Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2013/01/10/514
Глава 3.
Мирослав споро вышагивал по укатанной дороге, а внутри всё сильнее шевелился червячок стыда. Однова опоздал уже!.. Хотя… Два наказа дал ему дед: Владимира упредить, что сыновьям его опасность грозит, и камни собрать. Как-то знал дед, что есть ещё несколько камней у Владимира. И оба наказа выполнил Мирослав. Князя упредил? Упредил! Камни тоже взял – под подушкой своей их князь хранил. И Мирослав их взял, когда князю было уже не помочь… «Можно! – оборвал сам себя Мирослав, - Можно ещё было помочь!..» Распознал ведь он хворь княжью. И распознал, и времени хватило бы, чтобы превозмочь смерть, да только… Червячок, копошившийся в душе, стремительно вырос в настоящего змея, больно кусающего изнутри. И попытки найти оправдание ни к чему не приводили. Главное что? Камни. Так вот они, аккурат против сердца за пазухой. А князь ведь не просто так захворал – боги ему эту хворь послали. То ли в испытание, то ли в наказание. Можно ли идти против воли богов?..
Мирослав досадливо сплюнул, словно попытался избавиться от гаденького привкуса, оставшегося на языке после этого лепета. Кому, как не ему знать, что можно в этом мире? Весь вопрос в силе этой самой воли. Коли есть воля в человеке, и сильна она, то и супротив бога выступить можно. А коли нет её, воли-то, то и живёт человек, словно баран – ест, спит, да под себя гадит… И судьбу можно изменить, коли сил хватит. Да не только свою или другого человека, но и рода, и племени…
И Владимир вот судьбу своего народа изменить пытался. Ибо хотел видеть его единым и сильным. Мирослав понимал, для чего Владимир стал прививать на Руси веру греческую – не вышло у князя объединить племена в одной вере, в прежней – вере отцов и дедов. Ибо чтили одни Велеса, другие же славили Перуна, как верховного бога, третьи же прежде других почитали Даждьбога… Хорс, Ярило, Род – не счесть старых богов… И хоть платили многие племена дань Киеву, хоть отряжали воинов для походов княжеских, а всё одно всяк жил по-своему. А была бы вера одна, глядишь, и сильней бы сроднились племена, стали бы народом одним, одной семьёй… Хорошо! А какого бога выбрать старшим, первым среди равных? Ведь если бог одного племени будет старшим над другими, то и племя это, значит, верховодить должно? Вот тут мудро поступил князь… Все перед чужим богом равны!
Мысли скакали с одной на другую в такт быстрой поступи. Для чего нужны теперь камни? Олег собирал их, Святослав… Даже Владимир сумел отыскать ещё несколько. А нужны ли они теперь вообще? Владимир смог объединить Русь другим способом. Или наоборот? Потому и смог объединить, что камни вместе собраны оказались? Многое успел объяснить ему дед. Тайны и силу трав и камней, премудрость исцелять, законы земной жизни и жизни небес. Научил даже ходить по изнанке, тени нашего мира и распознавать некоторых её обитателей… Но вот этого и он не знал… Древними, очень древними были эти камни, и знание о них постепенно стиралось из людской памяти. Может быть, кто-то из наставников его деда и знал боле некоторых, да предпочёл, вишь, эти знания в тайне сохранить. Оно и понятно – дед, хоть и был посвящённым, но к высшему кругу не принадлежал. А много ли нужно знать хранителю?..
«…Бориса убедить не смог… Святополк – старший брат, видите ли! Чего же бояться? И сам Борис, и Глеб, и Олег – все они младшие, и наследовать Святополку могут лишь после Ярослава… Святая простота! Воспитал его Владимир в любви и заботе, а у старших, вишь, своя наука в жизни была…»
Слабо-слабо, самым краешком слуха Мирослав уловил вдруг собачий лай. А это уже плохо… Эх, знать, уши у Святополка в стане Бориса были!.. Умные уши и проворные. Успел соглядатай и князю донести, и погоню тот успел снарядить. И всё – за три дня всего. Шибче даже – погоня-то на пятки уже наступает…
Мирослав свернул с торной дороги и побежал сквозь лес «волчьим» шагом – дюжин пять шагов бегом, дюжин пять шагов пешком. Далеко, ох и далеко до Ярослава ещё… Успеет ли? И будет ли прок от того, что придёт Мирослав к нему? Разве что поведает о подлости Святополка да о судьбе братьев его меньших… Но Ярослав ведь и сам – князь. И на этом поле вырос он. Ужель и сам не поймёт, что да почему? Поймёт! Как не понять?..
А лес здесь светлый, просторный, никакого труда конному сквозь такой двигаться. И хоть низко уже солнышко, но до темна путай следы, не путай, а от собак да конной погони не уйти. Мирослав на секунду остановился и глубоко, с шумом втянул в себя воздух. Вроде бы, справа посвежее напахнуло… Мирослав побежал в ту сторону, быстро, но без суеты – задёргаешься, затрясёшься, и голова соображать перестанет, и силы уходить будут, словно вода в песок. Через несколько сотен шагов на пути попался небольшой овражек, по дну которого весело бежал небольшой ручеёк. Вода – это хорошо, вода запах уносит. Для пущей верности Мирослав снял с широкого пояса маленький мешочек со жгучей пряностью. Коли с мёдом намешать, то почти как баня прогревает, а вот коли вдохнуть, то продерёт аж до слёз. Жаль собачек, конечно, но тут уж шкуру свою спасать надобно. А в том, что шкура эта будет зело порченой, попадись он князю, Мирослав нимало не сомневался…
Десяток у Бурко был хорош. Сам подбирал отроков, пестовал, натаскивал, словно небольшую волчью стаю. Они и выросли в волков – молодых, дерзких да зубастых. Пуще того, почти все вышли из семей бедных да безвестных, потому и не чурались иной раз и грязной работы, что случалась порой при князе. И чужаков в десятке не было: ни северян, ни печенегов – все свои. Оно и хорошо. Хоть из разных племён, но в одном языке да обычаях выросли…
В голову отряда Бурко поставил двоих своих лучших следопытов, муромчан. Оба из охотников, с малолетства любого зверя скрадывать приучены. Сноровка и на этот раз их не подвела – след приметили даже попреж собак. Встали на дороге, поджидая остальных, один спешился, проверил – точно ли? А потом уж собаки затявкали тонко, заливисто, предвкушая охоту.
- Собак-от заткни! Шуму столь подняли… - недовольно проворчал Бурко, на самом деле ощущая внутри тепло довольства, - Чай, спугнули ведь.
- Теперя пужайся, не пужайся, а хрена он от нас утечёт! – задиристо подал голос один из гридней.
Бурко хватило одного короткого взгляда, чтобы тот стушевался и замолк. Хороший парень, и воин умелый, да заносчив шибко. За хорошее умение и взял его Бурко, хоть и жалел позже не раз – единственный из всего десятка боярский сын не в меру нос свой задирал. Ну, да ничего, он, Бурко, дурь-то эту из него повыбьет со временем…
«Как?» - взглядом спросил десятник одного из следопытов. Тот слегка пожал плечами, но особых сомнений на его лице не читалось.
- Ходко идёт, но прямо, следов не прячет… Мыслю, сёдня и достанем его.
- Хорошо бы…
Бурко незаметно вздохнул, пытаясь не спугнуть удачу. Хорошую награду князь обещал за голову этого парня. А коли удастся быстро дело спроворить, так и вовсе вдвое против обещанного. Эх, и пригодилась бы сейчас эта награда – и сбрую, и брони давно подновить не мешало бы. А в последнее время ох, как дорого стало всё…
- Ну, давай тогда, да пошибче! – скомандовал десятник, и гридни с готовностью сорвались с места.
Ручеёк порадовал небольшой глубиной и каменистым дном, а быстрое течение не давало камням осклизнуть. Бежать по такому было одно удовольствие, да и следов на дне не оставалось. В какую сторону двигаться, Мирослав почти не раздумывал – побежишь вверх по течению, и ручей разнесёт запах на половину леса. Вот и бежал теперь Мирослав, слегка обгоняя течение.
Вскоре ручеёк стал шире, берега чуть выше, и окружающий лес скрылся за густыми зарослями ивы и ольхи. Русло сделало пару плавных поворотов и вдруг вытянулось в длинную струну. Кусты по берегам стали ещё гуще и выше и теперь уже смыкались над ручьём ветвями, образовывая подобие тоннеля. Закатное солнце пробилось сквозь кроны деревьев и плеснуло в спину расплавленным золотом. Мирослав остановился, словно налетев вдруг на стену. То ли русло впереди вновь делало поворот, то ли тянулось так далеко, но просвета в конце зелёного тоннеля не было. Ближние ветви кустов и дно ручья на несколько шагов вперёд были освещены, но дальше всё тонуло в густом сумраке, словно Мирослав очутился на границе миров. Здесь правь, а там – там навь…
- Тьфу ты!.. – сквозь зубы ругнулся он на себя за секундную слабость.
Не было тут никаких границ, вообще ничего необычного не было, это Мирослав чувствовал очень хорошо. Ничего необычного для этого мира. Но и что-то нехорошее тоже ощущал. Словно в воздухе стоял едва уловимый запах боли. Даже не так… Мирослав прислушался к своим чувствам. Впереди было место, у которого отняли радость и благодать, оставив лишь боль и смерть…
Молодой волхв вдохнул поглубже, выравнивая сбитое дыхание, и побежал дальше. Через сотню шагов тоннель закончился – ручей и впрямь поворачивал здесь резко на север, огибая невесть как оказавшийся на его пути огромный, в полтора человеческих роста, валун. Не валун даже, а целую скалу, которая перегораживала тоннель подобно каменным воротам. Хотя, корней у этой скалы не было. Каменюка вросла в землю, но всё же «лежала», принесённая сюда неведомой силой…
«Долго правили на земле снежные великаны. И долго же копил силы и ковал огненное оружие Ярило. Но вот наконец смог подняться он на великанов и погнал на север, туда, откуда и пришли они однажды. Не было у великанов защиты от огненных стрел, только камень мог уберечь их. И тогда взял каждый великан по камню и понёс с собой – чтобы построить в своей стране великую крепость и оборониться от Ярилы. Но всё быстрее гнал Ярило великанов, и стали бросать они камни, что несли с собой. А после совсем побежали, и камни все побросали…
Вот потому тут камней таких столь и валяется!..»
Дед потыкал посохом в попавшийся на пути валун, и маленький Мирослав зачарованно обошёл его кругом. Эвона как! А он-то всё голову ломал, откуда эти каменюки берутся? Идёшь по лесу, под ногами глина да песок, мхом да лишайником затянутые, а тут раз, и камень в человечий рост!..
Далеко в своё время ушёл дед Велеслав от Киева. Сразу ушёл, как Олег камни отдал. Шёл сперва торным путём, торговым, по которому новгородские купцы за солью хаживали, но потом сошёл с него, на север повернул. По Каме-реке поднялся почти до самых истоков её, в самую глухомань забрался. Тут уж и батька Мирослава народился, и дядьёв двое, и тётка. Да только способности перенять дедову науку лишь у Мирослава оказались…
Мирослав улыбнулся, промелькнувшим одной вспышкой воспоминаниям, хлопнул по валуну ладонью и побежал вслед за ручейком…
Десяток вытянулся вслед за несущимися по следу азартно тявкающими собаками. Бурко пропустил гридней вперёд, сам же ехал замыкающим. И всё пытался найти для себя объяснение, что же ему в этой погоне не нравится? Беглый раб, хорошая награда… Пожалуй, слишком уж хорошая, да. И почему он свернул в лес? И почему прямо бежит? В том смысле прямо, что с одной стороны не петляет, словно лис, с другой, что именно прямо. Обычно бегущий по лесу человек левее забирает – это Бурко даже и по своему опыту знал. А этот бежит так, словно ведёт его кто-то…
Пожилая сука, отставшая от всей своры, будто бы чувствовала его сомнения и раз за разом пыталась, чуть забежав вперёд, поймать его взгляд. Бурко знал: отстала не по слабости, а чтобы к нему поближе быть. Случись, так и зайчишку в поле прихватит, и с волком на равных выйдет, а на этот раз тож, поди, чует неладное…
Вырвавшаяся вперёд свора вдруг разом зашлась визгом, полным боли и обиды.
- Началось!.. – тяжко вздохнув, Бурко слегка стегнул круп коня плёткой, догоняя десяток.
Собаки, подвывая, катались по земле, скребя передними лапами морды. Не иначе, зельем каким след присыпан… Сука, поскуливая, остановилась чуть поодаль.
- Что, жалеешь детушек? – Бурко сочувственно обернулся к ней – половина своры была её щенятами. – Что ж теперь-то…
Вот оно! Далеко не прост раб-то оказался!.. Откуда зелье у раба какого-то? И место-то удачное выбрал: на берегу ручья. Тут и полному дурню понятно, что дальше по воде побёг. Куда вот только? Вверх ли, вниз ли? И ведь почуял погоню-то, это теперь ясно, как белый день. Сомнения в душе десятника заворочались с новой силой. А, может, ну его, раба этого? Собак эвона потеряли уже… И хрен с ней, наградой этой?..
- Вверх, вверх он побёг!.. – подал голос давешний выскочка. Ох, и дождётся же он!..
- А ты почём знашь?
- Дык, к дороге, поди, вертаться решил…
- На кой?
- Дык, князь сказывал, мол в Новгород раб-то подался…
Ну да, ну да, было. И чтобы на дорожку торную вернуться, вверх по ручью бежать – самое то. Да только вот сам Бурко лучше и крюка бы заложил, коль уж погоню бы почуял…
- Поделиться надо бы… - проворчал Бурко, чувствуя, что совершает очередную ошибку. Эх, лишь бы не оказалась она роковой!.. Может, и правда вернуться?.. Бурко обвёл взглядом десяток. За всех был спокоен, все молчать рыбами будут, что Бурко от погони отказался. Кроме одного… Так ведь и его заткнуть можно… Мол, упал с коня неудачно, либо ещё чего… Но тогда батька его, один из старших дружинников, житья не даст. О-хо-хо… – Ты! – палец десятника ткнул в одного из следопытов, - Туда! С тобой ещё двое. А я с остальными вниз по ручью пойду…
Стоило ручейку круто повернуть, так и местность вокруг него сразу разительно изменилась. Прибрежные заросли пропали, лес тоже отступил далеко и чернел теперь чёрной полоской за широким полем. Это с одной стороны. А с другой берег стал выше и закрывал собой весь окоём. Да и сам ручеёк незаметно превратился уже в небольшую речушку. Можно уже, поди, и на берег выбираться…
Ноги почти помимо воли понесли к высокому берегу. Ощущение боли стало сильнее, и спустя мгновение Мирослав уже карабкался на невысокий ярок. Десять шагов, пять… Увиденное сжало нутро холодной осклизлой рукой, и Мирослав с трудом подавил подступившую к горлу тошноту. Круг выжженной земли в несколько десятков шагов казался незаживающей язвой. Она и впрямь была незаживающей – было видно, что огонь хозяйничал здесь несколько лет назад, но даже трава не решалась пока расти в этом месте. Несколько обгоревших пеньков, похожих на гнилые зубы, располагалось по кругу, а самый большой в обхвате торчал из середины проплешины. У его подножия Мирослав заметил россыпь странно похожих друг на друга серых камней, но, присмотревшись, не удержался и выплюнул сквозь зубы несколько забористых ругательств. И было с чего – возле обгоревшего пня были беспорядочно свалены человеческие черепа.
Слыхал Мирослав, что не шибко-то народ новую веру перенимает, что Владимир прививает её на Руси торопливо и жестоко. И умом даже понимал, что по-другому было бы, пожалуй, нельзя – иначе затянулось бы это всё на несколько веков. Но то – умом! А вот сердцем…
Да… Не очень-то парень был похож на беглого раба. И одёжка эвон справная, и котомка даже за плечами с каким ни есть скарбом… Но не это больше всего смутило Бурко, разглядывающего Мирослава из-под нависающих над ручьём ветвей. Повидал он на своём веку рабов немало. Бывало, даже и сам промышлял их добычей в стремительных набегах… Этот – рабом никогда не был. Бурко за это всё, что угодно мог бы прозакладывать. Почему? А хрен его знает… Да вот взять хоть, как стоит он над рекой, освещённый последними лучами закатного солнышка…
Теньк!..
Бурко молниеносно развернулся в седле. Кто?! Боярский сынок с самодовольным видом следил за полётом только что пущенной стрелы. Даже в седле привстал азартно. Сука!.. Левая рука, опережая мысль, сделала резкий взмах, и через лицо гридня протянулся мгновенно вздувшийся рубец от удара плетью. Парень вскинулся было ответить на обиду, но под взглядом десятника осёкся.
- Вдругорядь не плеть будет!.. – сквозь зубы прошипел Бурко и вновь обернулся к преследуемому. Но на яру уже никого не было…
«Почто ж так-то?..» Мирослав, стиснув зубы, разглядывал пепелище. Сожгли, видать, капище-то, а жрецы заступиться хотели за идолов. И их тоже здесь же положили, чтобы, мол, вместе… А, может, крест принимать не хотели… Теперь и не дознаешься уже.
Повинуясь внезапному порыву, Мирослав нагнулся и коснулся чёрной земли рукой. Показалось, что жалуется она на долю свою. И он сжалился, приветить хотел… В следующий миг щёку ожгло сильной болью, а в землю у самых ног Мирослава вонзилась тяжёлая стрела. Такая стрелка бронь прошивает, хоть вблизи, хоть навесом брошена… «Догнали!..» - мелькнула короткая мысль. Как ни странно, без страха мелькнула, лишь с небольшим сожалением… Да ещё, пожалуй, с некоторым мстительным азартом. Стрелки, мол, мечете? Ну-ну… Тело же действовать начало сразу, ни на миг не замерев – рухнуло на землю стеблем скошенным и катнулось в сторону. Он – на яру, так что с речки его теперь было не видать. Но Мирослав и не прятался. Первый шаг, поднявшись на ноги, он делал уже по крутому склону, бросая зазвеневшее злой силой тело навстречу преследователям.
«Твою-то мать!..» - только и успел подумать Бурко, в следующий миг резко выдёргивая из седельной сумы лук и привычными скупыми движениями натягивая тетиву. Парень бежал на них! Да как бежал-то! Словно породистый жеребец: стремительно, мощно, едва касаясь ногами мелководья. Или… Нет! Скорее уж волчара матёрый в рывке к шее добычи… Остальные дружинники отстали от своего десятника лишь на полвдоха – те, у кого лук ещё не был снаряжен. И стрелы уже лежат на напряжённых тетивах… «Быстро справились…» - самым краешком сознания одобрительно отметил Бурко, но и странный парень за то время успел покрыть половину разделявшего их расстояния. А в следующий миг… Бурко сморгнул, пытаясь прогнать морок, но это не помогло. Парень словно растворился в заметно сгустившихся сумерках. И тут десятнику стало действительно худо. Так худо, что тело само шумно освободилось от воздуха, скопившегося в потрохах. Только однажды видел Бурко подобное. И лишь несколько витязей на всей русской земле могли творить такое…
- Стреляя-а-ай!!! – заполошно закричал он. Крик вышел визгливым, полным нескрываемого страха.
- Куда?.. Куда?.. Гдей-то он?.. – посыпались недоумённые возгласы с разных сторон.
- Кругом стреляй!.. Кругом! – срывая голос, орал Бурко. Руки на пределе своей скорости всё вынимали и вынимали из колчана стрелу за стрелой, посылая их в разные стороны. – Пуще стреляй!..
А в голове билась единственная мысль: «Дурак!.. Ой, дурак!..»
Дружинники вышли из ступора быстро и, так и не поняв почти ничего, начали исправно метать стрелы в разные стороны. Но было уже поздно – их добыча, так молниеносно сама превратившаяся в хищника, была уже здесь. Самым краем бокового зрения Бурко засёк мелькнувшую тень, развернулся в седле следом за ней и вдруг замер. Тень, на мгновение принявшая человеческие черты, резко толкнулась от земли, взметнулась в воздух, потом, используя ногу дружинника, вставленную в стремя, за опору, вознеслась ещё выше… И в следующий миг голова самого неудачливого воина, сорванная с плеч могучим рывком, отлетела в сторону, разбрызгивая вокруг капли горячей ещё крови. Обезглавленное тело беспорядочно задёргалось, засучило руками и ногами. Конь с выпученными от ужаса глазами порснул в сторону, взбрыкнул, рванул в лес, отвлекая на долю секунды гридней, а стремительная тень не медлила ни мгновения…
Случайностью то было, нет ли, но первым головы лишился именно боярский сын. Бурко, словно завороженный, наблюдал за избиением своего десятка. Наблюдал, не имея сил пошевелить даже пальцем. Вот ещё один высокий прыжок стремительной тени завершился свёрнутой шеей воина. Вот от страшного удара хрустнула в колене передняя нога одного из коней, и он, не успев ещё даже заржать, начал заваливаться на бок. Всадник почуял неладное и попытался спрыгнуть, и это ему даже удалось. Но приземлялся он уже со стрелой в горле – «беглый» вырвал её из его же собственного колчана…
Лишь два раза успел Бурко судорожно протолкнуть в себя воздух, а на маленьком пятачке уже всё было кончено. Обошлось почти без крови – оросил траву багрянцем лишь боярский сын да гридень, заколотый своей стрелой. Остальные же валялись на земле кто со свёрнутой шеей, кто с проломленной, словно тараном, грудиной. А десятник, всё ещё не имея сил пошевелиться, так и сидел в седле, держа на тетиве последнюю стрелу. Сука жалобно поскуливая и поджав хвост, жалась к ногам коня – даже на медведя пошла бы она, но здесь зверь был сто крат страшнее…
- Как… тебе… такая… охота?.. – тяжело вдыхая после каждого слова, спросил стоящий перед десятником парень.
Волосы всколочены, изодранная в нескольких местах (всё же успели несколько раз зацепить его беспорядочно метаемые стрелы), мокрая насквозь одежда облепила подрагивающее от перенапряжения тело, рот застыл в злом оскале… Или?.. По потемневшим от грязи щекам парня пролегли две светлые дорожки. Плачет?.. Лютая ярость ожгла вдруг душу Бурко – положил всех мальцов, а теперь слёзы льёт?! Вспышка разорвала стянувшие тело путы, руки мгновенно налились кипящей силой, и в грудь парня метнулась тяжёлая стрела. Быстрее быстрого оказался на этот раз Бурко – не успел парень увернуться от летящего в него жала. Но и не упал от тяжёлого удара, лишь качнулся назад, повернулся кругом себя, а в следующий миг обхватил древко рукой, рванул, выдёргивая наконечник с мясом и, продолжая кистью начатое движение, метнул стрелу, словно нож, обратно. Подавшийся вперёд Бурко попытался отшатнуться, прикрыться рукой, но стрела, словно живая, протиснулась сквозь пальцы и впилась прямо в глаз…
- Почто?.. Почто всё так?..
Мирослав, зажимая рану рукой, стоял на коленях на выжженной давним пожаром земле и глядел в стремительно темнеющее небо. Или то в глазах темнело следом за уходящей из тела кровью? Мирослав зажимал рану как мог сильно, но кровь всё равно толчками пробивалась сквозь пальцы. Толчки становились всё слабее, и в какой-то миг Мирослав сначала тяжело осел, а потом и вовсе завалился на землю. А ещё спустя немного времени из высокой травы неподалёку показалась совсем молоденькая ещё девчушка и сторожко двинулась к нему…
***
- Почто-о-о?.. Почто-о-о?.. – низкий голос бубнил и бубнил, не давая мысли собраться воедино.
Мирослав сначала пытался отмахнуться, отгородиться как-то от надоедливого голоса, потом, потеряв, наконец, терпение, попытался определить, откуда он исходит. По первости ничего не получилось – серая хмарь, затянувшая всё кругом, не давала разглядеть даже пальцев своей вытянутой руки. Мирослав, едва передвигая ноги, сделал пару шагов в одну сторону, в другую, потом осторожно спросил:
- Ты кто?..
- Почто-о-о?.. – затянул было снова голос, но вдруг осёкся. Потом, в один миг поднявшись на несколько тонов, заговорил быстро и даже возмущённо: - Как это, кто?! Сперва, понимаешь, голову отрывает, а потом уж и спрашивает: «Кто, мол, ты?» Видали?! Нет, вы посмотрите-ка на него! Ишь!..
Пока голос тараторил, стало неуловимо светлее. То ли странный туман, затянувший всё кругом, поредел, то ли видимость напрямую зависела от высоты неведомого голоса… Как бы то ни было, но Мирослав смог определиться с направлением и уже чуть бодрее двинулся к говорившему. Пять шагов, семь… Где ж он?! Голос доносился теперь почему-то снизу, прямо из-под ног. Мирослав наклонился, сделал ещё один короткий шаг и споткнулся о круглый камень, за миг до этого проступивший из тумана.
- Ах ты!.. Вот же сука! Ну, не гад ты после этого?!
Камень вдруг открыл глаза, забористо матюгнулся, а потом, каким-то невероятно-невозможным образом подпрыгнув к ноге Мирослава, вцепился зубами в щиколотку.
- А-а-а!!! – Мирослав подскочил на месте, дрыгнул от неожиданности ногой и, не удержав равновесия, завалился на спину. Матерящаяся голова для верности сжала зубы покрепче и осталась висеть на ноге.
- Кажлина!.. Я тя, шука, урою ща!..
- А-а-а!!! – Мирослав, не прекращая орать во всё горло, вцепился обеими руками в богатую шевелюру кусачей головы, оторвал её от ноги и со всей дури бросил прочь от себя.
Бум-с!.. Звук был таким, словно голова с разгону повстречалась с сосновым стволом…