Он сидит на влажной скамейке. На нем старенький костюм и новые башмаки. Он пытается спрятать ноги под скамейку, но ноги не слушаются его. Тогда он вздыхает и, подняв голову, скользит растерянным взглядом по лицам людей, по свежевыкрашенному забору, по белесым стволам тополей. Тополя вздрагивают ветвями над его головой и роняют капли ночного дождя. Он поднимает глаза. Они одного цвета с плывущими в небе плотными, блекло-сизыми облаками.
Его крупные, корявые кисти рук лежат на коленях. Они тяжелы и бессильны. Он шевелит скрюченными пальцами на правой руке и рассеяно слушает речи людей. Люди полукругом толпятся у калитки. Они выходят по очереди вперед и говорят, говорят… Слова их кружат вокруг тополей, путаются в кустах акации и подхваченные легким ветерком уносятся прочь. Хорошие, правильные, торжественные, пустые слова.
Он вздрагивает и тревожно вглядывается в толпу. Его глаза находят согнутую, маленькую фигурку. Он видит морщинистое лицо и улыбающиеся глаза. Она здесь. Он с трудом выпрямляет спину. Ветер шевелит редкие, седые волосы на его голове. Звучат негромкие аккорды, и детские голоса старательно выводят слова старой песни. Он подносит руку к глазам. Они слезятся. Его губы кривятся в виноватой, смущенной, горькой улыбке.
Он сидит один. От стоящих людей его отделяют пустые скамейки. В центре небольшого прямоугольника земли, обнесенного зеленым забором, только он, пустые скамейки, высокие тополя и бетонная пирамидка со звездой из жести. Небольшой прямоугольник земли в центре маленького, сгрудившегося у реки таёжного села.
Он переводит взгляд от скамейки к скамейке. Воспоминания падают холодной тенью, и он зябко поводит плечами. Легкий серебреный звон раздается на его груди. Звук этот слаб, но он заглушает на какой-то миг и песню, и ленивый лай деревенских собак, и отдаленный шум бензопилы. Былые искорки вспыхивают и тут же гаснут в его глазах.
Он был очень молод, когда уходил из родного села. Уходил, впервые покидая привычный, уютный уголок. В огромный неизвестный мир. В мир, где полыхал страшный огонь. Он помнит несмелый взмах рукой на околице села. Это была она. И все долгие слипшиеся в страшный кровавый комок годы он шел к ней.
Он вернулся повзрослевший на десятки лет с навечно застрявшим, где-то около самого сердца осколком ужаса. Но впереди была вся жизнь. И тогда, казалось, что он точно знает, какой она будет… Это знание дарило радость и силы.
Прорвавшиеся сквозь облака лучи солнца скользят по его лицу. Он чувствует на себе взгляды людей. О нем говорят. Услышит ли он еще раз эти слова? Слова, что говорятся всего лишь один раз в год. В тот День, когда он вновь становится героем.
У него крупный, шишкастый нос и впалые щеки. Он кивает в такт чужим словам. Он тот, кто сидел всегда с самого края скамейки. Он тот, кто никогда раньше не выступал с речами. Бывший ездовой артиллерийского расчета, бывший колхозный конюх Филька Кнут.
Он вновь пытается убрать ноги под скамейку. Люди молча смотрят на него. Они чего-то ждут. Он привстает, его губы шевелятся, но перехватывает горло спазм и вместо слов вырывается из груди клекот, который неожиданным эхом возвращается к нему из-под облаков. Он поднимает голову к хмурому, весеннему небу, где изгибается на ветру рваный клинышек припоздавших журавлей.
Он досадливо машет рукой и, так и не сказав ни слова, садится. Последний оставшийся в живых на селе ветеран.
г.Нижнеудинск, 2003 г.