Возвращение

Светлана Корчагина-Кирмасова
День задался с самого начала: не проспала, на дороге не было пробок, и на работу не опоздала, что было крайне редко. Шеф одобрительно кивнул головой и пригласил в кабинет:
- Инна Викторовна, вы очень мне нужны, есть срочное неотложное дело, - официальный тон не предвещал ничего хорошего, - нет-нет, я всё понимаю, праздники, короткий день…  Я хочу вас попросить за три дня подготовить всю необходимую документацию и отправить её по электронной почте, чтобы заказчик, придя на работу, имел все данные.
- Вадим Николаевич, а как же отдых? – пыталась возразить она.
- Инна, вы меня удивляете, я прекрасно знаю, что вы и часа не проживёте без работы.
Этот комплимент попал в самое сердце помощника президента фирмы «Энержи +».
- Когда приступать, - безнадёжно спросила женщина.
-Можете прямо сейчас. Инженеры свою работу сделали, кстати, по их вине задержка. Предприятие старое, но шагает в ногу с современностью. Ваша задача: скомпоновать и выложить всё это так, чтобы наша модернизация по экономии энергоресурсов им была необходима больше, чем сырьё. Вы меня понимаете?
- Да, Вадим Николаевич, только с одним условием, это всё будет взято вот из этой папки.
- Конечно, иначе быть не может.  Только не забудьте про «красивую упаковку».
- А что они делают?
- Не поверите, Инна, - детские пластмассовые игрушки.
- Ну что же, ради детей можно пожертвовать и выходными.
- Умница. Вы мне сегодня больше не нужны.
- Как?!
- Свободна. Четыре дня хватит?
- Вадим Николаевич, я могу уйти?
- Инночка, с праздником вас. И давайте уже, езжайте домой, на дачу, в деревню – и работайте, работайте.
Инна закрыла дверь кабинета и тяжело опустилась в кресло. Толстенная папка не прибавляла оптимизма, а так замечательно всё складывалось. Но вдруг она вспомнила последние слова шефа:
- В деревню, срочно. Пока все сидят в своих офисах и только мечтают выехать за город, я могу прямо сейчас же отправиться туда.
Бросив фотоаппарат, ноутбук и папку на заднее сидение, Инна легко села за руль небольшой, но очень удобной машины «Сузуки Свифт». Навигатор показал, что внутреннее кольцо стоит:
- Ну что же, поедем по «пьяной дороге», главное, скорее выбраться на волю.
Уже через час Инна наслаждалась поездкой. Ноябрь стоял на редкость тёплый, леса красовались пёстрым убранством. Свернув с Киевского шоссе в густой ельник, Инна открыла окно и вдохнула ароматный, смолистый воздух. Именно здесь начиналось то самое экологически чистое воздушное пространство. Моментально проходили головные боли, апатия, депрессия и многие городские недуги. Где-то впереди просветлела голубая полоса неба и она, как заветная мечта, манила к себе необыкновенной чистотой и таинственностью.
- Неужели у нас солнышко? Вот это подарок! – засмеялась Инна и нажала на газ.
В деревне всё дышало покоем и отдохновением. Чернели вспаханные поля и огороды, зеленели аккуратно скошенные лужайки, а под пушистыми соснами морщинились огромные лопухи переросших маслят.
- Какая жалость, неделю назад они были, что надо.
Инна вошла в ограду и ахнула. Над укрытым лапником кустом распустилась алая роза.
- Откуда это чудо? Боже, как хороша! – она понюхала цветок и зажмурилась, - невероятно, а пахнет, как летом.
Она прошла по усадьбе, под ногами похрустывали опята. На грядках сияли цветки ноготков в салатовой зелени с петрушкой и укропом. Калина склонилась под тяжестью спелых плодов. Инна сорвала кисть и с удовольствием съела терпкие горьковатые ягоды, потом она легла на свою любимую лавку под берёзками:
- Итак, задача ясна, красивая упаковка: калина, роза, ноготки на фоне синего неба и жёлтой берёзовой листвы. Люди, делающие игрушки – лирики и романтики. Они устали от серых будней, надо им помочь и настроить на позитив. Сейчас ещё пять минут, и займусь фото сессией.  Разве можно услышать в городе шелест опадающей листвы? А тихо как,  хочется раствориться в этой прозрачной беззвучности.
Она отдыхала, но уже работала – искала нужный кадр. На глаза ей попалась брошенная игрушка, неваляшка, в соседнем дворе. Инна поставила её в ноготки, а вот и берёзки на заднем плане. Сделав несколько проб, её объектив поймал огромные оранжевые волнушки в траве.
- Это тоже пригодится, вдруг дело не пройдёт. Шикарные аппетитные волнушки Вадиму Николаевичу, в крайнем случае.
В доме было прохладно, пахнуло отсыревшей побелкой и давно нетопленым помещением. Из красного угла с укором глянули лики святых в старинном резном киоте, и портреты дедушки и бабушки. Инна зажгла лампадку и перекрестилась.
- Приехала я, не могла раньше, извините меня, родные. Сейчас печечку растопим, веселее будет жить.
Инна подошла к печке, погладила её:
- Просыпайся, голубушка, - она вспомнила бабушкины слова: «Коль она русская, значит, у неё душа есть, как у всего русского. Поласковее с ней, поговори, она же самая главная в доме – и греет, и кормит, и работает, и лечит, и душу согревает. Если долго не топишь, разбуди её, помоги ей задышать. Подтопи газеткой под. Сначала она пыхнет, а ты дверку закрой, ей и придётся в трубу пыхнуть, а как загудит – значит проснулась. Можно и русскую топить, а потом и печурку. Только после этого можно печь хлеб и готовить еду».
Инна открыла три заслонки и маленькую дверку внизу, зажгла газету. Когда на неё из чрева печи дохнуло дымом, она засмеялась и посмотрела на портрет бабушки:
- Не хочет просыпаться, сейчас мы её расшевелим.
Через несколько минут сжигания газет печь деловито загудела.
- Ну, вот и тяга пошла.  Давай, родная, поработать нужно немного. Видишь, все замёрзли.
Инна сняла заслонку, сложила дрова под свод и подожгла щепу. Скоро в печи весело горел огонь. Его блики плясали на двух пузатых блестящих самоварах, коим по сто с лишним лет, ещё сапогом разжигали. Странное чувство охватывало Инну в этом доме. Это было опьяняющее и всепоглощающее состояние. Она ощущала свой родовой фон – глубинный, древний, русский, свои корни – они были здесь. И, как вековой дуб, что рос напротив дома на краю старицы, она подпитывалась силой и энергией этой земли, где жили её предки. И вся её состоятельность и значимость, сила и воля – всё отсюда, с первых шагов жизни и по сей день. Она иногда ловила себя на мысли, которая приводила её в восторг. Как могут все эти вещи существовать здесь вместе? Деревянный сруб, русская печь, медные самовары, старинные иконы, бабушкина этажерка, швейная машинка «Зингер» 1900 года и папина пластинка-альбом «Love Songs», с прекрасным групповым портретом на развороте группы «Beatles», за который он чуть не сел в тюрьму. И тут же ноутбук с модемом, спутниковое телевидение, мобильный телефон и цифровой фотоаппарат. Но они  есть, и все в одном доме. Фантастика! А она в нём словно в машине времени. Каждая вещь – это целая эпоха. И она – эта вещь – говорит с ней. В этом году Инна нашла на огороде половину расколотого ручного мельничного жернова. Память тут же нарисовала картинку: когда-то её прапрабабушка мелила им муку. Каждый год земля что-нибудь отдавала своим потомкам. Однажды Инна выкопала огромную подкову, были и раньше поменьше, но эта была настолько большой, что о размерах лошади можно было только догадываться. Не говоря уже о гвоздях, топорах, элементах упряжи и, конечно же, деньгах. Последняя её находка была весьма ценной – монета 1645 года, обрубленная, с надписью «ДЕНГА». Деньги были разные и много, хорошо, что её брат – нумизмат.
Инна высыпала гречку в горшок, залила водой и поставила в печь. Открыла папку, сверху лежал диск.
- Значит, техническая часть готова. Молодцы, ребята! Ну что же, приступим. Сначала отправим письмо маме, чтоб не волновалась.
Тут в дверь постучали:
- Инночка, ты дома?
- Да-да, заходите Серафима Ивановна.
Соседка Инны, мамина подруга  присматривала за домом и участком, и делала простую работу.
- Я прикрыла розы ёлочкой, хотела срезать бутон, да жалко стало, пусть, думаю, цветёт. Холода не скоро ещё.
- Очень хорошо, Серафима Ивановна, я её бабушке и дедушке отнесу.
- Ну и ладно. Завтра же такой большой праздник – Казанской Божьей Матери, - женщина перекрестилась и тяжело вздохнула, - Инна, не хотела говорить тебе, да уже не в силах молчать. И ты всё одна, и одна, замуж не выходишь. Я Лиде дала слово, что не скажу, да только тяжело мне с этой тайной.
Инна внимательно посмотрела на пожилую женщину:
- О чём это вы? Что-то с Лидией Михайловной? Говорите же.
- Ой, что это я. Пошла я, Инночка, некогда мне, каша на плите варится…. С Лидой всё хорошо, не волнуйся, - соседка быстро удалилась, ругая себя по дороге.
- Странно всё это, - сказала Инна, провожая её взглядом.
Лидия Михайловна, мама её первой любви – Егора Никитина, жила в этой деревне. После того, как пришла похоронка на сына, погибшего в военных действиях в Чечне, женщина стала обходить Инну стороной. Прошло уже много лет с той страшной зимы, но Инна до сих пор не может поверить в реальность тех событий. Сначала пришло уведомление, что Егор Никитин не значится в списках погибших, то есть пропал без вести. Лидия Михайловна и Инна тогда сблизились и поддерживали друг друга. А когда через месяц  пришла похоронка, так, по крайней мере, ей было сказано, мать Егора резко отстранилась от неё. Но, ни похорон, ни могилы не было, объяснений тоже. Осталась лишь боль.  И надежда. Сначала она была большой и яркой, как Солнце. И она верила, что Егор жив, только не может дать о себе весточку. Мало ли таких случаев? Об этом писали, фильмы снимали: ранение тяжёлое, плен, рабство. Потом боль притупилась, и с годами надежда стала угасать, тускнеть, уменьшаться в удаляющуюся светящуюся звёздочку.
Первым желанием Инны было намерение сейчас же пойти к Лидии Михайловне. Она вышла из дома и направилась  на другую  сторону деревни, но на полпути резко развернулась.
- Что я ей скажу? И зачем зря  тревожить пожилого человека? Столько лет прошло. И правда – время лечит.
Проходя мимо окон соседки, она увидела испуганное лицо Серафимы Ивановны. Та звала её к себе:
- Инночка, может, чайку попьём, поговорим. Вот видишь, палец себе располосовала, никак не заживает. А ты, случаем, завтра не собираешься в церковь? А-то съездила бы к Преподобному Тихону за водицей. Целебная она, враз, всё заживёт.
- А может вместе, Серафима Ивановна?- предложила Инна.
- Нет-нет, милая, я завтра здесь. В часовенке служба будет, да и укачивает меня. А тебя попрошу, подойди к батюшке Луке, испроси благословения для меня на исцеление. Сделаешь?
- Конечно, для вас что хотите.
- Ну, и  ладно. Казанская  завтра. Богородица поможет, я знаю. И страждущим, и больным, и бедным, и сирым. Заступница она. Богородице Дево, Ты бо  еси Божественный покров рабам твоим, - женщина перекрестилась на образа и низко поклонилась, - мама завтра в церкви  помогает? Не приехала  с тобой?
- Да.  Я тоже не собиралась, так получилось, захотелось  домой.
- Это хорошо, девочка, земля  зовёт.
Как не пыталась Инна заставить себя работать, ничего не получалось. Она закрыла ноутбук, достала с полки фотоальбом,  долго держала его в руках, но, так и не открыв, прижала к груди и легла на диван:
- Егорушка, любимый…
На следующий день Инна встала очень рано, заехала на кладбище, поставила розу в вазу, потом отправилась в Свято Тихонову пустынь. День был солнечным и по-летнему тёплым. Небеса блистали бездонной голубизной, какая бывает только  осенью. На сердце было радостно и покойно. В  Медыни  её встретил колокольный Благовест. Он отозвался  глубоко в душе  и разлился нарастающей волной близости долгожданного счастья.
У Святого источника было много верующих, очередь стояла и в Купель. Инна решила сначала зайти в церковь. Там шла служба. Она написала записки о здравии и об упокоении, не забыла и про Егора, купила свечи и замерла у ближайшей колонны. Что-то до боли знакомое уловила она в голосе читающего Евангелие за вратами алтаря. Как заколдованная пошла она на этот звук, но у ступеней её остановила монахиня:
- Куда ты, сестра, нельзя туда, что ты?!
Инна отступила и опустила голову. Богослужение продолжалось, но она ждала только одного, когда, же он  выйдет и, может быть, она увидит обладателя этого волнующего её голоса.
Наконец, монах  вышел. Инна по движению рук поняла, что не ошиблась.
- Егор,- прошептала она и подняла голову, но священник стоял к ней спиной,- Егор, - прошептала она  снова.
Рука его дрогнула, но продолжила крестное знамение. Та же монахиня строго предупредила её:
- Не мешайте, сестра, возьмите себя в руки. Потом подойдёте к отцу Луке.
- Почему Лука, он же Егор,- возразила Инна.
Тут все прихожане упали на колени. Она вслед за ними опустилась на прохладный пол. Отец Лука повернулся лицом к верующим, Инна подняла голову и ахнула. Вместо Егора, она увидела лицо другого человека. Редкая борода скрывала уродливые шрамы, но глаза – глаза были его.
- Егор, родной…
Рука священника замерла и вновь продолжила свой путь.
Монахиня сердито  взяла её за локоть и потянула на выход:
- Ну, матушка, что же это такое, что же вы делаете? Вы, что, не знаете, как вести себя в храме?
Только на воздухе она расплакалась и уронила голову на плечо женщины:
- Это мой Егор, понимаете, я думала, что он погиб, а он жив и я верила в это. Но почему он не нашёл меня?  Значит, все  знали? Одна я, только я – ничего не знала.  Господи, ну, почему?! И что он тут делает? - вдруг она вспомнила, что Серафима  Ивановна говорила, именно, об отце Луке.
Инна безутешно плакала, и со слезами приходило чувство облегчения и тихой радости.
- Вот что, матушка, ты посиди на лавочке, подожди, а как служба закончится, подойдёшь к нему.
- Скажите, а давно он здесь?
- Давненько, сначала в послушниках был, а потом долго учился. Хороший он, добрый.
-  Вот значит как. Но почему?..
- Видно Богу так угодно было. Не  ропщи, радуйся, жив твой Егор, только теперь он – отец Лука.
Немного успокоившись, Инна снова вошла в церковь и увидела его в левом приделе, он исповедовал прихожан.
- А можно мне к нему? – спросила она у монахини.
- Подойди, только к исповеди  нужно готовиться.
- Я готова.
Встав за какой-то старушкой, Инна во все глаза смотрела на Егора и силой заставляла себя не плакать, но, когда подошла не выдержала:
- Егор, это я, ты, что не узнаёшь меня?
- Как вас зовут, сестра?
- Инна.  Неужели, ты забыл? Крещеная – Ирина.
- Слушаю тебя, сестра, Ирина.
- Егор, где ты так долго был? Егор…- она всхлипнула.
Священник накинул на неё накидку и стал читать молитву отпущения грехов.
- Целуйте библию и крест.
- Егорушка, любимый… - Она посмотрела ему в глаза и увидела в них слёзы.
- Я найду тебя, - тихо сказал он и скрылся за вратами алтаря.
Инна зажгла  и поставила свечи, поцеловала икону Казанской Божьей Матери.
- Спасибо, тебе, Богородица, Дево, Ты бо еси Божественный покров рабам твоим, сотворившая чистое Чудо возвращения любимого, - слёзы текли по её щекам, но она не чувствовала их, неожиданное счастье  заполняло её.  Инна менялась на глазах, сама не замечая того,  улыбалась  всем.  В душу её входил  свет радости и благодати.
- Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас, - она влилась в общий хор и двинулась к причастию.  Прошлой жизни больше не было, всё осталось где-то далеко внизу: её не состоявшаяся  семейная жизнь, перспективная работа, срочные дела.  Инна шла к своему любимому, такому близкому и такому далёкому, он был так высоко. Только бы дойти.
Скоро под сенью вековых елей  Инна  узнала всю историю жизни Егора Никитина за последние десять лет. Говорил он быстро, скомкано, сильно волнуясь и вновь переживая случившееся. Он рассказал ей, как подбили танк:  снаряд попал в башню, ребят убило сразу, а он остался жив лишь потому, что механик-водитель. Как, по пояс обгоревший, он вылез через смотровой люк и катался по снегу, крича от боли, а потом полз, прячась в развалинах. Как на него наткнулись спецназовцы и несли его на себе, он терял сознание. А когда приходил в себя жутко матерился, а тот, которого все звали «Батя», смеялся и колол ему обезболивающее.
- Ругайся-ругайся, сынок, живой значит. Не горюй, что морда обгорела, главное, глаза целы и кости на месте, а мясо нарастёт. И ещё сынок, радуйся, что штаны не сгорели.
Солдаты смеялись и подбадривали:
- Держись, танкист, будем живы – не помрём.  Русские – не сдаются.
- Вы его снежком, снежком обложите, - указывал Батя, - легче будет бедолаге, землица жар оттянет. Сейчас пять минут перекурим и вперёд, потерпи сынок, вертушка на подлёте.
- Потом был Ростов, госпиталь. Если бы не те ребята, наверное,и не было меня. Или бы замёрз, или умер от заражения крови. Я даже не знаю кто они. Вот молюсь за них, каждый день.
- Почему же мы не знали ничего о тебе? -  спросила Инна.
- Я так был обезображен,  50% ожогов, без документов, без сознания…
- Егор, а что случилось? Почему ты отец  Лука?
- Потому что Святой Лука Крымский  спас меня. Я был безнадёжным. Пожилая нянечка поставила мне в изголовье иконку Святого Луки - епископа и военного хирурга. В Отечественную войну он многих спас. Это был единственный священник и врач, которому Сталин разрешил работать, а не сидеть в лагерях. Так эта женщина прикладывала иконку и землю в мешочке к моему телу и читала молитву. Так я и выжил. Помню только одну: «Земля родимая, святыми хранимая, остуди жар-пыл Раба божьего и дай ему сил». После долгой реабилитации приходил в себя, здесь же в монастыре, потом учился, закончил Духовную семинарию в Калуге, Московскую Духовную Академию.
- Ну почему ты не позвал меня?
- Тогда я не думал о тебе. А потом, зачем я тебе такой?
- Как ты мог один решать за нас двоих? Я же ждала тебя и жду до сих пор.  А мне что делать? – тихо проговорила она.
Егор встал и отвёл взгляд  в сторону. А потом весело глянул ей в глаза:
- А вы, матушка,  еже ли, захотите - попадьёй станете  милостью Божию.
Инна вдруг увидела своего прежнего Егора: весёлого балагура и шутника.
- А разве можно, отец Лука?
- Пренепременно, матушка Ирина.
Назад они ехали вместе, словно и не было этих долгих лет разлуки. Инна не видела на родном лице ни шрамов, ни уродства. Рядом  с ней сидел самый красивый человек на всём белом свете.
- Я редко езжу домой, - сказал Егор, - боюсь  тебя увидеть.  А мама часто приезжала ко мне. Ты прости её.
- Егор, если бы не Серафима Ивановна, страшно подумать – я бы тебя не нашла.
- Нет, Иринушка, мы всё равно бы встретились. Земля нас свела бы, одними тропками ходим. 
Когда Егор вышел из машины Инны, соседки, сидящие на лавочке у дома Серафимы, встали и перекрестились, потом подошли и стали просить благословения. Только Серафима Ивановна стояла в стороне и молча утирала слёзы.
- Слава тебе Господи, воссоединил ты любящих  и страждущих. И тебе спасибо Дева Мария Пресвятая Богородица…
             С возвращением,  домой, детушки мои…