Глава 6. Палабрия, воскресенье, 8 июля
Когда наутро Олан с Эрикой выходили из квртиры, открылась соседняя дверь, и заспанный Вадим сказал:
- Я вас все-таки поймал. Посидите на скамеечке десять минут, сейчас выйду и отвезу, - и, не слушая возражений, закрыл дверь.
По дороге к Старому городу он начал объяснять, что вчера малость лажанулся, у него позднее зажигание, надо было сразу предложить подвезти к прокатной конторе, доспать можно будет и потом, хорошо еще, проснулся рано и услышал, как они выходят… На этом был прерван короткой фразой на ланданорском, по интонации понял смысл, и инцидент был исчерпан.
Поскольку забронировать автомобиль до отъезда из Холстада Олан все-таки успел, процедура оформления Тойоты Ярис заняла пятнадцать минут. Документы, ключи, бензин, GPS. Они попрощались с Вадимом, который дождался, пока Олан сел в машину и отрегулировал кресло под свои 196 см.
- Надо же, поместился все-таки, дылда ланданорская! Я тоже не маленький, но сантиметра два все же проигрываю, – ввернул он на прощанье. - Пока вы с GPS развлекались, я вам упаковку минералки закинул. Пить надо много, влажность очень низкая. Ну, пока, счастливо.
Не станем подробно описывать ни знаменитую сталактитовую пещеру, с которой Олан и Эрика начали знакомство с природными красотами Палабрии, ни ущелье с водопадами и гуляющими по склонам горным козлам, ни древний «путь благовоний» с колодцами и развалинами. Все эти достопримечательности многократно описаны, сфотографированы, признаны мировым наследием. Находятся они довольно далеко от Либервиля, поэтому круг завершился поздно вечером.
За ужином Олан спросил Эрику:
- Ну, что планируем на завтра? Как насчет культовых сооружений? В самом Либервиле имеется православный собор шестнадцатого века…
- Но не Василий Блаженный? – подняла брови Эрика.
- Ясно, не хочешь. Есть Голубая мечеть…
- Но не Султанахмет?
Олан с интересом взглянул на девочку:
- Продолжим. Синагога пятнадцатого века? А?
- Да запросто, ведь не пражская Old-New? Тринадцатого?
- Небось реферат писала по теме?
- Не-а, просто отличаюсь умом и сообразительностью. И памятью. Ты еще не оценил, старичок?
- Ладно, а как насчет посетить католический собор, послушать орган? Или начнешь выпендриваться, типа в Домский абонемент был, в Сакре-Кер поднималась…
- СакрЭ-Кер. Вот видишь, мое благотворное влияние начало сказываться, все уже понимаешь. Точно, абонемент на четыре концерта был, ездили, больше не хочу. А вот почему бы нам завтра не смотаться в «Касадо»? Часов до двух. Вернемся, оклемаемся, и мы с Катариной пойдем погуляем. А ты свободен. Как тебе?
- Вполне. Час в одну сторону, нормально. Выезжаем в восемь, встаем в семь. Но опять пробежку пропускаем. Хорошо, а на сегодня впечатлений хватит, я даже в Старый город не хочу.
- Да, я тоже устала. И тетке написать надо. Прошено держать в курсе.
- А я файлами займусь. Сгружаю все без разбору и back-up не делаю. Полный бардак. А побегаем мы с тобой завтра от страусов, они там гуляют без намордников, не боишься?
Эрика в ответ хмыкнула и начала сметать крошки со скатерти специальной гнутой щеткой. За три года в демократичной Палабрии Бирута не растеряла чопорных ланданорских манер: стол был застелен льняной клетчатой скатертью, только салфетки были бумажные, но и они в тон.
Понедельник, 9 июля
------------------------
Палабрийский парк «Касадо» - это огромный зоопарк, где на свободе спокойно гуляют те самые страусы и прекрасные, но очень глупые венценосные журавли, где дорогу могут перегородить выпрашивающие морковку козлы и где изысканный бродит жираф… То есть вегетарианцы на свободе, а хищники все-таки за решеткой, но…
Бриджет Джонс загремела в тюрьму тайскую. А Микаэль Блумквист, парень девушки с татуировкой дракона, отбывал наказание в шведской. Допустим, клетки для хищников в других зоопарках мира – это первый казенный дом, тайский. Тогда вольеры для львов, тигров и прочих кровопивцев в палабрийском «Касадо» - это второй, шведский, смахивающий на санаторий-профилакторий. Потому звери здесь не перестают радоваться жизни, безоглядно размножаются и хулиганят напропалую к восторгу восхищенной публики.
Олан какую-то часть размеченного маршрута проехал на машине, но возле первой же стоянки заявил, что здесь он хочет быть фотографом, а не водилой, поэтому они оставили машину и пересели на многоместный электромобиль. Потом гуляли пешком.
На четвертом часу наконец сели отдохнуть и перекусить в одном из многочисленных кафе с видом на львиный прайд. Причем шауарму из индейки они ели как истые палабрийцы, с лимоном, перцем чили, салатами и чипсами.
Олан с лепешкой справился, хотя к концу темп сбавил, а Эрика силы переоценила. Ничтоже сумняшеся, она затолкала остаток – больше половины порции – поглубже в фольгированный пакет, в котором лепешка была подана, дополнительно упаковала в полиэтилен и на недоуменный вопрос Олана ответила:
- Чтобы я такое выбросила? Да уж, сейчас. На обратном пути слопаю, ужасно вкусно, только слишком много. Вдруг в другом месте такого не подают? Но если ты проболтаешься тете Гине…
- Чего мне словами болтать, я все твои манипуляции снимал, предъявлю фотографии как свидетельства ужасающих пробелов в воспитании. Еще и компенсацию затребую, поскольку ты меня перед вон той львицей опозорила.
Потом они сверились с планом «Касадо» и наметили маршрут до машины между вольерами, которые они пока пропустили. Примерно через полчаса остановились на «coffee break», Олан позволил себе два маленьких пирожных, Эрика вздохнула и воздержалась.
Час обратной дороги пролетел незаметно. Конечно, Эрика к шауарме не притронулась, заявив, что она вообще никогда в жизни ничего есть не будет. Разговор со сбежавшего удава, поимку которого им посчастливилось увидеть и запечатлеть, свернул на Гарри Поттера, и Олан спросил:
- Где же все-таки родители? Куда экспедиция?
И опять, как и в самолете, когда все четыре часа лета они болтали и знакомились друг с другом, Эрика замкнулась. Просто замолчала.
- Ну, как хочешь, но Генриэтта Александровна, она тебе с какой стороны тетка?
- Двоюродная сестра отца. И все. Сочинение «Моя семья» написано, - в голосе Эрики звучало раздражение.
- Да не злись ты! Не буду я спрашивать! Ты сама, Эрика Донатовна, партнер хоть куда. Я б с тобой в разведку пошел. Если уж ты марабу не испугалась, когда он к тебе в окно клювом лупить начал…
Эрика внимательно посмотрела на смеющегося Олана и ткнула его кулаком в бок:
- Трепло ты, Олашка, а обещался быть молчаливым.
После чая с какими-то остатками Бирутиного угощения они договорились о сеансах связи и впервые расстались. Эрика ушла с Катариной. Оказалось, эти девчонки договорились заранее, и Катя уже поджидала их у сестры. Олан успел бросить взгляд на Эрикин наряд и отметил минимальные отличия от прикида местной ровесницы только в цветовой гамме – скинни, маечка выше пупка, сандалии и сумка на длинном ремне – и попросил все-таки вернуться не позже десяти.
Было уже начало пятого, когда Олан наконец поехал в промышленную зону, пока только осмотреться. Не гулять же, в самом деле, он сюда приехал! Это для обеих теток и Эрики – прекрасная Палабрия, туристский рай. А у него миссия. Пора браться за дело.
В самом начале фоторепортерской карьеры Олану приходилось и караулить, и поджидать, и бросаться наперерез. Но он всегда знал, зачем или за кем прибыл на точку. Сегодня не было даже приблизительного плана. Он вообще не очень понимал, что надо делать. Поехать в Либервиль. Приехал. Найти «Барракуду». Нашел. Спасибо племяннику, сэкономил время на поиск. А дальше? Ох, темна вода в облацех…
Олан ехал по широкой улице Опеля, пересекающей промзону. Неспешно проехав мимо «Барракуды» отметил, что большая стоянка перед территорией СКБ почти пуста. Значит, работают до четырех – половины пятого. Заметил шлагбаум на въезде на стоянку. Большая асфальтированную площадку непонятного назначения с внешней от шлагбаума стороны. Останавливаться, конечно, не стоит, да и что он еще может увидеть? Однако через минуту, доехав до Магнуса, все-таки развернулся и поехал в обратную сторону. Широкий, вымощенный плиткой тротуар проходил только со стороны «Барракуды», а со стороны «Сверкающего Луча» вдоль всего каменного забора было расширение проезжей части. Олан на секунду задумался, поднял бровь «ну и что нам с того?» и покинул интересующую его зону.
Олан ехал на Живописную аллею, где находятся галереи, намеченные для посещения, и продолжал размышлять. Он-то четко знал разницу между «мыслить» и «размышлять», но пока занимался именно этим вторым.
Итак, Анита в каком-то из многочисленных плачей Ярославны о работе объяснила, почему у них на «Барракуде» не натуральное хозяйство. Мол, Холстад – не Неаполь, и «Барракуда» очень не FIART MARE* (*крупнейшая судоверфь Италии). Поэтому им экономически невыгодно, например, гнуть трубы на месте или резать здоровенные шпангоуты у себя на заводе. И многие такие штуки изготавливаются на других предприятиях. Куда ей, бедненькой, приходится ездить на целый день до вечера без оплаты сверхурочных, поскольку Михар уже пообещал Юрису… ну и далее по знакомой схеме.
Будем считать, что «Сворд» и «Барракуда» - заводы одного масштаба. Площади, по крайней мере, схожи. Да, не FIART MARE.
Надо полагать, законы экономики от географической широты не зависят,- думал Олан, - тогда и эти друзья заказывают интересующие его шпангоуты где-то в другом месте. Можно что-нибудь из этого вытянуть? Можно, но на виртуальном уровне. А ему железо-то и не нужно. Ему ж контуры. Контуры - шмонтуры. Линии. Кривульки такие. И где ж их взять? Так, давай сначала.
Олан уже бродил по Галерее современного искусства между какими-то странными инсталляциями. То это был старый ободранный чемодан на трехногом стуле с прозрачным переливчатым шарфом на спинке.
В другом углу зала - продуктовая тележка с львиными лапами вместо колес, причем к ручке был приделан рыжий задранный вверх хвост с кисточкой на конце.
Олан внутренне содрогнулся, увидев на мраморной колонне наполовину препарированную голову. Вторую половину украшал парик. Голубой глаз дивной красоты выглядывал из водопада длинных прямых черных волос. Назывался этот кошмар «Рождение мысли».
Олан отвернулся от головы и надолго застрял возле большого, диаметром в полметра, аккуратного клубка светящихся нитей, подвешенного на трех еле заметных струнах. В этом произведении было что-то завораживающее. Олан пытался взглядом проследить путь волокна в глубине полупрозрачного шара; понять, где кончается голубой и начинается фиолетовый: как создана эта волнующая изменчивость; действительно ли шар вращается или создаётся такая иллюзия…
И в этот момент Олан понял, что именно ему надо искать! А обнаружив, умыкнуть, спереть, слямзить, стырить… Если все придуманное до сих пор верно, то конструкторы должны передавать с «Барракуды» на режущий завод эти проклятые контуры. В какой форме? В виде каких-то файлов. Ручками никто ничего не режет, а делают программу и суют файлы в станок. Он же знает, Анита рассказывала, как и она превращает листовые детали в контурные линии и преобразует их в файл… черт его знает, какого формата, не важно же! Олан торопился думать, только бы не упустить мысль.
Он продолжал отслеживать ход световода в клубке и вспоминать…
…И вот один раз кто-то из технологов должен был переслать по мейлу на резку и шпангоуты, и пару десятков Анькиных мелких деталек. И умудрился стереть именно ее файлы, и ей, бедненькой, пришлось все делать заново вдобавок к срочной работе и без сверхурочных из-за этого гада Михара…см. выше.
Олан разозлился на Аниту. Не могла еще дома объяснить по-человечески, что делают с этими, мать их, шпангоутами после конструирования! Как именно гениальные мысли воплощают в металл! Почему он доложен теперь с трудом выуживать из памяти слова и превращать их в нечто вещественное, типа модель-контур-файл-мейл или диск-резка?!
Олан сморгнул: он внезапно увидел, как в центре шара ритмично бьется-пульсирует бледно-розовая субстанция. Наваждение исчезло, но клубок стал неприятен, вполне в стиле остальных инсталляций этого зала. Он перевел дыхание и отошел от шара.
Галерея со всеми страшноватыми произведениями уже его не интересовала. Хотелось просто пройтись по вечерним улицам, продышаться. Жалко, приморского бульвара в Либервиле нет. Он шел по ярко освещенной площади в толпе праздношатающихся туристов и пытался привести мысли в порядок.
В принципе, все достаточно просто, надо только найти, на какой такой заводик с «Барракуды» пересылают файлы. Если вообще пересылают, а не передают диск. Хакером он никогда не был, как-то обнаружить эти мейлы через Сеть – мимо денег. К самой «Барракуде» не подберешься, не стоит терять времени, а вот к «жестянщикам» можно попробовать. Вряд ли там такая же система охраны, как на самой «Барракуде». И там купить или украсть файлы, присланные для резки. Осталось вычислить этот «резак».
И тут Олан, впервые осмысленно, без дурацкого шуткования и эвфемизмов назвав кражу кражей, задумался - а не является ли весь его план преступлением, правонарушением, в общем, уголовщиной?!
Он помотал головой, отгоняя неуместное беспокойство. Глупости, во-первых, никому никакого вреда не будет. Анька эти контуры, если он вообще до них доберется, впрямую не использует, только как печку, от которой будет строить собственный кораблик. Во-вторых, никто ничего не докажет. Это был не я. Я вашего палабрийского языка не понимаю, начальник, ты меня не путай! Кто видел, где видел? Мало ли в Палабрии высоких блондинов в белых «найках»? Какой заводик? Да, знать бы, где этот чертов заводик…
Олан в зародыше придушил все сомнения и развеселился. Нарядные девушки уже оглядывались на улыбающегося белобрысого верзилу. Это было привычно и приятно. Но он должен звонить подопечной, уже половина восьмого.
Оказалось, что Эрика и Катарина наслаждаются жизнью на площади перед Дворцом молодежи, где в эти минуты проходит праздник шоколада. Они уже сыты по горло и можно назначить встречу где-нибудь в районе стоянки и ехать домой.
- Ага, щас! А я? А мне? – возмутился Олан.
Короче, Катарина объяснила, как с Песталоцци – угол Эразма Роттерадамского, где он сейчас стоит, за десять минут дойти до Дворца, и Олан двинулся на запах.
Палабрия, вечер 9 июля
----------------------------
После безумного праздника шоколада Олан отвез Катарину домой к родителям. На обратном пути они с Эрикой забежали в супер «Райский сад органик», пришло время заполнять холодильник. Накупили разных оливок, копченой лососины, сыров в очень удобной упаковке, новых йогуртов, ржаных булочек. Нашли маленькую баночку красной икры, Эрика потянулась еще и за селедкой, но Олан убедил потерпеть: это после шоколада, завтра уже не захочется, да и когда ее есть, не тот режим. Зато взяли по паре бутылочек бельгийского пива, «Kriek» и «Framboise» для Эрики и «WitteTrappist» для Олана. Остаток вечера они собирались провести дома за компьютерами. Сделали упор на фрукты, в кассе удивились небольшой сумме и отправились домой.
И опять за ужином - это уже входило в традицию - начали строить план на завтра, но тут позвонила Катарина. Пять девочек из ее класса собрались рано утром поехать на термальные источники в пятидесяти километрах от Либервиля. Это большой водный парк с горячими и холодными бассейнами, джакузи, водопадами и кучей развлечений, вроде танцплощадки с гейзерами и водных горок для взрослых. «Возможно, там же и пообедаем. Но если надоест, часам к двум вернемся».
Едут они на маршрутке, которые по расписанию отъезжают каждые полчаса, и Олан им, в общем, не нужен. И если Эрика хочет… Разумеется, Эрика захотела. Возражений не последовало, но последовало продолжение: вечером в старом здании театра молодежная труппа дает спектакль, нечто модернистское на английском. У Катарины образовались два лишних билета, не сочтет ли Олан возможным… Олан почтет за честь, но оставляет за собой право свалить, если пьеса, сценография, режиссура и т.п. окажутся ему не по силам. В любом случае он вернется к концу спектакля и развезет по домам всех, кого потребуется. И таким образом к всеобщему удовлетворению завтрашний день обрел структуру.
Олан и Эрика устроились с нетбуками, каждый в своем углу. Эрика писала отчет для Генриэтты Александровны и, судя по издаваемым звукам, упражнялась в остроумии. А Олан, как обычно, начал с новостей. Ланданорских? Нет. Палабрийских? Нет, первой он всегда читал San Francisco Chronicle.
Никогда и никому Олан не признавался, как тоскует по маме с папой. Здоровенный двадцатипятилетний успешный профи, а вот поди ж ты. Даже Анька не знает. Сегодня в этой галерее он смотрел на шибко натуралистический голубой глаз и спрашивал отца, правда ужас-ужас-ужас, или это он при всей своей подготовленности не врубается и не видит творческого новаторства и психологичности произведения?
Авантюра по добыванию информации для сестры тоже имела подтекст: а вдруг достанет? А вдруг Анюте подойдет? А вдруг она сможет «ошущештвить» мечту? Тогда это будет означать, что он реально спас Аньку от сползания в депрессию. И мама убедится, какой он смелый, ловкий, предприимчивый…
Олан продумывал дальнейший план действий. Сейчас он порыщет в интернете, а завтра можно будет попробовать некий финт…
продолжение http://www.proza.ru/2013/03/18/748