Из окна доносились крики беснующейся ребятни и тонкие, злые голоса женщин, выясняющих отношения. В душной комнате ни шороха, ни дуновения, даже дыхания не слышно, тихо, спокойно. И он тоже уснул. Потом в полудреме, ничего не помня, содрал с себя футболку, джинсы, и в одних плавках снова бросился ничком на софу.
Приснился ему прекрасный, волнующий сон. От таких снов бешено стучало сердце и не хотелось просыпаться, чтобы продлить ощущение восторга, изнемогающего от страсти тела. Но он всё же пробудился и в томной полудреме всё силился вспомнить, чьё же прекрасное лицо он только что видел и целовал. Вдруг его подбросило — он вспомнил. Ширма была задернута, и оттуда не доносилось ни звука. Он надел джинсы и тихо отвел мягкую ткань ширмы. То, что он увидел, перехватило его дыхание и заставило биться сердце сильнее, чем во сне.
Юля лежала почти совсем обнаженной, большие, не по размеру трусики ничего не могли скрыть. От вида белого, незагорелого девичьего тела и крепких, налитых грудей с темными сосками, мутился разум. Он опустился на колени, словно притягиваемый магнитом, и прижался полураскрытыми губами к нежной коже живота, чуть ниже пупка. Юля не шевельнулась, но ему показалось, что ее дыхание прервалось, он вскочил и сильно ударил себя кулаком по лицу. В голове чуть прояснилось, и он выскочил за ширму.
"Скотина! — выругал он себя. — Неужели нельзя без этого? Девчонка доверилась, а я, подонок! Что же это делается? Я же не могу! Как мне забыть её тело? Этот поцелуй! Дерьмо! Скот! Зачем она появилась, я же не могу... Надо. Надо забыть".
Он поднял с пола футболку, из ящика письменного стола взял деньги и выбежал из квартиры. Пока опускался в лифте, стало легче, мучительный образ забылся, и огромное желание стало не столь жгучим и опасным. Он бесцельно побродил по двору среди бегающей детворы, в ушах вяз ядреный мат и перестук доминошников, уже вернувшихся с работы и успевших поужинать. А он чем будет угощать на ужин? Голубцы надо оставить на завтра. На антресолях мать припрятала банку шпрот, но это не то.
Валя пошел в гастроном, потолкался среди озабоченных взрослых и ничего не смог выбрать: на вкусное не хватало денег, другое и даром не нужно было: перезревшие нарезанные огурцы в трехлитровых банках и бесконечные ряды минтая в масле. Купил три бутылки молока. Нести неудобно, пришлось прижимать холодные бутылки к животу, чтобы удержать, а перед дверью поставить на пол. В квартире по— прежнему было тихо. Две бутылки молока вылил в кастрюлю, третью — в другую кастрюлю, подумав, в каждую добавил по бутылке воды.
Эк, меня развезло, удивленно думал Валя, ещё немного, и преступником бы стал. Что за страшная сила! Неужели у всех так? Как же они борются? С ума сойти можно.
Кофе закипело, рисовая каша сварилась, а в комнате стояла сонная тишина. Валя включил приемник. По Маяку Александр Серов выпевал "Мадонну". Сделал погромче. Прислушался. Никакого эффекта.
— Юлька, хватит дрыхнуть, уже половина седьмого!
Спустя две минуты она появилась в дверях, сладко потягиваясь, Валя покраснел и отвел глаза, вспомнив свой поцелуй.
— Как вкусно пахнет. Чем это так, Валя?
— Кофе. Будешь?
— Я всё буду, Валечка. Какой чудный запах!
— Это не настоящее, суррогатное.
— Да? А мне кажется, я и такого не пила никогда. Каша — восторг! Тебя мама научила готовить?
— Никто не учил.
— Так не бывает, — обиделась Юля,— Я же ничего не умею. Только в спецушке научили шить, да и то, одни швы. А ты вон как, пальчики оближешь.
— Я видел, как мать готовит. Я люблю смотреть, когда она хозяйничает, Я бы тоже на свою смотрела. Это верно, когда следишь за кем-нибудь, то иногда, сама не хочешь, а перенимаешь его повадки, жесты. Поразительно, я совсем не хотела есть, а умяла полную тарелку! Разбалуешь ты меня.
Юля вдруг вздрогнула от резкого дверного звонка.
— Ой! — тихо пискнула она и побежала из кухни.
— Не бойся, это Борька. Ну, точно. Заходи. Юлька, где ты? Это — свои.
Смущенная Юля вышла из комнаты. Тревога и настороженность ещё читались в её глазах.
— Знакомься, мой друг — Борис.
— Здорово! Это ты наши пирожки слопала? — беспардонно спросил Боря.
— А Валя сказал, что он все себе купил. Я не знала, — растерялась Юля.
— Валька, да ты ещё оказывается, врунишка! Девушек обманываешь! Нехорошо. Вот мать приедет, я ей всё расскажу.
— Ой, Боренька, не надо! Валя не хотел.
— Чего не хотел? Угощать пирожками? Жадничал? Ну, знаешь...
— Борька, прекрати разыгрывать девчонку. Он же шутит, Юлька. Это у него такие шуточки, дуболомовские.
— Ладно, шучу. Я же добрый. Вы что собираетесь вечером делать? Я с Риткой на дискотеку. Пойдем? Толян после работы тоже обещал прийти.
— Правда, Юлька, пойдем, потанцуем! — воскликнул Валя, заглядывал ей в глаза и, видя, как они гаснут.
— В чем? — выдохнула она.
И он тоже потух. В самом деле, он и не подумал. О платьях матери нечего было и мечтать — великоваты, и намного. А в черном свитере можно только по городу пройти, но не дискотеке брейковать. И у Ритки не попросишь — телесами бог не обидел.
— Да, Боря, ничего не получится. В кино мы собрались, а может, просто по городу прошвырнемся. Давай с нами?
— Нет, Ритка на танцы настроилась. Да и я... Ну, как хотите. Ты чего не заходил, я ждал тебя после пляжа? А-а, забыл. Давай, проводи. — Они вышли из квартиры к лифту. — Ну как она? Надолго у тебя? Классная девочка, лучше моей Ритки. Валя пожал плечами.
— Даже не знаю. Мать приедет, решим.
— Ты чего, жениться собрался?— засмеялся Боря. — Небось, трахнул? А что? Толян правильно сказал, такой удобный случай подвернулся, кусок сам лезет, а ты отворачиваешься. Не хочешь, отдай мне, я попользуюсь. Или вместе, покажу, как надо.
— У тебя же Ритка есть!
— А, надоела! Всё хвостом вертит, то это не так, то это. Скандалы закатывает, на девчонок смотреть не разрешает. Вляпался я, Валька. Чую, не выбраться. Ладно, как знаешь. Отделаешься от нее — приходи. Может, ты и правильно делаешь, что не трогаешь. Это как зараза. Всё время тянет и тянет. Поругаюсь с Риткой, а через неделю сам не свой хожу, опять вместе. Да ты сам знаешь. Ну, будь.
Боря вошел в лифт, а Валя покраснел. Зачем Борька так сказал? На что намекает?
Юля стояла на лоджии в своей юбке и черном свитере с длинными рукавами. Она поднялась на цыпочки и положила ладони на край заграждения, высматривая что-то внизу, то ли площадку для приземления, то ли любопытствуя. Она не обернулась на его появление, продолжала смотреть во двор на играющих детей, молодых матерей с колясками, тихих старушек у подъезда. Он обнял её за плечи левой рукой и притянул к себе.
— Не грусти, Юлька, что-нибудь придумаем.
Она смахнула слезу и тихо сказала:
— Не пойму, что со мной. Я же забыла, когда в последний раз плакала. Это ты на меня слезу нагоняешь. Почему?
— Скорей, ты на меня. Я всё время думаю и ничего не могу придумать.
— Не надо, Валя, мне уже никто не поможет. Я только сейчас поняла, что маму не найду, и незачем мне бегать. Каждый раз только хуже становится. Насмотришься на вашу сытую, вольную жизнь, и так тошно возвращаться, хоть в петлю лезь,
— Юлька, не надо. Должен же быть какой-то выход! Мне мама рассказывала: всегда в безвыходной ситуации кто-то ей помогал. Я не знаю, как тебе помочь, но отчаиваться не надо, всё будет хорошо.
Не вслушиваясь, Юля усмехнулась, как бы про себя.
— А я никогда на дискотеке не была.
— Может, в этом пойдешь? А что, вполне нормально. Там свет приглушат, и ничего не видно, кто в чем.
— Нет, тебе же стыдно за меня будет.
— Ничего не будет, не выдумывай. Я ведь не элитный, фирму не ношу. Плевать, и без этого можно человеком стать.
— Ты уже человек. А из меня неизвестно что получится. Не могу привыкнуть строем в столовую ходить, понимаешь? Ножом по сердцу. Как увижу эти голые стены с плакатами, призывающими добросовестно трудиться, так готова на стенку броситься. Разве я не хочу трудиться? Научите. Не одни швы, а всё. Чтобы платье себе могла сшить, обед сготовить, вот даже ты умеешь. Будь они прокляты, сволочи! Как я их ненавижу.
— Юля, Юля, успокойся. Хочешь, пойдем, посмотрим дискотеку издали, там много парочек не заходят, за оградой слушают. Побродим, развеемся.
— Пошли, — решилась Юля.
На выходе из подъезда Юля и Валя стушевались: по обе стороны прохода на скамейках сидели старухи, молодые женщины с детьми, и все, казалось, смотрели на них. Валя поежился от внимательно-любопытных взглядов, но быстро преодолел смущение, взял Юлю за руку и повел из окружения.
— Валечка, ты почему не здороваешься? — раздался звонкий ехидный голосок. — Загордился, ишь, какую невесту подцепил.
— Здравствуйте, — покладисто сказал Валя и чуть сильнее сжал юлину руку.
— Здравствуйте, сказала и она, ничего не видя перед собой.
— Здравствуйте, здравствуйте! — загалдели женщины, во все глаза, бесцеремонно разглядывая новую жертву своего непомерного любопытства. Кто такая? Чья? Откуда?
— Валя, мама скоро приедет? — спросил тот же настырный голос,
— В воскресенье вечером обещала, — откликнулся он, и шепнул Юле. — Ну и въедливые. Всё им знать надо. Как будто девчонок не видели. Ко мне только ребята ходят, вот и въелись.
— А почему девочки не заходят?
— Почему-почему, откуда я знаю. Им со мной не интересно. Фирмы нет, денег нет. Ты же видела, как я живу, врагу не пожелаешь. Подожди, кажется, что-то придумал. Стой здесь и никуда не уходи. В туалет не хочешь? Тогда не исчезай. Я сейчас с Тамарой поговорю, это она нас первая задела.
Юля не успела его остановить, как он вернулся к подъезду и вежливо спросил:
— Тамара, можно тебя на минутку?
Со скамейки поднялась стройная молодая женщина с грудным ребенком, удивленно подняв тонкие брови. Валя отвел её подальше от старушек и от Юли, чтобы ничего не расслышали.
— Томочка, ты одна меня можешь спасти. Выручи, будь другом. Ух ты, какой бутуз! Как звать?
— Вовик. В чем дело, говори, не тяни резину. Деньги нужны? На кино не хватает?
— Дай подержу.
— Ещё своих надержишься. Тебя краля ждет, и где таких откапывают?
— Она из детдома. Приехала мать разыскивать. Представляешь, в лицо ни разу не видела, и ищет. Даже фотографии нет. Вполне возможно, Юльку в роддоме оставили. Ты бы смогла своего Вовика оставить? А вот ее бросили. Я только сегодня с ней познакомился. Голодная была. Она из детдома сбежала. Её ловят, она опять бежит мать разыскивать. Кто-то ей сказал, что мать живет где-то в нашем районе, а это гиблое дело — три миллиона человек обойти, тем более в лицо не знает.
— Ну, а я чем могу помочь? — спросила Тамара, с жалостью посмотрев на Юлю.
— Понимаешь, девчонка ни разу на дискотеке не была, а она вон в чем. У моей мамы, ты знаешь, фигура крупная, ничего не подходит. А у тебя с Юлькой — одинаковые. Ты не могла бы на вечер одолжить? Чего не жалко, завтра вернем.
Тамара приценивающе окинула юлькину фигуру и решительно сказала:
— Зови.
— Юля, иди сюда, — махнул рукой Валя. Когда Юля подошла, он представил:
— Это Тамара, наша соседка, тоже на шестнадцатом этаже живет. В одной школе учились.
— Пошли, — сказала Тамара и двинулась к подъезду.
— Иди с ней, — подбодрил Валя, оглянувшуюся на него, Юлю. В дверях Тамара остановилась и крикнула Вале:
— А ты чего стал? Мы не скоро вернемся. Дома подождешь. Они втроем вошли в лифт. Тамара сказала Юле:
— Ты извини, что я вас задела, когда проходили, обидно стало, два года назад Валька с меня глаз не сводил, а сейчас проходит и не замечает.
— Так я утром уже здоровался, — не выдержал Валя.
— Меня там не было. Я не слышала. Язык не отвалился бы ещё раз сказать. Невоспитанный ты, Валька. Надо было мне подождать, пока ты подрастешь, уж я бы взялась за тебя, обтесала. Сиди дома и не высовывайся, жди. Пойдем, Юля, пусть один поскучает.
Валя зашел в квартиру, в которой было непривычно тихо, даже холодильник не работал, и включил магнитофон. Походил бесцельно по комнате, полил цветы на подоконнике и в кашпо, потом стукнул себя по лбу ладонью и полез в ящик письменного стола: в оранжевом блокнотике лежали пять рублей, припрятанные на покупку компакт-кассеты, переложил в карман джинсов. Вышел на лоджию.
Единственная мысль занозой сидела в мозгу: неужели нельзя изменить эту нелепую ситуацию? Почему Юля должна страдать из-за недомыслия взрослых? Это же несправедливо! И он бессилен помочь. Мама приедет, она, конечно, сумеет посоветовать, найдет какой-нибудь выход. Нельзя же Юлю снова отправлять в это спецПТУ. Она же не виновата в том, что мать её бросила. А могла бы его мать поступить так же, если бы поссорилась с его отцом раньше, когда он родился? Ведь почему-то оставляют. А он смог бы своего?
Валя почувствовал смятение, как и от самого вопроса, так и от сознания, что в глубине души допускает такую возможность, и в то же время понимал, что всё это слишком умозрительно, отвлеченно. Он не мог представить своего ребенка. Откуда ему взяться? И какой он? Такой, как Вовик? Но Вовик тамаркин. Чужой. А если бы он не сдержался и после этого поцелуя навалился? Она бы и кричать не посмела. В чужой комнате, раздетая. Как хорошо, что смог удержаться. Страшная сила — эта животная страсть! Был готов на всё. Почему удержался? И сможет ли снова устоять, если это повторится? Нет. Надо избежать повторения, гарантии дать он не мог.
Послышался скрип открываемой входной двери и одновременно задорный тамаркин голос.
— К вам можно?
Он бросился в прихожую, но они уже входили в комнату. Валя ахнул, от изумления поднял брови. Он не ожидал увидеть Юлю в модном наряде: блузка из голубого люрекса в каком-то вольном покрое, будто из одного куска, перекинутом через плечо, оставляя другое открытым восхищенным взглядам, короткая кожаная юбочка, казалось, подскочила, открывая стройные ноги в белых элегантных босоножках. В руках, смущенная восторженным взглядом, Юля держала раздувшийся от вещей полиэтиленовый пакет,
— Тома, кто это? Я потрясен. Нет слов. Она же Машу Калинину за пояс заткнет.
Тамара была довольна произведенным эффектом.
— А что? Запросто. Юлька сто очков форы даст всем московским красавицам. Они просто не знают, где их искать. Пусть приезжают к нам. Ох, и повезло тебе, Валька!
— Юля, ты меня поражаешь. Как это тебе удается? С каждым разом ты всё красивее становишься.
Юля засмущалась и закрыла лицо руками.
— Валя, убеди её, не хочет в этом идти. Еле уговорила тебе показаться.
— Я же никогда такое не носила.
— Ну и что? Привыкай. Если бы не моя жадность, я бы тебе подарила и блузку, и юбку, но ещё сама их не носила. Всё с Вовиком, руки оттянул, куда с ним пойдешь. Но смотри, только на один вечер, больше не дам. А то все запомнят тебя в нем.
Валя удивленно посмотрел на Тамару, совсем недавно, на прошлой неделе, он видел её в этом наряде, выходила из подъезда под ручку со своим муженьком. Непонятно, зачем ей понадобилось врать, преувеличивать значение поступка? Ей и без того благодарны. Но ничего не сказал.
— Спасибо, Тамарочка, ты такая добрая, сколько платьев мне понадавала, мне даже неудобно, чем отплачу?
— Ой, не говори. Я тебе должна сказать спасибо, что избавила от них, лежат — место занимают, носить некуда, новое не сошьешь, свекровь глаза колит: у тебя есть что носить. Бери и не возникай. Мне для тебя, подруга, ничего не жалко, оставила бы у себя, если бы не была такой броской, мой глаз сразу положит. Хватка бульдожья, меня увидел — и всё, свободу потеряла, вот дома сижу, пока он не придет. Но на других начинает посматривать. Поэтому мне надо быть в форме и в фирме, чтобы на других не заглядывался. Ясно? Валька, не обижай мне ее, слышишь? Головой ответишь. Ладно, воркуйте, не буду мешать, пойду, как бы Вовик не проснулся.
Юля расцеловала Тамару и та вышла из квартиры, одобряюще подмигнув обоим.
— Ой, что за женщина! — воскликнула Юля. — Сколько платьев надарила! Я говорю: куда мне столько? Всё равно, отнимут. Нет, бери да бери. Я такая счастливая, Валя. Никогда такой не была. Ты мне счастье приносишь, да?
— Хотел бы я, чтобы это было так, Юлька.
— Ты, в самом деле, считаешь, что в этом можно пойти на танцы?
— А почему бы и нет? Поспешим, через час дискотека начнется. А нам еще прошвырнуться по набережной надо, ребят найти.
— Это обязательно, Валя? Разве нам вдвоем нельзя?
— А мы и будем вдвоем, но все вместе. Понимаешь? Там кодлами держатся,
и никто никого не трогает, но стоит появиться одиночке... У меня же тебя враз отобьют, ты вон какая. Я рядом с тобой совсем не смотрюсь. У меня фирмы нет.
— Тогда я сниму это, надену поскромнее.
— Ах, Юлька, я же хочу, чтобы ты была не только самой красивой, но и самой нарядной. Пусть позавидуют, я без фирмы и рядом с тобой. Подожди, я вспомнил, у мамы есть кое-что.
Валя бросился к трельяжу, открыл шкатулку и достал золотую цепочку с медальоном.
— Примерь. А вот и сережки к цепочке.
— У меня же проколов нет.
— Без них нельзя? Жаль, тебе они подошли бы. Вот здесь лежат клипсы, посмотри, выбери, какие понравятся. Здорово! Совсем другой вид. Настоящая принцесса.
— Золушка, — поправила Юля.
— Нет, королева. Все будут у твоих ног.
— Мне всех не надо, — тихо сказала Юля.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2013/04/30/1869