С 1977 по 1980 год я провел в служебной командировке в Алжире на строительстве Эль-Хаджарского металлургического комбината, который сооружался рядом с Аннабой – третьим по величине морским портом Алжира.
Я вовсе не собираюсь утомлять читателя описанием доблестного труда наших монтажников и механиков, в результате которого производство чугуна и стали в Африке выросло вдвое.
Примите эти заметки как полусерьезные, впрочем – вполне достоверные лоскутки пестрого одеяла воспоминаний.
О КОНСТАНТИНЕ И СКИКДЕ
Если вы сейчас подумали, что я расскажу трогательную восточную легенду о роковой любви римского императора Константина к арабской красавице Скикде, то вы не угадали.
Константина, – именно Константина, а не Константин, - это город в Алжире с полумиллионным населением, в 150 километрах к юго-западу от нашей Аннабы. И Скикда – тоже город, только поменьше, на берегу моря. Средиземного, разумеется. До него от Аннабы (будем уж танцевать от одной печки) – 100 километров на запад.
Получилось так, что нужных нам запчастей к автомобилям в Аннабе не оказалось, и мы поехали в Константину. Мы – это Володя Круковский, переводчик Юра Штакин, наш алжирский механик Монсеф и я.
Путешествие наше было обставлено с бОльшим комфортом, чем обычно: вместо «козла» мы взяли, в пробный, так сказать, пробег ВАЗ-2103 за номером 360, после ремонта в наших мастерских, чтобы выяснить, что же там все-таки шаркает в заднем мосту.
Это шарканье вконец извело механиков и слесарей. Вот уже год на этом жигуленке где-то сзади что-то шаркает, и ни замена тормозов, ни прокручивание и прослушивание машины на «яме», ни осмотры заднего моста не дали никаких результатов: проклятое «шарканье» раздается каждый раз, как только машина выезжает из гаража. Авторемонтная мистика.
Итак, 360-й с нашей командой на борту пошаркал в сторону Константины со скоростью от 60 до 120 км/час, - как позволяла дорога. Узкое и сначала довольно избитое шоссе выписывало мягкие дуги среди невысоких гор, покрытых зеленой травой и мелким кустарником.
Километров через десять асфальт стал получше, горы повыше, а кустов на них чуть-чуть прибавилось. Дальше, - чем выше дорога забиралась в горы, тем больше появлялось растительности; постепенно стали появляться низкие деревца, потом – эвкалиптовые рощицы, мандариновые сады, и все это понемногу стало все более напоминать родной Кавказ. Не хватало, правда, горных речек, даже ручьев почему-то не было видно. Туго в Африке с водой.
Иногда мы проезжали селения, которые, подчиняясь какому-то всеобщему закону высотных перемен, стали вдруг походить на осетинские аулы своими невысокими каменными заборами и чистыми внутренними двориками.
Потом стали встречаться селения совсем другого рода, вроде нашего Эль-Хаджара, - из одной-двух улиц. Эти, почему то, несмотря на явно малые размеры, оставляли впечатление минигородков. Вероятно, такое ощущение складывалось от того, что поселки были устроены очень основательно: непременная небольшая мечеть с пустым двориком за металлической оградой. Перед закрытыми воротами на скамеечке сидит непременный старец в чалме, иногда – два старца. Асфальтированная улочка, тротуары. Рыночек, размерами с волейбольную площадку, тоже вполне городской, с крытым центральным помещением, окруженным маленькими лавочками.
Магазинчики вдоль улицы – с отличными витринами, - город, да и только! Но не успеешь спросить, - а что это за городок, как машина выскочила уже снова на простор: был городок, да весь вышел. И опять дорога пошла гулять, извиваясь неспешно, опутывая серой лентой зеленые холмы Африки, описанные до меня, как известно, куда красочнее Эрнестом Хемингуэем.
На что же похожи эти пологие горы? Когда я думал, с чем же их сравнить, чтобы было понятнее, то решил, что точнее всего будет так: зеленым степным ковром кто-то накрыл холмистый рельеф, и горный пейзаж странным образом приобрел спокойствие и тихую прелесть степи.
Володя крутил баранку, мы разглядывали окрестности и вели советско-алжирские разговоры на русско-французском языке. Сначала выяснили, что исторически алжирское население ранее более тяготело к земледелию, чем к скотоводству, потом обсудили проблемы развития сельского хозяйства в АНДР, затем вместе соображали, откуда берутся «бидонвили», - поселки, прилепившиеся к алжирским городам и городкам, в которых жилища сооружены из чего придется.
Кстати, заявление Монсефа о теперешнем тяготении страны к скотоводству как-то не очень увязалось с видом небольшого стада коров, собравшимся в тени оливковой рощи: коровы были какими-то малорослыми, а телята и вовсе походили на не очень крупных собак невиданной породы.
Когда машина въехала на главную улицу очередного поселка-города, Володя сказал:
- А вот это – город аистов.
- Как – аистов?
- А так: вон на крыше аист сидит, видите? Вон еще два, вон еще. А вон – два на телеграфном столбе. Это было великолепное зрелище: чуть ли не на каждом втором доме сидели большущие важные птицы. Одни – стояли, другие – сидели в гнездах.
Аистов до этого я видел в основном в кино да в зоопарках. Кто-то скажет, - эка невидаль, - аисты! Ну, конечно, все всё знают про аистов: этакие длинноногие, белые, сидят себе на крышах. Ага. Длинноногие. Ага. Сидят. На крышах. Сидят, как у себя дома. Сидят у себя дома, точнее.
Однако самому видеть их так же странно, как странно было бы видеть человека, спокойно и задумчиво сидящего на дереве. Зачем он туда забрался? Поразмышлять о жизни? Он там живет? Странно. Ему там удобно? Нет, серьезно! Что-то тут не так. Действительно, что аист там делает, на крыше дома? А как хозяева к нему относятся? Он по крыше ходит? Если ходит, то сильно топает? А если к нему залезть на крышу с тарелкой каши, - он улетит? А кошки? Как быть с кошками? Или ничего? А аистята, - они с крыши не упадут?
Слушайте, а ведь это, наверное, здорово, когда твой аист прилетает весной? Или в Африку он прилетает осенью, из северных стран? Он прилетает такой большой, усталый и счастливый, что наконец добрался до своего, то есть твоего, то есть до вашего общего дома, преодолев огромные пространства, горы и море. А вы радостно сообщаете соседям: - Мой-то прилетел вчера.
Продолжение следует.http://www.proza.ru/2013/05/03/1401