Надумал Медведь жениться. До смерти надоело бедолаге одному в стылой берлоге лапу сосать, и решил он найти себе подругу, чтобы веселее было по жизни топать. Однако не такое это простое дело – женитьба. Медведицы косолапому надоели – все они, как на подбор, толстые, неповоротливые да чересчур хозяйственные. А посему решил он на проблему смотреть поширше – через призму мировой паутины. Окинул своим медвежьим взором интернет-пространство, а там – красавицы на каждом шагу, одна другой соблазнительнее. Только заикнулся о женитьбе, а ему сразу с десяток волчиц на выбор: накрашенных, напомаженных, зубами лязгают от вожделения и языки на сторону свесили.
Выбрал одну, настроил веб-камеру, свои лохмы расчесал, заплатил положенную мзду и уселся, будто жених перед экраном. Поначалу вроде бы всё нормально было. Красавица завела беседу, расспросила о том, о сём, давно ли он за женским полом ухаживал? Затем включила приятную музычку и, слегка подвывая, стала приплясывать и извиваться, будто недопившая змея какая. А когда услышала негромкий, но вполне одобрительный медвежий рёв, то и вовсе вошла в экстаз – принялась срывать с себя одежду, которой на ней и так маловато было. У Медведя даже челюсть отвисла от неожиданности. Испугался он за свою мужскую свободу и решил, что сейчас окрутят его с этой распутной бестией по полной программе.
Но главные ужасы были впереди. Оставшись в полном неглиже, Волчица приступила к принудительной демонстрации всех своих сногсшибательных прелестей. Мишка в ужасе прикрыл лапой ставшие квадратными глаза, но кошмар пробивался сквозь растопыренные когти и не давал покоя. Как зомби, не в силах оторваться от экрана, несчастный заревел что было силы, замахал передними лапами и последним отчаянным движением выключил, наконец, проклятый компьютер:
– У-ух, до чего волчицы страшные бывают! – подумал он про себя с дрожью и облегчением.
Однако отдышавшись и слегка оправившись от шока, наш герой продолжил свои изыскания. Настырный был – настоящий медведь. Зайчихи его не интересовали – чересчур плодятся. От ежих детки колючие бывают – тоже ничего хорошего. Приглянулась косолапому Лиса Патрикеевна. Красавица, небольших габаритов – легче прокормить будет – шуба мягкая, а хвост – не хвост, а опахало. Да и характер у рыжей спокойный – зубами, как волчиха, не лязгает.
Недолго думал Медведь – честнЫм пирком, да и за свадебку. Отгуляли они, и стали жить душа в душу. Миша запасы делает, а Лиса берлогу сторожит. Целое лето так провели, а по осени затосковал косолапый. И чем ближе к зиме, тем тоска безысходнее становилась. Наказал он жене, чтобы варила ему запойное зелье, да и завалился спать, посасывая отвар из бутылочки. Лисе тоже ложиться велел, однако не послушалась его Патрикеевна – не тот у неё был характер.
Поначалу она себя, конечно, соблюдала. Но когда запасы прикончила, брюхо у рыжей подвело – стала плутовка безобразничать: то зайца задерёт, то курятник ограбит. Зима в наших краях длинная, сон у Медведя крепкий. Вот и сошлась Патрикеевна с Волком, который здесь же, в лесу разбоем промышлял. Всю зиму с ним любезничала. Проснулся Михаил по весне, а жена у него – брюхатая. Говорит, что спала под лохматым медвежьим боком - вот и случилась оказия. Не сразу, но поверил ей косолапый, и зажили они по-прежнему.
Летом в лесу хорошо – грибы, ягоды, травка лечебная. Медведю – раздолье. Жена вот только закапризничала – то мышку ей подавай, то яичка перепелиного. Хоть и не престало мышковать Потаповичу, но любую прихоть толстобрюхой своей красавицы он выполнял строго, и ближе к осени разрешилась она от бремени. Посмотрел Михайло на приплод, и тоска его взяла звериная: все детки родились серыми и вовсе не медвежьей породы. Как Лиса ни убеждала косолапого, как ни уговаривала, что это его собственные гены таким макаром повернулись, не поверил ей Миша, засомневался.
Однако горевать было некогда – надо было кормить потомство, да и запасы на зиму большие пришлось делать. Выпал снег, а волчата Медведю заснуть не дают – возятся, визжат и даже по-волчьи подвывать стали. Вызверился тут косолапый на Лису:
– Не моё, – говорит, – потомство, где нагуляла?
Слово за слово, разругались они, и выгнала мужа из берлоги рыжая. Да ещё на алименты грозилась подать. А и то сказать – много женщины у нас власти в лесу забрали.
Заревел Медведь, а делать нечего – пошёл по зимнему лесу бродяжить. Правда, была у него на примете одна вдовая Медведица, к ней-то он и притопал. Приютила вдова косолапого, обогрела. Отошёл, оттаял бедолага от тоски-печали, стал у неё жить. Живёт, а сам о Лисе думает: какая она ладная, пригожая, да какое зелье вкусное варила. Медведица давно в зимнюю спячку ударилась, а он не может – мается, душа не на месте.
Ворочался-ворочался с боку на бок, да и решил Лису навестить: а вдруг и впрямь от него, Медведя, волчата родились? Генетика – наука тонкая! Собрался, зайчонка в подарок поймал. Приходит – а в его бывшей берлоге на его бывшем законном месте – Волчара матёрый разлёгся и кость лосиную грызёт.
Не вынесла нежная медвежья душа позора и надругательства такого – вылетел наглый Волк из берлоги, как пуля из старого охотничьего ружья. Долго потом у серого бока болели, до весны раны зализывал, хоть и не виноват он был по сути дела.
А Лиса приняла Мишу, как родного. Обласкала, запойное варево сварила, напоила, накормила, да и спать уложила на всю зиму – умаялся, поди, бедолага. А по весне проснулся косолапый без злости и тоски сердечной, забыл он всё плохое, и осталось на душе только доброе и праведное. Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Правда, злые сорочьи языки болтали, что Лиса со временем снова с кем-то спуталась, но детки у неё с той поры были исключительно от её благоверного Миши косолапого.
Так и зажили они припеваючи, как и прочий лесной народ, и даже лучше. Только Михаил, бывало, насосётся своего любимого варева, завалится в берлоге на лежанку и ворчит вполголоса, что, мол, хорошее дело браком не назовут. И то верно – такой он и бывает, медвежий брак.