Настиг-таки меня благословенный возраст, когда так и просится произнести – «Вот, бывало, в наше время…». В первую погожую субботу навестили могилы дорогих своих. Улучили денёк. А ночью – дождик. Первый весенний. Молодым под дождичек спится. А мне – нет. На краешке стола обнаруживаю крохотный сборник Николая Рубцова. Внучка сочинение писала. Против обыкновения, не включаю, чуть свет, компьютер. Листаю книжицу утешительно. Вот оно, моё любимое:
И храм старины, удивительный, белоколонный,
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, -
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..
Сколько красоты, чувства и тоски в этих строках. Ничего не поправить, разрушено! Воздеть только руки к небу молитвенно:
О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!
Пока все в доме спят, вновь приникнуть к этим строкам. А ведь ещё - «Журавли»!
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Всё, что есть на душе, до конца выражает рыданье
И высокий полёт этих гордых прославленных птиц.
И как не согласиться, что в заветный срок, души моих дорогих ушедших, пролетают надо мною.
А вот, словно вчера увиденное, на новом обширном кладбище, что без конца и края…
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России.
Заброшенная, запущенная сельская глубинная Россия. Когда же это было написано поэтом? Середина шестидесятых. Как прозорливо! Без войны, без единого выстрела в этих краях, предсказанный Николаем Рубцовым полвека назад, лес крестов, что ныне на кладбище моём. Тяжело…
Листаю ...
Не было собак — и вдруг залаяли.
Поздно ночью — что за чудеса!—
Кто-то едет в поле за сараями.
Раздаются чьи-то голоса...
Не было гостей — и вот нагрянули.
Не было вестей — так получай!
И опять под ивами багряными
Расходился праздник невзначай.
И душа вдруг встрепенулась - праздники! Праздники детства моего.
Как часто, неведомо по какому поводу, собирались небогатые наши застолья с готовностью щедро поделиться «вдруг нагрянувшей» радостью с роднёй, соседями.
Государством назначенные и давно любимые, Первомай, Октябрьские – само собой. А ведь были ещё наши, свои праздники.
Помню, мамина тётка дальняя, Толика, старшего сына в армию провожает. Гуляет вся большая родня. Он – герой сегодня. Смущённый, впервые сидит во главе стола, несмелый деревенский паренёк. Но все знают из военкомата, что призывают его в авиацию. И тётка победно на всех поглядывает – вот какого орла вырастила для Красной нашей Армии – не забывая при этом угощать народ.
Подоспело время отпуска, опять за отцом с матерью моими присылают:
- Толик на побывку приехал.
Он служит в городе Шауляе. Это, почти что, за границей. Правда, не летает, но на военном аэродроме. У нас уже есть его фотокарточка, где он в лётном комбинезоне. За столом сидит, как бывалый, много повидавший человек, рассказывает про тамошнюю жизнь. Тётку – рукой не достать!
Маленькой девочкой вертелись с братишкой рядом тогда, нас за общий стол ещё не сажали, хотя отдельно накормленным, все продолжали совать со стола кусочки послаще. А родни много…
Ни одного человека, что сидели за тем столом, в живых сегодня нет. Ни единого! И Толик в 40 лет нечаянно утонул, оставив двух мальчишек – погодков. Всех навестила я вчера на кладбище нашем.
А вот картошку сажают. Фотография осталась. Объединились с соседями. Лошадь тянет небольшой плуг, женщины бросают в борозду семена (я тоже, лет семи, с лукошком), мужики боронят. Мама белозубо смеётся. Закончат и застолье! С устатку! А потом и песни. Как пела мама моя «Окрасился месяц багрянцем». Давно уж я песен за столом не слышу…
Как-то в одиночку, вроде бы, и радость не в радость была.
Приехала, помню, вечерним поездом гостья издалека. Отцова сестра с Украины, впервые. Пока охи-ахи, слёзы непременные, слышу мама – отцу:
- Беги, кликни Лукьяновых (это, соседей), а я пока на стол соберу, посидим…
- Не поздно?
И те принарядятся, не откажутся за делами, придут. Добрые слова в адрес отца нашего мы слышим. Старшей сестре приятно, что уважают брата в чужом краю. А в воскресенье соберётся вся наша родня за столом. Она у нас дальняя, но другой, ближе – нет. И помню, курьёз! Пожилая гостья, увидев как заботливо украшенные мамой блюда затейливыми цветами из овощей, гости начинают накладывать на тарелки, всполошилась – можно ли такую красоту разорять, пытаясь предотвратить «погром» на столе.
У нас кабанчика осенью режут. Жаркое на двух больших сковородах шкворчит. Соседку, бабу Машу Лёксиху, как не позвать! Вообще-то её фамилия Плотникова, это я случайно от внучки её, в гости приехавшей, узнала. А по-уличному, Лёксиха. Почему? Кто знает… Она старая, три курицы во дворе и всё хозяйство. Надо угостить. Ещё и с собой кусочек отрубят.
А тётю Настю, что напротив нас живёт! Она ведь тоже позавчера пироги пекла, нам с внучком целое блюдо горяченьких прислала.
Тётку позвали. Соседа, что резать помогал с женой. И вот уже – компания. И новых две сковороды мяса жарится.
Вдовец дядя Коля с саратовской гармоникой зашёл, как-то сам собой. Он везде – гость желанный. Ест мало, пить – лишь пригубит. А что не повеселить честной народ? Гармошка с колокольчиками! И как тут Василия Тёркина мне не вспомнить:
Вот пришёл я с полустанка
В свой родимый сельсовет.
Я пришёл, а тут гулянка.
Нет гулянки? Ладно – нет.
Я в другой колхоз и третий,
Вся округа на виду.
Где-нибудь я в сельсовете
На гулянку попаду.
Первый телевизор купили, установили - показывает! Чем не праздник! Ни у кого пока на улице нет. Людей в домишко наш набилось! А фильм, помню, скучный для народа нашего тогдашнего шёл - две серии "Егор Булычёв и другие". Ребятишки, что с отцом-матерью пришли, как один, на полу уснули. Долго по вечерам к нам соседи, как в клуб ходили.
Обычным делом было позвать на ужин: "Брату моему покойному сегодня пятьдесят бы исполнилось. Приходите, помянем, щи у меня сегодня удались..." И придут,и посидят, вспомнят добрым словом - как же, соседями были.
А то, тётя Шура, что из крайнего дома, бежит:
- Мой сетку ночью на речке поставил, рыбки добыл. Я уж нажарила, пойдёмте, свеженькой! Если дома бутылочка есть, прихватывают с собой наши. Нет – тоже не беда. У тёти Шуры приготовлено. Им компания нужна.
Пусть, не было в ту пору угощений изысканных и богатых, сердцем народ мой бедный богаче нас сегодняшних был. Пока, изредка, готовим сложный « помпезный» стол нынешний наш, посуду парадную до блеска натираем, от хлопот, да, перемены блюд устаём, на задушевную беседу у хозяйки сил не хватает. А уж песни… Забыли песни. По напечатанному под караоке поём.
Смотрю шукшинские «Печки-лавочки» - проводы Василия «к югу» всей роднёй, словно, с детских воспоминаний моих скопировано. Вот так же далеко увели меня сегодня рубцовские строки. Со мною, последней, уйдут эти воспоминания.
Может быть, последний раз нагрянули,
Может быть, не скоро навестят...
Как по саду, садику багряному
Грустно-грустно листья шелестят.