Григорий
ПереЛИМОН -
- как ПЕРЛмэн
или ПРЕМИЯ
МИРА.
"...математик страдает шизоидной акценуацией
личности. Для таких людей важно не слиться
с толпой, выделяться из общей массы.
Аутичность, закрытость - один из признаков
шизоидности. Именно этот тип личности дал
миру огромное количество учёных...", -
- утверждение психиатра...
Палец нажал на кнопку плеера и выключил его.
Музыка, словно по шкале градусника, вниз по проводам от вставных наушников, медленно спустилась в карман, и голова охладилась окружающей реальностью.
Самолёт пошёл на взлёт.
Прочные шасси загремели о стыки между плитами разгонной полосы и оторвались вверх.
«Вдруг, разобьюсь и не пойму, что разбился?» - подумал пассажир и заулыбался.
Малая Родина оставалась за бортом.
Месячная специализация по хирургии, плюс отпуск в запасе подразумевали под собой предстоящую расслабуху. Москва!
Доктор сидел справа, рядом с иллюминатором и смотрел на небо.
Облака терялись в утренней синей мгле.
Луна без Земли казалась ближе, чем обычно.
Она отвлекала внимание и мешала разглядеть Северный Ледовитый океан.
Путь на запад, напрямую, через гигантскую тайгу - это круто.
Города, Алмазным фондом страны, сверкали на глубине Марианской впадины в одиннадцать тысяч метров - глубина подземного ядерного взрыва, глубина залежей нефти... Россия!
Тревожный восторг от будущей встречи с сердцем Родины вновь заставил доктора вернуть себе в уши успокающего Вивальди. Времена года – «Весна».
Венецианский композитор в марте тогда уже, наверное, встречал солнце и тепло. Италии зимовать весну, в отличие от России, никогда не приходилось. Там в это время, по Вивальди, уже звучал небесный гром, и радостно тявкал пастуший пёс.
Доктор улавливал эти звуки в произведении и мыслями уносился в своё русское прошлое, когда много-много мартов назад, длинные-длинные дни и большие лужи несли на себе его детство.
Родной город отдалился за четыре тысячи километров, а ранние годы ещё дальше - за прожитую жизнь, в расстоянии вечности.
Музыка Антонио Вивальди прожила в полёте ещё четыре часа и прервалась шумом закрылок самолёта.
Аплодисменты!
Курортное настроение переместилось в автобус для доставки авиапассажиров.
Вахтёрша общежития гостиничного типа Российской Медицинской Академии Постдипломного Образования, подняв руку вверх, безуспешно пыталась переключать каналы телевизора.
Словно антипод такому своему высокому званию маленькая женщина не могла достать до слияния двух сигналов.
Она стояла спиной к сидевшему доктору и при каждом нажатии кнопки пульта рефлекторно поднималась на цыпочки.
Мужчина глянул на устаревший покрой её серой юбки.
Телевизор висел под самым потолком просторного холла.
Тропические растения вытесняли лишний объём Московского воздуха. Бензин.
Восьсмиполосное Ленинградское шоссе с наступлением утра набирало интенсивность своего движения.
Столица просыпалась.
Люди входили и выходили из шумного лифта.
- Давайте, я вам помогу. Наверное, батарейка у вас уже состарилась, - не выдержал доктор и встал с дивана.
Он открыл пульт и пальцем пошевелил «энергоносители».
Дистанционное управление сработало.
На экране показались новости.
Врач посмотрел на хозяйку вахты.
Та одарила его благородным кивком и приняла «управление оповестительным устройством» в свои руки.
Гостиничный клиент вернулся на прежнее место и стал дальше ждать коменданта.
Журналист заканчивал говорить о предварительных результатах судебного разбирательства над пойманным маньяком, беспричинно и беспорядочно убивавшего людей в одной из Московских зон отдыха.
Прогноз погоды о незначительном потеплении совпал с приходом коменданта и улетучиванием облаков за окном.
- Как, как?.. ваша фамилия? - спросил комендант, заполняя журнал регистрации.
- Смир... нов, - ответил приезжий.
Добравшись до места через лифтовую шахту семи этажей, Смирнов огляделся по сторонам.
Комната, в которой предстояло прожить месяц, казалась ему неплохой.
Три кровати и большой стол со стульями.
За окном и за оживлённым Ленинградским шоссе виднелся шпиль одноимённого местной станции метро речного вокзала.
Туман над Москвой-рекой уже почти развеялся.
Ревущий мотоцикл резко выделился из общего потока машин и скрылся из виду так же внезапно, как и появился, умчавшись в сторону Санкт-Петербурга.
Подоконник, который был ниже колена, в сочетании с большой высотой и видимыми просторами заставил доктора сделать шаг назад.
Новый житель комнаты сел на свободную кровать и проверил её мягкость своим шестым чувством, которое не раз спасало его от разных неприятностей:
- Неплохо, неплохо, - сделал вывод Смирнов.
Он встал и сел несколько раз.
- Меня зовут Коля, - представился сосед, сидевший напротив.
- Смирнов… Дима…
Они пожали друг другу руки.
Николай отложил в сторону свой ноутбук и улыбнулся:
- Как Москва?
- Москва? Не понял ещё. Я в СССР, в школе учился... когда в последний раз был, - ответил Смирнов.
- Я на этой неделе уже уезжаю. Надоело - жуть. Вы заметили, пока с метро шли, сколько собачьего говна за четвёртым кольцом столицы нашей Родины?
- Да, уж... всплыло. Навалило за зиму…
Они немного поговорили, и Николай уехал на экскурсию в Царицыно.
Оказывается, он был на специализации по психиатрии - из Воронежа.
Дмитрий вспомнил пословицу о том, что курица - не птица, а психиатр - не врач и забыл про своего недавнего знакомого, закрыв глаза.
Он лёг и повернулся на бок.
Доктор ещё раз проанализировал последние часы своих домашних сборов.
В голове чётко прояснилось, что жена его ревновала.
Гость столицы только сейчас, преодолев пол страны, отчётливо понял, что она ему завидовала.
Единственное, что вызывало положительные эмоции у Смирнова - это его сын.
Во взгляде четвероклассника чувствовалась взрослая напряжённость и грусть от предстоящей разлуки.
Дмитрий Смирнов резко вскочил с кровати, запнул под неё сумку, на ходу надел куртку и направился к лифту, громко захлопнув за собой дверь.
Ему захотелось пройтись по местным окрестностям, чтобы освоить ближайшую территорию.
Вахтёрша, как барменша за деревянной стойкой сидела в кресле и вязала на спицах.
Смирнов отдал ей ключи от комнаты и направился к выходу.
Голос из телевизора словно взял его за шкирку.
Врач обернулся.
Дикторша из свежих новостей ироничным голосом, в очередной раз, на всю страну, сообщала о том, что некий математик Григорий Перельман отказался от престижной медали Филдса и миллиона долларов, присвоенного ему за доказательство какой-то теоремы.
Смирнов помотал головой и пошёл дальше.
На улице сквозило влажным воздухом.
Сибиряк прошёлся метров пятьсот, зайдя по пути в несколько магазинов, и вернулся обратно.
Его интересовали Московские цены.
Водка, хлеб и сигареты на окраине города подтверждали принадлежность этого говняного объезда к остальной части России.
Такой вывод несколько обрадовал патриота своей Родины.
Потопав ногами перед входом в общежитие, и проверив свои подошвы на предмет преобразованной четвероногими друзьями пищи, Смирнов вернулся в тёплое «калоубежище».
Вахтёрша не переставала петлять нитками.
Она позволила хирургу взять ключи от своей комнаты.
В зажатой улыбке женщины демонстрировалось громадное отстранение, словно она сидела на вахте всей Москвы или несла какой-нибудь областной пост ответственности.
Оставшийся день Смирнов провёл в музыке.
Вивальди.
Эта фамилия, разобранная по слогам, уже сама по себе была для него словно ноты.
Последние буквы, как - "динь", "динь"", дон", как "ля" и "до".
Как будто музыкант сам придумал себе это имя.
Начало «Вивальди» было похоже на виолончель.
При объявлении такой фамилии непременно потребовалось бы застучать в большие барабаны с пушистыми на концах палочками, с обязательно набирающим силу звуком.
Любитель музыки делал для себя открытие за открытием.
Фамилия Вивальди - это имя нарицательное.
Когда хочешь сказать гений, говоришь – «Эйнштейн», а когда хочешь сказать музыка, говоришь – «Вивальди».
Времена года – «Лето».
Вставленные в произведение звуки грозы, зноя мушек и пения кукушки заставляли Смирнова душой устремляться в тепло и свет - в ближайшее будущее.
Врачу хотелось, минимум, чтобы насупило завтра. Хотелось побыстрее ознакомиться с учёбой, с другими курсантами-хирургами и с Красной площадью.
Дмитрий, слушая музыку, даже успел немного расстроиться, что не увидел Северный Ледовитый океан и знакомый всем Кремль со своего самолёта.
Сосед психиатр вернулся обратно после обеда и надолго засел за компьютер.
Было заметно, что ему очень комфортно. Он выглядел довольным.
Ближе к вечеру в комнату заселился третий житель. На вид - лет пятьдесят. Он был пьяный.
Раздевшись, пьяница сразу же лёг спать. Он оказался тоже хирургом. Человек приехал на учёбу из Архангельской области.
Утром Смирнов принял душ и сел перекусить.
Новый сосед, пройдясь по нужде, вернулся обратно под своё одеяло и накрылся с головою.
Вода по плотности показалась Дмитрию слишком лёгкой. Полу пенящаяся, полу белая, полу прозрачная.
Приезжий не стал доедать бутерброд и, отодвинув чай, пошёл обуваться.
Психиатр проснулся раньше всех и вновь сидел за компьютером.
Смирнов умчался на метро в Боткинскую больницу.
Уличный запах выхлопных газов бил жителю тайги в нос и вызывал у него лёгкую тошноту.
Метро из коммунистического подземного храма превратилось, с момента последнего визита Дмитрия в Москву, в декорацию дешёвых американских фильмов. Неожиданно.
При выходе из станции «Динамо» Смирнов услышал песню, раздающуюся из соседних ларьков: «Исчезли в облаке тумана все голубые города, и земляничные поляны остались в детстве навсегда... Остались в детстве навсегда!».
Из-за ларька вышел молодой человек небольшого роста.
Хромая на короткой ноге, он закричал противным и гнусным голосом:
- Командировочные, гостиничные чеки, договора найма жилья! Командировочные, гостиничные чеки, договора найма жилья! Командировочные, гостиничные чеки, договора найма жилья! Дипломы, удостоверения, свидетельства!
Смирнов купил у него чистый бланк с синей печатью своей общаги и пошёл дальше.
Психиатр уже научил его о возможности прибавления стоимости за своё проживание для отчёта при возвращении домой.
Стоявшие рядом сотрудники правопорядка внимательно провожали мошенника своими «строго-испуганными» взорами.
Собачьи отходы, за много километров от Ленинградского шоссе лежали и тут.
В подтаявшем сверху снеге, они небольшими пирожными незаметно пасовались от прохожего к прохожему.
Смирнов огляделся по сторонам и не увидел вокруг ни одной собачки.
Москвичи с заумными лицами шли быстро, целеустремлённо и ни на кого не смотрели, словно это были люди, неудачно скрывшие свой давний зимний грех.
Дмитрий тоже стал Москвичом и, наплевав на собак и всех окружающих, быстрой ходьбой динамовца помчался за освежением своих знаний.
Лекционный зал находился над действующей операционной, где оперировали в своё время Ленина и Сталина.
Ленину в 1922 году немецкий профессор доставал пулю, которую засадили ему за четыре года до операции.
Лектор рассказывал про всё это в шутливой манере, намекая об отсутствии необходимости удаления этого инородного предмета.
Операция предстояла под местной анестезией, и немец разволновался так, что не мог воткнуть иглу в кожу Вождя мирового пролетариата.
Тогда ассистировавший ему Розанов сам взял у него из трясущихся рук шприц и обезболил мягкие ткани в надключичной области.
Только потом он предоставил поле деятельности своему зарубежному коллеге.
Розанов был против этой операции, что собственно говоря, и было правильно.
Сталин попал в операционную на год раньше.
Его оперировал сам Розанов по поводу четырёхдневного аппендицита - под местной анестезией.
Лекция получилась ознакомительная.
Руководитель занятиями предупредил всех о необходимости осторожного поведения в огромном мегаполисе и пригласил всех завтра на общую утреннюю планёрку хирургов.
Перед этим он рассказал, как один заведующий откусил ухо курсанту-коллеге, тоже заведующему из другого города.
Профессор любезно попросил у аудитории много не употреблять:
- Много не употре*****! - погрозил пальцем преподаватель.
Курсанты обменялись между собой номерами сотовых телефонов и разошлись.
Смирнов поехал «домой» через Красную площадь.
Проходя мимо мавзолея - по правую руку от Ленина, непредсказуемо для туриста, появилась могила Отца всех народов.
Дмитрия пробило мелкой дрожью.
Он припомнил рассказ известного режиссёра про то, как снимали какой-то фильм.
В студию входил загримированный Сталин в образе, и все присутствующие при этом вставали от неожиданности.
Бюст Сталина выглядел так, как будто он был сделан ещё вчера, а вокруг был 53 год.
Издалека казалось, что памятник был покрыт серым, никем не тронутым, полувековым слоем пыли.
Утомившись от многолюдной суеты, Дмитрий Смирнов решил посидеть в холле общежития и посмотреть телевизор.
Судя по равнодушию вахтёрши, она не возражала.
Вокруг домашних растений, после удивительно длительных тротуаров, усеянных следами былого многообразия, его снова потянуло к прекрасному.
Через полчаса появились вчерашние новости.
После маньяка показывали Перельмана.
Учёного застигнули врасплох, при входе в подъезд.
Лицо математика выражало страшное недовольство.
По телефону на вопрос тележурналистки, почему же он отказался от премии, Перельман с нескрываемым взволнованным голосом ответил, что ей этого не понять.
Журналистка первая положила трубку.
В тоне задававшей вопрос чувствовалось присутствие, веселившихся рядом людей.
- А вы... Как вы думаете, почему Перельман отказался от премии? - спросил доктор у вахтёрши.
Та посмотрела на Дмитрия, словно на пустое место и молча продолжила вязать свои нитки.
С обидчивой улыбкой Смирнов взял ключ с вахты и зашёл в лифт.
Наверху вчерашний хирург, встречал гостя.
Они сидели оба в стельку пьяными.
Судя по разговору собеседников, гость тоже работал хирургом.
Психиатр с ноутбуком сидел на своей кровати, поджав ноги и смеялся.
- Опарыши! Ха! Ха! Ха! И что?.. Ты их ему оставил? Ха! Ха! Ха! - смеялся сосед-хирург.
- Не смейся… В войну опарышей оставляли для того, чтобы они рану очищали, - спорил пьяный искренний гость.
- Ну, сейчас же не война! Ха! Ха! Ха! Держите меня! Я сдохну от смеха! Подожди... подожди... Ты наверное хотел, чтобы из них бабочки вылупились? Ой, не могу! Ха! Ха! Ха! Прикинь, бомж с бабочками... Сидит вонючий бородатый грустный бомж, а вокруг него летают бабочки! Ха! Ха! Ха! Ты, наверное, хотел, чтобы бабочки были цветные... красивые... все разные!.. Порхали бы вокруг бомжа! На голову бы ему садились... Он бы за ними наблюдал... и… улыбался бы! Дееержитеее меня! Я задохнусь сейчас! Ха! Ха! Ха! Очерки гнойной хирургии! Святой Лука, блин! - сосед смеялся так, что казалось, что у него скоро лопнет на лбу вена.
Собеседник не смеялся.
Он смотрел на приятеля остекленевшим взглядом.
Терпеливо дождавшись пока тот успокоится, новоизобретатель хорошо забытого старого метода лечения гнойных ран хрипло, членораздельно и, с ударениями, произнёс:
- Не бабочки, а му-хи. Из опарышей появляются му-хи. Дурак!
Доктор, который только что научился дышать заново, завалился на кровать.
Он схватился за живот и зазадыхался:
- Се... ха! ха! ха!.. се... ой, не могу! Помогите! Селекционер! Биолог, блин, любитель! Бомж для разведения мух! Вот это номер!
Гость обиделся, махнул на него рукой и вышел.
Сосед отдышался в очередной раз и отправился следом.
Смирнов тоже смеялся. Он повесил куртку на вешалку, разулся и лёг на кровать.
- Досмеются, блин. Деревянный макинтош себе сыграют, - сказал Дмитрий и посмотрел на психиатра. - Маньяки в мегаполисе... вон... уже завелись. Вы смотрели новости по телевизору?
- Нет. Я телевизор не смотрю. У меня в интернете всё есть. Вы имеете в виду того, которого поймали?
- Ну, да. Всех подряд убивал. Просто так.
- Тут алкоголизм и тяга к убийствам. Гомоцидомания это называется, - пояснил Николай.
Смирнов оживился, поднялся и сел:
- А вы по телеку... можете сказать?.. Нормальный человек или нет? - спросил он, намекая на Перельмана.
- Про этого маньяка не могу. Его мало показали. А вот про Чикатило - могу. Нам с коллегами кассету показывали с его экспертизой на вменяемость.
- И как?
- Мы все пришли к единому мнению, что Чикатило был невменяемый. Вы представляете себе, что бы было, если бы это признали? У каждого из проводивших экспертизу есть семьи, дети. Признали бы невменяемым, полечили бы и отпустили. Тут, своего рода, суд линча произошёл. Его психиатры казнили. А про этого с гомоцидоманией ничего сказать не могу.
Такой спокойный и откровенный тон соседа Смирнову очень понравился.
Он сразу же поверил психотерапевту потому, что и сам размышлял в своё время над этим.
- А вы про математика... который... от лимона баксов отказался... Можете? - спросил его Смирнов, - он нормальный? Мне вот... кажется, что нормальный! Я же людей вижу.
- Я не задумывался над этим. Я сейчас Карлом Ясперсом занимаюсь. Немецкий философ-экзистенциалист и психиатр. Слыхали такого? Тема - ностальгия. Вообще... шизофрению у учёных ещё никто пока не отменял. Тем более, что - огромная умственная нагрузка. Компьютерный модуль виснет. Операционная система не справляется…
- Подождите. А ностальгия? Вот я сейчас, до слёз, хочу домой. Хреновая Москва, какая-то.
- Это соскучились. Хандра это. Ностальгия - это тоска по Родине. Клинические примеры - только на эмигрантах. Вы же в России живёте, правильно? От ностальгии, вообще-то, люди умирают... часто. Если ностальгия настоящая, то смерть - стопроцентная. Хронь всякая обостряется... Чахнет, чахнет и умирает. Я защищаться по этой теме дома собираюсь.
- А если грусть по детству в СССР? СССР - это же другая страна. Это не Россия.
- А вы юморист.
- Да, уж какой тут юмор. Домой хочу. К сыну. В детство хочу. Не хочу в этом говне, - сказал Смирнов, и из его глаза выкатилась слеза.
Доктор психотерапевт свесил ноги вниз. Он сел и наклонился к хирургу:
- Вы успокойтесь. Месяц - это же не так и долго. Даже, если Москву брать за другую страну, а в этом есть большая доля истины, то вы всё равно не успеете сгинуть. Времени не хватит. Приедете в свою страну, в свой край... и всё пройдёт. Как рукой снимет.
У Смирнова закружилась голова.
Он открыл рот и откинулся назад, устраиваясь поудобнее:
- Вы как будто мне в голову залезли. Подождите. А к Перельману в голову сможете? Интернет же есть. Там есть его голос. Немного есть, где он ходит. Просто терпеть не могу, когда над людьми смеются. Тем более незаслуженно. Содом и Гоморра, какие-то. По телеку, на всю страну... смакуют, угорают. Вы представляете, как ему? Какой жестокий народ стал. Они даже не понимают, что творят, - злился за математика Дмитрий, - меня это мучает. Я уверен, что Гриша Перельман нормальный. Почему он отказался, если нормальный? Тут какая-то тайна…
- Я вас понял. Вы только успокойтесь, пожалуйста. Дело в том, что я завтра уезжаю домой. Хорошо, я подумаю над Перельманом. А к чему это вам? Да ладно, можете не отвечать. Мне самому интересно. Хорошо. У нас последний день сегодня. Я со своими коллегами сейчас на Новодевичье кладбище поеду. Давно хотел там побывать. Приеду, покумекаем, - сказал исследователь человеческих душ и засобирался на экскурсию.
Дмитрий остался один и заснул.
Ему снился бомж с бабочками.
Бомж сидел с сачком и весь, с ног до головы, был облеплен разноцветными крылатыми созданиями.
Смирнов в пол-уха слышал, как вернулся Николай, а чуть позже и горемыка-пьяница.
Проспав до самого утра, Дмитрий Смирнов принял душ.
Он поел и отправился на занятия.
К противной тётке на вахте хирург больше не обращался.
Теперь доктор перестал озираться по сторонам, в поисках знакомых и ничем не выдавал свою провинциальность.
Хромой торговец фальшивыми справками на станции "Динамо" больше не вышел к нему навстречу.
Человек из Сибири шёл с наглой Московской физиономией.
Успев на утреннюю планёрку вовремя, он пожирал всеми органами чувств невероятный поток информации, изливающийся от докладов дежурных хирургов.
Боткинская больница оказалась больше, чем он думал.
Старые раскиданные корпуса сначала не вызывали к себе никакого доверия.
Планёрка всё изменила.
За хирургами смело можно было включать диктофон и издавать книгу.
Невероятная красота речи, лёгкость, юмор, изысканное клиническое мышление.
Дмитрия Смирнова колотило от восторга.
Его глаза горели, он боялся пропустить любые детали.
Уровень - высший класс.
Захотелось выпить. Захотелось закричать.
Захотелось стучать кулаками о кафедру. Захотелось поделиться с кем-нибудь. Захотелось рыдать и смеяться одновременно. Захотелось просто с ними ра-бо-тать.
Когда Смирнов всматривался в портрет Розанова, ему казалось, что они были с ним уже знакомы когда-то раньше.
Такой близкий и одновременно далёкий человечище.
С отличным, воодушевлённым настроем и с бутылкой пива он вернулся в общежитие.
Первое, что ему бросилось в глаза - это лежащий на кровати, пузом вверх, пьяный хирург. Он спал.
Вокруг его глаз синими кружевами красовались бабочкины крылья.
- Перегар - на гектар! - громко, по Высоцкому, рявкнул Смирнов и посмотрел на Николая.
Доктор-психотерапевт искренне обрадовался его визиту:
- Садись, быстрее... Я всё нашёл! Садись, - сказал он, уступая место рядом. Смирнов сел и глотнул из бутылки.
- Как учёба? - спросил он Дмитрия, водя стрелкой по экрану.
- Нормально. Представляешь?.. Лужков сейчас достраивает новое здание Боткинской больницы... только за то, что они сына его от панкреонекроза спасли. Тот бухал и позеленел весь. Лужков сказал, если спасёте... построю. Спасли. Строят. А так бы... хрен когда...
- Тихо, погоди. Я тут порылся, дай Бог... Сначала разбирался, что там доказал Перельман... Смотри, - Николай повернул к нему свой компьютер и показал на экране загадочную фигуру синего цвета в виде бублика, - помнишь, как в фильме поётся?.. ...А нам говорят, что катет короче гипотенузы, а я говорю вам – «Хватит, устал я от этой обузы!»... Вот, что это за теорема? Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы? Что это такое, помнишь? - он открыл другую закладку и показал прямоугольный треугольник, - поющего песню понять можно. Мы же можем и без доказательств применить эту теорему в жизни. Да? Как? Дойти, например, до намеченной цели наискосок, а не обогнуть её дважды, - он пальцем провёл по контурам треугольника, - я всё время, ещё со школы помню, что гипотенуза короче суммы двух катетов прямоугольного треугольника и выбираю путь наискосок. Я помню, что так ближе. Тот, кто поёт про гипотенузу не понимает, зачем это надо доказывать, это ведь и так ясно. Он и без учителей, мол, это знает. Это ведь легко проверить. Взять и измерить. Нарисовать треугольник и всё. Точно также относятся сейчас и к Перельману обычные люди. То есть - мы. Мы не математики. Мы и без Перельмана сможем себе представить то, что он доказал на бумаге, на тридцати листах. Без доказательств. Не как он доказал, а что он доказал.
Это очень существенная разница.
Мы легко можем себе представить прямоугольный треугольник и гипотенузу без доказательств?
Но далеко не каждый из нас сходу может вспомнить доказательство этой «суммы квадратов катетов».
Перельман знает и понимает, что не математикам не интересно не только то, как он доказывал, но и то, что он доказывал. А доказывал он банальную и простую вещь.
Её представить себе не сложнее или может быть... немного сложнее, чем прямоугольный треугольник и гипотенузу. Это просто себе представить так же, как нарисовать прямоугольный треугольник, - Николай снова ткнул пальцем в экран. Смирнов безотрывно смотрел на треугольник и нетерпеливо качал головой, давая понять, чтобы геометрик-любитель открыл ему предыдущую синюю фигуру, - зачем существуют теоремы? Чтобы люди могли их применять дальше, в качестве примера, в других своих целях, опуская момент математических доказательств, - не обращая внимания на нетерпеливость ученика, продолжал психолог-профессионал, - в чертежах, в инженерии и так далее. Есть закон. Над доказательством никто не задумывается. Есть формула и это так. Не веришь? Есть и доказательство этой формулы. Загляни в неё и проверь. То есть, доказательство очень важно для развития науки вообще, как совокупности всех наук в целом и, как сохранение накопленных нами знаний.
Перельман доказал теорему французского учёного Пуанкаре.
Сто лет её никто не мог доказать и это главная заслуга гения Перельмана.
Он ничего не открыл.
Он доказал очень простую вещь.
Её можно представить себе человеку, имеющему, мало-мальски, пространственное воображение.
Даже сейчас его доказательство ещё не нашло себя в научном применении. Ни в чертежах, ни в инженерии.
Знатоки говорят, что где-нибудь, наверное, доказательство это ещё и выстрелит. А пока, надлежащего применения оно ещё не объявило. В чём суть того, что доказал Перельман?
Повторяю, что это легко и просто себе представить, - психотерапевт вернул первую фигуру назад, - возьми кусок пластилина или глины в свои руки. Слепи из него шар. Круглый шар-сферу. Француз Пуанкаре любит приводить примеры на стакане. А теперь слепи из этого шара стакан. Затем скомкай и слепи обратно шар. Потом слепи человечка, затем шар, затем стакан. Любую фигуру слепи, затем - опять шар. То, что это возможно сделать, и доказал Перельман.
Он формулами объяснил, что любой из перечисленных мною предметов можно мысленно расправить до сферы и обратно.
Мы можем это проверить на пластилине, но доказать на бумаге смог только он.
Точно так же, как и гипотенузу с катетами - мы их можем измерить линейкой, но как доказать на бумаге, уже не помним. Ха! То что доказал Перельман называется «Теорема классификации гомеоморфизмов окружности». Не сложнее треугольника, - он закрыл ноутбук и отложил его в сторону, - только доказать это на бумаге очень и очень трудно.
Перельман это доказал. Зачем это надо? - Николай встал и стал прохаживаться по комнате, заложив руки за спину, - это надо было сто лет назад самому автору этой теории - Пуанкаре.
Теорем у француза-Пуанкаре было много.
Доказательство этой теоремы, которую доказал наш Перельман, нужно было Пуанкаре для какой-то своей другой теории. Для другой цели, как для инженера-чертёжника "квадрат гипотенузы", чтобы ему больше не возвращаться к этой теме никогда.
Чтобы сохранить это знание и всё.
Но он просто не успел это сделать и умер.
В качестве антипода доказанной Перельманом теории Пуанкаре о том, что стакан, шар и другие подобные предметы можно мысленно расправить до сферы и преобразовать обратно... и в качестве антипода самому шару существуют фигуры, которые при расправлении никогда не смогут достичь формы шара.
Шар, куб, авторучка, моток ниток, тарелка, стакан - это гомеоморфные предметы. Целостные - без дырок...
Эти предметы можно слепить один из другого без разрывания их поверхности, одной лишь деформацией - сжатием или растяжением отдельных их участков. Это и доказал наш Перельман...
Но если к стакану прикрепить сбоку ручку, то получится предмет с дыркой в ручке - кружка. Это не гомеоморфный предмет - предмет с дыркой. Из него, без разрывания поверхности шар вылепить невозможно….
Без залепливания этой самой дырки в ручке и превращения этого предмета в предмет без дырки его будет невозможно пространственно преобразовать в шар.
При попытке достижения круглой сферы, то есть при его расправлении, такой предмет превращается в шар с дыркой в центре. Получается бублик. Эта фигура называется тор…
Вот эти две вещи и доказал, собственно говоря, Перельман.
Но нам это было бы понятно и без доказательств, на примере пластилина. Это как то, что гипотенуза короче, чем сумма катетов прямоугольного треугольника. Это, как и то, что из стакана слепить шар можно, а из кружки с дыркой-ручкой, без разрывания поверхности, то есть, без залепливания дырки шар не получится...
А получится фигура тор-бублик, - он снова сел и открыл компьютер, - в интернете в поиске... набери «теорема Пуанкаре о классификации гомеоморфизмов окружности»...
Там ты увидишь кружку с ручкой-дыркой, которая превращается посредством компьютерной графики в бублик-тор и обратно в кружку с ручкой-дыркой, показывая пример того, что просто математически... и доказал Перельман, - Николай открыл закладку и Смирнов увидел то, о чём только что шла речь. - Нам, чтобы это понять математически, надо словно выучить древнекитайские иероглифы. Это невозможно…
Да нам это и не надо. Мы это понимаем и так…
Видим, как и прямоугольный треугольник и гипотенузу. Просто, для математиков это, как для музыкантов - музыка. Это опера. Симфония...
Ведь музыка математична, а математика музыкальна.
Сто лет никто не мог сыграть, а Перельман смог. Он гений. Его работу четыре года проверяли математики всего мира. Проверили - доказал правильно.
А применить это на деле пока никто ещё не может. Но только не Перельман…
У Пуанкаре есть ещё одна теория, над которой бьются учёные всего мира. Очень интересная теория о возвращении. Другая теорема Пуанкаре о возвращении. Она так и называется – «Теорема Пуанкаре о возвращении», - он стукнул пальцем по сенсорной панели и открыл Смирнову новую теорему, - Перельман её не доказывал…
То есть публичных работ по этой теме у него не существовало. Но, скорее, он и не собирался её доказывать. Он просто в неё верит и всё. Как и все мы - верим в то, что из стакана можно слепить шар. Ведь, чтобы доказать какую-нибудь новую, свою теорию, автор этой своей теории, француз-Пуанкаре, сначала в неё просто верил, по своим жизненным наблюдениям так, как и все первооткрыватели всех своих теорий.
Для Перельмана, судя по тому, как он серьёзно относится к Пуанкаре, теория о возвращении - теория правильная…
А заключается она в следующем, - он отдал в руки Дмитрию компьютер и снова замаячил взад-вперёд, - если взять тот же стакан, и разделить его перегородкой напополам и одну половину наполнить газом, а затем удалить эту перегородку, то газ разлетится по всему стакану. Произойдёт его диффузия, - увлечённый рассказчик взмахнул руками, словно разбрызгивая воду вверх, - и через миллиарды миллиардов лет газ вернётся и соберётся в своей половине стакана обратно, где он и был изначально при перегородке…
Представляешь, что это значит, если это так и есть?..
Учёные всего мира бьются над этой проблемой.
Доказывают её и противоречат друг другу.
Кто считает себя, что он её доказал, кто нет, но официального мирового признания решения этой проблемы пока не существует.
Перельман, судя по его поведению, верит в то, что именно так и будет с молекулами газа в стакане.
Молекулы газа возвращаются на своё прежнее место через миллиарды миллиардов лет. Ведь он верит и любит Пуанкаре…
Теперь представь себе первый удар по бильярдным шарам.
Если шарам не мешать, то они должны, как и молекулы газа в стакане, по теореме Пуанкаре о возвращении, вернуться в своё изначальное положение - в треугольник, который они занимали до разбивания шаров. Только опять же - через миллиарды миллиардов лет. Ха!..
А вместе с изначальной расстановкой бильярдных шаров должен и возвратиться сам игрок, - он встал в позу игрока и, словно пантомима, выполнил движение удара по шарам, - ведь молекулы шаров и молекулы игрока, как и молекулы газа в стакане находятся же в одной бильярдной…
Это означает для Перельмана, что жизнь игрока в бильярдной просто должна повториться.
Перельман верит, что его, жизнь Перельмана, повторится заново…
Как, впрочем, и жизнь других, окружающих его людей.
Для Перельмана математика - это, как музыка для музыканта.
Он ощущает себя с математикой в гармонии со всей Вселенной.
Для него отключение от музыки - это пустота.
Это дырка в бублике.
Он осознаёт, что будет жить ещё раз - также…
Что его молекулы соберутся вновь, как молекулы газа в стакане.
Он боится несчастного случая. Его устраивает жизнь в математике-музыке. Он ловит от этого кайф. Он не хочет ничего другого. Потому, что жизнь, по Перельману - повторится за-но-во…
Он сам, как-то сказал в одном из своих интервью: «Я научился вычислять пустоты, вместе с моими коллегами. Мы познаем механизмы заполнения социальных и экономических пустот. Пустоты есть везде. Их можно вычислять, и это даёт большие возможности. Я знаю, как управлять Вселенной. И скажите – зачем же мне бежать за миллионом?»…
Шизофрения, спросишь ты? Не со-всем…
А теперь представь себе кружку, слепленную из глины с множеством ручек. Представил? - он опять сел рядом с потрясённым слушателем, и взял компьютер в руки, - расправь эту кружку до шара с множеством дырок. Получатся бублики, слепившиеся одной из своих сторон друг с другом…
Несколько фигур-торов, объединённых в одну фигуру с множеством дырок. А такую же фигуру с миллиардами дырок?.. Представь?..
Именно так, по мнению Перельмана, и состоит вся наша Вселенная.
Всё, что внутри этой фигуры, с множеством дырок - это и есть Вселенная. Вот, что имел в виду Перельман в своём интервью.
Всё, что за пределами Вселенной - это НИЧТО. Там нет света. Там нет ничего. Чернота. Китайский чёрно-белый знак «Ин и Ян» помнишь? Круглый, с волнистой линией посередине и с двумя чёрными и белыми шариками? Это и есть схема нашей Вселенной…
Чёрные дыры - это и есть НИЧТО. Туда ничего не засасывается...
Просто происходит резкий поворот света по ручке от кружки, по направлению в дырку, так сказать…
Представь себе прозрачную гору.
Ты стоишь вдалеке от неё, на ровной дороге и смотришь на восходящую дорогу в эту гору и видишь же и нисходящую часть этой же самой дороги за горой...
Гора прозрачная и тебе кажется, что её нет, а дорога, при этом, просто, на вид, расщепляется после вершины горы на две части.
На самом деле - это одна дорога.
Так и некоторые учёные ошибочно полагают, что свет на самом входе в чёрную дыру расщепляется.
На самом деле он просто резко поворачивает по ручке от кружки, так сказать. Ведь в «НИЧТО» попасть невозможно...
Вселенная и «НИЧТО» - это, как Земная атмосфера и космос, примерно. Чёткой границы у «НИЧТО» нет.
Бублик-тор на Земле существует и в жизни.
Например - человек.
Человек - это пищеварительная трубка, которая «обзавелась» ногами, руками и мозгом. «Ходит и натягивает на себя пищу», чтобы жить, как и все другие животные…
Трубка - это предмет с дыркой. Да? Из него можно слепить тор-бублик. Шар слепить нельзя. Ха!..
Пример неудачный, конечно.
Человек - это и кровь, которая обзавелась двойной системой трубок.
Два бублика-тора слились в одну фигуру - восьмёрку, с двумя дырками.
Это большой и малый круги нашего кровообращения.
Кстати, ты не задумывался над тем, что кровь сама себе обеспечивает движение по замкнутому кругу? Ведь сердце, которое толкает кровь, само состоит тоже из крови... не меньше, чем и другие мышцы.
Сердце сжимается, как рука в воде... без особых усилий... это... скорее... индикатор жизни, чем насос…
Белка в колесе бежит потому, что крутится колесо, а колесо крутится... потому, что белка бежит. Сердце - также.
Возможно, также и Вселенная, по Перельману, сама обеспечивает себе движение по замкнутому кругу.
Каждый атом в стакане, прежде чем занять своё изначальное положение, в торе-Вселенной... должен побывать на всех-всех возможных местах в стакане, а за одно и во Вселенной.
Если бильярдные шары будут биться о стены стола и друг друга миллиарды лет, то прежде чем встать на своё прежнее место, каждый из них побывает на месте каждого... на всех... всевозможных местах на столе.
Это как фломастером, толщиной с атом, прямыми линиями закрасить лист бумаги.
По идее Пуанкаре о возвращении, каждый атом должен побывать на месте каждого... во всей Вселенной. Каждый тор... а атом - это тоже тор... должен побывать на месте каждого тора, в том числе и тор-человек.
Каждая жизнь-тор будет жить каждой жизнью-тором.
«Абсолютная реинкорнация» всех жизней Земли.
Вернее - оболочек жизней.
То есть открытие... вернее, обращение внимания на фигуру с дырками и вообще на дырки - это неспроста.
Я, как врач, на человеке привожу примеры, а француз-Пуанкаре - на стаканах, да на кружках. Хорошо, что не на бокалах и не на рюмках ещё...
А Перельман из интервью, приводит примеры на социальных и экономических пустотах.
Вот о каких пустотах, которые «имеются везде», имел в виду Перельман в своём кратком и ёмком интервью. Это гений, а не шизофреник. Зачем ему миллион? Он сам миллиарды миллиардов. Баксы - это придуманная бумага. Для него - это экономическая пустота…
Те, кто пользуется долларами - это социальная пустота для Перельмана.
Григорий Перельман просто физически не может войти в социальные и экономические дыры, как свет в «НИЧТО».
Помнишь, как он сказал? «Я научился вычислять пустоты, вместе с моими коллегами. Мы познаем механизмы заполнения социальных и экономических пустот. Пустоты есть везде»...
Но теорема Пуанкаре о возвращении ещё не доказана.
Один лишь Перельман в неё верит и не требует доказательств, также как и Сыроежкин в песне про гипотенузу.
Перельман это возвращение Пуанкаре - просто видит, точно также, как Сыроежкин видит гипотенузу и катеты.
Если миллион баксов по Перельману - это пустота, то по закону «Ин и Ян», по закону сохранения энергии или «если где-нибудь убудет, то это обязательно куда-нибудь прибудет», Перельман - это не Перельман, а ПереЛИМОН или ПЕРЛман…
Он сам для себя - фигура тор вокруг всех денег мира...
Наступила гробовая тишина.
Смирнов смотрел на собеседника, как на инопланетянина.
Хирург встал, разболтал почти полную бутылку до образовавшейся в ней воронки и одномоментно заглотил всё её содержимое целиком за несколько секунд.
Уровень - высший класс.
Захотелось кричать. Захотелось стучать кулаками о стену. Захотелось поделиться с кем-нибудь. Захотелось грустить и смеяться одновременно.
Николай закрыл ноутбук, выдвинул из-под кровати сумку и положил туда компьютер.
Он встал и повесил ношу на плечо:
- Мне пора. Еле дождался тебя. Хорошо, что успел.
- Как это вы так заглянули Перельману в голову?
- Нет. Это Перельман заглянул ко мне в голову, а не я к нему, - сказал психиатр и засмеялся, - так... я ключи не забыл? Надо на вахту сдать.
- Бабка там сегодня вообще наглая. Не разговаривает даже.
- Так она глухая. Ха-ха-ха… Не знал, что-ли?
Пиво уже подействовало на Смирнова. Он тоже засмеялся.
Доктора пожали друг другу руки, и психотерапевт удалился.
Смирнов, обдумывая странную фразу о том, кто кому первый заглянул в голову, поставил пустую бутылку на стол и посмотрел ей внутрь, прикрыв один глаз.
«Уставший» доктор с симметричными синяками на лице перевернулся на живот.
Самолёт летел на восток.
Вивальди жил заново.
Дмитрию Смирнову хотелось бежать вперёд между рядами кресел.
Он твёрдо решил поцеловать землю у себя во дворе.
Москва оставалась за спиной, словно английский пудинг, накрытый сверху колпаком.
Самоё большое, что поразило Смирнова, это то, что ВДНХ превратилась в огромный рынок пустых и ненужных безделушек с музеем капитал-шоу «Поле чудес» в самом конце.
В детстве Дима видел там табличку со своим родным городом угольной промышленности, которую не смог отыскать на этот раз.
Собак за время специализации провинциал так и не увидел.
PS: В 1900 году Пуанкаре сделал предположение, что трёхмерное многообразие со всеми группами гомологий как у сферы гомеоморфно сфере. В 1904 году он же нашёл контр-пример, называемый теперь сферой Пуакаре или фигура тор. В 2002 году Перельман опубликовал в интернет-архиве работу в 30 страниц, из которой и следовало доказательство гипотезы. Однако публиковать результаты в научном журнале он так и не стал. В 2006 году за доказательство гипотезы Пуанкаре Перельману была присуждена медаль Филдса, самая значимая награда за достижения в области математики, которую также называют математической Нобелевской премией.
..."Я научился вычислять пустоты, вместе
с моими коллегами мы познаем механизмы
заполнения социальных и экономических
пустот. Пустоты есть везде. Их можно
вычислять, и это дает большие возможности.
Я знаю, как управлять Вселенной. И скажите –
зачем же мне бежать за миллионом?!" -
- утверждение математика, как смежное
пустому мнению о себе...