16.09.95 г. начинаю совершенно невероятную историю, которая не придумана мной. Её придумала сама жизнь – непостижимая, непредсказуемая, удивительная. Эта история продолжается и поныне, поскольку её герои живы и здоровы. Мне остаётся только изводить бумагу и торопиться за мыслями и событиями, поскольку потерял уже десять лет.
БОРИС ВИЛЕНСКИЙ
МОСКВА – ИТАЛИЯ – ЛЮБОВЬ
Или
Любовь по-итальянски
Поезд подъезжал к Риге. Засуетились пассажиры, вытаскивая огромные чемоданы в тамбур. Теперь туда невозможно было пробиться даже с гранатой. Игорь стоял у окна и разглядывал медленно проплывающий незнакомый пейзаж. Он один не был подвержен всеобщей лихорадке, так как терпеть не мог суеты, к тому же, весь его багаж состоял из худой дорожной сумки. А пассажиры продолжали суетиться, бестолково толкаясь в проходе и беззлобно переругиваясь. Поезд медленно втягивался в пригород. Игорь посмотрел на часы и решил, что ещё можно посидеть. Его купе было уже пустым, и Игорь присел к окну. Невзрачные серые строения тянулись вдоль железнодорожного полотна. На бетонных заборах пестрели размашистые надписи футбольных болельщиков то на русском, то на латышском языке. Игорь вдруг ощутил непонятное волнение. Это было предчувствие встречи с другом, которого давно не видел, и предвкушение новых впечатлений. С детства Игорь мечтал путешествовать, неважно куда, но путешествовать - просто его звала дорога. Эта неутолённая страсть заставляла его глотать литературу на эту тему без ограничений, без сна и отдыха. Он знал всех открывателей новых земель, первопроходцев, мореходов, историков, учёных. Удивительная география Земли его привлекала больше, чем прекрасная половина человечества. А может ему ещё не встретилась любовь – настоящая, всепоглощающая, заоблачная. К женщинам он относился с уважением (так воспитали), но с подругами ему не везло – они здорово не вписывались в его «прокрустово ложе», которое он сам соорудил. Недостатки претенденток на ограничение его свободы очень быстро вскрывались и девушки получали отставку, не успев даже «послужить».
Игорю не пришлось пополнить список знаменательных открытий – он едва мог за скудный отпуск и ещё более скудные отпускные удовлетворить свою жажду странствий в пределах Украины или Прибалтики. Правда, у него было много знакомых иностранцев-филологов, чьи рассказы о своих путешествиях как-то компенсировали нехватку возможностей. В данный момент его занимала только встреча с другом.
Последний толчок, судорога по всем вагонам означали конец пути. Пассажиры интенсивно задвигались по узкому проходу. За окнами вагона люди махали руками, делая какие-то знаки одуревшим от духоты и дороги пассажирам. Когда Игорь протолкался к выходу, то увидел на перроне сияющего Эдика. Спрыгнув с подножки вагона, Игорь попал в крепкие объятия друга. Минут пять они хлопали друг друга по плечам, по спине, давая волю переполнявшим их чувствам. Первоначально их разговор состоял из одних восклицаний: «Здоров, бродяга! Это я-то бродяга?! Да, ты! Нет, это ты старый бродяга! Кто бы говорил…» Когда эмоции улеглись, они уже могли нормально разговаривать. Эдик, не смотря на возражения, подхватил сумку Игоря и рассмеялся.
- Это всё, что ли? Я думал, ящик водки везёшь.
- Не хочу потакать вредным наклонностям, - в тон ему ответил Игорь. - Я думал, что в Риге, как и в Греции, всё есть. Впрочем, думаю, что пара литров «Столичной» устроит тебя, вернее, нас, на первое время, - поправился он.
Эдик предложил для начала сходить на рынок.
- Ты знаешь, старик, у меня дома хоть шаром покати. И кошка вдобавок голодная. Надо пополнить запасы, а то и закусить будет нечем.
Они двинулись по торговым рядам крытого рынка, заполняя сумку колбасой, копчёной рыбой, пирогами, консервами, бутылками рижского пива и даже кофейным ликёром. Игорь безуспешно пытался охладить пыл расточительства своего друга, но тот обладал таранной способностью железнодорожного состава пущенного с «горки». Затарившись донельзя, они запихнули сумку в автоматическую камеру хранения на автостанции и отправились на набережную.
Море было серым и невыразительным, чайки гроздьями срывались с парапета и, покружив, садились на воду, покачиваясь там крохотными лодчонками. Небо затянуло такой же, как и море, серой осенней пеленой. Воздух был сырой и малоподвижный. Пройдя по набережной, они решили осчастливить своим посещением старую Ригу.
Игорю приходилось бывать в Литве, где он истоптал все окрестности Друскининкая, Тракая, Вильнюса. Последний особенно нравился ему, потому что там было ощущение пространства, свободы, а готика не была очень мрачной и таинственной. Но в Риге, которой обычно все восхищались, он был впервые, поэтому старался пристальней рассмотреть всё и запомнить. Первые впечатления вызвали некоторое разочарование: Рига оказалась маленькой, провинциальной, хотя и с претензией на Запад. Игорю подумалось, что город похож на старого обедневшего аристократа, не имеющего уже ни положения в свете, ни выдающихся способностей, а только ничем не мотивированную гордыню. Здесь ничто не выдавало столицу республики. После огромной, шумной и замусоренной Москвы Рига была очень маленькой, тихой и чистой, даже вылизанной. Узкие средневековые улочки и дома напоминали декорации где-нибудь в съёмочных павильонах Мосфильма или «фабрики грёз». От этого чувства Игорь так и не смог избавиться, сколько ни старался. Вскоре вся эта средневековая прилизанность и приглаженность стали вызывать у Игоря некоторое раздражение: ему хотелось поговорить с другом по душам, излиться, поскольку давно не виделись, а приходилось разглядывать местные достопримечательности, которые в другое время и при другом настроении он нашёл бы привлекательными. Эдик хотел того же, но считал своим долгом показать другу всё достойное внимания.
Наконец естественное чувство голода погнало их за полной сумкой на автовокзал. Вызволив сумку из заключения в камере, пусть и автоматической, друзья сели в автобус, идущий в пригород Риги. Дело в том, что Эдик жил за городом – в лесу, в «бочке». Не в той, деревянной, которую облюбовал под своё обиталище знаменитый киник Диоген и где предавался своим философским размышлениям, а в стальной цистерне (бочке) на колёсах, предназначенной для временного жилья рабочих. Но говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное. Этот народный афоризм, как считал Игорь, был выражением русской ментальности. Он не знал, хорошо это или плохо, а принимал это как данность.
Пока друзья катили в автобусе по окраинным районам Риги, которые не отличались от других каких-нибудь окраин огромной страны, вокруг них звучала непривычная чужая речь. Подвыпившая компания молодых латышей на задней площадке автобуса тоже говорили на своём, иногда матерясь по-русски. Игорь заметил, что к нему с Эдиком было приковано настороженно-нейтрально-враждебное внимание со стороны многих пассажиров. Это вызывало неприятное ощущение: так чувствует себя гость в доме, где ему не очень рады, но соблюдают всё-таки подобие этикета.
Подозрительная компания вывалилась из автобуса на той же остановке, что и наши друзья. Игорю вдруг показалось, что сейчас что-то произойдёт, так как лицо Эдика приобрело твёрдость каменной маски, а голубые глаза значительно сузились. Но, слава богу, компания, распевая что-то по-латышски, направилась на противоположную сторону шоссе, где за деревьями виднелся небольшой посёлок. Лицо Эдика смягчилось: он не любил драться, особенно с пьяными. Нет, он боялся не за себя, а за тех, других, поскольку неплохо владел приёмами каратэ и мог вышибить мозги ногой даже рослому парню. Когда друзья жили в одном общежитии, даже в одной квартире, то они вместе посещали полуподпольную в то время школу Кёкусинкай. Сначала Игоря это захватило и они с Эдиком стали заниматься до изнеможения. Это требовало времени, самоотдачи, поэтому институт, работа и другие занятия стали отходить на второй план. Но чем больше Игорь узнавал о восточных единоборствах, тем больше стал понимать, что это целая система, включающая в себя не только боевое искусство, но и философию, этику, медицину, психологию. Тогда он остановился перед выбором: или посвятить этому всю жизнь, или вовремя уйти. Пожертвовать литературой, театром, музыкой, искусством вообще, он был не готов. И он ушёл. Эдик же продолжал заниматься. Игорь вспомнил в эти секунды на остановке не только часть своей жизни, но и одну историю, которая приключилась с Эдиком по дороге в Вильнюс. Дело в том, что отец Эдика жил в Друскининкае, куда Эдик наезжал с друзьями, чтобы отдохнуть в лесу. Но на этот раз он уезжал от отца один. Электричка шла до Вильнюса часа три. За это время можно было прочитать книгу или поспать. Последним Эдик и хотел заняться, так как почти полночи проговорил с отцом. Он уже начал дремать, когда в вагоне послышался какой-то шум. Эдик открыл глаза и увидел группу парней, которые стали приставать к девушке. Вагон был полупустой, все делали вид, что ничего не происходит. Эдик мгновенно оценил обстановку. Если бы девушка принадлежала этой компании, то Эдик, возможно, не стал бы вмешиваться (свои сами разберутся). Но девушка выглядела очень испуганной, а парни слишком наглыми и уверенными. Эдик посоветовал им оставить девушку в покое. На это парни отреагировали русскими и литовскими ругательствами, а потом предложили Эдику пройти в тамбур. Эдик вздохнул, но поднялся со своего места и направился в тамбур. Парней оказалось семеро, поэтому в тамбуре сразу стало тесно. Эдик сразу встал спиной к выходной двери из тамбура. Парни были под хмельком и пытались всем скопом навалиться на Эдика, хотя в узком тамбуре это было реально сделать только двоим. Они явно мешали друг другу. Бестолковость и тупость нападавших несколько забавляли Эдика, пока ему не рассекли бровь какой-то железякой. Шутки кончились и он заработал холодно и расчётливо, как машина. Сначала «погасил» тех, кто был перед ним, переступив через упавших, он уложил на пол ещё двоих, ещё одному он вывернул ногой челюсть. Оставшиеся двое рванули прочь по проходу и скрылись в другом вагоне. Эдик не стал преследовать сбежавших, а вернулся на своё место. Девушка, за которую он заступился, подсела к нему и, достав платок, стала вытирать кровь у него на лице. Именно эта девушка, с редким именем Бируте, и рассказала Игорю эту историю. Остальные, весьма скудные, подробности пришлось выдавливать из Эдика по частям. После этого случая в электричке Бируте вошла в число друзей Эдика, а потом и самого Игоря.
- О чём задумался, старина? – голос Эдика вернул Игоря из воспоминаний.
- О прошлом, батенька, о прошлом, - задумчиво ответил Игорь, подражая голосу Владимира Ильича.
- Ещё рано, - усмехнулся Эдик, - вот накроем стол…
Пройдя от остановки каких-нибудь две сотни шагов, друзья попали в, так называемый, городок монтажников газопровода или газовиков в просторечье. Городок, конечно, было слишком условное понятие, скорее это напоминало стойбище оленеводов или цыганский табор. На краю леса стояли примерно два десятка вагончиков и стальных «бочек» с окнами и деревянными крылечками посередине. Вагончики стояли беспорядочно, а между ними были натянуты верёвки, на которых, словно паруса, трепетало бельё. Тут же носились чумазые ребятишки. Они с любопытством, присущем всем детям, глазели на пришельца. Взрослые, занятые своими делами, вообще не обратили внимания на Игоря.
«Бочка» Эдика была покрашена в светло-серый цвет, посредине было крылечко из подгнивших досок, в доме были две комнаты с маленькими окнами, выходящими на обе стороны. Между комнатами было небольшое пространство шириной не более метра, там стояла чугунная печь. И всё это громко именовалось кухней. В комнатах вещи были разбросаны по кроватям, свалены в углах. На полу валялись окурки, пробки от бутылок, на столе красовался натюрморт из объедков, пустых консервных банок и грязных стаканов. У Игоря сжалось сердце при виде такого беспорядка в вагончике. Он сам редко придерживался какого–либо порядка, но увиденное заставило его поёжиться.
- Да, Маргарита постаралась на славу, - изрёк озадаченно Эдик, - разгром по высшей тарифной ставке.
Игорь не совсем понял, о ком друг говорит, ведь жену его звали иначе. Сейчас ему просто не пришло в голову, что тот имел в виду булгаковскую Маргариту. Из писем, в общих чертах, он знал, что Эдик развёлся с женой, которая попивала и даже погуливала, что та увезла с собой сына, оставив уже бывшему мужу пустые бутылки, грязное бельё и пьяные долги. Спустя годы, Игорь узнал, что Эдик не просто водил его по Риге в день приезда, а дал возможность жене забрать свои вещи до их приезда. Женщины выражают свои эмоции более открыто и разрушительно. Удел мужчин сжигать эмоции в своей топке, откуда лишь иногда может просочиться тонкая струйка дыма.
Игорь принял мгновенное решение произвести уборку: очень хотелось есть, хотелось поговорить, но не в таком же бардаке. Не смотря на протесты друга, он отыскал под кроватью ведро, вместо тряпки взял давно не стираное полотенце и погнал Эдика за водой. Игорь работал с остервенением, словно от этого зависела чья-то жизнь. Эдик едва успевал менять воду и выносить мусор. Закончив уборку, друзья застелили стол чистыми газетами и стали выкладывать из сумки всё её содержимое, места не хватало, поэтому часть продуктов перекочевала на подоконник. Окинув взглядом запасы провизии, Игорь решил, что дня на три должно хватить. Пока Эдик открывал банки, Игорь откупорил пиво и сделал большой глоток почти на полбутылки (он только сейчас ощутил жажду), потом в два глотка прикончил остальное. Эдик уже накромсал колбасу и хлеб и теперь смотрел на друга, словно ожидая команды. Наконец наступил торжественный момент, когда наполненные водкой стаканы соединились с глухим звоном. Бросив в рот кусок рыбы, Игорь снова наполнил стаканы до краёв.
- Между первой и второй, - напомнил он, - перерыв не более тридцати секунд. Поехали. За тех, кто в море!
Друзья выпили и стали быстро закусывать, поскольку водка уже протянула свои хмельные щупальца во все части тела. А им нужно было остаться в состоянии хмельного добродушия и не дать ему перерасти в тупую угрюмость.
- А теперь рассказывай, как там, в столице, что ещё нового придумали там на наши бедные головы перестройщики? – Эдик отодвинул пустой стакан и откинулся на стуле.
- Сам знаешь, - отмахнулся весело Игорь, - ну что у нас может быть нового – какая-то перестройка, ускорение. А что перестраивать, если ничего толком не построили, а только поломали. Как жили, так и живём – от аванса до получки. Наш народ премудрый тут же отозвался анекдотом на новые события: Горбачёв приехал на стройку и видит как рабочий бегает с тачкой. Поинтересовался, почему рабочий бегает. «Так ведь у нас ускорение, - ответил тот». «А почему пустая? – спросил Горбачев». «Так не успевают нагружать, - ответил рабочий». Вот и я каждый день гоняю на работе таких же бедолаг, как и сам, езжу на планёрки, совещания, корёжу из себя начальника, хотя из меня начальник, как из г… пуля. А недавно цапнулся со своим начальником участка. Представляешь, он решил толкануть куда-то, налево, плиты со стройки. Подогнал втихую КраЗ и приказал крановщику погрузить, - у Игоря пересохло в горле от монолога и он потянулся к бутылке с пивом.
- Ну и что дальше?
- Ну, крановщик у меня ушлый мужик - потребовал, чтобы начальник зафиксировал погрузку у него в журнале. Он прекрасно знал, что Витька провалил экзамен по статье 300 и не имел права отдавать ему никаких распоряжений, - Игорь снова приложился к пиву.
- Не томи, - Эдику не терпелось услышать продолжение истории.
- Так вот, - продолжил Игорь, - Витька попёр в дурь и стал орать на крановщика. Тот, недолго думая, вылез из кабины крана, закрыл его на ключ и пошёл звонить в Госгортехнадзор. Витька испугался и прибежал ко мне, чтобы я уладил конфликт. Конечно, крановщик и не думал звонить в инспекцию – он понимал, что кран могут опечатать на пару недель, а то и на месяц за любые мелкие нарушения. Это, значит, вся стройка остановится. Он только попугал начальника, а тот заимел на меня «зуб».
- Ерунда какая-то, - пожал плечами Эдик, - он только из-за этого взъелся на тебя?
- Да нет, это только один из эпизодов, - усмехнулся Игорь. – Знаешь, мне заказчик даёт спирт на «производственные» нужды. Он хранится в сейфе, а ключ есть только у меня. Так вот, этой «жидкой валютой» я расплачиваюсь то за автокран, то за бульдозер, то за погрузчик. А Витька выпить не дурак, особенно на халяву, вот и пристаёт постоянно, чтобы я ему налил. Я, естественно, сопротивляюсь. Ну, что ещё тебе рассказать? Ну, с пьянством борюсь на рабочем месте – не хочется обозревать небо в клетку, если кто-то из работяг свалится в котлован по пьяному делу. А котлован у нас глубокий и арматуры там торчит много.
- Ну, и как успехи в борьбе с пьянством, цифры, статистика? – ухмыльнулся Эдик.
- Цифры приближаются к нулю, - вздохнул Игорь, - только не знаю, с какой стороны. Все пьют по-разному: с горя-радости, от безнадёги, по глупости, от тупости и т.д. Ладно, замнём эту тему.
- Согласен, - кивнул Эдик. – Мне помнится, ты подавал документы в литинститут. Так что из этого получилось?
- Ничегошеньки. Вот уж три года подаю рукопись, а ответ один и тот же: ваша рукопись не получила одобрения приёмной комиссии. Вот и весь сказ.
- Но я же читал твои стихи, видел твои публикации в газетах и журналах. Неужели и это не работает? – удивился Эдик.
- Эх, дружище, - Игорь хлопнул Эдика по плечу, закурил и стал расхаживать по комнате, словно хотел сосредоточиться. – Понимаешь, мы все находимся в плену стереотипов. Все. Без исключения. И эти стереотипы правят миром. В своё время некоторых выдающихся наших актёров считали профнепригодными. И только время всё расставляет по своим местам. Да, время - великий судья. Говоришь – публикации… Да, были. Но что-то не греет: пока строчки бегут по бумаге – радуюсь, а как написал – снова хандра. Чего-то мне не хватает в этой жизни: Бога, идеи, путеводной звезды или ещё чего-то.
- Я знаю, чего тебе не хватает, - усмехнулся Эдик, - тебе не хватает нормальной русской бабы, с которой можно обо всём забыть.
- Ты уверен?
- Абсолютно! – отрезал Эдик. – По себе знаю. Поверь старому греховоднику.
- Может быть, может быть, - задумчиво проговорил Игорь, плеснув себе и другу по полстакана водки. – Я об этом серьёзно не думал – времени не хватает. Есть, конечно, кандидатуры, желающие склонить меня к браку, но сердце что-то не трепыхается, когда с ними встречаюсь.
- Ну-ка, ну-ка, это интересно. Нельзя ли поподробнее? Хотелось бы знать, кто швартуется к моему другу.
- Это совсем неинтересно, - возразил Игорь, - к тому же, банально и пошло. Расскажи лучше о себе.
- О-о-о! Печален будет мой рассказ, - протянул Эдик.
- А мы для веселья ещё нальём, - пошутил Игорь. – Поскольку жизнь удивительная, но грустная, штука, а постоянное веселье – удел праздных идиотов, то лучше о грустном.
- Ладно. Ты помнишь историю моей женитьбы, я тебе писал об этом? Так вот, года три или четыре мы жили вполне сносно, пока жена не пошла работать в торговлю. Домой с работы стала приходить частенько под хмельком: то чей-то день рождения, то праздник, то именины, то крестины, а то удачная покупка. Иногда даже забывала забрать сына из садика. А я, сам понимаешь, на трассе. Хорошо, воспитательница в садике была нормальная и забирала сына к себе домой. Я, конечно, жене пригрозил, - тут Эдик поднёс к носу внушительный кулак, - на время увяла. А потом снова за старое… Нет, давай о другом.
Эдик быстро налил себе стакан и махом выпил. На какое-то время в воздухе повисла пауза. Игорь деликатно молчал, но видел, что у друга душа горит, рвётся выплеснуть всё, что накопилось за последние годы. Эдик пытался собраться с мыслями, причесать чувства, понимая, что облегчение наступит только тогда, когда в этой истории будет поставлена последняя точка. Он подцепил вилкой солёный огурец и смачно захрустел им, вглядываясь куда-то за спину Игоря, словно там незримо присутствовала жена. Потом, решившись, продолжил.
- Вот, месяц назад я приехал с работы весь вздрюченный, грязный, голодный. Мы работаем на прокладке газотрассы по торфянику. Трубоукладчик на нём колышется, как студень на тарелке. А один пьяный идиот неправильно застропил трубу и мой трактор опрокинулся в траншею – я едва успел выскочить из кабины. Потом полдня понадобилось, чтобы мою технику поставить на гусеницы. Короче, прихожу домой, а там… пир горой, дым коромыслом – веселье в разгаре. Сидит за столом с моей женой какой-то… сэр, с помятой рожей и уже лыка не вяжет. Пришлось дать ему хорошего пинка для скорости, ну, и Ирке, конечно, досталось. Хорошо хоть, что сына на лето отправил к тёще. Вот и пошли мы на следующий день разводиться. Три дня назад, наконец, получил развод. Ирка укатила к родителям. А всё остальное ты уже имел счастье видеть.
Эдик замолчал. Чтобы не доводить паузу до трагизма, Игорь снова наполнил стаканы, как бы беря инициативу в свои руки.
- Знаешь, Эдик, тебе нужно встряхнуться, а то превратишься в подобие своей жены, - Игорь намеренно был жёстким, чтобы не дать другу жалеть себя. – Хватит посыпать голову пеплом. Когда у тебя отпуск?
- Скоро уже, - ответил Эдик, ещё не понимая, куда друг клонит, - месяца через полтора.
- Замечательно. План у меня такой: ты приезжаешь в Москву, я беру неделю за свой счёт и мы культурно отдыхаем. Усёк!? Будем ходить в театры, музеи, знакомиться с девушками и пить только хорошее вино.
- Планы наполеоновские, - невесело усмехнулся Эдик, - но до отпуска ещё дожить надо: напьётся кто-нибудь из наших газовиков в очередной раз и я, вдруг, не успею выскочить из своей машины.
- Отставить пессимизм! – рассердился Игорь. – Всё будет путём. Ведь мы с тобой не слабаки. А?
Друзья выпили ещё, собираясь продолжить разговор, но тут в вагончик вошёл парень с улыбчивым лицом.
- Разрешите представиться! Старший лейтенант Тихоокеанского флота Виктор Кердинский, в миру – просто Витя.
- Наш человек, - сказал Эдик, пододвигая к столу третий стул, - уволен в запас по случаю несовместимости чувства юмора с корабельным и воинским уставом.
- Да, правда, - кивнул Виктор, - был такой грех.
- А мы этот грех сейчас запьём, чтоб не торчал, как марсовый на рее, - усмехнулся Игорь.
- Это что, тоже наш человек? – удивился Виктор. – По-нашему глаголет.
- Наш, - согласился Эдик (от смеха он чуть не поперхнулся куском рыбы), - он тоже мариман.
Виктор встал и театрально потряс ладонь Игоря.
- Где изволили служить?
- Краснознамённый Северный, - почти отрапортовал Игорь.
- Да, умыл по части доклада, - как бы огорчился Виктор, - я-то забыл, что у нас тоже был Краснознамённый.
- Давай за содружество и взаимодействие двух океанских флотов, - предложил Игорь, наполняя водкой стаканы.
Наутро уже мало кто мог вспомнить, о чём говорили после этого стакана. Игорь с удивлением смотрел на пустые бутылки от водки, пива, ликёра, на две пепельницы, где горкой возвышались окурки.
- Это всё мы? – спросил он Эдика.
- А что?
- Да нет, странно как-то – никогда не думал, что могу столько выпить.
- Это говорит о том, - Эдик назидательно нацелился пальцем в потолок, - что возможности человека неограниченны, ибо …
- Это говорит о том, - перебил его Игорь, - что эти возможности нужно ограничить до необходимого минимума.
- У каждого свой минимум, - возразил Эдик.
- А мы его усредним, - сказал Игорь и, немного подумав, добавил, - до среднестатистического.
- Согласен, - вздохнул Эдик. – Завтра и начнём. Завтра у нас воскресенье, вот и махнём в Ригу – проведём, так сказать, более углублённую экскурсию. Может у тебя есть какие пожелания?
- Есть, - подтвердил Игорь, - давно хотел послушать органный концерт в Домском соборе. Туда, наверно, трудно попасть.
- Проще, чем ты думаешь, - усмехнулся Эдик, и на лице появилось хитрое выражение, означавшее, что он что-то задумал.
Всю субботу друзья отдыхали, слегка поправив здоровье пивом: гуляли по лесу, вспоминали свою развесёлую жизнь в одном из московских общежитий, друзей, знакомых девушек. Пока Эдик произносил свои монологи, Игорь ходил и смотрел себе под ноги. Он уже нашёл несколько замысловато закрученных веток-коряжек и мысленно прикидывал, что из них получится. Игорь давно уже занимался резьбой по дереву, корнепластикой и другими поделками. Когда он работал над очередной композицией из дерева, мысли текли плавно, спокойно, в голове вызревали какие-то сюжеты или строчки стихов. Поиск материала для своих поделок он тоже превращал в творческий процесс. Всё это не мешало Игорю слушать друга, вникать в сказанное и даже отвечать, если это требовало ответа. Вернувшись в «табор», Игорь первым делом ликвидировал остатки вчерашнего пиршества, потом друзья перекусили и снова ушли в лес, до вечера.
* * *
Утром друзья встали рано, приоделись, выкурили по сигарете и отправились на автобусную остановку. Позавтракать решили где-нибудь в кафе или закусочной. Автобус доехал до автовокзала, откуда друзья и отправились путешествовать по городу. Сам Игорь, как ему казалось, заплутал бы в этих узких переулках и улочках - беспорядочно построенных, тёмных, мрачных, передающих дух средневековья, поэтому он полностью положился на друга, хорошо знавшего старую Ригу. Недалеко от набережной они нашли столовую, где пахло, скажем, не рестораном, но еда оказалась вполне съедобной. Обманув свою утробу насыщением, друзья углубились в тёмное сплетение рижских улиц. Тут было одно неоспоримое преимущество перед Москвой, думал Игорь, - полная тишина. Да и откуда было взяться шуму, если людей на улицах было совсем мало, транспорта тоже никакого (здесь не развернулись бы ни автобус, ни троллейбус). Пока Игорь разглядывал готическую архитектуру, Эдик нашпиговывал его различной информацией из истории города, что успел почерпнуть за несколько лет работы здесь. И получалось у него довольно неплохо.
Через несколько часов блужданий по старой Риге они вышли на площадь к Домскому собору. На стене рядом с кассой висели какие-то афиши. Оказалось, что сегодня даёт концерт одесский органист. Первое отделение концерта целиком состояло из произведений Баха для органа, а второе – из малознакомых имён. Они зашли в вестибюль кассы и испытали огорчение: на всех окошках красовались объявления, извещавшие, что все билеты проданы. Эдик подошёл к единственному открытому окошку кассы и что-то сказал девушке по-латышски, когда его познания в языке были исчерпаны, он, уже по-русски, в изысканной манере объяснил девушке, что нужны два билета на сегодня. Девушка покачала головой, не переставая улыбаться. Тогда Эдик пустил в ход убийственный аргумент: показывая на Игоря, он объяснил, что писатель из Москвы специально приехал, чтобы послушать органный концерт именно в Домском соборе и что этот эпизод является существенной деталью его нового произведения о современной Латвии. Девушка продолжала улыбаться, а в глазах её можно было прочитать любопытство, смешанное с недоверием.
- Игорь Алексеевич, - сказал Эдик, - покажите барышне своё удостоверение, похоже, нам здесь не верят.
Удостоверения, конечно, у Игоря не было никакого. Он уже хотел повернуться и уйти, но девушка рассыпалась в любезностях и выдала друзьям два билета из брони для интуристов. Эдик хищно вырвал билеты из тонких пальчиков девушки, продолжая свой ни к чему не обязывающий флирт. Затем он учтиво поклонился, что пришлось сделать и Игорю, и они вышли на улицу.
- Ну-у-у, ты авантюрист, - протянул Игорь.
- Нет, - возразил Эдик, - я последний из романтиков. А поскольку девушкам не чужда романтика, то вот! – он потряс билетами перед носом друга.
До концерта ещё оставались три часа, и было решено зайти в кафе, которые располагались друг от друга на расстоянии полусотни шагов. Не смотря на большое количество кафе, около каждого стояла очередь из 6-8 человек.
- Это долго, - покачал головой Эдик, - обычно пускают парами, значит, ждать больше часа, пока до нас дойдёт очередь.
Они двинулись дальше и вскоре нашли кафе, где не было очереди. Они поняли, почему нет очереди, когда увидели цены в вывешенном на дверях меню.
- Один раз живём, - подмигнул Эдик, - поэтому позволим себе быть расточительными.
За дверью друзей встретил молодой парень-латыш в строгих чёрных брюках и в белоснежной рубашке с бабочкой. Сразу у входа он выбил им чек на стандартный набор: два коктейля, два кофе, мороженное, шоколад, орешки и ассорти из фруктов.
- Да, от этого не потолстеешь, - пошутил Эдик, когда они садились за столик, указанный официантом.
Обслужили их довольно быстро. Игорь не спеша посасывал слабоалкогольный коктейль через соломинку, разглядывая интерьер кафе. Там было довольно уютно, тихо звучала музыка, а столики были отгорожены друг от друга решётчатыми перегородками, создавая впечатление отдельного кабинета. Друзья просидели в кафе за разговорами полчаса. Когда всё было съедено и выпито, они хотели заказать ещё кофе. Но официант сухо ответил, что кофе нет.
- Ты не удивляйся, - сказал Эдик, заметив некоторое недоумение на лице Игоря, - здесь всё так рассчитано, чтобы посетители не сидели за чашкой кофе часами. Скоро к нам подойдут и попросят освободить столик для других посетителей.
- Да за дверью нет никакой очереди, - засомневался Игорь.
- Что поделать, - улыбнулся Эдик, - местная специфика.
- Ну, уж увольте, я не буду ждать, когда к нам подойдёт этот… - возмутился Игорь, - пошли отсюда.
Друзья вышли из кафе и побрели по улице, где впереди маячил небольшой скверик. Там они присели на скамейку.
- Да, не любят нас здесь, - заключил Игорь после некоторого молчания, - ох как не любят, - добавил он закуривая.
- Что поделать, - согласился Эдик, - рабская психология – хоть в мелочах, но отомстить хозяину. Они считают нас оккупантами, а немцев – освободителями, хотя те гнобили их по полной программе ещё в прошлые века. Тевтонцы никогда не церемонились с другими народами. До революции Латвия была задворками Европы, а многие иностранцы искали счастья в Москве, Петербурге, Киеве, Одессе, да и в других городах тоже.
- Да, я помню: французы – гувернёры и шляпники; немцы – ювелиры, булочники, колбасники, промышленники; итальянцы – архитекторы, художники, музыканты; греки и турки – по торговой части; поляки – кем попало, а остальные и вовсе не котировались. Я уверен, если бы немцы заняли только Латвию, то местные совсем бы забыли латышский язык. Как, например, в Западной Украине, когда они были под Австро-Венгрией, украинский язык был совсем запрещён, в отличие от русского.
- Вот этого я не знал, - признался Эдик.
- Да об этом вообще мало кто знает, даже на Украине, кроме историков да филологов. Мы частенько поругивали Советскую власть, ваш покорный слуга тоже грешен, и за дело. Но если попробовать взглянуть на историю с иных высот, под другим ракурсом, то, на поверку, выходит совсем другая картина. Царскую Россию называли тюрьмой народов. И в то же время ни один народ не был подвержен геноциду, а некоторые даже обнаглели. После революции латышские стрелки расстреливали русских крестьян и рабочих, интеллигенцию. А сколько евреев было в ЧК и НКВД. В сталинские времена миллионы людей сгинули в лагерях, но, опять же, полностью народы не уничтожались, некоторые даже получили свою письменность, своих деятелей культуры, учёных. Да их даже в институты тянули за уши вне всяких конкурсов. Я знаю, например, многих ребят из республик, которых приняли в Литинститут без всяких комиссий, экзаменов, конкурсов. Вот и весь сказ.
- Рассуждать на исторические темы – вещь неблагодарная, - заметил Эдик. – Здесь сколько людей – столько мнений. Каждый хочет видеть историю такой, какой хочет видеть.
- Это верно, - согласился Игорь, - но существует объективная история, никем не написанная, и даже два враждующих лагеря объявят её еретической.
- А не ударить ли нам по бабам, - предложил Эдик, - а то за высокими материями да философскими изысками можно совсем забыть, что ты мужик.
- Давай договоримся, - сказал Игорь, - сначала – Бах, а потом всё остальное.
- Не возражаю, - ответил Эдик.
Они направились к площади, где возвышался Домский собор. В фойе купили программку и вошли в зал. Изнутри купол казался ещё больших размеров, чем снаружи. В зале царили полумрак и прохлада. Друзья прошли вдоль рядов, отыскивая свои места. Им повезло – места были почти по центру. Игорь с интересом разглядывал цветные витражи стрельчатых окон, сцену, где стоял орган, лес труб с отверстиями, из которых на них вскоре должна была излиться божественная музыка.
Публика степенно рассаживалась по своим местам, скрипя креслами. Наконец зал был заполнен до отказа, люди переговаривались шёпотом. И вот на сцене появился органист в чёрном фраке, его ассистентка выставила на пюпитр ноты и замерла, как сеттер, почуявший добычу и подогнувший переднюю лапу в знак сосредоточенности. Органист, мужчина лет сорока, с благородным лицом и проседью в буйной шевелюре, поклонился и сел за орган. В программе первым произведением значилась «Токката ре-минор» – это была любимая вещь Игоря.
Первые аккорды потрясли зал: обрушили на землю звёздное небо, превратили людей в микроскопические сущности. Музыка заставила трепетать души, учащённо забиться сердца, перехватывало дыхание от этой космической мощи. Когда отзвучало первое произведение Баха, Игорь подумал, что в Концертном зале Чайковского это звучит по-другому, чем здесь. Всё дело в акустике, да и орган здесь считался лучшим в стране. К тому же, орган недавно был отреставрирован в Голландии и занял, наконец, своё законное место.
Орган продолжал звучать, заполняя не только весь объём зала, но и души людей. Музыка была то нежной, как журчание ручья, то сравнимая по мощи с водопадом, а то распахивала глубины Вселенной с затерянными в ней звёздами. Игорь невольно вспомнил Ломоносова «Открылась бездна звезд полна»… Он даже не заметил как пролетело первое отделение концерта. Эдик что-то говорил ему, но слова не достигали сознания – Игорь, словно лодка, качался на волнах волшебной музыки. Это продолжалось, пока не началось второе отделение.
- Ну, как? – поинтересовался Эдик, когда они вышли на улицу.
- По-моему, второе отделение не равноценно первому. Нельзя смешивать, к примеру, стиль эпохи Возрождения и современный авангардизм.
- На лошади с аквалангом... - пошутил Эдик.
- Вот-вот, что-то в этом роде, - согласился Игорь. – Куда теперь двинем свои стопы?
- Надеюсь, ты ничего не имеешь против женщин? – как-то странно спросил Эдик.
- Кто, я? – театрально удивился Игорь. – Конечно, нет. А кто они?
- Она, - поправил Эдик. – Всего две остановки на электричке. Да нет, это недалеко, это по городу, - объяснил Эдик, увидев искорку сомнения в глазах друга.
- Кто она? - продолжал допытываться Игорь.
- Приедем – увидишь, - хитро улыбнулся Эдик.
Какими-то переулками они вышли за старую часть города и оказались в месте, где бетонные коробки, как и во многих городах, были похожими в своей безликости. И дело было не в наступивших вечерних сумерках, а в убогих строительных ГОСТах. Между домами проходила железная дорога. По шпалам, как в детстве, они дошли до платформы. Электричка из трёх вагонов пришла минут через двадцать. Выйдя на совершенно безлюдной платформе, Эдик повёл Игоря между неказистых одноэтажных зданий, больше напоминающих бараки. Обойдя несколько из них, они подошли к кирпичному домику с маленькими окнами. Эдик постучал в серую дощатую дверь, покрытую от старости большими трещинами и облупленной краской. Дверь открыла молодая женщина.
- Гостей принимаешь? – спросил Эдик голосом, который не принимал отказа.
Игорю её лицо показалось знакомым, но он не мог вспомнить откуда. Женщина пригласила их в комнату, которая оказалась небольшой и носила следы временного проживания. Это Игорь понял сразу, с порога.
- Вика, знакомься – мой друг Игорь, - сказал Эдик
Игоря как будто ударило током: он вспомнил эту женщину, он видел её на фотографиях, которые когда-то показывал ему Эдик, он сразу вспомнил рассказы друга о своей старой и странной любви. Да, это точно была она. По лицу женщины нельзя было определить рада она гостям или совсем наоборот. Эдик разговаривал с Викой, шутил, как обычно, но Игорь чувствовал, как вокруг сгущается что-то фальшивое, искусственное, натянутое. Вика ему показалась какой-то безжизненной, без искорки в глазах. Игорь чувствовал, что за всем этим стоит некая предыстория, содержания которой он не знал. Вика вышла из комнаты, чтобы поставить чайник и собрать что-то на стол. Эдик предложил выйти на улицу покурить. Закрыв за собой дверь, Эдик сразу перестал отпускать шутки по всякому поводу, лицо его выглядело усталым, озабоченным и даже каким-то чужим. Игорь хорошо понимал и чувствовал людей, малейшие перемены в их настроении, даже если они хорошо скрывали свои эмоции. Такое, как правило, присуще художественным, возвышенным натурам, с тонкой организацией психики и способности к анализу.
- Игорь, я хочу, чтобы ты её охмурил, - начал Эдик без всякой подготовки.
- Это невозможно, - покачал головой Игорь. – Ты с ума сошёл. Я не могу этого сделать по многим причинам. К тому же, я не понимаю, зачем ты затеял эту странную игру.
- Хочу избавиться от старых иллюзий. Да, да! Я хочу, чтоб она меня отпустила. Ну, что ты на меня уставился!? Не видел таким никогда? – Эдик досадливо махнул рукой.
- Прости, Эдик, я тебя понимаю, но для этого ты выбрал неудачную кандидатуру, то есть меня. Это не выход. Хорошую же роль ты мне отвёл. Мне, честно говоря, даже не по себе. Я предлагаю тебе другой способ – психоанализ. Попробую разобрать твой случай на отдельные блоки, провести детальный анализ. Для этого мне надо пообщаться с твоей дамой, чтобы выработать линию поведения. Ведь я о ней знаю только с твоих слов, да и то немного.
Тут хлопнула облезлая дверь и в проёме появилась Вика, сообщая, что чай уже готов. Они вошли в комнату и сели за стол. Игорь не знал о чём говорить с хозяйкой, поэтому предоставил инициативу Эдику, собираясь подключаться только при прямом обращении к себе. Эдик продолжал изображать свободного, ничем не обременённого мужчину, но за этим крылось большое внутреннее напряжение. Вика совершенно индифферентно реагировала на многочисленные шутки Эдика и попытки Игоря организовать беседу. Её вялость и отсутствие интереса к чему-либо стали раздражать Игоря. Он стал провоцировать её хоть на какой-то всплеск эмоций, иногда намеренно пошлил, переступая грань приличия, но безрезультатно. Игорь с тоской стал поглядывать на часы, стоящие на полке напротив. Вика стала рассказывать о своём неудачном замужестве, от чего хотелось завыть. Игорю почему-то на ум пришли строки из незатейливой финской песенки 60-х годов «Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло». В глазах Эдика он читал ту же тоску, поэтому решил закруглить этот вечер воспоминаний.
- Приличные джентльмены, - Игорь решительно брал ситуацию в свои руки, - не засиживаются долго у дам, тем более уставших после работы. Да и автобусы здесь не ходят допоздна, как в Москве. Вика, разрешите вас поблагодарить за чай, за гостеприимство, но нам, пожалуй, уже пора.
Похоже, Вика чего-то ждала от них, это было заметно по лицу, но не проявляла никакой инициативы. Эдик тоже поднялся из-за стола, пребывая в нерешительности. Таким своего друга Игорь ещё не видел. Ему, вдруг, захотелось выпить, хотя он совершенно точно знал, что это никогда ему не помогало. Когда они стали прощаться с Викой, Игорю она почему-то напомнила собачонку, стоящую у лотка с пирожками, в надежде на щедрость покупателя или продавца. Острая жалость кольнула его, но он тут же задавил это чувство, чтобы не дать ему разрастись до угрызений совести.
Игорь с облегчением вышел за обтрёпанную дверь. На небе первый раз за несколько дней он увидел звёзды. Он успел искурить несколько сигарет, прежде чем появился Эдик. Они сели в пустую электричку и через несколько остановок пересели на автобус. Всё это время друзья молчали, словно аккумулировали слова для будущего разговора.
В «бочке» Игорь с удовольствием растянулся на койке, чувствуя усталость в ногах. Больше всего он хотел, чтобы серьёзный разговор был отложен до утра, но понимал, что «разбора полётов» не избежать. Похоже, Эдик тоже изрядно устал или пытался «собрать мысли в кучу». Друзья дымили в потолок вагончика, дым отталкивался от него, завивался причудливыми формами и неохотно вытекал в открытые окна.
- Нет ничего многозначительнее молчания, - нарушил тишину Игорь, гася очередной окурок. – «Ты что, мой друг молчишь – мешает жить Париж?..» – процитировал он старую любимую песню.
- Мы с тобой сегодня выглядели, как два старых идиота, - рассмеялся вдруг Эдик.
- А почему «как»? – улыбнулся Игорь. – Знаешь, ещё никогда я не был в более нелепой ситуации, чем сегодня. Ты мне подкинул уравнение, состоящее из одних неизвестных. Эдик, ты меня давно знаешь, я не люблю лукавить. Кому-нибудь другому не сказал бы, а тебе, как другу, просто обязан – Вика мне совершенно не понравилась. Если надо – аргументирую.
- Да нет, Игорёк, не надо, - ответил Эдик. – Но я тебе благодарен за участие. Более того, я сегодня взглянул на неё под другим углом. Она действительно интеллектуально и эмоционально ограничена. Хотя, она девушка совсем не глупая и начитанная. Я видел все твои попытки затеять интересный разговор: я знаю, ты умеешь это делать. В других компаниях подобные разговоры возникают столь часто, как электрические разряды в грозовом облаке.
- Да, плохи мы с тобой, - согласился Игорь, - раз одна закомплексованная ду… прости, дама, смогла привести нас в столь плачевное состояние. Как ни прискорбно это осознавать, но все раунды мы проиграли. Я помню, что ты мог уболтать любую девушку, но тут случай особый. Знаешь, не жалей о своей неудаче – это как раз тот кирпич, который сваливается на голову чисто случайно лишь на стотысячного пешехода. Вика и есть тот кирпич. В ней нет жизни, нет стремлений, она сама не знает чего хочет. По-моему, она могла бы представлять интерес для Фрейда, а нам, эпикурейцам, это вовсе ни к чему. Короче, мы начинаем новую жизнь, по возможности, трезвую: гуляем, дышим воздухом, наслаждаемся природой, искусством, архитектурой. А ещё меня интересует местный быт и психология латышей: возможно, это мне пригодится в одном из моих опусов.
- А дальше?
- Дальше ты приезжаешь в Москву и мы организовываем сафари.
- И на кого же? – поинтересовался Эдик.
- Пока не знаю, но адреналин обещаю. А сейчас неплохо бы поспать после такого насыщенного дня. Тебе тоже, кстати, не мешает отдохнуть от грустных дум.
Две недели пребывания в Риге уже стали тяготить Игоря. Эдик утром уезжал на работу и возвращался поздно грязный и уставший. Пользуясь отсутствием друга, Игорь довёл вагончик до нормального жилого состояния. Когда закончилась эта работа, он стал искать другую – бездействие всегда угнетало его, поэтому он всегда стремился найти какое-то занятие. Несколько раз заходил в вагончик Виктор, чтобы поговорить и выпить по бутылочке пива. Один раз, когда Эдик уехал на работу, Игорь решил ещё вздремнуть, но тут ввалился пьяный и небритый парень-латыш. Игорь никак не мог понять, чего тот хочет, пока парень не перешёл на русский язык. Оказалось, он предлагал купить у него часы, чтобы потом было на что похмелиться. Игорь от часов отказался, но дал парню рубль и бутылку пива, чтобы отвязаться от пьяного. Несколько раз приезжала в городок Вика (по поручению Эдика) и увозила его в Ригу. Там они посетили несколько музейчиков, побывали на самой высокой башне, посидели в кафе, погуляли по немногочисленным паркам. Вика разговаривала мало, это раздражало Игоря, потому что говорить приходилось ему. Вика, молча, слушала его, смотрела на него грустными, почти коровьими, глазами. Иногда ему казалось, что она состоит из глины, и в такие моменты можно было из неё лепить что угодно. Покорное безразличие тоже раздражало его и наводило тоску, но он продолжал играть роль галантного спутника. «Неразбуженная женщина», так Игорь окрестил Вику, продолжала, молча, общаться с ним. Иногда, совершенно искренне, он ощущал жалость и желание погладить Вику по головке, как ребёнка, которого обидели и который нуждается в утешении.
В один из выходных дней к ним присоединился Эдик. Он сам предложил программу выходного. Игорь с удовольствием отказался от роли ведущего - это давало ему возможность немного расслабиться, а иногда погрузиться в свои мысли. В голове у него крутились обрывки нереализованных сюжетов, стихотворные строки, а ещё он тосковал по Москве. Мрачная средневековая архитектура и вылизанные узкие улицы угнетали его, давили, как низкие потолки «хрущёвок». Через два дня должен был состояться его отъезд, поэтому он старался не омрачать настроение друга.
Выходной день подходил к концу. Друзья вовремя проводили Вику, потому что начался дождь. Тучи нависли над Ригой, почти задевая шпиль высокой башни. Мелкая морось наполняла влагой воздух, создавая неуют и подавленное настроение. Друзья решили устроить прощальный ужин с выпивкой. Набрав всё, что нужно, они вернулись в городок газовиков. Накрытый стол очевидно излучал какие-то сигналы, потому что через несколько минут к ним нагрянули гости из соседних вагончиков. Нельзя сказать, что Игорь обрадовался гостям, потому что надеялся провести время с другом, поделиться своими мыслями и планами, но здесь он был гость и не мог высказывать свои предпочтения. После нескольких бутылок водки некоторые гости перешли в состояние «ты меня уважаешь». Игорь терпеть не мог такого общения. Он не считал себя трезвенником, мог выпить изрядно, но пьяных не любил. Глядя на пьяных соседей, он почувствовал опасность из их затуманенных мозгов. Драться не было никакой охоты: ему скоро уезжать, а Эдику жить и работать с этими людьми. Виктор, который был тоже здесь, незаметно исчез из вагончика, а через несколько минут на пороге появились жёны загулявших гостей. Они бесцеремонно вытолкали своих благоверных из вагончика и, сопровождая свою речь далеко нелитературными словами, вернули отцов семейств к своему кочевому очагу. И тут же появился сияющий Виктор.
- Главное – организовать правильную доставку клиентов домой, - то ли констатировал, то ли похвастался он. – Терпеть не могу пьяных, - признался он, - в своё время приходилось сопровождать пьяных матросов на гауптвахту. Ох, и намаялся. Есть предложение выпить за это, если никто не возражает.
- Я возражаю, - признался Игорь, - потому что есть другое предложение – пьём за тех, кто в море.
- Правильное предложение, - обрадовался Виктор. – И как это я забыл? А ты молодец – про флот не забываешь! – похвалил он Игоря.
Опустошив ещё одну бутылку, друзья сделали передышку. Виктор вовремя выбрал момент и ушёл «по-английски».
- Уедешь скоро, - грустно обронил Эдик.
Игорь посмотрел на друга и понял, что тот был почти трезв.
- Не надо, Эдик, не заставляй меня ронять скупую мужскую слезу. Проявление слабости не украшает мужчин. Не будем похищать у женщин их привилегии. Думаю, что разлука наша будет недолгой.
- Откуда ты можешь знать то, чего я сам ещё не знаю? Отпуск у меня не скоро – на днях начальство объявило, что нас ожидает командировка в Тюмень на прокладку газопровода.
- А чего молчал? – рассердился Игорь. – Я тут наполеоновские планы разрабатываю, стратегию с тактикой, а ты ценную информацию хранишь под спудом. Впрочем, всё это неважно – чувствую, что скоро увидимся, - Игорь похлопал ладонью по груди.
- Что ж, верю в твою интуицию, - улыбнулся грустно Эдик. – Творческим людям это свойственно.
- Какое там творчество, - вздохнул Игорь, - сплошная рутина, серая, как этот дождь за окном.
- Знаешь, я не смогу тебя проводить на вокзал – никто не соглашается на подмену, - признался Эдик.
- Ну, что ж, это даже к лучшему, - ответил Игорь, - мне больше нравится, когда встречают, а от проводов лишняя смута. Так что не комплексуй по этому поводу. Давай-ка лучше спать. Что-то я сегодня перебрал малость.
В день отъезда погода улыбнулась Игорю: дожди прекратились ещё накануне, а солнце спозаранку растолкало лучами облака. Игорь встал рано вместе с Эдиком, который с обречённым чувством собирался на работу.
- Смотри, - сказал Эдик, отхлёбывая из чашки горячий кофе, - погодка, как по заказу.
- Это латыши радуются моему отъезду, - пошутил Игорь.
Эдик, наконец, собрался на работу. Друзья попрощались тепло, но сдержанно. У Эдика на душе кошки скребли, что не может проводить, а Игорю жаль было оставлять друга в этом убогом «таборе», где выпивка была единственным развлечением. Эдик ушёл. Игорь собрал свою сумку, ещё раз окинул вагончик взглядом и вышел. Ключ он спрятал под деревянную ступеньку и, не оглядываясь, направился к остановке.
* * *
Время в дороге пролетело, словно его и не было. Игорь шагал по переходам метро, удивляясь, что в разгар рабочего дня там не иссякали людские потоки. Дома он бросил в прихожей сумку и завалился на любимый диван. Но долго валяться ему не дали – зазвонил телефон. Игорь с удивлением смотрел на верещавший аппарат, как папуас на магнитофон (там, под Ригой, он уже отвык от этого признака цивилизации), но трубку всё-таки снял. Это звонила Света, его давняя приятельница. Она с огромной скоростью вывалила на него кучу новостей, а заодно заручилась разрешением приехать к нему в гости. Игорь сразу понял, что она приедет не одна: или притащит нового избранника на смотрины, или приведёт кого-нибудь из иностранцев. Дело в том, что Света была президентом Интерклуба и по роду своей деятельности организовывала культурный досуг иностранцев. Как правило, это были люди, изучавшие в Москве русский язык или повышавшие квалификацию. Среди них попадались филологи, историки, журналисты, но были и такие, которые работали в Москве в различных иностранных представительствах. Света быстро находила общий язык с разными людьми, но общаться с ними в неформальной обстановке не могла, так как жила в небольшой двухкомнатной квартире с родителями, с которыми, похоже, она была в натянутых отношениях. В её семейные и личные дела Игорь никогда не вникал: такое было у него правило – не задавать людям лишних вопросов. Так уж получилось, что его холостяцкая берлога в коммуналке превратилась в филиал Интерклуба. Комната у Игоря была небольшая. Но там порой собиралось человек по двадцать. Он и не возражал против вечеринок, потому что среди приходящих иностранцев попадались очень интересные люди. Они много рассказывали о своей стране или о своих поездках по миру, живо интересовались жизнью в России, бытом, культурой. Иногда прямо на ходу брали у Игоря уроки русского языка, скрупулёзно записывая правильные обороты речи в блокноты. Конечно, эти домашние вечеринки с иностранцами разоряли и без того скромный бюджет Игоря, но он считал, что свою страну должен показывать лицом, и его лицо тоже было лицом страны. У него даже никогда не было в мыслях что-нибудь попросить у своих гостей, а если кто-то из приятелей пытался организовать хоть какое-то подобие обмена вещами, он ужасно стыдился этого. Ему это казалось делом недостойным и унизительным. Подобная щепетильность кое-кого раздражала, многие знали особенности характера Игоря, поэтому обмены иногда совершались за его спиной. Игорь же продолжал общаться с иностранцами только из интереса к людям. В людях он видел не только личностей, но и неисчерпаемый источник сюжетов, характеров, удивительных судеб.
Однажды Света устроила очередную вечеринку у него дома. В небольшой комнате собралось десять человек. Подобного винегрета Игорь ещё не видел. Кроме нескольких уже знакомых иностранцев пришли новые люди - две девушки из ФРГ, одна француженка, финн, индус и португалец. Каждый из новых знакомых был по-своему интересен: финн очень быстро пьянел и, не дожидаясь интеллектуальных бесед, мог запросто завалиться спать на диванчике; индус не ел мяса, не пил даже чай и кофе, не говоря уже о спиртном; француженка настолько удивила своим безукоризненным произношением, что Игорь не хотел верить, что она действительно иностранка, но та с улыбкой протянула свой паспорт; немки даже наедине общались друг с другом по-русски, так как их родные диалекты (северный и южный) очень разнились и вызывали непонимание; но больше всего удивил португалец, который, как оказалось, восемь лет прожил в России, изучая русскую историю, и весьма прилично говорил по-русски, хотя и с небольшим акцентом. С ним-то у Игоря и завязалась оживлённая беседа. Хосе, так звали португальца, носил небольшую бородку клинышком, его смугловатое лицо было лицом испанского аристократа, впрочем, его манеры тоже выдавали благородное происхождение. Игорю очень хотелось поговорить о родословной своего гостя, узнать какие-то исторические подробности, но остальные гости быстро дали понять, что тоже хотят общения. Когда к полуночи гости разошлись, Игорь понял, что общаться при таком количестве разных людей весьма проблематично – слишком много сумбура, эмоций, многополярных мнений. Не смотря на множество иностранцев, побывавших у Игоря дома, он ни с кем так и не смог подружиться. Встречи с ними носили эпизодический характер.
Но было одно исключение – итальянка по имени Ада-Дарио-Мария Скримьери. Коренастая, широкоскулая, темноглазая, она обладала редкой способностью располагать к себе людей. И дело было не только в её блестящем знании русского языка и литературы, но и в неунывающем характере, умении слушать собеседника, в отзывчивости. С ней Игорь сразу нашёл общий язык. Они часами могли говорить о литературе, обсуждая произведения того или иного автора. Дашка, так по-русски её прозвали друзья, стала своим человеком. Игорь даже признал, что Дашка знает русскую литературу лучше его: она хорошо была знакома с произведениями русских писателей, которые не публиковались в советское время. Иногда ему удавалось блеснуть знанием итальянской литературы, ведь он открывал Дашке незнакомых ей итальянских авторов. И это неудивительно, потому что Даша с юности стала изучать русский язык и литературу в ущерб родной. Прелюдией к этому были итальянские переводы поэзии Мандельштама. Девушка настолько была очарована русской поэзией, что захотела изучать русскую литературу в подлиннике. Это стало её профессией. После университета она приехала в Москву стажироваться в русском языке, потом заключила контракт с издательством «Радуга» и занялась переводами. Она переводила Юрия Германа, Валентина Распутина и других авторов. Игорь иногда помогал ей с заковыристыми текстами, где требовалось врождённое знание русского языка, диалектов, жаргонов, русского менталитета. Приходилось подолгу объяснять какие-то понятия или словосочетания, пословицы-поговорки, чтобы Даша могла найти аналог в итальянском языке. Здесь он не раз задумывался над проблемами языков, об их взаимодействии и взаимопроникновении. Это была работа, требовавшая эрудиции, углубления в языкознание.
После звонка Светы Игорь заглянул в холодильник, чтобы провести ревизию. Но мог бы и не заглядывать, потому что там было почти пусто. Игорю пришлось немного побегать по магазинам. Прилива восторга от предстоящего прихода гостей он не испытывал, но подводить Свету не хотелось. Наготовив целое блюдо своих фирменных бутербродов, Игорь стал ждать гостей. Он поставил любимую пластинку и чудные звуки испанской гитары запульсировали по комнате. Это был Андрес Сеговия – гений гитары ХХ века, виртуоз-классик. Этот двойной альбом испанского гитариста Игорь купил на Калининском проспекте в «Мелодии». В то время это было большой удачей. Вот и сейчас Игорь ловил на слух тончайшие оттенки этого великолепного инструмента, наслаждался игрой великого мастера. Под эту музыку он успел забыть о гостях, о времени, о еде. Звонок в дверь вернул Игоря в реальный мир со всеми его проблемами и несовершенством. На пороге Света что-то быстро говорила и жестикулировала руками, словно в итальянском кино, а за спиной на площадке сгрудились пять или шесть человек. Света что-то протараторила, представляя гостей, но Игорь всё равно ничего не запомнил. Он впустил гостей и стал отыскивать им тапочки. Это оказалось излишним, потому что гости прошли за Светой в комнату, не разуваясь. Подобная бесцеремонность несколько покорёжила Игоря, хотя он ничем не проявил своё неудовольствие. Будучи патологически брезгливым, он всегда мыл руки после улицы и денег, никогда не садился в верхней одежде на постель и не ходил по квартире в уличной обуви. Всё это могло показаться странностями, причудами, фобиями, но в детстве он настолько серьёзно принял на веру школьные лекции по санитарии, что так и не смог от этого избавиться.
Гости расселись в комнате кто где. Света примчалась на кухню, чтобы помочь накрыть на стол. Она что-то рассказывала о гостях, но всё это пролетало мимо слуха, да и гостей Игорь даже не успел разглядеть. Когда последняя тарелка попала на стол, Игорь, наконец, смог рассмотреть всех. Две девушки оказались американками, имён которых на следующий день Игорь так и не мог вспомнить, ещё две девушки были из Индии, симпатичный смуглолицый парень оказался сирийцем. Шестой гость оказался самым интересным – это был японский журналист. Он лучше всех знал русский. Его очень заинтересовали резные работы Игоря и причудливые корни, развешенные по стенам. Двое мужчин вступили в спор о сходствах и различиях декоративных искусств России и Японии. Свете всё же удалось вернуть спорящих в русло общей беседы. Игорь вдруг почувствовал какую-то фальшь, витающую в воздухе, и ему стало неинтересно. Он почему-то вспомнил Эдика, с которым мог часами говорить о чём угодно, и это не было пусторожним трёпом. Игорь попытался найти какую-то общую тему разговора с американками, но те или не понимали его из-за недостаточного знания русского языка, или были весьма ограниченными особами. Если бы не Света, Игорь давно бы зашёл в тупик в общении с гостями. Один только японец вызывал у него уважение, который, впрочем, оказался ещё и человеком с чувством юмора.
Игорь вздохнул с облегчением, когда гости ушли. Ему показалось, что Света осталась недовольна, но он ничего не мог изменить. Настроение у него испортилось, поднять его могло только общение с человеком, обладающим определённой харизмой. Игорь открыл блокнот. Там было много номеров телефонов, но он отвергал один за другим, пока не наткнулся на телефон Даши. Итальянка жила в небольшой двухкомнатной квартире в Измайлово, принадлежавшей издательству «Радуга». По вечерам она сидела за своим компьютером, занимаясь переводами. Игорь иногда удивлялся её работоспособности. Это было то, чего ему недоставало, ведь на старенькой пишущей машинке, где западала половина литер, очень быстро уставали пальцы. Компьютер тогда казался Игорю сказочной роскошью, в гостях у Даши он даже боялся до него дотрагиваться, чтобы ненароком чего-нибудь не сломать.
Он набрал Дашин номер и услышал знакомое «пронто». «Всё-таки она думает по-итальянски, - внутренне усмехнулся Игорь, - да и по-другому быть не может – человек всегда думает на своём родном языке». Дашка обрадовалась звонку, потому что у неё были проблемы с переводом некоторых выражений. Они проболтали до часа ночи, не замечая, как утекает время. После разговора с Дашей он уснул почти сразу.
У Игоря была впереди ещё целая неделя отпуска, но он решил выйти на работу. Начальник не сразу согласился на это, однако, дела на объектах закрутились так, что выход Игоря был как нельзя кстати. Через несколько дней он уже втянулся в рабочий ритм: планёрки, разносы, план, наряды, выбивание материалов и техники. На какое-то время, особенно в конце месяца, активность работающих возрастала. Но в начале месяца была возможность расслабиться, и тогда Игорь встречался с друзьями, ходил в театр или на поэтические вечера, где приходилось иногда выступать. Как-то совсем незаметно подкралась осень с дождями, ранним снегом и совершенно непраздничным настроением. Хотя, в свете новых веяний праздник Великого Октября уже не выглядел столь торжественным, а даже сомнительным – демократы уже входили во вкус низвергателей старых богов.
Всё изменилось после звонка Эдика. Теперь Игорь ждал приезда друга и, разумеется, готовился. Он набросал приблизительный план мероприятий, хотя понимал всю абсурдность этого – события могли пойти как угодно, непредсказуемо, вразнос. Это нисколько не огорчало Игоря, так как при его страсти к порядку в нём ещё непостижимым образом уживалась и казацкая вольница. Рабочие дни стали пролетать быстрее, сокращая время до приезда Эдика. Наконец в один из выходных дней, когда Игорь пребывал в полудрёме перед экраном телевизора, раздался телефонный звонок. Вставать было лень, но в голове совсем не лениво промчались мысли, кто бы это мог быть. Меньше всего ему хотелось, чтобы это была Света. Телефон звонил долго и настойчиво. Игорь рывком слетел с дивана и схватил трубку. Это был радостный и захлёбывающийся Эдик. Как всегда, он брызгал оптимизмом и желанием поскорей осчастливить Москву своим появлением. После всех эмоций друзья, наконец, договорились о дне приезда. Теперь Игорь мог потребовать свою законную нереализованную неделю отпуска, а если набраться наглости, то можно выбить ещё кое-что, но уже за свой счёт.
Квартира, в которой жил Игорь, состояла из двух комнат. Одна из них пустовала под замком, поскольку сосед появлялся редко (он проживал у своей жены где-то в Подмосковье). Поэтому Игорь жил в относительно комфортной обстановке – коммуналка нисколько не тяготила его, а может он просто привык. Он произвёл генеральную уборку квартиры, хотя Эдику это было безразлично, как и большинству мужчин. Лишние вещи были убраны в огромный чёрный сундук, перетянутый металлическими полосами с заклёпками. Сундук был из прошлого века, с добротным врезным замком и огромным кованым ключом к нему. Всё это было сработано неизвестным русским умельцем, который и не подозревал, что творение рук его переживёт множество исторических эпох, да и самого мастера. Игорь никогда бы не подумал, что скоро этот сундук сыграет свою роль в судьбе одного человека. Но это ещё было впереди.
Эдик приехал в пятницу. При нём была спортивная сумка, в которой что-то подозрительно позвякивало. Игорь вручил ему ключи от квартиры, а сам помчался на работу. Он рассчитывал с обеда «свалить». Проблемы с догуливанием отпуска были решены заблаговременно. На объекте он вызвал бригадира в прорабскую, в двух словах объяснил ему свою ситуацию и попросил прикрыть его. Сергей Чехолин был мужик грамотный и авторитетный, бригаду держал в строгости и вполне мог обойтись без прораба, поэтому Игорь с лёгкостью мчался домой, где его ждал Эдик.
- Быстро ты, - удивился Эдик. – У вас начальство благотворительностью занимается, раз так легко отпускает своих сотрудников?
- Наивность не самое плохое качество для человека, - съязвил Игорь. – Ты, конечно, не завтракал, - продолжил он, - но время уже такое, что придётся завтрак совмещать с обедом.
- Люблю я поработать, особенно пожрать, - пошутил Эдик. – Знаю, что у тебя уже есть план, - улыбнулся он, - «прошу огласить весь список».
- А я знаю, что у тебя в сумке рижское пиво, - ответил Игорь. – Мечи на стол, а я сейчас закусочку соображу.
Пока Эдик потрошил сумку, Игорь успел накрыть на стол. Сначала они, молча, смаковали пиво, как бы готовясь к разговору.
- Говоришь, план у меня есть, - начал Игорь, - ты не ошибся. План действительно есть.
- Ну, давай на подпись, - потребовал Эдик.
- Он у меня виртуальный, - улыбнулся Игорь. – Я озвучу его, а ты ткни пальцем куда надо. Устраивает?
- Вполне.
Игорь перечислил всё, что было им задумано. Теперь задуматься пришлось Эдику. Он то загибал пальцы, то шевелил губами, то взлохмачивал длинные волосы. Игорь усмехнулся про себя: «решает задачу про Буриданова осла».
- Значит так, - Эдик уже принял решение, - сейчас я бреюсь, чищу перья и мы идём гулять по Москве.
- По «ленинским местам»? – уточнил Игорь.
- По ним, родимым, - кивнул Эдик. – Навестим «наши» места, проверим наличие мемориальных досок, можно вызвонить кого-нибудь из старых друзей.
- Последнее маловыполнимо, - заметил Игорь, - у меня нет ничьих координат. Ты ведь знаешь, что со многими я не был в дружеских отношениях, многие просто отошли от меня по причине отсутствия общих взглядов, интересов. Я со всеми ладил, но ты знаешь, как я отношусь к дружбе – это тебе не лёгкий флирт с женщинами. Для меня друг – человек, который сможет прикрыть мой тыл или я его, или с которым бы пошёл в разведку, в море, в горы, да к чёрту на рога. Это у меня по молодости было друзей, хоть отбавляй, пока я не понял, что такое дружба.
- Сдаюсь, - Эдик поднял руки, - не будем тревожить тень отца Гамлета. Есть предложение просто пошататься по Москве и заодно проверить, какие произошли перемены со дня моего отбытия.
- Разве только по центру, - согласился Игорь, - ехать в Лианозово, Отрадное, Бибирево нет смысла. Об этом я тебе могу рассказать за минуту: там засыпали овраги, снесли ЛЭП, понастроили крупнопанельные бараки. Всё.
- Не очень аппетитно. В центр так в центр.
Эдик критически оглядел свой гардероб, который был на нём, и вздохнул – выбирать было не из чего. Друзья вскоре катили в метро навстречу новым событиям. Они вышли на «Пушкинской» и отправились бродить по знакомым переулкам. Несколько раз заходили в разные кафе, сравнивая их с рижскими. Здесь не было европейского лоска, зато за чашкой кофе или коктейлем можно было сидеть сколько угодно.
- Да, перемены налицо, - сделал заключение Эдик, - но это уже другая Москва.
- Извини, у меня нет в кармане машины времени, - пошутил Игорь. – Кстати, ты помнишь, как мы были на концерте «Машины времени»?
- Ещё бы, - хмыкнул Эдик, - такое не забывается: кордоны милиции, невероятный ажиотаж, билеты по баснословным ценам. Это был прорыв.
- Знаешь, - признался Игорь, - а я с тех пор так и не был ни разу в Бабушкинском парке. Несколько раз порывался съездить, но каждый раз находились какие-то дела.
- Это даже к лучшему, - Эдик выглядел погрустневшим, - пусть всё останется в памяти как было. Там наверняка снесли ту летнюю площадку с дощатым забором, проложили дорожки, убрали гипсовых пионеров.
- Есть одно местечко, - хитро улыбнулся Игорь, - где время несколько приостановилось.
- Ты имел в виду Кремль?
- Избави бог, не будем прикасаться к вечному, - притворно вздохнул Игорь. – Я имел в виду ЦДЛ. Мы всего лишь в пяти минутах ходьбы от него. Пошли?
- А пустят? – засомневался Эдик.
- Обижаешь – меня там каждая собака знает.
Игорь слегка лукавил, потому что у него был постоянный конфликт с администратором, который готов был лечь у двери, лишь бы не пропустить строптивого поэта. Несколько раз Игорь вскипал настолько, что чуть было не врезал по блестящей голове темпераментного администратора, но вовремя вспоминал о большой разнице в возрасте с ним (воспитание несколько перевешивало личную неприязнь). Иногда приходилось напрямую обращаться к директору ЦДЛ, чтобы узаконить своё право посещения этого дома. Администратор на какой-то срок переставал замечать Игоря, лишь изредка косясь на него. Игорь был не единственной жертвой полубезумного служителя писательского дома – были и другие писатели, к которым администратор питал «особую привязанность». Был даже случай, когда некий писатель собирался покутить с коллегами в Пёстром зале, но на его пути оказался злосчастный администратор со своими претензиями. Обиженный писатель достал из кармана стартовый пистолет и пообещал пристрелить «маленького гнусного старикашку». Администратор с перепугу грохнулся на каменный пол, а писатель, переступив через него, отправился к заждавшимся друзьям.
Открывая массивные дубовые двери, Игорь окинул взглядом фойе в поисках своего недруга (ему меньше всего хотелось сейчас скандалить со вздорным стариком), но того не было. Он провёл Эдика в Пёстрый зал, где народ уже был «подогрет», а сам зал напоминал гудящий улей. Похоже, тут не было шансов пристроиться к какому-либо столу. Но тут из угла, где на стене красовался дружеский шарж на Светлова и над которым стояла на полочке его личная рюмка, кто-то окликнул Игоря. Это оказался его старый знакомый и старший товарищ Лев Щеглов. Поэт Щеглов был завсегдатаем этого дома и колоритной личностью: он носил бороду и походил на Карла Маркса, что часто являлось объектом для шуток; с ним всегда была массивная резная трость, помогавшая ему при ходьбе; его крупная фигура всегда выделялась в толпе. Лев обладал большим чувством юмора, легко импровизировал в разговорах, но никогда не поучал молодых собратьев по перу, хотя многим годился в отцы. Игорь потянул Эдика за рукав и они стали протискиваться в угол, где во главе стола восседал Щеглов. Лев был уже в хорошем подпитии (это было заметно по его красному носу и приподнятому настроению), его басок перекрывал голоса собеседников, хотя он не говорил громко.
- Старик, - обратился он к Игорю, - мы тут с мужиками сидим уже третий час – не хочешь уважить старого товарища? Места у нас зарезервированы.
Действительно, за столиком были два свободных стула, на которых стояли два видавших виды портфеля. Компания за столом тоже была знакома, за исключением двоих. Игорь сразу понял намёк насчёт «уважить» и отправился к барной стойке. Обратно он шёл, зажав в одной руке и подмышкой бутылки с водкой, а в другой тарелку с горкой бутербродов и бумажным пакетом со слоёными пирожками. Компания приветствовала его бурными возгласами. Первую бутылку быстро «оприходовали» и только потом приступили к разговору. Эдик с интересом вслушивался в перекрёстные споры, хотя писатели уже были в изрядном подпитии, всё же сохраняли нить рассуждений в разговоре. Здесь не говорили о бытовых вещах: тряпки, машины, квартиры, дачи. Дети, жёны и внуки тоже редко присутствовали в разговоре, зато здесь решались мировые проблемы, обсуждались вышедшие книги знакомых, вспоминались, как ни странно, армия да творческие поездки по стране. Эдик наблюдал не только за собеседниками, но и за окружающей атмосферой зала: за другими столами сидели такие же спорящие, читающие, дымящие и пьющие люди. К стойке бара постоянно подходили писатели, унося к своим столам очередную бутылку водки и нехитрую закуску, хотя по настоящему пьяных Эдик так и не заметил. Он пришёл к выводу, что писатели пьют даже больше, чем его коллеги, газовики, но стойкость к алкоголю у «инженеров человеческих душ» была повышенной. Сам Эдик мало вступал в разговор, реагировал только на прямые обращения к нему и лишь изредка отпускал какую-нибудь шутку, которая находила отклик. Он видел, что, не смотря на большое количество выпитого, его соседи всё-таки проявляли интерес к нему. Но Эдику нравилось играть роль «тёмной лошадки» и «стоять над схваткой».
Казалось, что посетители этого зала никогда не уйдут отсюда, однако, когда буфетчица несколько раз выключила свет, народ неохотно потянулся на выход. Игорь с Эдиком вышли на улицу. Свежий воздух слегка отрезвил их, прочистил мозги. Они словно окунулись в другую реальность. Через полчаса они уже подходили к дому.
- И часто у вас бывают такие посиделки? – вдруг спросил Эдик.
- Возможно, каждый день, - ответил Игорь, - но я там бываю нечасто. Приходится добывать хлеб насущный потом и кайлом: во-первых, я не москвич и не родился с золотой ложкой во рту; во-вторых, наследства у меня нет, а статус родителей – пенсионеры; в-третьих, у меня нет свободной профессии, которая давала бы возможность неограниченно распоряжаться своим временем. Вот такие, брат, дела.
Пока Игорь ковырялся ключом в замке, за дверью стал призывно трезвонить телефон. Игорь влетел в квартиру и схватил трубку. Звонила Даша. Она взахлёб стала рассказывать о посещении какой-то выставки художников-графиков. Эдик прошёл в это время на кухню и поставил на газ чайник. Вскоре к нему присоединился Игорь.
- Кто звонил? – поинтересовался Эдик.
- О, это замечательная личность! Итальянка, переводчица, большой знаток русской литературы. Кстати, завтра вечером приедет в гости. Так что с утра нам предстоит побегать по магазинам и что-нибудь приготовить. Думай, брат, чем гостью удивим.
- Кажется, я знаю что приготовить, - Эдик задумчиво взлохматил копну пшеничных волос, - у меня батя хорошо драники готовит, я тоже могу.
- Всё! – обрадовался Игорь. – Больше с тебя ничего не требуется, остальное беру на себя. Драники дяди Лёни я люблю, и в неограниченном количестве.
* * *
Полдня ушло на походы по магазинам. Друзья с трудом дотащили кучу пакетов с продуктами. Пятки горели от долгой и бестолковой беготни от одной торговой точки к другой. Легче было отмахать по лесу десяток километров, наслаждаясь окружающей природой. Немного перекусив и выпив по бутылочке холодного рижского пива, друзья принялись готовить. Обязанности распределили быстро, каждый знал свою задачу. Игорь периодически поглядывал на часы, висевшие на кухне, и рассчитывал время, чтобы их приготовления не затянулись до самого прихода Дарьи. Даша никогда не опаздывала, она хорошо освоилась в Москве. Существует мнение, что итальянцы не столь пунктуальны, как немцы. Но Даши это не касалось. Она пришла точно в указанное ею время. Друзья успели всё приготовить и даже накрыть на стол к её приходу. Сразу с порога Даша быстро затараторила о чём-то интересном, быстро выкладывая из сумки книги, пакеты, бутылки. Игорь пытался её остановить, чтобы познакомить с Эдиком. Но как только Эдик вышел в коридор, Даша остановилась сама. Они смотрели, молча, друг на друга и время словно остановилось. Пауза затягивалась. Игорь ничего не понимал. То есть, он понимал - что-то произошло, но ещё не понимал ЧТО.
- Даша, познакомься, - Игорь начал выходить из ступора, - мой друг – Эдик. Надеюсь, вы подружитесь, - последние слова были лишними, потому что Даша и Эдик держали друг друга в прицеле глаз.
- Ада-Дарио-Мария Скримьери, - представилась она, протянув руку, - но все друзья в Москве зовут меня Дашей. А мне нравится, - прощебетала она.
Эдик, молча, кивнул, словно язык присох к нёбу. Он не отпускал руки Даши. Куда-то подевалось его остроумие и непосредственность. Так они и прошли в комнату.
- Ой, молодцы какие! - всплеснула Даша руками, увидев накрытый стол. – Вы так старались, а мне худеть надо.
- Это просто мания какая-то, - включился, наконец, Эдик, - хорошего человека должно быть много.
- Друзья, пора и подкрепиться, следуя советам Винни Пуха, - Игорь жестом обвёл накрытый стол. – Даша, тебе какого вина? – спросил он, - мы-то, грешные, будем водочку пользовать.
- Я тоже буду вино, - вдруг объявил Эдик.
- Любой каприз за ваши деньги, - пошутил Игорь, наливая друзьям красного вина. – А я буду водочку, с вашего позволения.
После нескольких тостов разговор потёк плавно, иногда причудливо меняя направление. Настроение у всех было приподнятое. Эдик обрёл былое красноречие, он был в ударе. Игорь, наоборот, больше молчал и вглядывался в лица друзей, словно пытался решить какую-то задачу. Иногда он вступал в разговор, когда это было необходимо. Когда зазвонил телефон, он взглянул на определитель и увидел номер Светы. Брать трубку он не стал, ему не хотелось, чтоб сейчас нагрянула иностранная орда. Сломать хороший, душевный вечер как-то не хотелось. Даша с Эдиком затеяли какой-то литературный спор. Иногда Эдик горячился, но его утверждения рассыпались под железными аргументами Даши.
- Эдик, - заметил, между прочим, Игорь, - даже я с Дашкой не спорю. Она всё-таки кандидат наук филологии, по-нашему. Оч-чень умная барышня. Она настолько хорошо знает русскую литературу, что просто жуть берёт. А ненормативная лексика...
- С этого момента прошу поподробней, - заинтересовался Эдик.
- Даша, можно? – спросил разрешения Игорь.
- Можно, дело прошлое. Но я уже исправилась.
- Так вот, - начал свой рассказ Игорь, - мы как-то ехали с Дашей в метро на Вернисаж в Измайлово, и она как стала «загибать», что на нас начали оглядываться. Пришлось выйти из вагона и дождаться следующего поезда.
- Это правда, - вздохнула Даша, - у нас в языке есть ругательства, но они не считаются ненормативной лексикой. У нас в университете этого не преподавали. Поэтому приходится учиться на ходу. Вот, спасибо Игорю, он мне хорошо помог с переводами, когда я работала с книгой Германа.
- У Германа много было лагерной тематики, - вмешался Игорь, - а там не только ненормативная лексика, но и свой особый язык, говорят они «по фене», чтобы от «лохов» шифроваться. Но моей заслуги в переводах никакой – я просто объяснял некоторые идиоматические выражения, а Даша искала ближайший аналог в своём языке. Вот и вся песня.
- Нет-нет, - запротестовала Даша, не сводя глаз с Эдика, - он много мне помог.
- Тогда придётся делиться гонораром, - пошутил Игорь.
Даша полезла в свою безразмерную сумку, достала четырёхтомник Даля и протянула Игорю. Тот выглядел настолько смешным и обескураженным, что Даша с Эдиком даже рассмеялись. Игорь и вправду чувствовал себя неловко: купить в Москве Даля можно было только в «Букинисте» на Арбате или в «Берёзке» за валюту репринтное издание. Для него это был поистине царский подарок. Он любил словари, энциклопедии, географические атласы и художественные альбомы.
- Даша, ты его балуешь, - нарочито сурово сказал Эдик (он сразу же с начала знакомства перешёл на «ты»).
Игорь ещё больше почувствовал себя неуютно – Эдик шутил на грани фола. «Но на шутки друзей обижаться не стоит, - подумал Игорь, - ведь и сам этим грешил».
- А пойдёмте-ка пить кофе, - вдруг вспомнил Игорь. – Даша вот кофе привезла из Италии, я ещё не открывал пачку.
Они пошли на кухню. Игорь достал турку для кофе, но Даша её решительно отобрала. Опять же из своей сумки она извлекла кофеварку странной конструкции. Эдик с Игорем долго вертели её в руках, пытаясь понять, как это чудо кухонной техники может работать. Даша терпеливо ждала, когда двое мужчин наиграются незнакомой вещью, потом отобрала у них кофеварку и стала раскручивать. Через минуту друзья уже поняли, как эта штука работает. Вскоре по квартире пошёл аромат кофе. Разлитый по маленьким чашечкам, он скорее напоминал по черноте нефть. Даша пила кофе без сахара, друзья тоже попробовали, но от крепчайшего кофе даже челюсти свело. Пришлось всё-таки добавить сахара.
- Да-а, - подивился Эдик, - эта штука покрепче самогона будет. И что, у вас все такой кофе пьют?
- Почти, - улыбнулась Даша, - а я особенно. Утром, если не выпью пару чашек, буду полдня ходить с закрытыми глазами.
- У нас так с похмелья ходят, - рассмеялся Игорь.
Выпив кофе и выкурив по паре сигарет, друзья вернулись за стол в комнату. И снова потекли разговоры. Когда Игорь вспомнил о времени, то оказалось уже около часа ночи. Даша поняла, что на метро уже не успевает, и решила вызвать такси. Но тут друзья дружно воспротивились. Они хорошо знали криминальную обстановку в городе и отпускать девушку, тем более иностранку, опасались. Даша убеждала их, что на такси она прекрасно доберётся и что таксист за неё отвечает. Но друзья хорошо знали, что в стране никто ни за что не отвечает, а тут какой-то таксист. Игорь понял, что с ночлегом нужно что-то решать. У него был только один диван и старый ватный матрас на антресолях. Получалась логическая задачка про волка, козу и капусту. Он уже не помнил, как решалась эта задачка и кто кого там съел. Разумеется, диван он должен был уступить гостям, а их двое. Дама, конечно, обладает привилегией, Эдик, старый бродяга, может и на матрасе на полу. Остаётся он сам. Стульев для ложа тоже не хватало, единственный вариант – сундук. Сундук был слегка покатый и всё-таки короткий для хозяина.
Игорь никогда не задумывался над жилищными проблемами, комната в коммуналке вполне его устраивала, но теперь... он испытывал чувство неловкости за свою бедность. В ситуацию вмешался Эдик. Он железной рукой навёл порядок в интеллектуальных мозгах. В результате Даше достался диван, Игорю матрас на полу, а сам Эдик решил спать на сундуке. Старинную бандуру застелили двумя одеялами, а к ней поставили два стула, поскольку длинные ноги Эдика торчали почти на метр. Целый час он пытался уснуть на покатом сундуке, а тело его занималось эквилибристикой. В результате, под общий хохот, он свалился с сундука под стол. Тогда Даша предложила Эдику занять свободную половину дивана, а Игорь водрузил матрас на сундук. Для продолжения спального ложа ему хватило одного стула. С горем пополам все уснули. Но чёртов сундук всё-таки не годился для ночлега и Игорь часто просыпался. В периоды пробуждения он слышал сдавленные смешки, шипящий шёпот и непонятную возню, но открыть глаза не было сил.
Когда Игорь проснулся, то обнаружил, что в комнате никого нет. Даша с Эдиком уже сидели на кухне и потягивали кофе. Ему тоже налили чашечку. Сон постепенно сползал с Игоря, как змеиная кожа. Но туман в голове ещё не прошёл полностью. После завтрака было решено прогуляться по Москве, чтобы проветрить мозги. Так и сделали.
Погода стояла сырая, дул холодный ветер. Эдик был в лёгкой куртке, но, казалось, он не замечал ни холода, ни сырости. Даша держала его под руку и старалась подлаживаться к его длинным шагам. Высокий Эдик сначала не замечал этого и что-то увлечённо рассказывал, пока Игорь не боднул его локтём в бок. Тот сразу всё понял и стал делать шаги поменьше. Они бродили по Арбату, по Сретенке, по бульварному кольцу. Один раз забрели в кафе, чтобы перекусить. Только к вечеру вернулись на Полежаевскую. Эдик вызвался проводить Дашу в Измайлово. Игорь с трудом уговорил друга одеть под куртку свитер, поскольку понимал, что проводы затянутся надолго. Эдик легко закинул на плечо тяжёлую Дашину сумку и с обычными своими прибаутками, взяв Дашу под руку, удалился.
Игорь быстро навёл порядок в квартире и, упав на диван, включил телевизор. Пустопорожняя болтовня о перестройке привела его в состояние тоски. Он выключил телевизор, налил себе полстакана водки и залпом выпил. Пробовал читать, но прочитанное скользило мимо сознания. К полуночи он уже понял, что Эдик сегодня домой уже не приедет. Глаза стали слипаться и он, повалившись на диван, даже не раздеваясь, провалился в сон. Разбудил его звонок телефона. Долгое время он не мог понять, какое сейчас время - утро или вечер. Когда взгляд его упал на электронные часы, увидел что уже второй час. Эдик с Дашей вырывали друг у друга трубку и что-то весело кричали в неё. Ничего не соображая, Игорь что-то пробубнил в трубку и шмякнул её на аппарат. И тут же уснул.
Игорь проснулся от ощущения чьего-то присутствия. Глаза не открывались, словно веки были отлиты из свинца. Слышались только невнятные голоса и сдавленные смешки.
- Вставай, лежебока, - Игорь услышал голос Эдика, - скоро обедать пора.
Упоминание о времени сразу как-то заставило Игоря собраться и открыть глаза. Рядом с диваном сидели улыбающиеся Даша и Эдик. По их игривому настроению было легко определить, что жизнь дарит им свою улыбку. В ответ они готовы были подарить свои улыбки всему свету.
- Вставай-вставай, - теребил друга Эдик, - здесь кофе в постель не подают. А завтрак уже на столе. Полчаса тебе на личную гигиену и...
- Стоп, стоп, стоп! – Игорь уже окончательно проснулся и к нему вернулась способность соображать. – Что всё это значит? И как вы вошли, я что не закрыл дверь?
- Даша, - скомандовал Эдик, - этому больше не наливать! С него вчерашнего хватит. Забыл, что сам давал мне ключи? Хватит разлёживаться, мы едем в гости к Пете.
- Всё-таки по «ленинским местам», в Бибирево, - констатировал Игорь. – А может без меня. Петя меня не приглашал. Да и отношения у нас около нуля градусов.
- Он хочет на твою бороду посмотреть, сравнить со своей, - пошутил Эдик.
- Тогда скажи ему, что моя – хуже.
- Приговор окончательный, - отрезал Эдик.
Игорь понял, что с Эдиком спорить бесполезно, да и сил на это у него не было. Он с отвращением позавтракал, поскольку кусок не лез в горло. Эдик сжалился и налил ему пива. В голове стало что-то проясняться. Через полчаса они уже катили в вагоне метро. В Бибирево уже многое нельзя было узнать, появились новые дома, магазины, киоски. Игорь не был здесь уже давно. Ветер на улице был холодный, за ночь слегка подморозило. Это как-то освежило друзей, разговоры стали повеселей, энергичней. До дома Пети дошли за 10 минут. Это была стандартная 17-тиэтажка на три подъезда. Петя встречал гостей в кимоно. Он серьёзно занимался карате и свято соблюдал домашние часы тренировок. Даже приход гостей не мог сломать его чёткий график. За хозяином маячила огромная голова лохматой собаки. Это была внушительных размеров московская сторожевая. Несколько раз рявкнув басом, в дальнейшем она ограничилась глухим ворчанием.
- Не бойтесь, - улыбнулся Петя, - не тронет. – Сейчас Татьяна вас напоит чаем, а я закончу каты.
Татьяна на кухне хлопотала над пирогами с яблоками. От плиты исходил жар духовки и незабываемый аромат русских пирогов. Кухня была обставлена по вкусу хозяйки и со знанием дела. Друзья сели за стол. Познакомились с порога так, словно давно были знакомы. Татьяна нисколько не удивилась приходу итальянки, не задавала ненужных вопросов. В дверях, словно монумент, сидела московская сторожевая, Дина, с видом: за гостями нужен глаз и глаз. Вскоре появились ещё два хвостатых персонажа – большой дымчатый кот и рыжий пекинес. Кот важно продефилировал под столом, потёршись каждому об ноги, а пекинес нахально забрался Игорю на руки замурлыкал. Правда, это больше походило на похрюкивание.
- Смотри, признал, - удивилась Татьяна. – Он не к каждому идёт вот так, с первого раза.
- А меня вообще собаки любят, - ответил Игорь, - чего не скажешь о людях.
Тут Дина подошла к нему и уткнулась огромной головой Игорю в колени. Пекинес нервно заворчал.
- Ревнует, - усмехнулась Татьяна. – У них соперничество. Но ссорятся редко. А вот и пироги – налетайте!
Вскоре на кухне появился Петя, успевший снять кимоно и принять обычный домашний вид. Он начал разговор с того, на чём остановился во время последней встречи лет пять назад. Петя обладал незаурядной памятью и точностью в разговоре. В эмоциональных спорах он всегда был «на коне», поскольку хладнокровно и аргументировано разбивал доводы спорящих. Многих людей он держал на расстоянии от себя, может, поэтому набиться к нему в друзья было немного желающих. Пироги хозяйки были удивительно вкусные, рука сама тянулась за очередным куском. Игорь не удивился, что хозяева не встречают гостей спиртным, он знал, что Петя этого не одобряет. Ещё когда они работали на стройке, Петя никогда не участвовал в коллективных посиделках. Со всеми он держался ровно, со временем все привыкли к этому.
Общение на кухне постепенно переместилось в комнату, где Игорь стал с интересом осматривать библиотеку хозяина. У него было твёрдое убеждение, что по набору литературы на полках нетрудно составить вполне объективное мнение о хозяине. Он всегда обращал внимание только на книги, остальное как бы ускользало из памяти. Если бы кто-то попросил его описать обстановку в квартире, то Игорь вряд ли смог бы это сделать. Время было уже вечернее, потому что за окном дома разгорались жёлтыми квадратиками. Игорь незаметно намекнул Эдику, что пора и честь знать. У него снова разболелась голова, и хотелось поскорей оказаться на своём продавленном диванчике.
На улице ветер уже стих, но стало подмораживать. Эдик снова поехал провожать Дашу. Игорь в одиночестве возвращался домой. Он решил вечером поработать над рукописью, поскольку не сомневался, что Эдик сегодня тоже не приедет. Но он ошибся: Эдик вернулся, хоть и поздно. Настроение у друга было приподнятое, он пребывал в каком-то благостном состоянии.
- Знаешь, Игорь, я, кажется, влюбился. Дашка замечательный человек. Я уже давно так ни с кем не общался.
- Я знаю, - согласился Игорь, - с ней легко. Она умна и образованна, но никогда этого не показывает. У неё всё выходит естественно. У меня была одна дама, которая очень гордилась тем, что она кандидат наук. С ней я чувствовал себя учеником, который не выучил урок. Зато отыгрывался в постели.
- Ты никогда об этом не рассказывал, - удивился Эдик.
- А зачем? – пожал плечами Игорь. – Терпеть не могу мужиков, которые рассказывают о самом личном со всеми подробностями. В этом есть определённый комплекс неполноценности и желание приукрасить свои «подвиги».
- Что ж, ты прав, - согласился Эдик, - «мы с тобой одной крови». И ещё... понимаешь... Короче, ты не обидишься, если я поживу несколько дней у Даши. У нас много планов.
- Конечно, нет, наоборот, я рад, что ты снова нашёл себя, - сказал Игорь.
- Или потерял... Хотя, нет, я действительно нашёл.
Неделя отпуска у Игоря закончилась, пора было возвращаться на работу. Эдик пропадал у Даши, лишь иногда позванивая. Когда они встретились, Эдик признался, что влип по уши, вернул ключи от квартиры и сообщил, что собирается к отцу в Друскининкай. Игорь уточнил дату отъезда и посетовал, что не может поехать с Эдиком. Ему нравился небольшой литовский городок, где было тихо и уютно. Городок со всех сторон окружал лес, который был полон грибов. Народ здесь был спокойный и улыбчивый. Литовцы здесь хорошо уживались с русскими, короче, были добрыми соседями. Здесь Игорь однажды познакомился с пожилым литовцем. Новый знакомый был не прочь выпить, он с юмором рассказывал о своём пребывании в «лесных братьях» после войны, а потом, непонятно как, ослужил ещё и в Советской армии, о чём он рассказывал с удовольствием и с подробностями.
В день отъезда Эдика с Белорусского вокзала Игорь с Дашей пришли его провожать. Было уже темно, вечерние фонари были тусклые, даже мрачные, так Игорю казалось. Даша стояла с унылым видом, уткнувшись в рукав куртки Эдика. Друг тоже не блистал шутками и внутренне разрывался между сыновним долгом и внезапно вспыхнувшей любовью. Он пообещал, что у отца пробудет не больше недели. Перрон был уже пустой, все пассажиры сидели на своих местах, а провожающие не стали дожидаться отхода поезда. У входа в вагон в тамбуре стояла проводница. Она с некоторым любопытством смотрела, как прощаются двое.
- Поезд сейчас отходит, - она говорила с мягким литовским акцентом, - я сейчас закрою дверь, - предупредила она.
Эдик подхватил сумку и шагнул в тамбур, остановился позади проводницы. У Даши на глазах наворачивались слёзы. Игорь заметил это даже в тусклом свете фонарей. Поезд плавно тронулся с места. Даша уже не могла сдерживаться и слёзы просто брызнули из глаз. Она быстрым шагом шла по перрону, не выпуская Эдика из виду. А поезд начал ускоряться.
- Поехали с нами, поехали. Прыгай, прыгай сюда! - вдруг прокричала проводница.
Ей, как женщине, очень были понятны чувства незнакомки с перрона.. И тут совершилось невероятное – Даша на ходу прыгнула в тамбур и проводница захлопнула за ней дверь. Огорошенный Игорь стоял на платформе, не веря происходящему. Ему было непонятно: то ли проводница шутила, предлагая прыгать, то ли действительно прониклась жалостью к плачущей девушке. Он искурил две сигареты одну за другой, пока окончательно не понял, что случилось то, что случилось. Перебирая в голове разные варианты возвращения Даши домой, Игорь поплёлся к метро. Дома он многократно прокручивал в памяти недавнее событие, но ощущение какой-то нереальности не покидало его.
* * *
Поезд ещё не набрал крейсерскую скорость, мимо проплывали мосты, огромные рекламные щиты, жилые дома с маленькими квадратами освещённых окон, огромные и тёмные производственные корпуса. Эдик утрясал с проводницей проезд Даши. Непонятным образом та нашла для них два места рядом. Пришлось оплатить проезд с учётом премии за отзывчивость. Но это меньше всего волновало Эдика. Он проговорил с Дашей почти полночи, и уснули они только за четыре часа до прибытия в Вильнюс. Город их встретил солнечной погодой, он был приветлив и красив – той осенней красотой, которую прозвали золотой. И не случайно это время года так приглянулось поэтам и художникам. Весь день Эдик и Даша бродили по Вильнюсу. Заходили в церкви и костёлы, слушали орган, забирались на башню на площади Гедиминаса. Правда, один час они потеряли, когда Эдик ходил за авансом в свою организацию. Вечером они поехали в Друскининкай. Дома Эдик представил Дашу отцу, но поскольку тот был недоволен разводом сына, то понимания друг с другом они не нашли. На следующий день Эдик увёз Дашу в Ригу.
Всю неделю от Эдика не было никаких известий. Игорь понимал, что друг сейчас находится в любовном угаре, поэтому нисколько на него не обижался. Наоборот, его радовало, что Эдик получил возможность вернуться к нормальной жизни. Прыжок Даши в отходящий поезд он воспринял не только как поступок или отчаянный жест, а как прорыв в некий эмоциональный космос. В мире, где расчёт стал преобладать над лучшими проявлениями человеческих чувств, жить скучно, неуютно, самоубийственно. Может поэтому Игорь так любил IXX век – век расцвета русской культуры: литературы, музыки, живописи. Возвышенность чувств людей того времени была ему более близка по духу, чем устремления современников. Он знал, что его считали странным, недалёким, прямолинейным правдолюбом, а кое-кто даже чокнутым. Но Игорь никогда не делал ничего, чтобы заработать положительное мнение от людей. Только на женщин он старался произвести впечатление, если это не противоречило внутренним установкам.
Первой Игорю позвонила Даша. По её настроению он понял, что у них с Эдиком всё в порядке. Даша пообещала приехать в один из выходных к Игорю, а сейчас ей нужно было поработать с переводами, неделя отдыха выбила её из графика, а издатели не делают скидок на личную жизнь. Эдик позвонил только в средине недели. Голос у него был весёлый и бесшабашный. Игорь выслушал длинный монолог, не прерывая друга. Тому нужно было выговориться. Но главной новостью стало то, что Эдик собирался скоро приехать в Москву. Трест посылал его на учёбу в ближнее Подмосковье, предстояло освоить японские трубоукладчики. Тогда Эдик даже не догадывался, что ему предстоит командировка на север Тюмени.
Даша приехала к Игорю в воскресенье. Глаза её светились так благодарно, что Игорь даже смутился. Он ничего особенного не сделал: ну познакомил, ну случай свёл, ну искра пробежала... А что ещё? Потом они говорили с Дашей о художественных переводах, о русской литературе, об особенностях итальянского характера. Игорю легко было общаться с этой нетипичной итальянкой, она была как старый добрый приятель, с которым когда-то учился в школе, хотя Игорь был на одиннадцать лет старше. Даша уехала к себе в Измайлово, оставив Игоря наедине с его сумбурными мыслями.
Время непостижимо в своих проявлениях. Никогда не знаешь, какую шутку оно сыграет с человеком. Оно то ускользает, то замедляется, а то как побежит, что только свист в ушах. Игорь часто задумывался над проблемами времени, понимая, что постичь это невозможно, но тайна времени притягивает многих. Вот и сейчас он не мог понять: события, которые были, кажется, только вчера, вдруг отдалились на полгода. Как-то незаметно прошёл Новый год, зима и вот уже весна. Природа не только обновлялась, но вносила что-то новое в жизнь людей. Как гром среди ясного неба, прозвучала новость от Эдика – они собирались с Дашей пожениться. Брак с иностранкой в те времена был сродни подвигу. Игорь, конечно, обрадовался такой новости, он от всего сердца желал счастья друзьям. Но это были ещё не все новости. Игорь узнал, что будет свидетелем на свадьбе, а бракосочетание состоится в Вильнюсе в мае. Лишняя возможность побывать в Вильнюсе Игорю пришлась по душе. Ему нравился этот светлый город, костёлы с органами и православные храмы, уютные скверики и кафе, да и кухня литовская не противоречила его хохлацкой натуре.
К свадьбе не было никакой подготовки. Родственники все были далеко, немыслимые свадебные наряды не намечались, а участниками событий был узкий круг друзей. В назначенный день на Белорусском вокзале собрались четверо – Даша с Эдиком и Света с Игорем. Погода была как по заказу – тёплая, солнечная и всё вокруг цвело. Сели в поезд и покатили. Рано утром приехали в Вильнюс. В ЗАГС идти было рано, поэтому возможность прогуляться по городу всем пришлась по душе. Сияющий от счастья Эдик охотно стал гидом. Друзья заходили в кафе, сидели на лавочках в скверах. Эдик много рассказывал о Вильнюсе. Даша с Игорем слушали с интересом. И только Света небрежно пожимала плечами – здешние красоты не впечатляли её. Ещё бы, она объехала половину Европы, побывала в Индии, Турции, Египте. Но Игорю с Эдиком это было непонятно, поскольку по европам и азиям не ездили, но зато были на Севере.
Друзья расслабились настолько, что даже перестали смотреть на часы. После московской суеты и бешеного ритма жизни здесь они словно очутились в заповеднике. Но Даша не дала всем продолжать расслабляться, она была человеком точным и не забывала поглядывать на часы. Пришло время ехать в ЗАГС. Благо здесь не было московских расстояний и автомобильных пробок, поэтому добрались быстро. Там у входа их уже ждал брат Эдика – Стас. Игорь не заметил рядом с ЗАГСом ни свадебных кортежей, ни какого-нибудь иного скопления людей. Очевидно здесь не было принято устраивать пышные торжества. Вскоре всех пригласили в зал, где происходила церемония бракосочетания. Женщина средних лет со сдержанной улыбкой что-то зачитала молодожёнам, после чего предложила обменяться кольцами. Может быть в её практике это была первая невеста-итальянка. После поздравлений, забрав брачное свидетельство, друзья вышли на улицу.
- Дайте хоть посмотреть, а то даже не верится, - попросил Игорь.
- Нам самим не верится, - Даша улыбалась так заразительно, что все засмеялись.
Она протянула Игорю брачное свидетельство, напоминающее почётную грамоту или диплом. Тот пробежал по строчкам глазами, но что-то его не устроило. Он ещё несколько раз прочитал и, наконец, понял. Потрясая листком свидетельства, он рванулся к дверям ЗАГСа. Друзья, ничего не понимая, бросились за ним. Игорь ворвался в зал, где уже стояла новая пара.
- Что вы наделали! – почти закричал он. – Невеста у нас итальянка, а не француженка. Её фамилия – Скримьери, а тут написано – Скримье. Её же арестуют на границе вместе с мужем!
Даша выхватила у него листок, впилась взглядом в строчку с фамилией и чуть не заплакала. Служащая удивлённо взяла листок и, извинившись, моментально дописала две буквы теми же чернилами.
- Видите как просто, - улыбнулась она. – И незачем было поднимать панику.
С чувством облегчения все вышли на улицу. Теперь этот эпизод казался забавным и был повод посмеяться. Хотя каждый понимал, что неисправленный документ принёс бы немало хлопот в дальнейшем. Но всё уже было позади.
- А теперь пора это отметить! – провозгласил Стас. – В ресторане уже заказан стол.
Друзья сообща решили пешком прогуляться до ресторана. Расстояние в четыре остановки не могло напугать москвичей, которые в день по Москве могли пробежать чуть ли не ежедневно с десяток километров. Ресторанчик изнутри выглядел средневековым замком: сводчатые потолки из кладки тёмного кирпича, такие же арки, тяжёлые резные деревянные стулья с высокими спинками, казалось, были из рыцарских времён. Обслуживал их молодой вышколенный официант, которому Стас периодически что-то говорил по-литовски. Использованные тарелки исчезали быстро и незаметно, также наполнялись бокалы. Настроение у всех было приподнятое и беззаботное, словно все находились в неожиданном отпуске.
Но вечер приближался, а с ним и время отъезда. Когда до поезда остался час, Игорь забеспокоился, успеют ли они добраться до вокзала. Стас всех успокоил, сказав, что он уже вызвал такси. Прошло ещё полчаса, тут уже забеспокоилась Света. Она не хотела опоздать на поезд, потому что в Москве на следующий день её ждали дела.
- Не волнуйтесь, - успокоил друзей Стас, - тут до вокзала минут десять, и пробок у нас не бывает. Чего вам торчать на вокзале лишнее время.
Такси пришло минут за двадцать до отхода поезда. Добрались за семь минут. Попрощались на перроне со Стасом и вошли в вагон. Даша заметно устала, но глаза её всё также светились счастьем. В купе все очень быстро уснули, очнулись уже в Москве. Проводник стучал в каждое купе перед приездом, чтобы пассажиры могли проснуться, умыться, собрать вещи. Но друзья спали так крепко, что проводник будил их, как при сигнале «воздушный налёт». Вещей у них не было, поэтому и собирать было нечего. Заспанные они вышли на перрон последними.
Уставшие, неумытые и голодные друзья чувствовали себя не вполне комфортно. Хорошо, что ранним воскресным утром город ещё спал, а редким прохожим было безразлично кто как выглядит. Друзья договорились встретиться вечером в Измайлово у Даши с Эдиком. Уже через полчаса Игорь был дома. Первым делом умылся, позавтракал и... лёг спать. Но проспал он недолго: ему вдруг приснилась бывшая гражданская жена, которая что-то оживлённо говорила ему по-немецки, а он сам всё пытался ей объяснить, что не понимает ничегошеньки, после чего немка обматерила его по-русски. Игорь проснулся в полном недоумении. Он решил перед поездкой в Измайлово зайти на Центральный телеграф и позвонить в Лейпциг своей бывшей. Пора было поставить жирную, твёрдую точку в их отношениях, чтобы избавиться от иллюзий или комплекса вины. Хотя вся вина его была в нежелании ехать в Германию, а тем более жить там. Друзья-товарищи отказывались понимать его позицию, некоторые даже крутили у виска. Для них поездка за границу уже была выигрышным лотерейным билетом.
Игорю повезло – на Центральном телеграфе народа было мало. Это и радовало, и удивляло его. Прошлый раз он просидел более часа в ожидании разговора. Как правило, там всегда было много иностранцев. Ждать пришлось около получаса. Игорю объявили номер кабины. Услышав знакомый голос, он вдруг понял, что растерял где-то по пути к телефону обидные слова, едкие комментарии. Он больше слушал, чем говорил. Десять минут подходили к концу, а Игорь так и не решился сказать то, что мысленно выстроил по дороге к телеграфу. Время истекло, Игорь повесил трубку и вышел на улицу. Закуривая сигарету, он поймал себя на том, что пальцы заметно подрагивали.
- Долго ехал, - то ли констатировал, то ли выговаривал другу Эдик. – Мы тебе звонили два часа назад. Проходи, Даша уже стол накрыла.
- А где Света? – поинтересовался Игорь.
- Она не придёт – дела. Зато придут Мориза с мужем. Ты их знаешь? – спросил Эдик.
- Нет, слышал от Даши, но ни разу не встречались.
- Вот и познакомимся, - подвёл итог Эдик. – Пошли, выпьем, Дашка в «Берёзке» взяла хороший коньяк, итальянское вино и ещё чего-то.
Но выпить втихую им не удалось, потому что пришли гости. Муж Моризы оказался русским. Игорь так и не понял, чем тот занимается: то ли чиновник, то ли дипломат. Но, по большому счёту, Игорю было всё равно – он не испытывал пиетета ни к званиям, ни к титулам, ни к должностям. Даша пригласила всех к столу. Здесь разговор пошёл поживее – коньяк сделал своё дело. Игорь, обычно активный в беседе или споре, был задумчив и даже забывал иногда закусывать после очередной рюмки. Это не ускользнуло от внимания Эдика. Он предложил Игорю покурить на лоджии.
- Ты чего такой важный? – поинтересовался Эдик.
- Я не важный, - пытался отшутиться Игорь.
- А-а-а, ты трезвый, - улыбнулся Эдик. – Колись – что случилось?
- Счастью вашему завидую, - буркнул Игорь.
- Щас я шнурки поглажу и поверю тебе, - Эдик ткнул друга кулаком в бок. Знаешь, одна женщина сказала, что мне легче отдаться, чем отказать. Так что колись давай.
Пришлось Игорю рассказать и про звонок в Германию, и про всякое другое. Эдик слушал, не перебивая и не отпуская своих обычных шуток. Потом зашёл в комнату, прихватил со стола бутылку и пару стаканов. Даша вопросительно взглянула на него, но он успокоил её жестом, дескать, всё в порядке.
- Давай выпьем, - Эдик плеснул содержимое бутылки в стаканы. – Я тебя понимаю. Сам недавно был в... – он сделал паузу, чтоб не выругаться. – Помнишь, как там у Макаревича: мы в воде не горим и в воде не тонем... Мы с тобой рабочие люди, а не рафинированные интеллигенты, поэтому не будем наматывать сопли на кулак.
- С чего это ты взял, что я в соплях? – пожал плечами Игорь. – Нет, брат, меня хрен слопаешь без соли и без горчицы. Я крепкий орешек. Давай-ка выпьем ещё.
К концу вечера Игорь почувствовал, что перебрал сегодня. Внутренне злился на себя. Но злость была вялой, верней, пьяной. Когда Мориза с мужем собрались уходить, Игорь тоже сделал попытку уйти домой. Но Эдик крепкой рукой ухватил его за шею и выдал траекторию прямо на диван. Почувствовав под собой горизонталь, Игорь тут же уснул.
- Эдик, может его раздеть и накрыть чем-нибудь? - обеспокоилась Даша.
- Не надо его трогать, - усмехнулся Эдик, - не прерывай его полёт в страну Морфея. У него сегодня был тяжёлый день.
- Я думаю, что завтра ему будет ещё тяжелей, - улыбнулась Даша, - традиционное русское похмелье.
- Типично западный стереотип, - пошутил Эдик, - тех, кто ничего не знает о русском похмелье. Не волнуйся, он завтра встанет, как ни в чём ни бывало. Его достоинство в том, что он никогда не бывает в запое и никогда не берёт лишнего на грудь. Это моя вина, а может и умысел, сам не знаю, но ему сегодня было необходимо напиться.
- Только он об этом сам не знал, - иронически заметила Даша. – Пора и нам отдохнуть. А всё-таки, с чего он сорвался?
- Личные обстоятельства, - уклонился от разговора Эдик. – Пойдём, а то я сейчас тоже упаду с ним рядом.
* * *
Игорь проснулся от дикой сухости во рту. Он очумело оглядел комнату, пытаясь сообразить, где он находится. Сразу же в памяти всплыл вчерашний вечер и осознание того, что вчера он так пошло надрался. Стараясь не вызывать шума, он прокрался на кухню и почти махом выпил полбутылки минеральной воды. Немного полегчало. Так же, крадучись, он прошёл мимо спальни Даши и Эдика. Там было тихо. Спать уже не хотелось, и он вышел на лоджию покурить. Прохладный воздух бодрил и дарил надежду, что не всё так плохо. Выпитая бутылка пива добавила Игорю некоторую ясность в голове. Он выкурил ещё пару сигарет и ощутил желание что-то делать. Для начала решил вымыть посуду на кухне и ликвидировать следы вчерашнего пиршества. Этого показалось мало и он принялся за приготовление завтрака. Хотя Игорь делал всё с минимальным шумом, через какое-то время на кухню сунулась взлохмаченная голова Эдика. Глаза его были полузакрыты, а на лице была блаженная улыбка.
- Так, так, так, у нас тут ещё и завтрак намечается, – ухмыльнулся он, - а может здесь ещё и наливают?
- Ты своё уже вчера выпил, - вынесла приговор Даша, выглядывая из-за широкого плеча Эдика. – Ой, как вкусно пахнет!
- Видишь, Игорь, не успел жениться, как уже стали ограничивать мою свободу. Я всегда говорил, что свобода Запада – мнимая свобода. Ой! Видишь, щипается за критику.
- Если женщины не будут ограничивать нашу свободу, - заметил Игорь, - то мы можем уйти далеко за грань здравого смысла, но по поводу свободы на Западе я с тобой согласен.
- А я буду есть, - объявила Даша, - а вы можете свои политические изыски продолжать на улице.
- Правильно, пошли покурим, - Эдик потянул Игоря на лоджию. – Я вчера малость перестарался, - признался Эдик, закуривая, - Мориза с мужем могли подумать, что я алкоголик.
- Не волнуйся, - успокоил я друга, - муж её вчера тоже принимал неслабо, потому-то Мориза и утащила его раньше времени.
- Тогда пошли завтракать, а потом обсудим наши планы.
- Это вы с Дашей будете говорить о планах, - ответил Игорь, - а мне надо домой, работать. Хочу отдать свой рассказ в одну редакцию. Так что ты не обижайся – труба зовёт.
Завтрак прошёл под одобрительные возгласы Даши и едкие комментарии Эдика по поводу кулинарных способностей Игоря. Вскоре друзья распрощались.
Игорь вернулся домой почти к вечеру. По дороге пришлось зайти в несколько магазинов, чтобы пополнить запасы в холодильнике. Зарядившись порцией крепкого кофе, он обложился толстыми тетрадями и принялся писать. Удивительно, но после вчерашних возлияний ему удалось сохранить ясность мысли, резвые строки, хоть и косо, бежали по бумаге. К полуночи он дописал рассказ и удовлетворённо раскинулся в кресле. Теперь рассказ нужно было напечатать, но на это уже не хватало сил.
После ухода Игоря Даша с Эдиком впали в полусонное состояние. Даша со вздохом смотрела на стопки бумаг на письменном столе. Уже через неделю ей нужно было представить часть переводов издателю. Но неожиданно свалившаяся на неё любовь и замужество держали её в состоянии эйфории. Такое было с ней впервые. Обычно она была пунктуальна и работоспособна, всегда задвигая личное на второй план. Порой она и сама не могла себе объяснить, чем так привлёк её этот долговязый, жилистый, с копной пшеничых волос и голубыми глазами парень. В нём не было фальши западного обывателя, а суждения его были свободными и неординарными. Эдик легко и непринуждённо мог припечатать человека словом, но в этом не было злобы или обиды – скорее ирония. Его начитанность значительно превышала уровень его образования. И это тоже падало в его копилку. К тому же, он никогда не отзывался плохо о женщинах, которые вошли в его прошлое.
Эдик чувствовал, как разрывается Даша между чувством долга и своей любовью к нему. Он дал себе слово, что заставит её, наконец, взяться за работу. Этому ещё могла поспособствовать будущая командировка. У него ещё оставалось несколько дней перед будущей учёбой, которые он намеревался посвятить Даше. А потом - учебный центр в Железнодорожном и общежитие. Впрочем, к последнему привыкать было ему не в диковинку, так как почти полжизни он прожил в общагах.
* * *
Целый месяц Эдик учился на новый трубоукладчик «Комацу». В Москве бывал наездами по выходным. Даша скучала по нему, но разлука дала ей возможность довести перевод одной книги до конца. Иногда она звонила Игорю, когда требовалась помощь в переводе некоторых фраз. Игорь терпеливо выслушивал жалобы Даши, сочувствовал, как мог, успокаивал, понимая, что это только хандра, которая скоро закончится. Но оказалось, что после учёбы Эдика отправили в длительную командировку в Тюмень. Даша и вовсе сникла. Она стала чаще приезжать к Игорю, чтобы «поплакаться в жилетку». В работе у неё был некоторый перерыв – издательство не могло решить, кого из авторов нужно переводить в первую очередь, а кого во вторую. Игорь быстро придумал, как занять Дашу. Зная её слабости, он стал водить Дашу по художественным выставкам и музеям. Это как-то отвлекло её от грустных мыслей.
Эдик иногда звонил домой, когда появлялась возможность. Он с шутками-прибаутками рассказывал о своей работе, стараясь поддержать Дашу. Но Игорь хорошо знал Эдика, видя за его показной весёлостью и словесными кружевами суровую действительность. Уж он-то был осведомлён об условиях работы на Севере. Там приближалась зима, и не такая, как в Москве или ещё где-то, а настоящая, морозная, многоснежная, продувающая ветрами насквозь огромные пространства. Когда от Эдика две недели не было ни звонков, ни писем, Даша стала нервничать. Игорь и сам стал беспокоиться, но не подавал вида. Эдик позвонил дней через десять и обещал скоро приехать. Голос у него был чересчур бодрый и, по его словам, у него всё хорошо. Это насторожило Игоря, но расспрашивать подробности не стал. Оставалось дождаться возвращения друга.
Эдик вернулся в Москву весь заросший, с рыжеватой щетиной на лице, впалыми щеками и тенями под глазами. Даша отправила его в ванную греться и отмокать. Ужин уже был готов заранее, оставалось только разогреть. Она стала вытаскивать из рюкзака вещи Эдика, чтобы хоть чем-то занять себя. Рубашки все были грязные и изношенные, старые болгарские джинсы почти расползлись по швам, грубый свитер был донельзя засален и прожжён сигаретами в некоторых местах, а рукава растрепались. Даша расплакалась, представив мужа в невыносимых условиях северного быта. Эдик уже объяснил ей причину своего долгого молчания. А случилось вот что: в один из дней у него стала распухать щека, сначала думал, что это зубы, флюс, но всё оказалось серьёзней, чем он думал – опухоль росла и росла, нужна была операция в стационарных условиях, а вертолёт на трассе всё не появлялся; когда, наконец, вертолёт всё таки прилетел, врачи были в ужасе – опухоль оставляла больному мало шансов на выживание. В больнице, слава богу, нашёлся хороший хирург, который вытащил больного Эдика почти из безнадёжной ситуации.
МОСКВА-ИТАЛИЯ-ЛЮБОВЬ (отрывок из повести)