Коты моей жизни

Саша Теллер
    Почему-то почти все мои коты и кошки были подобранными. Как-то с детства это пошло. Правда, первых своих «приёмышей» я таскал с улицы, ещё когда у нас в совхозе под Омском жили, один за другим, серые в чёрную полосу Марсики, крупные и, по-моему, породистые коты. Я гордо считал, что они самые сильные в округе.

   Помню, отобрал у пацанов на улице кошку, которую они закидывали камнями. Я заорал на них, закрыл кошку от ударов. Мы тянули её, бедную, в разные стороны… Несмотря на это и на то, что ей проломили голову, она осталась жива. Я её выходил, и мама отнесла беднягу на ферму, где сердобольные доярки подкармливали брошенных котов.
   Поражаюсь терпению родителей, которым я постоянно приносил такие «подарки».

   Самое печальное воспоминание детства - как я подобрал где-то котят-слепышей, у которых ещё не прорезались глазки. Я выкармливал их молоком из пипетки, но не выдержал бессонных ночей и сдался суровой бабе Фиме (бабушке по материнской линии), которая утопила их в ведре.

   Классе в десятом, когда мы жили уже в Новосибирской области, родители сами принесли откуда-то серо-полосатую, похожую на марсиковскую породу, кошечку с рысьими ушками и дикого нрава. Марфой звали это чудо. Она любила прятаться где-нибудь в засаде и бросалась на всех - охотилась. Более красивой кошечки я не встречал ни до, ни после - это была сама мисс Дикая Грациозность. Когда она сторожко ступала по дивану, хотелось любоваться ею, но держаться чуть поодаль. К сожалению, она быстро исчезла: наверно, родители отдали её кому-то, такую дикую.

   У родителей в Краснообске, помню, обитал Рыжик, страшный лентяй и засоня. Он любил спать в неожиданных местах: в грязном рюкзаке из под картошки, под ногами посреди прихожей, где все на него наступали… Но особенно он поразил всеобщее воображение, когда однажды ухитрился забраться и заснуть между стеклом и книгами в книжном шкафу, вытянув лапы и хвост, удлинившись, как змея, и став плоским, как камбала.

   Надо же, начал вспоминать - и понял, что был в моей жизни кот, с которым мы не любили друг друга. По-моему, это единственный такой случай. Он достался нам от прежних жильцов, когда мы снимали полдома на краю деревушки с неформальным названием Коммуна. Кот поначалу был толстый и противный, пузо такое большое, что он его почти волочил по полу. Когда пожил с нами, молодой семьёй, оно втянулось у него, как у гончей, и задние лапы, привыкшие к нагрузке, подкидывали его зад вверх при ходьбе и беге… У кота был обрубок вместо хвоста, безобразный характер и противный скрипучий голос. Он постоянно ходил на нашу обувь - как сейчас я понимаю, наказывал нас за то, что мы всё время были в разъездах и плохо его кормили.

   Однажды посреди ночи мы проснулись от плотоядного хруста. Что можно было есть, когда мы точно помнили, что в кошачьей миске на ночь ничего не осталось? Мы сами-то были тогда полуголодные студенты… Оказалось, бедный кот демонстративно жевал большое гусиное перо, которым мы сметали мелкие угольки с печки - показывал, как он голоден.

   Крысы при нём забирались в дом через выпиленную дыру в полу, даже запрыгивали на холодильник. Специально, наверно, их не трогал… Худшие его качества я описал потом в одной из своих сказок, где спутником главного героя был весьма невоспитанный кот Чуня. В реальности у его прототипа была более грубая кличка. Да, мы тогда были полны собой и, конечно, виноваты перед ним… Главное, всё-таки он остался жив, не умер голодной смертью и, как эстафетная палочка, перешёл следующим жильцам.

   Рана моей души - Чунька… Кот с этим именем уже стал моим любимым литературным героем, поэтому я и следующего подобранного котика назвал так.

   Как-то возвращался из Академгородка последним вечерним рейсом, ждал автобуса на конечной. Куча народа стоит и сидит. И вдруг появляется котёнок, окидывает всех внимательным взглядом, тут же деловой походкой направляется ко мне и запрыгивает на колени. Ну как такого не погладить? А погладил – всё: ты сократил расстояние между ним и тобой до близкого. Подал надежду - бери. И я взял, куда денешься. Тем более, он опять был типичным представителем вида карликовых серых тигров, как мои любимые Марсики и грациозная дикарка Марфочка. Судьба мне, что ли, их посылала?

   Мой автобус не пришёл, я проехал часть пути на другом, а потом шёл три километра до дома. Мы жили тогда в Мичуринском, где обосновался сибирский филиал знаменитого Вавиловского ВИРа. Я работал там в лаборатории генетики.

   Любопытно, за мной увязалась чёрная собака. То ли она решила, что сегодня подбирают бездомных животных, то ли просто чувствовала кота под курткой, но она сопровождала меня всю дорогу до дома чёрной тенью. Наверно, надеялась, что я и её возьму. Я вышел потом с колбасой, чтобы ее покормить, но собака ушла - поняла, что её не возьмут…

   У меня тогда уже было двое сыновей. Чунька стал всеобщим любимцем. Он недолго прожил с нами, но успел превратиться из котёнка в молодого красивого котика, одного из самых замечательных моих питомцев. Если он не играл с сыновьями или не бегал на улице, то лежал у меня на коленях или письменном столе, когда я писал, и вдохновлял на писанину.
   
   Подобрал я его осенью, а в середине зимы он пропал…
   Весной, когда стал таять снег, кто-то из соседей зашёл и спросил: «Это не ваш кот лежит на козырьке подъезда?»
   
   Я достал оттуда окоченевшее тельце… Видимо, Чуньку убили ударом ноги, когда он выходил гулять, и он, такой всегда ласковый и игривый, встретил смерть с оскаленной пастью. А потом его забросили на козырёк, чтобы, пусть и поздно, но мы узнали о его смерти. Я предполагаю, это был сосед по лестничной площадке - сын местной банщицы, грубый выпивающий парняга, который бил жену, а я иногда притормаживал его. На его,  да и на моё счастье, у меня не было доказательств, а то бы я его изувечил. Впрочем, это ведь могли быть и какие-нибудь местные алкаши, которые иногда заходили в дом, в подъездах тогда не было замков…
   Я тихонько похоронил нашего любимца на даче, чтобы не видели сыновья, и они долго, пока не выросли, не знали о его зверском убийстве.

   Потом, когда мы уже жили в Краснообске, у нас появился Кеша. Кто-то в Мичуринском отдал мне двух серых, как пепел, котят - мальчика и девочку. Помнится, я засунул их за пазуху и, пока я ехал в автобусе, они всё время расползались внутри дублёнки. Сижу, а пассажиры смотрят на меня с изумлением - дублёнка шевелится!
   Дети были счастливы. Девочку отдали знакомым, а Кеша благополучно и долго жил в нашей квартире. Дольше, чем я.
   Но я о котах…

   Как-то, гораздо позднее, когда одна семейная жизнь закончилась и началась другая, я подрабатывал - охранял  ПАТП и еще раз, как в детстве, отобрал кошку, только не у мальчишек, а у бездомных собак. Там их была целая стая, которая тоже охраняла с нами «потап» и кормилась у водителей автобусов и ремонтников. Кошку уже изрядно покусали, но я отогнал псов и, отпросившись у своих (мы дежурили по трое в смене), отнёс её вечером в дачное общество по соседству. Наверно, кошка уже была не жилица: она ни на что не реагировала, а только издавала страшные звуки с пугающей периодичностью вдохов и выдохов, как будто сжимались и разжимались рваные меха. У нас жил тогда Рыжий, и я не думал о том, чтобы её взять… Я оставил кошку у одной из дач, налив ей в консервную банку воды, положив что-то из еды и понадеявшись на милосердие дачников. Нам ещё оставалось дежурить больше суток.

   Про Рыжего я уже рассказывал довольно подробно в другом месте. Это был лучший из котов, если говорить языком рыцарских романов, и он прожил у нас  долгую и счастливую жизнь - четырнадцать лет.

   Наверно, когда  его подобрали в дачном лесу в Коммуне и он поселился у нас, в моей душе уже образовался некий необходимый сплав из опыта общения с самыми прекрасными, хотя и эгоистичными тварями на свете - кошками. Сплав из любви, вины, понимания, что мы люди и в самом деле в ответе за тех, кого мы приручили. Что человек определяется, человек он или нет, по отношению к беззащитным - детям, животным, старикам.
   Так, кстати, проверяемся на «вшивость» и мы сами, и царство-государство, в котором мы живём.
   Но я сегодня не об этом, а о котах моей жизни…