ту ночь погибло около трех тысяч человек. В округе было убито все живое. По сохранившимся воспоминаниям выживших Совет с большой долей допущений восстановил картину происшедшего. В более чем двадцати селах и хуторах близ руин Стедвика выжило только девять человек: пятеро повредились в рассудке, один скончался от сердечного приступа утром, двое не могли сказать ничего вразумительного. Только один человек смог дать более или менее связные показания. Но и, то только о времени, когда Охота ворвалась в его деревню: это случилось около полуночи. Деревенщина спасся тем, что успел добежать до располагавшегося неподалеку монастыря. Через его стены Охота перебраться не смогла. Мужик до утра просидел у алтаря, зажмурив глаза и шепча все молитвы, которые помнил. Были и другие показания, из других городков и сел, и из них следовало, что Охота появлялась везде практически одновременно. Так же было более или менее точно установлено время, когда Охота исчезла – семь часов утра. То есть Охота действительно исчезла совсем. Без следа.
Осознав тот факт, что земли, находившиеся под защитой Охоты и фактически доселе принадлежавшие крестьянам, жившим в той местности, стали ничьими - Совет отдал их Геду. Повелители Драконов рьяно взялись хозяйствовать, заселяя безжизненные просторы своими крепостными.
И за всем этим весельем все забыли о самой Охоте. Но ровно через год она напомнила о себе. В этот раз за семь часов погибших было уже почти в два раза больше. Новые владельцы подсчитали убытки, приуныли и собрались вместе, чтобы решить, как жить дальше. Результатом этого собрания и была первая экспедиция Академии.
Что произошло и как случилось так, что половина входивших в экспедицию и далеко не самых слабых магов погибла - для меня осталось неизвестным. Но зная Мерлина, могу предположить, что тогда погибли те, кто был ему неугоден. А вернувшиеся предпочитали обо всем молчать, ограничившись официальными рапортами. Но один положительный результат у первой экспедиции был. Было установлено, что Охота не может проникнуть через «глухой» магической щит. Мерлин и его присные именно так и отсиделись до утра. И сдается мне, что вторая экспедиция была послана лишь для окончательного подтверждения этого факта. Потому, что судя по отчетам, они практически сразу отгородились общим щитом от Охоты. Других результатов не было. Так, что, так или иначе - каждый год восемнадцатого ноября все население окрест руин Стедвика (а это, кроме Арканара, еще три или четыре подобных ему городка и полтысячи деревень и хуторов) лязгая зубами от страха, коротало ночь за судорожными молитвами в близлежащих монастырях и городах с «привилегией стены». Вот так вот.
- Не-е-ет, здесь без двух бутылок не заберешься! - подвел я итог своим рассуждениям.
Со вторым вопросом было чуть легче, но тоже далеко не однозначно. Будь я один, я бы долго не думал: на материк передать послание отца Виторио, а потом - к Грейзленду. Там сейчас стоял мой батальон. Но с таким довеском, как Джейн, да еще в преддверии зимы... Никуда не рыпнешься. Куда ее пристроишь? Вот ведь навязалась на мою голову!
Я со злостью пнул выпирающий из-под снега сучок, слишком поздно осознав, что это не трухлявое дерево, а металлический прут. Отматерившись и отпрыгав на одной ноге, держась обеими за другую, я поднял с земли свою находку. Надо же - кистень! Легкий, с шипастым оголовком, но в умелых руках достаточно опасный. По рукояти вилась вязь рун подгорного народа. Я заткнул находку за пояс.
В эту минуту, видимо, испуганный моим рыком на поляну выскочил ополоумевший заяц. Сел столбиком, заозирался шало. Каюсь, рука сама собой нащупала окатанный камень. Постаравшись не заорать от боли, я коротко размахнулся и, косой, взбрыкнув задними лапами, преставился. Убедившись, что Джейн не видит, я вскрыл беляку горло и напился крови. Дикое, но проверенное средство против сильной усталости. Освежевав тушку, отнес ее к костру. Увидев добычу, Джейн весело гикнула, сноровисто насадила тушку на палку и примостила над костром. Увидев выражение моего лица, она, кажется, немного смутилась:
- Мы так летом ящериц жарили.
- Ладно. Готово будет – позовешь, - буркнул я и ушел в лес. Наткнулся на этот ручей и сел рядом с ним на покрытый мхом ствол ели, лет пять назад проигравшей свое сражение с ураганом. Подобрал окатанный терпеливой водой камешек, уложил Нойор на колени и стал править лезвие. То ли варварское средство подействовало лучше обычного, то ли остатки Источника тлевшего под дубом незаметно, но верно подпитывал силы, но мысли перестали быть чем-то облакообразным, да и мозги наконец-то собрались в одно, природой положенное им место.
- Эй, Фреки! - Джейн, оперевшись одной рукой о корявый дуб, махала мне рукой. Я, аккуратно положил окатыш на место, пальцем попробовал остроту клинка и вернулся к нашему лагерю. Заяц был уплетен без соли и специй минут за пять. Только косточки захрустели под напором добротных англосаксонских челюстей. Если только Джейн вела свой род от англосаксов.
Отряхнув колени от снега, я поднялся, достал из-за пояса находку и протянул Джейн:
- Держи. Твой будет. Хорошая вещь. Гномы делали.
- Правда?! - глаза Джейн восторженно засияли: - А что это такое?
- Кистень, - ответил я: - Нравится?
Джейн рассеянно кивнула, со странной улыбкой держа в руках оружие. А потом осторожно качнула его, смотря на шарик, и неумело размахнувшись, ударила в валун. Что можно ожидать от такого удара? Звяк металла, пара искр и каменных крошек. Но вместо этого шипастый оголовок, ударившись в камень, с пушечным грохотом, вырвал из него огромный кусок, который, пролетев по воздуху, врезался в ель, начисто срезав ствол с две моих ноги в обхвате. Джейн по инерции развернуло вокруг себя, и кистень, если бы я, почти распластавшись на земле, не присел, точно снес бы в довесок к елке еще и мою голову. Вскочив, я подхватил потерявшую равновесие девочку, отпрыгнул от падающего дерева.
- Все! Хватит чудес! Уходим!
И отпустив, повернулся, подхватил с земли Нойор и пошагал к лесу.
- Фреки, - Джейн бегом нагнала меня уже в лесу и осторожно тронула за плечо: - Не злись. Я же нечаянно. Я даже не знаю, как это получилось.
- Проехали. Не в тебе дело. В кистене. Так, что если хочешь жить - не маши им во все стороны - буркнул я, больше недовольный тем, что даже не «обнюхал» свою находку, чем выходкой девочки.
- Почему? – удивилась Джейн.
- А потому, что в мире много людей кто сочтет, что ему это оружие нужнее, чем тебе.
- Да с такой штукой я любого уложу! – расхрабрилась пятнадцатилетняя сопливая недоросль. И тут же замерла, задрав голову и сведя глаза к кончику носа в безуспешной попытке разглядеть Нойор под своим подбородком.
- Ты мертва, - сказал я, глядя ей в глаза и убирая меч.
- Но я была не готова, - запротестовала Джейн.
Я убрал меч и развернулся к ней. Джейн недоуменно уставилась на меня.
- Готовься, - объяснил я.
Сопля отошла, вытащила кистень, чуть присела, разведя руки, и кивнула:
- Готова!
Через пару секунд она, обливаясь злыми слезами, потирала отбитую пятую точку и ожесточенно дула на пальцы, из которых с жалобным звяком вылетел кистень.
Я подошел к ней со спины, задрал голову и, легонько касаясь шеи мечом, прочертил по коже линию от уха до уха. Джейн дернулась от испуга и на порезе выступила кровь.
- Поняла? – поинтересовался я, глядя сверху вниз в ее расширившиеся и побелевшие от страха глаза. Девчонка сглотнула комок и медленно кивнула.
- Вот и ладушки! – я развернулся и пошел дальше, широко шагая и стараясь оставить до вечера как можно больше миль между мной и тем местом, где случилось слишком много непонятного для простого наемника из Волчьих Голов.
Джейн, придя в себя, заспотыкалась следом.
19 ноября. 12:30. Гедсбург, столица владений Семьи Повелителя Драконов. Гед, глава Семьи.
Годы брали свое. Даже если тело твое бессмертно, то безжалостное время рано или поздно принимается грызть душу. И вся разница между смертным и бессмертным только в том, что первый считает года, а второй - столетия.
В комнате чуть слышно звучал грустный напев гитары. Гед подошел к окну, взял в руки бокал, послушно наполнившийся вином, скупо отпил и загляделся на унылый пейзаж глубокой осени. Ночью, несмотря на холода, Гедсбург и окрестности накрыл промозглый, зябкий и негустой туман. Уже давно прошло утро, день перевалил за свою середину, а туман и не думал исчезать. Сады и парки, окружавшие город облетели, и отсюда с городского холма казалось, что вся округа до горизонта покрыта сплошным ковром из разновеликих заплат пастельных тонов. Только на самом горизонте ярким темно-зеленым пятном виднелась Зачарованная Пуща. Урожай был давно убран, осенняя ярмарка отгремела месяц назад, и дороги, которые петляя тянулись к Гедсбургу были безлюдны и пусты. Низкое небо было серым и хмурым. Только приглядевшись Гед заметил, пару раз мелькнувшие в разрывах низких осенних облаков, стремительные силуэты дозорных драконов.
Дождя не было, но невесомые капельки воды оседали на окне, стекались одна к одной, чтобы прочертив на стекле влажную дорожку, кануть вниз на каменную мостовую. Внизу, разбрызгивая своим костылем лужи, пошаркал какой-то бродяга, проскакал, спешащий куда-то конный, метнулась из-под копыт его лошади, поджав хвост, трюхавшая по своим делам дворняга и, улица снова опустела. Гед усмехнулся: если бы горожане знали кто занимает две верхних комнаты в этом доме, эта улица была бы самой безлюдной улицей во всем мире. Его боялись. Впрочем, как и всех магов первого поколения. Просто и Гвен, и Кассандра и тем паче зазнайка-Мерлин предпочли отгородиться от жизни «стада», как они называли обычных людей. А Гед любил наблюдать жизнь. Жизнь этих серых мышек, из-за власти над которыми и начался Конфликт. Это было гораздо интереснее, чем сходить с ума от безделья в собственном замке, зевать от скуки на собраниях устраиваемых Мерлином, или сидеть в Совете, где все шпионили друг за другом и боялись сболтнуть лишнее.
Гед поежился и резко обернулся. Но тут же губы его растянулись в усмешке.
- Маг, блин! - сказал он огню, вспыхнувшему в камине в ответ на его безотчетное желание согреться. Повелитель Драконов руками пододвинул к камину кресло и сев в него, поболтал в бокале остатки вина, посмотрел сквозь него на огонь и одним глотком допил. Отставив бокал, Гед сложил на груди руки и в полудреме откинулся на спинку кресла.
Годы брали свое. К моменту начала Конфликта он разменял уже шестой десяток и, после того, как эта каша сварилась до полной готовности, не стал, подобно многим из своих бывших коллег, омолаживаться. Ему в отличие от многих было удобно в этом возрасте. Был он до белизны сед и в противовес воцарившейся моде носил коротко постриженную бороду и короткую стрижку. Упорное время и бессонные часы ночных раздумий избороздили его лицо морщинами и иссушили его. Все чаще ночами мучила бессонница, а если сон и приходил, то будучи стеклянным и муторным, не приносил облегчения. Поэтому если удавалось соснуть пару часиков днем, то он не отказывал себе в этом. Вот и сейчас он уже почти заснул, когда на его столе с мелодичным перебором нот возник конверт. Гед, не глядя, протянул руку, и пакет спорхнул ему на ладонь. Плотная оболочка тут же распалась, оставив в его руках лист бумаги, на котором было всего несколько строк, выведенных ровным, каллиграфическим почерком:
«Отец мой и повелитель!
Приветствую тебя и прошу об аудиенции.
Лидиса, госпожа Арканара и окрестных земель.»
Гед взглядом пробежал по строчкам один раз, второй и, отложив листок, улыбнулся:
- Стиль, однако...
У двери звякнул колокольчик.
- Да, Уил, войди, - тихо проговорил Гед.
- Господин, к Вам посетительница, - доложил степенно вошедший дворецкий.
- А, - усмехнулся Гед: - Примчалась уже. Что ж, зови.
Он поднялся, встал у своего рабочего стола, сложив руки на груди. Лидиса не вошла, а ветром ворвалась в комнату. Не дойдя положенные по этикету пять шагов, она, склонив голову, присела в низком реверансе, отчего ее небесно-голубое платье и индиговая накидка легли на пол диковинным цветком. «Само смирение», - внутренне хмыкнул Гед: - «Если бы я тебя не знал, то, пожалуй, даже поверил бы в искренность твоего раскаяния.» Выдержав секунд пять, в течение которых он откровенно любовался ею, Гед подошел к своей строптивой внучке и, наклонившись, взял ее за руки чуть ниже локтей:
- Будем считать этикет соблюденным. Присаживайся. Вина?
Лидиса села в предложенное кресло, аккуратно убрала с высоко уложенных волос капюшон накидки, и взглянув на Геда, кивнула. Он наполнил бокал, протянул Лидисе, а сам сел в кресло напротив, с улыбкой наблюдай за тем как она неторопливо попробовала аромат вина, а потом сделала небольшой глоток.
- Хороший букет, правда? - спросил Гед.
- Превосходный, - отставив бокал, согласилась Лидиса и в упор посмотрела на главу Семьи: - Но я пришла сюда не для того, чтобы смаковать вина.
- А для чего же? - поинтересовался Гед, хотя прекрасно знал ответ уже, когда Лидиса входила в комнату.
Внучка помолчала, собираясь с духом, а потом, уняв дрогнувший голос, сказала:
- Мой Источник разрушен.
- Невозможно, - тут же отрезал Гед: - Он - неуничтожим. На Источнике может потоптаться горный тролль, на нем не останется не царапины. Его можно засунуть в пасть дракону, и Источник не нагреется ни на градус.
- Но он не действует, - Лидиса умоляюще посмотрела прародителю в глаза.
- Это уже другой вопрос, - Гед поднял вверх указательный палец.
- Отец! - с укоризной проговорила она.
Вместо ответа Гед дотянулся до стола и взял с него обрывок бумаги и перо. Положил на колено, накарябал что-то и протянул Лидисе.
- Что это? - спросила она, вчитавшись в написанное.
- Этот кусок кода на сутки снимет защиту. Судя по всему твой Источник просто до конца истощился. Для воспроизведения ботов нужен хотя бы один исходный. Снимешь защиту, просто отдай источнику часть Силы и все.
- А кто восстановит защиту? - тут же спросила Лидиса.
- Никто. Через сутки она восстановиться сама.
- Но эти сутки я буду абсолютно уязвима!
- Как и сейчас, - пожал плечами Гед: - И еще неделю после, пока источник выйдет на нужный уровень. Так что смирись с этим. Хотя смирение и ты - вещи абсолютно несовместимые.
- Ты не изменился, - процедила Лидиса, с трудом сдерживая раздражение.
- Разве плохо, что есть в мире что-то неизменное? - усмехнулся Повелитель Драконов: - Впрочем, я не настолько плохой. Держи.
Он не сделал ни единого движения, но в его руках возник шар заполненный светом, переливающимся всеми цветами радуги:
- Это к тому посоху и книге, что у тебя есть. Срок действия - месяц. Энергии хватит, чтобы раза три или четыре стереть Арканар в порошок.
Но Лидиса уже поднялась из кресла, одарила его ледяным взглядом и, холодно процедив:
- Спасибо, не надо, - вышла с грохотом открывшуюся перед ней дверь.
«Гены, однако!» - покачал головой Гед. Его мысленный приказ застал ее на лестнице. Почувствовав, что Лидиса в ужасе окаменела, на миг потерявшись в потоке его Силы, Гед ослабил напор и спросил: «Кто исчерпал источник?» Внучка молчала, и потому, усмехнувшись ее попыткам поставить защиту, Гед увидел мелькнувшие перед глазами Лидисы лица, и взяв то, на котором она, сама того не зная, задержалась на сотые доли секунды дольше, уже не слушая ее, прервал контакт. «Отец,» - в мозгу полыхнуло красным: - «Когда-нибудь...». Что произойдет «когда-нибудь» Лидиса, оборвав мысль, не договорила, но Гед и так знал, что ничего хорошего для него. «Будь осторожна. Эмоции мешают концентрации» - напутствовал строптивую внучку Повелитель Драконов. «Хорошо.» - если бы Лидиса произнесла это вслух, то, пожалуй, вся вода в доме превратилась бы в лед.
Но Геду уже было не до рефлексий своего непослушного отпрыска. «Феликс», - обратился он к своему помощнику.
«Да, Гед?»
«Вот это лицо поищи в своих записях.»
«Хорошо.»
Пока искинт был занят сканированием изображения и просмотром своих файлов, Гед молча сидел в кресле, оглаживая большим и указательным пальцами бороду и задумчиво глядя в стену. Сколько он так просидел час или два, он не помнил. «Заснул я, что ли?» - удивился Гед, когда осторожный контакт Феликса вывел его из забытья:
«Поиск завершен.»
Гед сел повыше, потер руками лицо, встряхнул головой, пару раз моргнул, широко открывая глаза, и скомандовал:
«Показывай.»
«Первый файл», - сказал Феликс, и в воздухе повисло изображение.
На нем среднего роста и худой как щепка человек расплачивается со стражей у городских ворот. Одет он был в простую и удобную дорожную одежду: крепкие сапоги, плотные кожаные штаны, плащ до колен с накинутым на голову капюшоном. На следующем кадре «следящая» засняла крупно лицо. И сразу становилось ясно, что человек на кадре очень юн. Лет двадцать, не больше. Лицо, четко очерченное, будто бы вырубленное несколькими ударами резца, было красивым красотой хищной птицы. Даже длинные пряди иссиня-черных волос спадавших на глаза не могли скрыть этого.
«Увеличь глаза» - попросил Гед и на изображении возникли глаза в предельном приближении. Гед удовлетворенно кивнул: радужки были разного цвета.
«Мутант?» спросил он.
«Других отклонений не замечено» - тут же отозвался Феликс.
Повелитель Драконов задумчиво огладил бороду.
«Дальше.»
Картинка сменилась. Теперь она показывала внутренне убранство типичной алхимической лавки: полки со всевозможными склянкам, о содержимом которых не помнит и сам алхимик, стол со множеством реторт, соединенных стеклянными трубками и завалы из книг и всевозможных свитков. И посреди всего этого безобразия стоял сам алхимик. Как и положено в длинном балахоне с кабалистическими символами и высокой конической шляпе. Обычная картинка, если не считать того, что алхимиком был все тот же юнец.
«Где он взял все это?» - нахмурился Гед: - « Есть данные о его покупках?»
«Да. Он купил всю эту лавку у разорившегося алхимика. За пять гульденов.»
«Всего?!»
«Тому были нужны деньги, чтобы откупиться от воров.»
«Поточнее.»
Феликс понял приказ по-своему:
«Алхимик Магистриус, настоящее имя Вильям Блюменберг. 1567 года рождения, место рождения Берлин, сын аптекаря Ганса Блюменберга. Учился в Гейдельберге, но был исключен за мошенничество. Вернуться к отцу не решился. Написал письмо, в котором сообщил, что открывает собственное дело. Долго странствовал, пока не осел в Арканаре. Открыл лавку алхимика. Успешно приторговывал различного рода травами, бесполезными растворами, плацебо. Несколько раз замечен в связях со служанками из трактира «Казни египетские». В злоупотреблении спиртным и наркотиками не замечен. Две недели назад Блюменберг продал покупателю один состав. Как оказалось, покупателем был один из воров в законе...»
«Кто именно?» - прервал Гед монолог искинта.
«Череп.»
«Ну, этот умом никогда не отличался.» - прокомментировал Гед: - «Дальше.»
«Череп уже давно был серьезно болен. Опухоль головного мозга. Через день после покупки зелья наступило обострение, и он умер. Воры приписали его смерть выпитому зелью и обвинили в этом Блюменберга, потребовав довольно большую сумму денег в качестве компенсации. Блюменбергу чтобы расплатиться пришлось продать все имущество и уехать из города. Лавку он продал объекту пять дней назад.»
«Понятно. Дальше.»...
Всего картинок было около семнадцати. Последняя показывала юнца выходящим в городские ворота, оставшиеся без охраны.
«А где стража?» - удивился Повелитель Драконов.
«На тот момент все силы городского гарнизона были брошены на поимку наемника из Волчьих Голов, сбежавшего во время казни.»
«О как! Покажи.»
Перед Гедом повис снимок главной площади Арканара. Вся она была битком забита людьми, глазеющими на помост, на котором кроме палача стоял высокий человек с коротким ежиком сивых волос, одетый в короткую куртку мехом наружу, в плотные брезентовые штаны и армейские ботинки. Наемник сверху вниз смотрел на прижавшуюся к нему и заглядывающую в глаза девочку-подростка.
«Она как там оказалась?» - брови Геда полезли на лоб.
«Согласно судейскому протоколу и наемник и девочка приговорены к смертной казни за убийство семерых городских стражников.» - пояснил Феликс.
- Ни хрена себе парочка! Прямо Бони и Клайд какие-то! - вслух воскликнул Гед, а потом пожевал губами и задал вопрос: «Как они там появились?»
«Наемник пришел в Арканар три дня назад. А девочка родом из Арканара.»
«Еще интереснее!» - Повелитель Драконов поерзал в кресле: - «Поподробнее о каждом.»
«Согласно судейскому протоколу: наемник Фреки Вотанскир. 1547 года рождения. Место рождения Заборонье. Последнее место службы - второй отдельный разведывательный батальон, взвод смертников.»
«Серьезный парень.» - отметил для себя Гед: - «Как он попал в Арканар?»
«Официальных данных нет. Пришел в Арканар три дня назад» - ответил искинт.
«А девчонка?» - спросил Гед.
«Джейн Хопкинс. Год рождения 1572. Место рождения Арканар. Мать умерла от чумы десять лет назад. Отца задрали волки. До четырнадцати лет воспитывалась в приюте при церкви Всех Святых»
«Стоп.» - встрепенулся Повелитель Драконов: - «Ты хочешь сказать, что раньше они никогда не пересекались?»
«Официальных данных нет.» - сообщил искинт.
«А неофициальных?» - вскипел Гед.
«Неофициальных данных тоже нет», - Повелитель Драконов был готов прозакладывать правую руку в том, что если бы Феликс был человеком, то, говоря это, он пожал бы плечами.
«Ясно» - сумрачно подумал Гед: - «Где они встретились?»
«Неподалеку от рыночной площади. Джейн Хопкинс украла с лотка булочника хлеб, но была поймана нарядом городской стражи.»
«Съемка есть?» - заинтересовался Гед.
«Нет, на тот момент следящие были заняты другой задачей.» - разочаровал его Феликс
«Продолжай.»
«По косвенным данным», - зазвучал в ушах Повелителя Драконов голос искинта: - «Можно сделать вывод, что капитан стражи применил к Джейн физическое воздействие. Наемник, по-видимому, решил не допустить расправы, и убил весь наряд и еще четырех стражников, подоспевших на помощь.»
«Как ему это удалось?!» - внутренне воскликнул Повелитель Драконов.
«Он берсерк» - коротко пояснил искинт.
«Понятно. Что дальше?»
«Суд магистрата не стал разбираться кто прав, кто виноват и осудил обоих.» - закончил Феликс.
- Не хуже чем в тридцать седьмом. - буркнул себе под нос Гед: «Дальше. Съемка казни есть?»
«Только момент, когда наемник и Джейн Хопкинс покидают площадь»
«Показывай» - скомандовал Гед и впился глазами в картинку возникшую перед ним. Обычно съемка «следящих» всегда отличалась высокой четкостью. Но здесь...Правая рука наемника и меч зажатый в ней превратились в туманную полосу, окрашенную в алый цвет крови хлещущей из разрубленной груди ландскнехта.
«Приблизь руку» - попросил Гед, и Феликс послушно сделал наезд. При желании Повелитель Драконов смог бы сосчитать сколько ребер перерубил меч наемника в грудной клетке ландскнехта. Но его интересовало другое, а именно разрубленная кираса. Создавалось впечатление, что ее разрезали сверхточным резаком, а не вскрыли мечом: края разреза ровные, без вырывов и зазубрин. Ворот кирасы, куда пришлось начало удара даже не смят.
«Опасный везунчик» - подумал Гед: - «Феликс, это последний снимок?»
«Да.»
«Ранее этот наемник нигде не встречается?» - Гед сдвинул изображение и, сморщившись как от зубной боли, рассматривал лицо наемника.
«За какой период начать поиски?», - поинтересовался искинт.
«Сколько этому латро? Лет сорок - сорок пять?» - спросил Гед.
«По записям в судебной книге - сорок семь» - поправил Феликс.
«Интервал поиска двадцать лет начиная с этого года» - подумав, сказал Повелитель Драконов.
«Выполняю.»
«Второй канал поиска» - добавил Гед.
«Слушаю.»
«Поищи в своих файлах того юнца-алхимика» - скомандовал Повелитель Драконов и, подумав, добавил: - «За тот же период.»
«Приступаю.»
«И еще...» - Гед поднялся из кресла и походил по комнате, склонив голову и обхватив ладонью подбородок. Исподлобья посмотрел на висевшую в воздухе картинку и проговорил медленно словно был неуверен в своих мыслях: - «Проверь совпадения этих двух файлов. Если это заговор, хотелось бы узнать об этом раньше остальных.»
«Принято...»
В дверь постучали.
- Да, Уил! - не оборачиваясь сказал Гед.
Престарелый дворецкий степенно вошел и, чуть поклонившись, доложил:
- Вы просили напомнить, господин. Ежегодное совещание у Мерлина Великого.
- Чтоб ему провалиться! - вполголоса пожелал Повелитель Драконов, а дворецкому приказал: - Уил, вели подготовить Стремительную.
- Осмелюсь доложить, - позволил себе слегка улыбнуться мажордом: - Стремительная уже оседлана, господин.
Гед грустно усмехнулся: к концу жизни Уил научился выполнять распоряжения своего господина прежде, чем они будут отданы. Жаль, скоро Уил оставит службу. Оставит сам, как его отец, дед и прадед. В один прекрасный день он приведет с собой своего сына, которого вот уже почти пять лет учит всем премудростям службы дворецкого и, которого при рождении назвал Уилом, и, представив своему господину, скажет:
- Я уже стар, милорд. И не могу служить вам так же надежно, как и прежде. Мое место, с Вашего позволения, займет мой сын. Его зовут Уил.
Гед подойдет к старому дворецкому, обнимет его на прощание и вручит тяжелый кошель полный золотых монет и пергамент, по которому Уил Стеддингс с такого-то числа такого-то месяца такого-то года является абсолютно свободным человеком. Потом повернется к новому дворецкому и прикажет приготовить ему кофе. И оба Уила, синхронно поклонившись, выйдут.
Как и сейчас, увидев молчаливый кивок своего хозяина, поклонился и вышел, бесшумно притворив за собой дверь, старый дворецкий.
«Феликс.»
«Да, Гед.» - отозвался искинт
«Отследи отключение защиты Источника в Арканаре. Проследи, чтоб с ним ничего не случилось. Этот канал пока отключи. Результаты поиска доложишь, когда вернусь», - распорядился Гед.
«Хорошо.»
Гед отошел на середину комнаты и растаял в воздухе.
Секундой спустя выйдя, из портала в рабочем кабинете своей Цитадели, Повелитель Драконов мысленно проклял появившуюся со временем привычку отдавать команды ботам почти неосмысленно, по одному желанию.
Поднявшись на открытую площадку, где уже извелась в ожидании полета Стремительная - самая быстрая из его драконов, Гед подошел к ней, и когда Стремительная легла бронированным брюхом на помост, по-собачьи положив голову между передних лап, почесал ее чешуйчатое надбровье. Драконица, блаженствуя, прикрыла глаз вторым, прозрачным веком. Повелитель Драконов потянул длинный повод вниз и, Стремительная послушно расправила крыло. Гед, не выпуская повода, залез по крылу на шею дракону, уселся в небольшое седло, затянул ремни, удерживавшие его бедра, и потянул повод вверх. Стремительная тут же, не обращая внимания на слуг, мечущихся под ее лапами, коротко разбежалась и, оттолкнувшись от парапета, двумя сильными взмахами крыльев поднялась над замком и, повернув голову, посмотрела на своего повелителя. В ее взгляде смешалось и ожидание приказа и жажда полета. И Гед, улыбнувшись, положил повод на луку седла. Это было сигналом дракону, что тот свободен в полете. Стремительная восторженно взрыкнула и, сильно, хлестко рассекая воздух своими широкими крыльями, понеслась к горам, видневшимся на горизонте, набирая высоту. «Можно?» - возник в голове Геда осторожный вопрос, когда земля внизу стала казаться многоцветным ковром. Он натянул плечевые ремни, застегнул пряжки, кивнул: «Можно» и зажмурился потому, что драконица, сложив крылья, камнем полетела к земле. Только в последний миг Стремительная ушла от столкновения и поднялась на прежнюю высоту. Дав ей покувыркаться еще минут пятнадцать, Гед выдохнул, чуть натянул повод, и когда драконица выровняла полет, скомандовал:
- К Изумрудной Игле.
Холод Перехода обжег щеки и, задержавшись вокруг них, превратил выдох Геда в облачко. Открыв глаза, Повелитель Драконов огляделся.
Здесь, в Альпах, царила зима. Был солнечный день, и смотреть на склоны гор, покрытые снегом, было невозможно. Гед сморгнул выступившие от яркого света слезы, загнал поглубже ворочавшееся в душе глухое раздражение и направил Стремительную к башне, вонзавшейся в кристальную глубину неба. Издали изумрудно сверкавшая в лучах полуденного солнца цитадель Мерлина Великого была действительно похожа на иглу: высокая и тонкая она удерживалась на вершине Монблана только с помощью магии. Телепорт выбросил их на дозволенном Первым Архимагом расстоянии - лигах в пяти от Изумрудной Иглы, и у Повелителя Драконов было более, чем предостаточно времени, чтобы справиться со своими эмоциями.
Геду не раз и не два приходилось бывать здесь, и если поначалу всякий раз ему только неимоверным усилием воли удавалось расслаблять сводимые ненавистью мимические мышцы и придавать лицу благожелательное выражение, то сейчас, когда из всех чувств главенствующим стала усталость, он мог уже более или менее спокойно переносить эти обязательные поездки. Раньше он ненавидел этого жестокого зазнайку всей душой и, если бы мог - придушил бы, не задумываясь. Только понимание заведомой обреченности любой подобной попытки удерживало его от этого самоубийственного поступка.
Ненависть и сейчас никуда не делась. Невозможно не ненавидеть человека (да и человека ли!), из-за которого тебе пришлось сломать жизнь собственному сыну, и чуть не погубить любимую внучку. Когда Лидиса, взбунтовавшись против его воли, ушла, во всех отношениях, громко хлопнув дверью, Повелитель Драконов приложил все усилия, использовал все свое влияние, могущество и связи, чтобы защитить ее от гнева Мерлина. Ему пришлось, загнав свои чувства в самый далекий и темный угол своей души, обставить уход Лидисы, как изгнание из Дома и ссылку на Северные острова. И, несмотря на то, что сердце его обливалось кровью, он сумел сделать все так, что ни у кого, даже у самой непокорной внучки, не возникло ни тени сомнения в том, что это действительно изгнание.
Нет, Гед по-прежнему ненавидел Великого всей душой, просто ненависть остыла и выкристаллизовалась в сухой осадок, ставший смыслом жизни. Он понимал, что Мерлин не просто так именовался Великим: знаний Первого Архимага с лихвой хватило бы на троих таких как он. И Повелителю Драконов, да и всем остальным приходилось терпеть зазнайство этого выскочки и с милой улыбкой проглатывать все его издевательства. Слишком памятно всем было восстание Фриги и Беовульфа И слишком ужасна их участь.
Кто-то смирился, кто-то сломался, а кто-то, как Гед, скрежеща про себя зубами, терпел. Все знали об этой общей ненависти к Мерлину, но не доверяя друг другу, не смели открыто признаться в этом. И потому не было из этой ситуации иного выхода, кроме как ждать и, сжав зубы, терпеть. Терпеть и надеяться на неисповедимость путей Творца, неумолимость его воли и неотвратимость воздаяния за все дела. То есть надеяться на, самое что ни на есть, Чудо. И, может быть, лишь чуть-чуть, самую каплю помогать свершению его.
Почувствовав скрытое касание «следящей» Гед быстро, но без лишней спешки, свернул свой внутренний монолог и подсунул программе «пустышку». Он обнаружил это «окно», общаясь с Феликсом, совершенно случайно, и в тайне гордился этим своим знанием. Но хранил его так глубоко в памяти, что только зондирование на уровне синапсов головного мозга было способно считать его. А подобная процедура означала верную смерть. Повелитель Драконов знал, что за какой-то надобностью еще нужен Мерлину, и тот ни при каких обстоятельствах не рискнет его жизнью, и в случае если возникнут подозрения, ограничится лишь глубинным сканированием. Неприятная процедура со множеством последствий: от энуреза до паралича, но с одним большим плюсом: летальных исходов не отмечено. Знал ли сам Мерлин об этом баге в программной оболочке? Скорее всего знал. Как и о множестве других. И именно это знание делало его столь опасным.
Гед почувствовал слабый импульс и удовлетворенно кивнул: «следящая» послушно проглотила «пустышку» и отправила отчет искинту Мерлина. Настроение немного улучшилось, и когда Стремительная грациозно опустилась на верхнюю площадку башни, лицо его хранило спокойное выдержанное выражение.
Однако, разглядев кто его встречает, Гед почувствовал дикое желание приказать драконице подпалить эту спесивую рожу, ее обладателя и хозяина обладателя тоже. Причем последнего желательно дотла. Но помянув Первого Архимага тихим незлым словом, Повелитель драконов бросил поводья подбежавшим слугам и следом за мажордомом Мерлина, еще более спесивым, чем его господин, пошел во внутренние покои Изумрудной Иглы. Вообще-то малым этикетом дозволялось, чтобы гостей встречал не сам хозяин, а его дворецкий. Но из всех Магов только Мерлин позволял себе такое хамство, и не терпел его по отношению к себе.