Королевский гамбит

Виталий Мур
            Посвящено Олечке Дорож-ко,  моей  вдохновительнице


   Старое здание довоенной постройки ежегодно заботливо штукатурится и белится. Когда-то это был клуб, теперь - Дом Пионеров. Виктору Тарову, тринадцатилетнему розовощекому подростку, известен здесь каждый уголок. До увлечения великой   древней игрой он пробует свои силы в двух кружках. 
   Сначала Витю отдают в танцевальный кружок, руководимый Элеонорой Степановной, строгой женщиной, бесконечно преданной любимому делу. Не проходит и трех  месяцев, как мальчик лукавит, объявив матери, что у него болит сердце, и   прекращает ходить на занятия. Истинная причина другая: подростку не достается роль пулеметчика на репетициях танца «Тачанка-ростовчанка», о которой он мечтает. Вместо этого пришлось лихо скакать конем с упряжкой на шее.      
   Четыре месяца несостоявшийся пулеметчик посещает кружок рисования и живописи под руководством Людмилы Васильевны, прекрасной художницы и красивой женщины. Но подросток оставляет и это направление искусства, объявив домашним о том, что   скучно и неинтересно рисовать горшки с цветами, тогда как не терпелось приступить к изображению человеческих голов и фигур.
   А вот передвигать точеные лакированные фигурки в шахматной партии   неудавшемуся художнику очень нравится.  Он  интуитивно  чувствует:  «Это – мое!»   Поэтому   на  занятия  в  шахматную   секцию    подросток    ходит   уже   целый  год  -   большой  срок  для    непоседы.   
     Нынешним  дождливым    утром  он  появляется   в   фойе  Дома  Пионеров   и   видит    десяток  шахматных  столов,  за  которыми  сидят  обхватившие   виски  ладонями  взлохмаченные  подростки.  Между столиками  неторопливо прохаживается руководитель секции Вилиан Сергеевич,   лицо  которого светится  доброй  улыбкой  от того,  как прекрасно организован  нынешний  городской  турнир.  Шахматный  тренер  часто задерживается   то у одного  столика,  то  у  другого,  и  говорит  ободряющие  слова  в  адрес  играющих:
   -  Молодец!  Хорошо!  Думай, думай! Внимательнее, внимательнее!
   Виктор  так  же,  как  и  учитель, прохаживается  между  столиками,  затем  останавливается  у    одного  из  них  и  наблюдает  за  игрой    двух   школьников.  Коршунов - прошлогодний  чемпион  города. Противник его   Асташков,  не  менее  талантливый   игрок,   хитро  улыбаясь,  при  каждом    ходе  повторяет,   как  робот,  одну  и  ту  же  фразу:
    -  Шахи  любят  делать  только  начинающие  шахматисты!   Шахи  любят  делать  только  начинающие  шахматисты! 
   Серьезный  Коршунов    в  ответ  на  это    бубнит   по-разному:
   -  Лошадью  ходи,   лошадью!
   Или:
   -  А  ты  не  подставляйся!  А  ты  не  подставляйся! 
    Прослушав    в  течение   минуты     сей   незатейливый,  не  требующий   богатой  фантазии,    шахматный  диалог,   Виктор    направляется     к   столику,   стоящему  в  углу  зала.   Ему  предстоит  сыграть  партию  пятого  тура  городского  шахматного  турнира  с   Владимиром  Ишкаревым,  большеголовым    и  физически  мощным    четырнадцатилетним  пацаном,  известным   всему   району   Максайки,   хулиганом  и  задирой.  Последний,   погрызывая   ногти,     сидит  за    угловым  столом,  ждет   появления   соперника,    устанавливает   шахматные  фигуры   на  деревянной  доске  с  отбитым   уголком   и    истершимся  от  времени  лаком,   и  настраивает    шахматные  часы.   Подошедший  соперник    усаживается  напротив,   шахматисты   жмут   друг   другу  руки,  и  партия   начинается.    Разыгрывается  королевский  гамбит,  в  котором  Витя,  играющий   белыми,   жертвует  на  втором  ходу  пешку.   Владимир   после   каждого  хода   откидывает      атлетическое   тело  на  спинку  стула,  растягивает  губы   в  грозной  улыбке,  щурится  и пытливо  всматривается  в  лицо  соперника.   Белые     делают  очередной  ход   и   на   Ишкарева     бросают   взгляд  редко,  украдкой,  и   в - основном  изучают  позицию  на  доске.  Ходов   через   десять     черные   зевают    слона,  а   через  пятнадцать   ходов   под  коневую  вилку  попадает   и  черная   ладья.    Теперь   Владимир   уже   смотрит   лишь  на  доску,   долго  оценивает    свою  бесперспективную   позицию,  глубоко  вздыхает   и,  останавливая  часы,   сдается.   Вставая  и  поздравляя  победителя,   он   с такой  силой   сжимает   ему   руку,   что  тот  морщится  от  боли   и   полминуты  трясет  онемевшей  ладонью.    Проигравший   отнюдь   не  выглядит   огорченным.  Его  не  особенно   волнует     баранка,  которую   ему  рисуют  красным  карандашом   в  турнирной   таблице,  начерченной  на  листе  ватмана.       Расчерченный  от  руки  лист  белым   пятном   на  стене   резко  контрастирует    со  стоящим   рядом    бронзовым  бюстом  вождя  мирового  пролетариата.    Для   того,  чтобы   хотя  бы  как-то   возместить  полученный  в  результате  поражения   моральный   ущерб,     Ишкарев   самоуверенно     цедит   слова  сквозь   желтые  прокуренные  зубы:
   -  Продул    я  только  из-за  того,   что    зевнул  фигуру.  Понял?   Ну,  а  вообще,  в  шахматы  ты  играешь   может  быть  и  сильнее  меня.   Но  если   мы   с   тобой   встретимся  на  ринге,  я  тебя  одной  левой  уложу.  Укокошу!   Точно-точно!   Можешь  и  не  сомневаться.   У  меня   отличный   боковой    левой!  Хочешь,   завтра   в  субботу  и   проверим?   Подходи    к   десяти  часам  в  ДСШ,  увидишь,   чья   возьмет!   Или,  если  не  хочешь  боксировать,  давай  поборемся,  я  тебя  за   пять  секунд   на  все  твои  лопатки  уложу!
   -  Нет,  нет.   Мне,   знаешь,  некогда.  Я  очень  занят.  Много  домашних  заданий  нужно  подготовить,  геометрия  там,  алгебра  всякая,   да  и  к   музыкалке     надо  готовиться,  -  не  глядя  на  проигравшего,  старательно   отворачивая   голову   и  оглядывая  соседние  столы,  отвечает  победитель.
   -  Че?  Слабо?  -  спрашивает   Ишкарев,    просверливая   взглядом     соперника.   -   Ну,  как   знаешь.   Ладно,  не  дрейфь,   не  трону.    Я  просто  пошутил.
   
   Проходит  время.   И  не  только  на  шахматных  часах.      Не  дают  покоя   и   занозой  отзываются   в   Витькином   сердце     брошенные     Ишкаревым    в  глаза  неприятные  слова.    В   результате     приобретаются  боксерские  перчатки.   С  приятелями  в   школьном  дворе  проводятся  боксерские  бои,  выглядящие  со  стороны  довольно   потешно .   Они   больше   напоминают  петушиные  бои,  нежели    поединки   настоящих   боксеров.   Также    посещается   зал  тяжелой  атлетики    ДСШ,  в  котором     часами  раздается   усердное  Витькино  пыхтение   вперемежку  с   лязгом  поднимаемого  металла. 
   На  первом  курсе  института   его   спрашивают:
   -   Какую  спортивную  секцию  Вы  хотите   посещать    по  кафедре   физкультуры  и  спорта?
   Первокурсник,  ни  секунды  не  раздумывая,  указывает  на  секцию  бокса.   На  втором  курсе  он   уже  -   чемпион  института,   на  пятом  -  выигрывает  чемпионат  Москвы.  Иногда снится  чемпиону  далекий   Дом   Пионеров   и    предложение  Ишкарева     побоксировать    в   ДСШ,  и   Виктор  всегда  соглашается.
    Через  десять   лет   он,  попав   в  родной  город,  приходит  на    могилу   матери.   Затем,  уже  покидая  кладбище,  среди   многочисленных   памятников    ему   случайно   попадается  на  глаза   фотография  со  знакомым  лицом.   Владимир?   Ишкарев?    Виктор   подходит  к  заросшей  травою   могиле,    смотрит на  дату  смерти.   Умер  пять   лет   назад.    Старик,  кладбищенский  сторож,     едет  мимо  на   древнем ,  времен  царя  Гороха,    велосипеде,   останавливается    и  сообщает:
   -  А,   этот?   Этот  мальчик   умер  от  наркотика.   Ироин,   говорят.
   -  Героин,  дедушка,  героин,  -  поправляет  Виктор.






                27.07.2010