Летом я обычно сплю в гостиной, так как окна спальни выходят на восток и солнце поднимает меня слишком рано, не давая выспаться после обычных ночных посиделок за компьютером. Гостиная же выходит окнами на запад, и солнце добирается до неё только во второй половине дня. Мне всегда прекрасно здесь спалось!
Но с некоторых пор перед тем, как погрузиться в сон, я почему-то стала открывать глаза и последнее, что видела, – странный красный свет, возникающий на потолке, в том углу, где висят часы.
Я придала ему значение не сразу. Не помню даже, когда это световое пятно увидела в первый раз. Вернее, так: сначала я его «увидела» и только через некоторое время «заметила». И как только я поняла, что это не во сне, – сразу захотела выяснить, откуда же идёт свет.
В ту ночь всё было, как всегда: ровно без четверти час выключила компьютер. Уже в полусонном состоянии почистила зубы. Легла. И сразу отключилась. Но лишь только часы зашипели, готовясь к удару, – мои глаза сами собой открылись. Вместе с боем на потолке возникло знакомое пятно.
Пересилив сон, я поднялась с дивана и направилась к окну – свет мог идти только оттуда. В этом, кстати, не было бы ничего удивительного: за окном центральная улица, которая по вечерам освещается многочисленными огнями. И как раз недавно на здании напротив зажглись гигантские красные буквы «SANYO».
Но, подойдя к окну, я поняла, что свет от этой реклама если и попадал бы в комнату, то освещал бы противоположную стену, но никак не потолок. Больше подходящего источника за окном не было.
– Свет не от рекламы, – сказал кто-то «внутри меня».
Я сразу поняла, что это не моя собственная мысль, а чья-то посторонняя. И автоматически повернулась в сторону «пятна». Оно было уже не на потолке, а висело в воздухе, приняв форму человеческой фигуры. И выглядело так, как выглядел бы любой из нас сквозь прибор ночного видения.
– Так это человек! – мысленно ахнула я.
– Вернее, человекоподобная сущность, – также мысленно уточнило «пятно».
– Значит, – дух! – догадалась я.
– Нет! Туда мне ещё рано! – обиделся мой собеседник.
– Так вы смертный?
– Да! Только наша материальная жизнь, в отличие от вашей, длится несколько веков. – Говоря это, он принял вполне человеческий вид, и оказался среднего роста мужчиной примерно шестидесяти лет. Голубоглазый блондин приятной наружности и полноты.
– Это ваша настоящая внешность? – уже вслух спросила я.
– В общем, да. Ну, может немного скорректированная в угоду вашему вкусу, – его голос также оказался очень приятным: низкий, чуть надтреснутый баритон.
Я подумала, что с таким мужчиной надо вести неспешные светские беседы. А мой мозг разрывался от вопросов: как? Откуда? Почему? Но я и забыла, что он эти вопросы «слышит», поэтому вздрогнула от неожиданности, когда гость сказал:
– Вы хотите знать, где моя родина? Она далеко от Земли. Но мы можем жить на любой планете, подходящей по составу атмосферы...
– А сколько вас?
– Гораздо больше, чем землян! И при этом у нас нет проблемы перенаселения – в космосе много свободных планет.
– Но как вы между ними перемещаетесь?
– Очень просто! Кстати, я тут покопался в вашем Интернете и узнал, что и на Земле есть люди, которые, наконец, поняли, что свободное путешествие в космосе вполне реально.
– Почему «наконец»?
– Потому что человечество имело возможность убедиться в этом ещё две тысячи лет назад.
Я поняла, что он имел в виду Христа, но как человек нерелигиозный, расспрашивать о нём не стала, и он сменил тему:
– В своём далеком прошлом мы были похожи на вас.
– Похожи внешне?
– И внешне. Хотя из-за того, что воздух у нас более разрежённый, мы были выше и имели более широкую грудную клетку…
На этих словах я бесцеремонно смерила его взглядом. Он улыбнулся:
– Я же сказал, что скорректировал свою внешность.
Я подумала, что к тому же ему было бы неудобно в комнате, где потолок высотой всего два с половиной метра. И усмехнулась от мысли, что, как и в булгаковском романе «Мастер и Маргарита», снова при встрече с «иноземным существом» возникает «квартирный вопрос».
– Я беседовал с ним, – вдруг сказал мой гость.
– С кем?
– С Булгаковым. Ещё в 1928 году, когда он только задумал роман о Иешуа. А той части, в которой Воланд со свитой посещает Москву, не было даже в проекте.
– Вы говорили о романе?
– Совсем немного. Мне пришлось больше отвечать, чем расспрашивать. Например, Булгакова очень интересовало ощущение полёта…
– Вы тогда были на Земле в первый раз?
– Нет. Но он оказался самым памятным. Потому что я впервые встретил человека, который меня понял. И это решило мою дальнейшую судьбу – меня «закрепили» за Землёй. Теперь я живу здесь почти постоянно. И только изредка посещаю свою планету для отчёта о наблюдениях…
– Вы ведёте за нами наблюдение? Зачем?
– Я уже говорил, что в прошлом мы были похожи на вас. Или, скорее, вы – на нас, потому что Земля более молодая планета. Изучая вашу жизнь, ваше развитие, мы тем самым как бы возвращаемся в собственное прошлое. И, глядя на ваши ошибки, ещё раз убеждаемся, что наша цивилизация развивается в нужном направлении…
– А мы, выходит, пошли не туда! – перебила я.
«Наблюдателю», видимо, не понравился мой язвительный тон, потому что он немного помолчал, но всё же ответил:
– Да, с нашей точки зрения, вы с самого начала выбрали неверный путь: вместо того, чтобы совершенствовать себя – свои способности и возможности – занялись развитием техники.
– Почему же! Мы самосовершенствуемся духовно.
– Я имею в виду развитие не духовных, а физических возможностей человека. В технике ведь вы подражаете живой природе…
– Я понимаю, о чём вы говорите. Многие наши изобретения иногда просто копируют то, что уже создала природа: форма крыла самолёта и корпуса подводной лодки, эхолот, застёжка-липучка не придуманы, а «подсмотрены»…
– Да! Но при этом вы забыли, что венец природы именно человек…
– Почему забыли? А компьютеры? А новые поколения роботов? Человечество давно стремится создать искусственный интеллект.
– Снова мы говорим о разном! Я имею в виду не уровень развития техники, а совершенствование самого человека: возможностей мозга, па-мяти. Развитие его физических способностей.
– Но ведь они ограничены! У нас даже поговорка есть: «Выше головы не прыгнуть»…
– Разве? А вы не задумывались, почему ближайшая родственница человека обезьяна без проблем прыгает выше собственной головы, даже не разбегаясь?
Я не ответила, посчитав этот вопрос риторическим. А он, помолчав, продолжил:
– Такие понятия, как телепортация, левитация, телепатия, у вас чаще можно встретить в фантастической литературе, чем в серьёзных научных трудах. Для нас же это на уровне азбуки.
– То есть вы всё это умеете?
– Конечно! Сколько ни развивай технику – всё равно космический корабль не полетит сверх скорости света. А мысль движется быстрее!
– Но попасть куда-то мысленно и физически – это ведь не одно и то же!
– Только до тех пор, пока не поймёшь, что мысль материальна…
– Достаточно понять?
– Да, достаточно понять. Но это не так просто. Много ли есть на земле людей, которые понимают бесконечность вселенной или бессмертие души? А это – из того же ряда.
– Но вы-то поняли! Значит, вполне возможно, и мы…
– Не уверен! Мы самосовершенствовались не одно тысячелетие. И теперь мы умеем многое: телепортироваться на значительные расстояния со скоростью мысли, почти мгновенно менять свой облик и даже становиться невидимыми. Мы можем общаться телепатически, и очень быстро усваиваем чужие языки…
– Но на Земле в разное время появлялись люди, умеющие всё это делать…
– Они не были землянами!
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что при вашем уровне развития рождение таких людей невозможно. Подобные способности передаются только по наследству. – Говоря это, он вдруг увёл глаза в сторону и, кажется, даже смутился.
«Вот старый хрыч!» – пронеслось у меня в голове.
Гость мгновенно отреагировал:
– Между прочим, я прожил всего треть своей жизни. А что касается передачи наших генов по наследству – так я имел в виду не себя. Хотя… – Он снова отвёл глаза, и торопливо добавил – Но это не имеет никакого значения…
– Как? Вы в течение нескольких веков заставляли людей верить в чудеса, вы ввели во грех церковников, отправлявших на костёр бедных женщин, считая их порождением дьявола, вы загнали в тупик учёных, не умеющих при помощи нашей науки объяснить ваши способности! И это, по-вашему, не имеет значения? Ставите здесь свои эксперименты!..
– Мы не ставим никаких экспериментов…
– А что же это такое?
– Любовь.
– Любовь? Но ведь мы для вас – «низшая раса». На вашей планете женщины, должно быть, – само совершенство…
– Да, мы многократно преумножили то, чем наделила нас природа. И добились умственного и физического совершенства. Но в этой гонке за идеалом забыли о любви. Она стала ненужной после того, как секс утратил своё утилитарное назначение.
– А как же вы… размножаетесь? – я запнулась, подумав, что грамотнее было бы использовать слово «репродуцирование».
Но он не обратил внимания и грустно ответил:
– При помощи клонирования. Для этого отбираются самые совершенные люди. Но, к сожалению, учитываются только умственные и физические показатели. Чувства в расчёт не идут.
– Значит, вы лишены чувств?
– Не совсем. Некоторые, согласующиеся с нашим рационализмом, остались. Чувство долга, например. Ну, а такие, как сострадание, или любовь, – оказались лишними.
– Как же вы живёте без любви?
– Мы просто не знаем, что это такое. Но те из нас, кому довелось попасть на Землю, «заразились» любовью. Были даже случаи, когда любовь и долг боролись между собой. И любовь побеждала. Кое-кто после командировки отказывался возвращаться на родную планету…
– И они живут среди нас?
– Нет. Они нигде не живут.
Я не стала спрашивать, почему – и так было ясно. А каким образом это произошло – не всё ли равно! Я молчала. И моё скорбное молчание было невербальной эпитафией на неизвестных могилах пришельцев, захотевших стать полноценными людьми.
Но живых было жаль ещё больше. Даже их удивительные способности, которые, казалось бы, должны были вызвать во мне восхищение и зависть, не уменьшили этой жалости. Так же, как не могли они компенсировать отсутствие чувств, которые выделили человека из животного мира.
«Наверное, и искусство, если оно у них есть, ущербно – думала я – живопись фотографична, музыка технична, в литературе только проза…».
– А я умею писать стихи, – прервал мои размышления инопланетный гость. – Хотя, вы правы: в нашей литературе нет поэзии. Мыслить образами и пользоваться рифмой я научился здесь. Хотите, прочту своё последнее стихотворение?
Я кивнула – мне, действительно, было интересно услышать его.
«Мы с Вами бесконечно далеки…
В трёхмерном примитивном измеренье
Нам не подвластно лёгкое паренье,
Как наши души не были б легки», – начал он чуть нараспев, глядя прямо мне в глаза. Но меня смутил вовсе не этот взгляд, а то, что он читал. И всё же я дослушала стихотворение до конца:
«Они томятся в четырёх стенах
Из чувства солидарности с телами.
Как и тела, замучены делами,
Запутаны в условных именах,
Истерзаны любовью и тоской…
И всё же веруют, что непременно
В тринадцатом незримом измеренье
Найдут друг друга. И найдут покой».
– Но это же… моё стихотворение… – растерянно произнесла я, как только он закончил чтение.
– Разве? Ты же его не писала! Не было ни мук творчества, ни исчирканных в поисках нужного слова черновиков. Текст пришёл к тебе в голову целиком. Прямо среди ночи. И осталось только его записать…
– Ну и что? Это говорит лишь о том, что мой мозг работал над стихотворением, даже когда я спала.
– Да? Но ты ведь сама признаёшься, что стихи к тебе «приходят». И он, подняв глаза к потолку, словно на нём были написаны невидимые мной строчки, прочёл:
«Мои стихи – ночные гости –
Придут без всяких церемоний.
Они подарки свыше? Бросьте!
В них нет той чистоты гармоний.
Они летят в меня, как камни,
Безжалостно наносят раны.
Я не владею языками –
Мне не понять их говор странный.
Но я должна явить их миру.
И, что ни день, – то спозаранку
Опять, подобно ювелиру,
Беру те камни на огранку».
– Ну и что? – снова сказала я. – Это стихотворение как раз и подтверждает то, что творчество состоит из двух компонентов: из нечастого озарения и кропотливого каждодневного труда. А вы хотите сказать…
– Да! Это я вложил его в твой мозг…
– Неправда! Я мысленно работала над ним много дней и даже недель. Оно посвящено вполне реальному, конкретному человеку, с которым мы были знакомы и довольно часто встречались.
– А как же быть со строчкой: «мы с вами бесконечно далеки»?
– Она вовсе не означает физическую удалённость, которая измеряется метрами и километрами. Можно быть далеко друг от друга и на расстоянии вытянутой руки. Но вам этого не понять. Когда даже мысль материальна…
Но тут я увидела, что рядом никого нет. Было уже утро. И то ли солнечный свет «растворил» моего собеседника, то ли он сам решил уйти не попрощавшись.
Я подошла к окну – огни реклам ещё не погасили, но гигантские буквы «SANYO» уже не казались такими яркими, как ночью. Отходя к стене, на которой фокусировался красный свет, я ещё раз убедилась, что он не может быть от рекламы.
Рассказ опубликован в книге "Один из вариантов жизни" (Ульяновск, 2005 год)