Вода плёскает о скользкие камни, толкает в дюралевый бок зачаленную у берега лодку, холодит ноги сквозь сапоги – «бродни»… Конец августа. Скоро в школу. Между камней, в затишке, увязая в речной пене, кружат желтые хвоинки.
Я отвожу за спину свой коротенький спиннинг и, поворачивая голову к реке, ищу взглядом точку, куда отправлю сейчас плавным броском тяжелый поплавок с прикрепленным к нему настроем из «мушек». И замираю.
У дальнего берега, в самом начале плёса подпрыгивает на валах под скалой яркое, красно-желтое пятно.
Пятно быстро приближается, и вскоре уже отчетливо виден плот с двумя большими, продольными веслами на носу и корме. Маленькие фигурки людей в разноцветных касках и спасательных жилетах. Настил из жердей на автомобильных баллонах. Груда рюкзаков. Туристы…
- Эй-й-й! - несётся над рекой. - Далеко до деревни?
- Километров сорок! - кричит в ответ отец со скального выступа в конце плёса.
Плот уносит сильным течением за речной поворот, а ему на смену выплёвывают валы из-под скалы другую, такую же яркую, такую же таинственную частичку иной, непонятной мне жизни…
- Эй-й-й! Далеко до деревни?
Я выбредаю на берег, осторожно кладу на белёсые, гладкие камни спиннинг и иду к отцу. Сажусь неподалёку от него на каменный уступ, покрытый сбоку бледно-зеленными разводами лишайника. Задумчиво смотрю на вздымающиеся над рекой, поросшие глухой тайгой сопки…
Я знаю, что выше по реке можно подняться еще километров на двадцать. Или на тридцать... А дальше начинаются для моторной лодки непроходимые пороги.
- Па, а как они туда попадают?
Отец, резким движением рук с поворотом всего туловища бросает блесну. Фырчит катушка, разматывая леску. Блесна, сверкнув в лучах ещё тёплого солнца, булькает в самой середине глубокого «котла».
- Кто?
Не поворачивая ко мне головы, отец быстро крутит катушку спиннинга. У его ног уже лежат два ленка. Пятнистых. Упругих.
- Ну, эти… Туристы. В верховья, в Тофаларию…
- А-а-а, - тянет отец. - Да по разному…
Подтянув блесну к самому кончику спиннинга, щёлкает на барабане рычажком тормоза. Подходит и садится рядом со мной на шершавый уступ. От него пахнет рыбой и табаком. Толстый свитер, выцветшая «энцефалитка», высокие бродни сорок четвертого размера. Из-под тонкого излома бровей весело щурятся серые глаза:
- Кого как туда черти несут… Кого на вертолёте, а кто через прииски «Уралом», да потом ещё пёхом…
- А зачем?
Отец пожимает плечами, выуживает из нагрудного кармана папиросу, долго разминает её. Чиркнув спичкой, прикуривает и, задрав голову к безоблачному густо-синему небу, выпускает струйку дыма:
- Красиво, говорят, тут у нас… Воздух, рыба…
- Они за рыбой сюда едут? Рыбачить?
- Приключения искать! Тонут вон, чуть не каждый год... Отдыхают.
Отец презрительно щурится, попыхивая папиросой, а затем, докурив, щелчком отправляет окурок в воду. Окурок затягивает в небольшой водоворотик, кружит и уносит в «котёл».
Я смотрю на тёмную, мрачную воду «котла», на поверхности которой возникают, расходятся, набегая один на другой, и вновь исчезают пенные круги, будто и в самом деле здесь кто-то кипятит воду. Скольжу взглядом по волнистой, сизой глади плёса, что тянется от «котла» до высокой серо-коричневой скалы на крутом изгибе реки. Там прижим. И высокие валы от лежащих на дне огромных камней, когда-то отколовшихся от скалы...
Мы с отцом здесь только первый день... И ещё три дня нам, постепенно спускаясь к деревне, хлестать реку мушками и блеснами с утра до вечера, потрошить и солить по темноте хариуса, жаться к костру, кутаясь в телогрейки на смолистом лапнике…
Плоты с туристами скользнули мимо ярким пятнышком, выбив нас на мгновение из привычного обыденного ритма, и скрылись за поворотом. Завтра они уже будут в нашей деревне, первой и последней на их пути из Тофаларии. Туристы доберутся на стареньком, дребезжащем рейсовом «ПАЗике» до небольшого, грязного райцентра и уедут на поезде в свои большие города... В больших городах хорошо, красиво. Там высокие дома, трамваи, троллейбусы. Там магазины и рынки где можно купить и рыбу, и ягоду, и орех…
Туристов у нас в деревне считают чудаками, способными на разные глупости.
Я вздыхаю и откидываюсь на спину. Солнце слепит глаза и я, зажмуриваясь, прикрываюсь рукой согнутой в локте.
Я открываю глаза. Встаю и, прихрамывая, медленно двигаюсь по скользко блестящим плиткам зала ожидания. После галечника, валунов и острых скальных обломков эта идеально ровная поверхность внушает опасение. В фойе вокзала останавливаюсь перед зеркальной стеной. На меня смотрит мужик с обветренным, почерневшим лицом, заросшим густой седоватой щетиной…
Высокое крыльцо, сигаретный дым. Качающиеся тени... Два, деловито топающих по ступенькам милицейских сержанта, машины на привокзальной площади, пара длинноногих девиц в легких нарядах, редкие огни спящего городка…
В зале ожидания гора из рюкзаков, спасжилетов, чехлов с «костями», «шкурами» и «кишками» катамаранов. На полу, на «пенках» прокопченные, усталые люди. Как и у меня, в их глазах отражениями прозрачных плёсов, брызгами перекатов и валами бурных порогов, маревом тайги и отблесками костров колышется Тофалария.
Я протягиваю руку крепкому, улыбчивому мужику.
- Договорились? - спрашивает он, крепко сжимая мою ладонь…
Скромный офис небольшого туристического агентства. Мягкие кресла, журнальный столик, иллюстрированные проспекты.
Мнимо-случайное посещение. Пока мой коллега по работе болтает с приятелем, рассматриваю рекламные картинки…
- В августе идем в Саяны, - улыбчивый, жизнерадостный хозяин агентства ерзает на стуле, поглаживая красно-коричневую лысину. - В Тофаларию…
Я откладываю проспекты. Настораживаюсь.
- Там красотища… Рыбалка! Группа будет большая, человек двадцать… Места ещё есть.
- А куда там идёте?
От названия реки сжимается сердце... Кружат, захлестывают воспоминания.
- Как будете «забрасываться»?
Да, конечно. Они прибудут в мой райцентр, они погрузятся на машины и, направившись по дороге в мою деревню, свернут потом в сторону приисков... Двести километров по бездорожью.
Мне не сидится больше в этом уютном кресле, я подаюсь навстречу улыбчивому мужику, мы смотрим друг другу в глаза…
- Договорились! - отвечаю, сжимая его сильную руку.
Я выхожу из офиса. В центре большого, миллионного города. Здесь хорошо, красиво... Здесь высокие дома, трамваи, троллейбусы. Здесь магазины и рынки…
Меня крепко прижало к каменным стенам этого города.
Поезд стоит две минуты. В тамбур летят рюкзаки, весла, спасжилеты, чемодан женщины, которую угораздило взять билет в наш вагон. Матерится проводница. Кричит «адмирал». Мы успеваем…
Поезд трогается. Освобождаем прижатого рюкзаками к титану и пропустившего свою станцию мужика. Расталкиваем вещи по полкам. Находим чемодан впавшей в истерику женщины…
- Вы из экспедиции? - смотрят на меня восторженные глаза взъерошенного паренька.
Я с удовольствием вытягиваюсь на плацкартной полке. Нет, мальчик. Мы просто отдыхали…
Я пытаюсь выпрямить ноги, но упираюсь ими в чью-то спину… Мои ноги, голова, руки, туловище в единой массе с другими телами, скрючившимися на дне кузова, подпрыгивают на ямах и ухабах таёжной дороги. Тент опущен. Ночь.
День. За «кормой» мощного «Урала» расходятся пенные волны. Вода полностью скрывает высокие колёса, бьется о раму. Из-под отброшенного тента я наблюдаю, как на перекате медленно стягивает вниз по течению идущий вслед за нами «ЗиЛ»… Участок в пятьдесят километров по каменистому руслу быстрой реки, зажатой меж сопок с сухостойной тайгой. Сорок бродов…
Вечер. В небо бьет белая струя водомёта промывочной машины. Солнце касается вершины бледно-сиреневой скалы, скользит последними лучами по серым крышам бараков. На узкой дороге вдоль перепаханной бульдозерами долины долго пятимся, пропуская «вахтовку» с «золотарями»… У нас опытный водитель.
Хмуро-зеленый перевал. Чум. Лошади. Каюры... Двадцать часов в железном кузове «Урала» позади... За перевалом река. Её бурные воды теперь для нас единственный путь вперёд, для того чтобы вернутся назад…
Я возвращаюсь на предыдущую страницу, кручу колёсико «мыши», увеличивая масштаб, и переключаю режим отображения карты «Google» на «спутник». Уже через месяц я окажусь там, где сейчас медленно скользит курсор «мыши», где на снимке из космоса, в окне монитора, русла рек кажутся линиями хребтов…
Магазины для туристов, охотников и рыбаков, «блошиные» рынки и барахолки… Экипировка, мотки лески, «мушки», поплавки, блёсна… Поздним вечером я застываю у компьютера, изучая карту «Google».
Я смотрю на карту, а вижу привокзальные киоски с нелепыми названиями и смешливыми продавщицами. Грудастые девки, высунув головы из амбразур киосков, рассматривают туристов с огромными рюкзаками на спинах:
- Тебе, какой больше нравиться... С красным рюкзаком? Вон тот, светленький? Да ну… Мне вон тот, с вёслами!
Стрелка курсора, подрагивая, сползает с названия станции. Передо мной пыльный щебень дороги, заросшие бурьяном поля, деревня, в которую мне уже давно не к кому ехать… Деревня, за которой вздымаются сопки и громоздятся горы, где вековые листвяки укоризненно покачивают своими одинокими верхушками, где река несёт свои прозрачные воды из Тофаларии...
Видео на You Tube. Пороги, прижимы, рёв воды… Катамаран ныряет с полутораметровой высоты в пенную кипень. Оседлавшие его, отчаянные люди делают судорожные гребки веслами, пытаясь вырвать своё судно из «бочки». Картинки сплава пугают и притягивают…
Я уже не молод... Зачем? Я пожимаю плечами и ощущаю, как на конце лески ворочается, сопротивляясь, красавец хариус, как обдувает моё лицо свежий смолистый ветер, как прижигает озябшую спину жаркий костёр…
Откинувшись на спинку кресла, щёлкаю «мышкой». Я ещё здесь, в квартире на седьмом этаже, где за окнами улюлюкает сигнализация автомобилей, скрежещут трамваи, летит тополиный пух… Я уже там, где разлилась тайга, где взметнулись горы, где на прижиме тяжелый поток воды бьётся о каменную щёку серо-коричневой скалы…
Чтобы вернуться назад, надо идти вперед.
Нацелившись на жилку реки, увеличиваю масштаб карты, пока изображение на экране монитора не начинает расползаться на пиксели. В радужном пятне мне видится катамаран.
Полноводная река несет катамаран мимо зелени островов и чёрных каменных осыпей с белопенными накидками из лишайника, мимо причудливо выветренных скал и солнечных сосняков…
Река успокоилась, угомонилась, лишь на её изгибах остаётся напряжение... Я убираю промокшие ноги с упоров и, вытянув их на баллоне, лениво шевелю веслом.
Мрачноватые верховья с глубокими мхами, тёмной тайгой и брусничными коврами, ущелья с ревущим потоком вздувшейся от затяжных дождей реки, тофаларский поселок, за которым поднимаются снежные вершины... Позади.
Позади двухметровые валы, где скинуло меня с катамарана и я, увлекаемый сильным течением, тянулся из последних сил к тонкому оранжевому шнуру «морковки», брошенной мне с берега... Позади прижим, где хрустнула моя щиколотка, вдавленная в скалу…
Тревожная ночёвка, когда нас разбросало по разным берегам, и не было вестей от отставших экипажей... Холодная стоянка на пустынном каменистом острове... Гостеприимная охотничья избушка с запасом сухих лиственничных дров и жаркая банька…
Надоедливый дождь сверху, ледяная вода снизу. Сведенные от напряжения пальцы рук на вальке весла. Стоянки, дневки, ночевки… Весёлые шутки возле костра под густой россыпью ярчайших звёзд. Рыбалка, двадцать литров спирта и потрясающее, суровое спокойствие природы, в котором растворяются, исчезают все никчемные мысли и чувства... Позади.
Вода плёскает на обливных камнях, толкает в тугой бок катамаран, холодит ноги сквозь намокшие кеды… Конец августа. Скоро на работу. Между баллонов, увязая в речной пене, кружат желтые хвоинки.
Мы минуем лёгкий прижим, слегка покачиваемся на низких валах и выходим на спокойный, широкий плёс…
На берегу, рядом с причаленной моторной лодкой маленькие фигурки людей.
- Эй-й-й! - кричит мой напарник. - Далеко до деревни?
- Километров сорок! - доносится по воде от скального выступа в конце плёса.
Я лезу в нагрудный карман за сигаретой, закуриваю и смотрю, как под баллонами катамарана возникают, расходятся, набегая один на другой, и вновь исчезают пенные круги, будто кто-то здесь кипятит воду…
Сегодня нам целый день махать веслами, пропуская удобные стоянки и рыбные места, чтобы успеть в срок к точке выхода с маршрута. А завтра, будет деревня... Там мы разберем катамараны и, добравшись на стареньком, дребезжащем рейсовом «ПАЗике» до небольшого, грязного райцентра уедем на поезде в сутолоку больших городов…
Берег с темными пятнышками деревенских рыбаков промелькнул мимо. Промелькнул я, промелькнул отец... Промелькнули все тридцать пять лет отделяющие меня от тринадцатилетнего мальчишки бредущего по камням к отцу, чтобы спросить: «А зачем?».
Люди на берегу еще какое-то время будут смотреть нам вслед, а потом вернуться к своим простым, обыденным делам…
Я хорошо знаю, о чём они сейчас думают.
Я с ними согласен…
Но что мне делать, если среди высоких домов-скал вместо шумной улицы с трамваями и троллейбусами мне вдруг вновь привидится эта река?
Омск, 2010 г.