Филантроп

Дмитрий Космаченко
            
            Очень тонкая медицинская сталь преодолела натяжение кожи.
            Металл беспрепятственно провалился в восковые соты жировой клетчатки.
            Спящая женщина на операционном столе дышала ровно и спокойно.
            Белые перчатки, заполненные подвижными руками, обнимали серебристые инструменты.
            Сверкающие крючки раздвинули края раны на животе пациентки.
            Пересечение кровеносных горизонтов вызвало естественный приток тёплого родника красного цвета.
            Распластанные жировые капельки заблестели на его поверхности.
            Они закрутились от прибывающих слияний нескольких мелких течений.
            - Ну, давай, кровь останавливать, - сказал хозяин своих рук.
            - Хорошо, - ответила медсестра. Она протянула электрический пинцет.
            Неожиданно операционная лампа замелькала.
            Свет вновь продолжил своё беспрерывное могучее присутствие.
            - Во-о! Этого нам ещё не хватало, - хирург глянул на медсестру.
            - Темнота - друг молодёжи, - та заложила в рану большую марлевую салфетку.
            Сетчатая ткань мгновенно изменила свой цвет и отяжелела.
            Сестра выбросила её в таз и тут же заменила на новую.
            Доктор взял марлю в свою руку.
            Промокая ею края раны, он стал поджаривать мелких прячущихся хулиганов:
            - Человечество стремится к улучшению жизни, - сказал хирург, коагулируя сосуды, - для этого, минимум, надо сохранить накопленное. Представь, что если сейчас исчезнет электричество во всём мире? Враз и навсегда? Без атомной войны. Просто исчезло электричество. Все разрознены на мелкие сообщества. Как наш город. Важно то, что рядом, - оператор сменил опору на другую ногу, - те, кого ты знаешь, те, кто близко, - продолжал он. - Что будет происходить? Один наш населённый пункт не сможет восстановить всё былое. Никогда. Люди прекрасно помнят электролампу и электроплиту. Знают машины и самолёты. Заводы и фабрики. Помнят о мироустройстве. Деградация? И да, и нет! По малому да - это деградация. Свет исчезнет, сразу все станут, как погорельцы…
            Сожжённая сухая ткань, с мелкими обугленными точками, позволяла осуществлять дальнейшее продвижение к предполагаемому воспалённому аппендиксу.
            Дым от коагулятора, как в безветренную сухую погоду, плотным клубком оставался сидеть в уютной мягкой ране.
            Хирург промокнул его марлей.
            Дразнящий запах жаренного обласкал обонятельные рецепторы оперирующих.
            - Конечно деградация! Сейчас каждый второй пьяница и деградант. Мужиков-то нормальных и не осталось, - включилась в разговор сестра.
            Она расширила рану.
            - Но деградация не как оскорбление, а как снижение. Это от латыни. Дебил, например - это же не только обзывание. Это ещё и классификация слабоумия. Снижение ли будет, если электричество пропадёт? По большому счёту нет. Объясняю! – оператор оживился. Он снова взял в руку скальпель. - Сколько лет человеческому виду? Много миллионов. Это доказано изучением древних слоёв Земли. Там нашли следы человека. Копали глубоко.
            Скальпель лёг на белый апоневроз наружной косой мышцы живота.
            Инструмент беззвучно заскрипел вдоль продольных волокон амортизирующего батута.
            Жилистая тесьма не выдержала внешнего давления - ткань разверзлась красными берегами внутренней косой мышцы.
            Притягательные волокна оценивались созерцателями, как с высоты птичьего полёта.
            Полный штиль.
            Погода шепчет.
            Сухо.
            
            Медсестра захватила края апоневроза крючками и ещё больше расширила рану.
            Стало намного глубже.
            - Да, хоть в древности, хоть сейчас, - сказала она, - дебилов-то полно. У меня сосед вон... дед... пьяница! Жизнь прожил, а ума не нажил! Я со своим придурком развелась, глядя на этого идиота! Зачем мне в будущем пьяница и дебил?! - возмущённая застыла в нужном положении.
            - Я читал, что в угольном пласту, возрастом в двести шестьдесят миллионов лет, нашли изображение человека, - словно не слыша свою помощницу, продолжал оперирующий. Он посмотрел на анестезиолога. Увидев его заинтересованные глаза, искатель истины поднял указательный палец вверх,  - возьмём всего один миллион. Один миллион лет назад человек уж точно жил. Да и для восприятия будет проще. Один миллион, - оператор на время отвлёкся от своего дела. С жестом просящего понимания, как подаяния, он продолжил говорить быстрее, - теперь... Сколько лет современному кроманьонцу? Сорок тысяч лет. Для простоты - один миллион и сорок тысяч. Смотри! - сестра вздрогнула. Она замерла и уставилась в рану. - Сорок тысяч лет - это столько существует человек, который выглядит так же, как и мы сейчас. Один вид! - хирург снова поднял палец вверх. - Но это не говорит о том, что нашей цивилизации сорок тысяч лет. Возьмём грубо - две тысячи. Чтоб ещё проще. От Рождества Христова. Возьмём это за цивилизацию. Это наша эра. Столько лет человечество дышит, до сих пор, одними главными правилами, на которых всё строится и сейчас.
            Сестра не выдержала напора речи.
            Она насильно вложила в его жестикулирующую руку ножницы.
            Хирург снова вернулся к делу.
            Сомкнутые бранши инструмента мягко вошли между мышечных волн. Они раздвинули их двойную толщу.
            Образовавшееся выбухающее дно тонкой плёнкой отделяло "копателей" от прокрадывания в живот.
            Ассистентка быстро разложила по краям развёрнутые марли:
            - Вам нужно было на историка учиться... Честно слово! Наша эра... Это Рождество Христово... Я скажу вам, что мужики все предатели... И в Рождество, и не в Рождество, - твёрдо стояла женщина на своём.
            - Все религии высказывали примерно одно и то же - не убий... и так далее, - без раздражения, с монотонным упрямством продолжал «историк». - Я взял две тысячи лет. Две тысячи лет нашей эры. И... - хирург напрягся и растянул рану ещё раз. Он убедился, что она открыта до предела и передал держать крючки дальше. - Миллион и две тысячи лет. Не двести шестьдесят миллионов и сорок тысяч, а всего один миллион и две тысячи. Так? - доктор обложил рану марлей, оставив лишь небольшое воспалённое оконце тонкой брюшины. Партнёрша раздвинула руки в стороны, предоставляя тем самым свободный вход в Святая Святых. - Давай разделим миллион на две тысячи... э-э-э... Сколько будет? Подожди! - сестра недовольно цыкнула. Хирург продолжил, -  пятьсот. Всего пятьсот! Один к пятистам - это наша эра к прошлой неизвестности. Это по минимуму. Возьми швейный сантиметр в руки и отмерь пол-метра... Это пятьсот миллиметров. Один миллиметр от полу-метра?.. - доктор наклонился.
            Он снизу посмотрел в опущенное лицо ассистентки и, поймав прячущийся взгляд, засмеялся. 
            Женщина, видя непробиваемость философа, решила наконец-то замолчать и отдаться насилию его интеллекта.
            Она молча вздохнула и стала ждать кульминационного момента - проникновения внутрь женского организма.
            Хирург выпрямился.
            Он подтянул брюшину вверх и аккуратно вскрыл её острыми ножницами.
            Из полученной дырочки, под давлением выплеснулась водянистая тёмная кровь.
            - Причём миллиметр возьми последний... Это две тысячи лет нашего... развития, - спокойно продолжил врач. Он ничуть не испугался такой неожиданности. - Это по минимуму... Для простоты восприятия, - хирург взял корнцанг и зажал в него марлю. - До этого миллиметра - это каменный век... Тьма. Неизвестность. Истории нет. А двести шестьдесят миллионов разделить на сорок тысяч... Это... где-то... - доктор задумался и постучал корнцангом по своей ладони, - шесть тысяч миллиметров, с чем-то, - вычислил арифметик. Он начал сушить живот, освобождая себе обзор для дальнейших действий. - Один миллиметр от шести с половиной метров. Это ещё круче... Хотя... Я думаю, что пропорция на самом деле громаднее! Если двести шестьдесят миллионов разделить всего на две тысячи... Это сто с чем-то метров... Один миллиметр от ста с лишним метров. Прикинь? Я думаю, что пропорция исторического света и беспросвета даже ещё больше. Но это не важно. Сейчас важно, что у нас в ране. В этой неизвестности.
            Хирург тридцатисантиметровым зажимом, меняя марлевые тампоны, продолжал проникать женщине в тёмную кровавую неизвестность.
            В рядом стоящий таз летели и плюхались отработанные мокрые тряпки.
            - Для простоты... Один миллиметр от полуметра, – быстро работал врач, - так легче представить. Этого хватит, - он убрал корнцанг в сторону, - такое не искажает истины, а лишь доказывает её. Ведь достаточно взять по минимуму... А всё равно, какой огромный разрыв получается... С какой скоростью в последний миллиметр развилось человечество? В нашу эру? - он установил крючки и заглянул внутрь, - с огромной! Все предыдущие сотни миллиметров человек жил в каменном веке. Большая пропорция неизвестности и тьмы к нашей эре. Истории никакой. Это по современному представлению.
            Осушив брюшную полость, искатель ввёл в живот все свои пальцы правой руки.
            Медсестра внимательно смотрела ему в глаза.
            Она хотела прочесть чужие мысли.
            Именно сейчас решался переломный момент операции.
            Старая кровь в брюшной полости означала гинекологическую патологию.
            Пальцы хирурга жаждали в этом убедиться.
            Глаза доктора заулыбались.
            В его зажатой ладони, на свет появилась слепая кишка.
            Аппендикс мягко болтался из стороны в сторону.
            Он был не воспалён.
            Врач спрятал кишку на место и занялся поиском источника кровотечения.
            Он боролся с мешающими приставучими петлями кишечника.
           Медсестра пристально смотрела в его непонятный бегающий взгляд.
            Глаза хитреца снова прищурились.
            На свет появилась причина проблемы.
            Гладкая красная опухоль, пропитанная кровью, величиной с куриное яйцо.
            Опухоль уже вертелась в руках.
            - Киста яичника? - неуверенно спросила медсестра.
            Доктор молча продолжал изучать находку.
            Он взял ножницы и надрезал сюрприз.
            Оттуда, неожиданно для всех и для самого оператора, выпал двухсантиметровый человеческий зародыш.
            Хирург поднял его на ладони.
            Сестра заметила, как первое движение врача было сродни желанию вернуть «детёныша» обратно.
            Мизерный полупрозрачный человечек был живой ещё секунды три.   
            Эмбрион повернул свою голову в сторону, развёл ручки и затих, словно это был умирающий инопланетянин.
            Доктор положил его в салфетку и отдал санитарке.
            Та приняла «гистологию» и направилась в соседнее помещение.
            - Трубная... внематочная беременность? - обомлела медсестра. - Вот... В подтверждение моих слов! Мужикам-то что?.. Сунул, вынул да пошёл. А мы страдаем... Да как?!
            Хирург медленно накладывал зажимы на основание маточной трубы:
            - Человек миллионы лет назад, как и мы - это один и тот же вид... с такими же способностями и возможностями... Во-о-он... Он!.. - доктор пальцем правой руки, с зажатым в ней зажимом, показал вслед уходящей санитарки. - О-о-онто-о-огене-е-ез... Вон тот генез... Повторение филогенеза. Смотри! - сестра уставилась на санитарку. Врач отсёк ложе зародыша и выбросил его в таз. – В рану смотри! Человек похож в стадии внутриутробного развития... сначала на рыбу, потом на рептилию и так далее... До тех пор... пока не станет похож на настоящего человека. Хотя эта теория и научно опровергнута... У эмбриона нет жабр! Но всё же... я применяю её в качестве дополнения к ещё одному сравнению, - он быстро прошивал и перевязывал под зажимами, срезая длинные нитки. Сестра ловко помогала. - Сра-а-авне-е-ению-ю-у. Разви-и-итие одного человека повторяет развитие всего человечества. Это позволяет взять и представить всех за один человеческий организм. Как и ребёнок... человечество сначала ходит с трудом, ушибается, плачет, капризничает, дерётся. Иногда оперируется, - врач засмеялся. - Далее войны, эпидемии. Ребёнок становится безбашенным подростком, ищущим открытий. Дети сейчас живут лучше, чем бывшие короли и цари... Одежда... Питание... Желания - это вообще фараоны. Фараонам и не снилось! Подростковый возраст человечества даёт возможность поиска... Оно крепнет, взрослеет. Ну, так же, да? Сравнение уместное? Первая естественная болезнь здорового человека - это ушиб при падении. Человечество упало. Идёт война. Ушиб-война лечится как?
            Сестра слушала и быстро заряжала нитки.
            Она старалась подавать инструменты точно в ладонь.
            Доступ отличный.
            Проблем никаких.
            Операция, наконец-то, вышла на финишную прямую.
            Помощница была согласна теперь даже не перебивать этого нудного «рутинщика».
            Они работали быстро и гармонично.
            - Ты ушибы лечила? Смотри! - сестра быстро посмотрела в рану, на столик, на него... Опять - в рану, на столик, на него... Хирург вязал-срезал, вязал-срезал... - приходит ко мне женщина, допустим... и спрашивает – «...Как лечить ушиб плеча?». Что я ей объясняю? Покой и обезболивающие... а главное - время... Дальше! - сестра вложила ему в руку салфетку и приготовила следующую. Он промокнул и выкинул. - Она спрашивает... а сколько, мол, времени на это должно уйти? Я объясняю так – «У вас прошло после ушиба две недели. Стало лучше?», - врач взял другую салфетку, промокнул ей матку и твёрдо убедился в гемостазе, - лу-у-учше... На сколько стало лучше за две недели? Вот на столько... и с такой скоростью плечо и продолжит заживать дальше. Сами поймёте. Обычный ушиб. Он у всех случается, ничего страшного. Пройдёт постепенно. Как у всех... Скорость заживления у всех похожих ушибов одинакова.
            Они оставили матку в покое и вывели наружу слепую кишку.
            «Спящий», не воспалённый аппендикс приготовился попрощаться со своей хозяйкой навсегда.
            Хирург быстро навесил на него зажимные инструменты:
            - Людские организмы-то одинаковые, - продолжал мастер-класс манипулятор. - Гематома руки рассасывается по законам регенерации тканей. Заживление происходит постепенно и плавно, никак не минуя свои стадии. Чем бы ты ни мазал плечо... Заживает оно по законам организма... Изнутри, так сказать. Смотри! - сестра уставилась в рану. Хирург ловко освободил отросток от питающих его сосудов и принялся накладывать шов на купол кишки. – Человечеству пятьсот миллиметров. Грубо. Переведём миллиметры в дни. По своей сути - войны не прекращаются ни на секунду все пятьсот дней... Человечество, как малый ребёнок безобразничает. Ну, так же? Бегает с каменным топором. Кидается, чем попало.
            В таз полетел отрезанный аппендикс с зажимами и, громко звякнув, приземлился среди окровавленных салфеток.
            - Последние две тысячи лет - это время прекращения каменных войн. Теоретически. Наша эра! Смотри, - доктор мягко толкнул сестру в плечо. Та молча кивнула. - Это один день... Один миллиметр. Миллиметр от пятиста. Прикинь, что в этот период войн с каменными топорами уже не велось. Всего один миллиметр не существовало каменных войн. Все религии нашей эры - это своеобразная матрица... просветления... выздоровления от ушибов. Один миллиметр - это один день. Дальше! - медсестра пинцетом взяла за основание отростка. - Пятьсот дней назад мы ушиблись. Да? А на поправку пошли всего за один день!.. С какой скоростью идёт рассасывание нашей «гематомы»?
            Оставшаяся культя отростка при помощи слушательницы углубилась в стенку кишки и завязалась руками хирурга.
            - С какой скоростью идёт рассасывание синяка? За последние сто лет появились самолёты, компьютеры, сотовые телефоны, космос... Выздоровление, так сказать, - тараторил гвоздь программы, - тебе не кажется странным, что ушиб болел, болел... четыреста девяносто девять дней... А тут... за последний день... Бац!.. И выздоровел. Рассосалась гематома. Не по законам это! Не бывает такого!
            Внутренние органы погрузились в брюшную полость.
            Хирург принялся осушивать живот окончательно.
            Он по очереди менял тампоны на длинном зажиме и продолжал:
            - Скорость развития цивилизации в нашей обозримой истории, в нашей эре, не вкладывается в полное отсутствие скорости развития человека предыдущие сотни тысяч лет каменной тьмы. Сотни тысяч лет молчания? Катаклизмы случались редко. Никто не мешал человеку развиваться. Ум-то работал тот же! Человек-то всё это время существовал! Нет такого, что у человека болит ушиб... Болит одинаково, не проходя в течение месяца... А потом бац!.. За считанные минуты исчез синяк. Скорость развития цивилизации за последние две тысячи лет говорит о том, что ушиб произошёл не пятьсот дней назад, а один! Грубо! Один день!
            Медсестра молча соглашалась с говоруном и кивала головой.
            Она продолжала крепко держать тяжёлые крючки.
            - А так, как человек существовал всё время, и способностей его развития никто у него не отнимал, то это говорит о том, что "историй", как и людей... было много! И каждая достигала своего логического завершения. И каждая... нашу современную вершину перешагивала. А та каменная тьма - это, на самом деле, масса бывших цивилизаций - пятьсот, минимум. То, что мы не видим их, это не значит, что их не существовало. Мы - последний из бывших, и не первый из будущих миров! Пятьсот! Тема закрыта.
            Врач приступил к закрытию раны.
            Он начал устанавливать нужные инструменты, и убирать ненужные салфетки:
            - Теория «онтогенез - повторение филогенеза» имеет право на жизнь, - сказал хирург, глянув на вернувшуюся санитарку. - Например... Электронные фотографии молекул дерева... Это внешне схожие ветвистые копии самого дерева. Да взять... тот же атом. Похож на вселенную? И внешне и образно. Схожесть в том, что и атом, и вселенную взять в руку невозможно. Какое сравнение для человечества более подходящее, чем сам человек с его болезнями и смертью? Бесконечно малое и бесконечно большое, как атом и вселенная - это одно и то же. Одинаково непостижимое. Одинаково великое. Так что... Ушиб человечества должен проходить по законам природы. Со скоростью - в две тысячи лет до полёта на ракете. С нашей, видимой, естественной скоростью развития нашей эры. Не может болеть, болеть целый месяц... и бац!.. Выздороветь за час. Человек - это часть общества, а человечество - это часть индивидуума. Не проходит пятьсотдневная гематомища всего за один день. Это так же, как… Сейчас зашьём рану и нужно сразу швы снимать. Не успеем швы снять, а рубец уже и рассосался…
            Больная на столе начала покашливать и напрягать живот.
            Анестезиолог затрещал аппаратом, убавляя подачу наркоза.
            - Нашему ушибу, учитывая скорость выздоровления... От появления фантастических технологий и до выхода в космос... Всего несколько сотен лет, - торопился хирург, - двести шестьдесят миллионов лет человек не мог развиться... Не мог, не мог... Каменным топориком махал, махал, а тут... На тебе За считанные сотни лет, бросив топорик в прошлое, в космос улетел. Нет. Топорики бросали и в космос летали множество раз... И так, как до этого тоже существовали такие же люди, как и мы, то жили они просто в других "ушибах-цивилизациях". Не может человек болтаться во тьме миллионы лет, а потом, за считанные тысячи лет... За ум взяться. Это не в его природе. Не может рана гнить, гнить месяцы и внезапно, за минуту, затянуться.
            Анестезиолог сел за столик и начал заполнять протокол наркоза.
            Анестезистка подошла ближе к ране и задумчиво уставилась на движение рук оперирующих.
            - Всё происходит по законам жизни... Не случайно, - продолжал хирург, - цивилизации возникают и исчезают периодически. Их гибель неизбежна. Это не новая теория. Просто я объяснил по-своему. Уверовал я в неё, просто... Окончательно. Глядя на таких вот, - он пальцем постучал по белой простыне.- Меня не переубедить. И к размышлениям над этим я уже никогда не возвращаюсь. Это так и есть. Точка! - он с раздражением стряхнул назойливо прилипшую к руке нитку. - Гибель цивилизации и человечества - это разные вещи. Человечество просто плывёт по волнам множества цивилизаций, периодически уменьшая или увеличивая своё количество.
            Они приступили к закрытию первого слоя - брюшины.
            - Ясно? - Замедлив движения работы с тонким материалом, спросил врач. - Теперь вернёмся к нашим бара-а-анам. Город остался без света... Что дальше? Смотри. - Сестра, как по команде взяла прицепленные к брюшине зажимы и подтянула их вверх. - Мы станем рассказывать нашим детям о бывшем мире на пальцах. Те, своим детям на своих пальцах. На примерах повседневного, подручного. На образах солнца, неба, земли, воды, железа. А так, как человек из мира гармонии и благ родом, то он непременно вернётся туда, путём своего дальнейшего развития... В следующую цивилизацию. У царей и королей-то потенциал наш буйствовал... Потенциал наших подростков! - Врач завязал нитку под зажимами. Зашитая брюшина закрыла вход в живот. Рассказчик взялся за мышцы. - И так, как сейчас нам не грозит ещё понимание Всего и Вся, то развитие до гармонии и до настоящих вершинных благ продолжится ещё долго. Электричество на данном этапе не исчезнет. Конца света не наступит! – доктор продолжал работать с нитками. - Чтобы цивилизация умерла от старости, нам надо ещё постареть сначала. Достичь нирваны, какой-нибудь, что-ли. Подключиться к всемирному разуму. Просветиться. Дожить до совершенства Атлантов или... Хотя бы понять, что такое египетские пирамиды, например. Или телепатия… Умирать нужно с улыбкой, точно зная, что ждёт наших потомков. – Хирург завязал последнюю нить на мышцах, глядя на медсестру. Он протянул руку в её сторону. Та вложила в неё ножницы. Врач ввёл пальцы в их кольца и срезал нитки. Сбросив обрезки в таз, он отложил инструмент в сторону. - Знать настоящую историю человечества и предназначение в нём себя… Отдельного человека. Это уже происходило, минимум - пятьсот раз. Пятьсот миллиметров. А если всё знаешь, то что?.. Скоро состаришься! Слыха-а-ала такое?
            Мышцы зашили.
            Хирург принялся за белый тугой апоневроз:
            - Нам до этого далеко. Идёт прогресс... Процесс поиска... Если сейчас исчезнет электричество, то рассказывать потомкам на пальцах будет не о чем. Не дошли мы до кондиции ещё... Не раскрыли мы свой потенциал полностью. Не родятся ещё в наших головах греческие мифы. Да, кстати... Одновременных цивилизаций в мире несколько. Они на пятки друг другу наступают, как социальные слои общества. Но это я расскажу тебе в следующий раз... А то состаришься... - сказал он медсестре почти шёпотом и улыбнулся.
            Миловидная сестра опустила голову.
            Стараясь говорить грамотно, она спросила:
            - А как ей дальше быть? Какой курс восстановительной терапии необходимо пройти для предотвращения повторной внематочной беременности? Физиотерапия с противоспаечными препаратами? Наверное, строго контрацептивы надо потом ей принимать?.. Чтоб не произошло повтора... До полного восстановления? Да?
            Доктор выпрямился во весь рост.
            Хирург быстро завязывал и срезал белые нитки на коже.
            После непродолжительной паузы он сказал:
            - Слушай анекдот! Приходит к духовнику девушка-духовное чадо. Длинная от пояса до пят юбка, скромная блузка. На голове платок. Обращается к нему, опустив свои очи - "Батюшка! Выскажите свою концептуальную оценку по поводу последней монографии протоиерея Иоанна Меендорфа, посвящённой им Варлаамитско-Паламитской полемике... написанной в эпоху окормления им русской диаспоры в Париже?". Батюшка ей отвечает - "Замуж дура! Срочно замуж!".
            Медсестра засмеялась.
            Довольный хирург срезал последнюю нитку и снял перчатки.