«Рано утром на рассвете,
Когда мирно спали дети,
Гитлер дал войскам приказ,
И послал солдат немецких
Против всех людей советских,
Это значит против нас.»
Сергей Михалков
Мы жили тогда в уютном деревянном городе Архангельске. Тротуары были тоже деревянные, дощатые. Помню, как-то каталась на трехколесном велосипедике, и переднее колесо провалилось в щель между досками. Стукнулась лбом о руль и пришла домой с большой шишкой, мне к ней прикладывали пятаки. Началось лето с белыми ночами, и когда нас вечером укладывали спать, мы уговаривали взрослых: «еще совсем светло и спать не хочется». После 22 июня все изменилось, потемнело.
Дома выкрасили в черный цвет, окна завесили черными бумажными шторами. Всем выдали противогазы. Странно, и взрослым и детям их подбирали по размеру. Когда мы их примеряли, дышать было очень трудно. Носили их в брезентовых сумках через плечо.
Но пользоваться противогазами не пришлось, так как немцы химического оружия не применяли. И вот на мирную и такую счастливую, как нам тогда казалось, жизнь навалилась эта страшная война. Мне было пять с половиной лет, а брату три года. Взрослые стали серьезными и суровыми. Мне кажется, что улыбки исчезли. Радио все время включено, вести с фронта. Киев и Минск, Москва и Ленинград. Взрослые только об этом говорят. Но какие фильмы появились, какие песни:
«Так так-так» говорит пулеметчик,
- так так-так» говорит пулемет»;
«Смелого пуля боится,
Смелого штык не берет!»
«Мы не дрогнем в бою за столицу свою,
Нам родная Москва дорога!»
«Приеду весною, ворота открою,
Ты со мною, я с тобою
неразлучны навек!
В тоске и тревоге не стой на пороге
Я вернусь, когда растает снег!»
Перед каждым фильмом показывали хронику с фронта. Когда разбили немцев под Москвой, показывали освобожденные деревни и поселки. Что они там натворили! С виселиц снимали повешенных, раскапывали могилы с замученными и расстрелянными. Рыдания родных и близких слышны были всей стране. И герои, какие герои! Зоя Космодемьянская: «Почему Вы плачете? Мне совсем не страшно умирать, товарищи! Это же счастье - умереть за свой народ!» Фотография в газете: мертвая, снятая с петли, а лицо спокойное, прекрасное, как будто спит, и такое юное. Как тяжело, страшно было на нее смотреть, и ведь мы были в советском тылу, а те люди, которые были там, в Петрищево! А Виктор Гастелло, Александр Матросов, 28 героев – панфиловцев: «Велика Россия, а отступать некуда, - позади Москва!» В хронике показывали, как молодые ребята, еще не кончившие школу, осаждали военкоматы, райкомы комсомола, требуя, чтобы их взяли на фронт. «Мальчики, постарайтесь вернуться назад!»;
«Мальчишки, мальчишки, вы первыми
Ринулись в бой!
Мальчишки, мальчишки
Вас мало вернулось домой…»
И девочки не отставали. Моим ровесникам было тогда по шесть лет. Это возраст, когда человек особенно остро впитывает все впечатления бытия, когда складываются основы его мировоззрения.
И наша беда (а, может быть, счастье?), что это были суровые годы войны. В сорок втором году сильно бомбили. Ночью мама будет нас. Пронзительный вой сирены, по радио: «Граждане, воздушная тревога! Всем спуститься в бомбоубежище!» Я так дрожу, что мама с трудом меня одевает. А маленький братик прыгает и радостно кричит: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!» В бомбоубежище малыши бегали и играли, пока сон их не сморит. Город бомбили зажигательными бомбами. Бросали и фугасные, но сравнительно редко. И вот: Граждане, отбой воздушной тревоги1» Какая радость! Выходим из бомбоубежища, и часто оказывается, что одна улица сгорела и еще много домов. Летом группу женщин с детьми вывезли от бомбежек в лес, за 30 километров от города. Мы ехали туда на санитарной машине ночью. Ночь была не белая , а настоящая, темная Вдруг налетели немецкие самолеты, и начали бросать какие-то особые ракеты. На фоне темного неба они рассыпались, превращаясь в сверкающие «люстры». Я первый раз увидела настоящий фейерверк. Это было так необыкновенно красиво, что я забыла о страхе. По широкому, освещенному полю бежала одна наша машина, но бомбить нас не стали. Наверное, ждали большой добычи. Мы благополучно доехали до леса. Потом вечерами и женщины, и дети выходили на край леса. Смотрели, как очень далеко, на горизонте, горит огромный костер. Языки пламени, казалось, поднимались до неба. Это горел Архангельск. Но паники взрослых я не помню. Наоборот, уверенность, что мы все равно победим. И мы, дети, это чувствовали.
После Сталинграда бомбежки прекратились. Немцам было не до Архангельска. Кавказ, «Курская дуга», и наше наступление по всем фронтам. “Что такое: Was ist das? - Немцы драпают от нас”. (Была такая песенка.). А по радио голос Левитана в передачах “В последний час”. О городах, освобожденных нашими войсками. “Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!” И салюты, салюты из Москвы!
В 43 году я пошла в первый класс. На большой перемене учительница всем детям насыпала в бумажные кулечки по две чайные ложки сахарного песка. Мы его тут же съедали. Какой он был вкусный! И люди вокруг стали спокойнее и увереннее. Когда в кино показывали, как наша артиллерия бьет их:
«Из сотен тысяч батарей
За слезы наших матерей,
За нашу Родину
Огонь! Огонь!»,
весь зал радостно вздыхал: «Катюши! Катюши!» Новые прекрасные песни, как много их было, и как они помогали и на фронте и в тылу. Их часто передавали по радио: «Соловьи», «В лесу прифронтовом», «В землянке», всех не перечислишь. И о Днепре:
Ой, Дніпро! Дніпро!
Ты широк, могуч,
Над тобой летят журавли.
Враг напал на нас,
Мы с Днепра ушли
Смертный бой гремел, как гроза.
Ой, Дніпро! Дніпро!
Ты течешь вдали,
И волна твоя, как слеза.
Из твоих стремнин
Ворог воду пьет,
Захлебнется он той водой!
Славный час настал!
Мы идем вперед
И увидимся вновь с тобой!»
Да, жестокие слова, но война шла на уничтожение. Ведь в начале войны Гитлер приказал сравнять Москву и Ленинград с землей, залить их водой, чтобы никто в так называемом «цивилизованном» мире и не вспоминал о них. И о том, что была такая великая страна «Россия». После Курской дуги уже никто не сомневался, что мы победим, ни враги, ни союзники. Ох уж эти союзники! Спасибо, конечно, за материальную помощь. И за то, что выжидали, чья возьмет, поддерживая тогда все-таки нас. Так как же у них хватает совести теперь врать новым поколениям, которые родились после войны, что победили фашизм они, а Советский Союз был только жертвой. А если и были у нас какие-то победы, то это мол мороз и вообще непредвиденные погодные условия. Но мы-то, даже дети войны, все помним. Главное, конечно, Божья воля. А Бог имеет привычку помогать тем, кто «Душу свою положит за други своя»! В апреле 44-го года мы переехали в Ростов- на–Дону. Город большой, каменные дома, но многие из них стали развалинами, с зияющими дырами вместо окон. А кругом радостная, ликующая весна. Весь город окутан благоуханием цветущей белой акации, свежей и чистой. Как много ее было и, как она пахла! В других городах и годах я уже никогда не видела такого обилия белой акации. А если и попадалась, то совсем не белоснежная и почему-то не пахла. Город недавно освободили, но школы уже работали во всю. Я даже успела поучиться в первом классе. В оккупации людям жилось намного труднее, сравнительно с Архангельском. Дети в школе были очень бедно одеты , просто в лохмотьях. Тетрадей не было, писали на газетных листах. Но учились все усердно и ответственно. Ведь только хорошей учебой мы тоже приближали победу. Уже во втором классе я услышала новую песню «Офицерский вальс»:
«Ночь коротка, спят облака.
И лежит у меня на погоне
Незнакомая Ваша рука».
Шли последние месяцы войны. Я, как и все, знала, что она скоро кончится. Но это казалось каким-то невозможным счастьем. Война, война, война, как долго она была! «все для фронта, все для победы!». Весь народ напрягался из последних сил., и тяжесть эта стала какой-то хронической.
«Утро зовет, снова в поход!»
Опять бои, бои – до победы. И они опять будут погибать, такие молодые, такие красивые.,
«Не долюбив,
не докурив последней папиросы».
Как жалко, жалко до слез! Вскоре после войны мне попалась маленькая книжка. Про любовь: Середина войны. Она дочь генерала, он - адъютант ее отца. Несколько очень редких и очень коротких встреч, когда он по делу приезжал с фронта в Москву. Такое стремление друг к другу, которое, наверное, только и бывает во время войны; но поговорить наедине не пришлось. а может быть, он не решился. Он все время рвется на передовую, чтобы воевать как все, без поблажек. И уже с передовой она получает его письмо, где сказано все.. Какое счастье и какая тревога! И она загадывает: «Если я сейчас включу радио и будет музыка, а не разговор, то он вернется живой». С замиранием сердца включает: звучит 6-ая симфония Чайковского. Я тогда не знала, что такое симфония, но название запомнила. И вот она слушает музыку, а в это самое время его убивают в бою. Как же так? Ведь она загадала, что если музыка… А называлась книжка «Мы еще встретимся!» Это были слова из его письма. Уже взрослой я слушала эту симфонию: Прекрасная, светлая мелодия любви и ожидания счастья обрывается, гибнет под ударами судьбы. И мне стало понятно: Ведь в той книжке дочка генерала услышала «Реквием», который и был ответом на ее вопрос. «И слова «мы еще встретимся !» полны глубокого смысла (для верующего человека). Сколько девушек прожили потом всю жизнь без любимых! Иногда услышишь по телевизору:
«Будем кружить, петь и дружить.
Танцевать я совсем разучился
И прошу вас меня извинить», и «сердцу станет так тепло».
Теперь это называется «Случайный вальс», и поют почему-то:
И лежит у меня на ладони
Незнакомая Ваша рука».
Как будто обыденная, одна из многих, встреча. То-ли в доме отдыха, то-ли в турпоходе. Ни печали, ни трагедии войны. Обидно. Когда по телевизору показывают хронику военных лет, не пропускайте этих фильмов, пожалуйста! Вот солдаты сидят на привале в прифронтовом лесу. Слушают концерт артистов из Москвы. Это настоящие, живые солдаты! Посмотрите на их лица, они вам не соврут. А после этой съемки многие из них будут убиты в первом же бою. И. Козловский тогда пел с ансамблем «Александрова»:
«Так пусть же радость первых встреч
Нам светит в трудный час!
А коль придется в землю лечь,
Так это ж только раз.
Но пусть и смерть в огне, в дыму
Бойца не устрашит,
И что положено кому,
Пусть каждый совершит!»
Как он пел эти слова! Это незабываемо. А люди в тылу, которые на заводах делают самолеты, танки, снаряды, работают непрерывно, ночуют в цеху. Домой ехать некогда. Женщины, старики и подростки. В конце 42 года мы уже по выпуску оружия перегнали «великий «рейх». Без героев тыла мы бы тоже не победили. Я говорю мы. Да, мы были дети, мы не воевали, не работали на заводах. Но каждый чувствовал себя частицей великого народа, который встал как один. Какие были времена! Страшные потери, гибель людей. Но единение всех.: «Жила бы страна родная, и нету иных забот». Много разных национальностей, но народ один и страна одна. «И всем нужна одна победа!» О какой жизни все тогда мечтали! Ведь после такой войны, Великой Отечественной и победоносной, жизнь должна была стать прекрасной. А стала ли? Что каждый из нас сделал для того, чтобы не оскорбить памяти людей, отдавших свои прекрасные жизни за то, чтобы жили мы, жили вы, родившиеся после войны? Жили в свободной стране. В. Высоцкий пел, что каждый в ответе за все:
«Парус, порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!»
Помню, лет двадцать назад в День Победы шла по улице, а навстречу очень старый ветеран войны. Вся грудь в орденах и медалях. А лицо совсем не радостное. В глазах вопрос: И вот за это мы, мои товарищи1? Мне хотелось подойти к нему, сказать: «Спасибо Вам! Простите нас!» но не решилась. У меня даже цветов не было, чтобы подарить ему.
Мы, свидетели, не забудем никогда, пока живы. А новые поколения, молодежь? Неужели всем уже все равно? Но надежда умирает последней. И может быть кого-то из совсем молодых не оставят равнодушными эти светлые и грустные слова «Офицерского вальса»:
«В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоем.
Так скажите хоть слово!
Сам не знаю, о чем…»