«Слово» и «Дело»
Дилетантское исследование «Слова» оказалось занятием настолько увлекательным и интересным, что автор посвятил ему несколько лет. И данные заметки являются лишь сжатым вариантом более про-странной и основательной работы. Заодно было заведено и особое «Дело» - по уничтожению отече-ственной истории во времена Романовых всякими разными «знающими людьми» и их последовате-лями – современными маститыми традиционными учеными историками. Впрочем, это были лишь первые шаги в изучении великой русской поэмы с целью поисков ее смысла, и молодым, разумным и психически здоровым «скептикам», «хулителям» и, конечно, «почитателям» открываются в этой дея-тельности бескрайние горизонты. Ибо когда постигается суть произведения, невозможно оторваться от чтения скупых, значимых и удивительно поэтических строк, в которых как целый мир в капле ро-сы отражается прошлое нашей Великой России. И даже многие старославянские слова при этом ста-новится вполне понятными. В сравнении с «летописями», состряпанными шайкой Карамзина, они кажутся чистейшей воды бриллиантами в куче отбросов. Можно представить, как юный Коленька – будущий масон и придворный историограф, сидя на печи в Симбирске и «грустя не зная о чем» (так о нем сказано в предисловии к Истории Государства Российского), внимательно следил за работой дворового мастера, который лудил кастрюлю, сковороду или самовар и у него рождались при этом, глядя как «олово гинеть часто разливаемо», наичистейшие почти античные строки:
«Вострубим, как в златокованые трубы, во все силы ума своего и заиграем в серебряные органы гор-дости своей мудростию. Восстань, слава моя, восстань в псалтыри и гуслях. Встану рано и рас-скажу тебе. Да раскрою в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою. Ибо сердце умного укрепляется в теле его красотою и мудростию.
Был язык мой как трость книжника-скорописца, и приветливы уста мои, как быстрота речная. То-го ради попытался я написать об оковах сердца моего и разбил их с ожесточением, как древние – младенца о камень.
Но боюсь, гоподине, осуждения твоего.
Ибо я как та смоковница проклятая; не имею плода покаяния; ибо имею сердце – как лицо без глаз; ум мой – как ночной ворон, на развалинах бодрствующий; и закончилась жизнь моя, как ханаанских царей, бесчестием; и покрыла меня нищета, как Красное море фараона.
Все это написал я, спасаясь от лица бедности моей, как рабыня Агарь от Сары, госпожи моей»
А чуть позже его старший дружок – Бантыш Каменский, ученик двух духовных академий и соратник Миллера по «изучению и составлению русской истории», подсказывал уже состоявшемуся сентимен-талисту как бесполезную античность превращать в очень выгодную «древнерусскую» историю. Для этого и впрямь надо лишь надергать более-менее не бессмысленных фраз про Мафусаилов, Сар, фа-раонов, и пр. многочисленных деятелей из Ветхого Завета; подкинуть туда до кучи обрывки вполне современных молитв; обильно разбавить пустым словоблудием. Изуродовать окончания слов, чтобы язык их отказывался без тренировки произносить с первого раза; рассеять по всей площади текста, как кучеряшек на барочной картине, узнаваемых старых словечек: «бяшеть», «бо», «паки», «сиречь» … - и будьте любезны, принимать к «научному» изучению очередную «летопись».
- Как звали то бишь вашего холопа-лудильщика?
- Данила…
- И что он только паял и лудил? А еще чего делал?
- Ножи точил…
- Во! Пущай летопись зовется - «Словом Даниила Заточника»!
И если ни единый ученый муж при исследовании этих творений не задал вопрос по поводу начала промышленной добычи олова, изготовления первых «серебряных органов» в мире, не подсчитал чис-ло шкур для производства пергамента, чтобы выработать столь «изячный штиль» (XII век!!!), то чего уж требовать от них понимания и таких «летописных» строк:
«…Оженися Святослав Ольговицъ в Новегороде и венцяся своими попы у Святого Николы…»
«…Сторожевъ же те слушахуть его и чъстяхуть его, и где послашеть кого – бесъ пря творяхуть повеленное им. Попа же бяшеть привелъ из Руси к собе со святою службою, не ведяшеть бо божия промысла, но творяшеться тамо долъго быти…»
Первая фраза – это, по утверждению В.А. Чивилихина, сведения из «1-ой Новгородской летописи», будто бы за 1136 год где, сами понимаете, все даты приведены без всяких индиктов и кругов. В этой летописи по его словам подтверждается происхождение «Слова» в «северских» землях, где родился от местного Святослава (попы-то свои) и матери-«новгородки» князь Игорь.
А второй отрывок уже фрагмент из знакомой нам Летописной Повести. Как видите, Игорь являлся большим любителем совершать всякие разные походы. И если первый – нападение с целью грабежа собственного свата закончился неудачей и пленом, то уже второй – поход из бескрайней половецкой степи (куда Игорь шел 16 дней) на родину, счастливо завершился доставкой тоже своего собственно-го попа в расположение половцев. А позже наш герой совершил еще один поход уже по наущению некого «полочина Лавора», который ему сказал: « А пойду с тобой в Русь!». А Игорь подумал-подумал да и ответил: «А пойдем!». И они «подняли стену в юрте» и ушли «в Русь», оставив этого самого своего попа в полное распоряжение диким половцам, распивающим кумыс.
Поэтому, глядя на все эти научные изучения и трактовки всяких разных текстов «мы не можем не представить ничего невозможного» и по отношению к «Слову». Каким «путешествие Всеслава» привиделось Д.С. Лихачеву, было показано в предыдущей главе, а вот еще два примера, которые так же комментирует академик.
«Тогда въступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тьмою путь за-ступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди; свист зверин въста; збися Див, кличет верху древа — велит послушати земли незнаеме, Волзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тьмутораканьскый болван! А половци неготовами дорогами побегоша к Дону велико¬му; крычат теле-гы полунощы, рци лебеди роспужени».
***
«…На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Руской земли прострошася половци, аки пардуже гнез-до. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже вержеся Дивь на землю се бо гот-скыя красныя девы воспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом; поют время Бусово, ле-леют месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселия».
Текст по И.П. Еремину.
«Тогда (после встречи со Всеволодом) вступил Игорь-князь в золотое стремя (выступил в поход) и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою (затмения) путь заграждало (предвещая опасность); ночь, стонущи ему грозой, птиц пробудила (как бы стараясь предупредить его); (злобный) свист звериный встал (свисть степных сверей – сусликов); всбился див (божество восточных народов), кличет на вершине дерева (предупреждая своих о походе русских), велит прислушаться (к походу русских) земле незнаемой (Половецкой степи), Волге и Поморию, и Посулию (пограничный с Русью земле по реке Суле), и Сурожу (в Крыму) и Корсуню (там же; иными словами – всем враждебным Руси юго-восточным странам), и тебе, Тмутороканский идол (идолу какого-то языческого бога, стоявшего близ Тмуторокани)! И (вот) половцы непроложенными дорогами (дорогами, заранее, как обычно перед походами, не «протеребленными», то есть в крайней спешке) побежали к Дону вели-кому (навстречу войску Игоря); кричат телеги (их) в полночи, словно лебеди распущенные…»
***
«На реке на Каяле (в месте поражения Игоря) тьма свет покрыла (темные силы одолели светлые); по Русской земле простерлись половцы, как выводок гепардов. Уже спустился позор на славу (позор поражения заслонил собою былую славу); уже ударило насилие (половецкое) на свободу (русских) уже бросился див на землю (Русскую). И вот готские красные девы запели на берегу синего моря: звоня русским золотом, воспевают (они) время Боза (антского князя, разбитого готским королем Винитаром), лелеют месть Шарукана (деда хана Кончака, разбитого Владимиром Мономахом). А мы уже, дружина, без веселия (осталась)».
«… в златъ стремень… - Золотыми или золочеными были только предметы княжеского обихода (княжеский шлем, княжеский стол, княжеское стремя, княжеское седло). «Слово» со свойственной этому произведению точностью применяет эпитет «золотой» только к вещам княжеского быта.
... свисът зверин въста… - Из зверей свистят только степные зверьки – байбаки и суслики. Зверьки эти обычно свистят, когда светло. Поэтому фраза «свисът зверин въста» означает, что наступило утро. Это поэтическое иносказание было вполне понятно для древнерусских читателей, знакомых с природой степи. Зачем понадобилось автору это поэтическое иносказание? Оно создает то настрое-ние неопределенной, но сильной тревоги, которой сопровождался поход Игоря. Степные звери, пти-цы в «Слове» то сочувствуют и тревожатся за русских, то грозят им, злобствуют.
… збися Див - кличет верху древа… - Слово «див» не получило общепринятого объяснения. большинство исследователей считает «дива» мифическим существом (чем-то вроде лешего или ве-щей птицы). В «Слове» «див» предупреждает враждебные Руси страны, это божество восточных на-родов, сочувствующее им, а не Руси.
… и Посулию, и Сурожу, и Корсуню… - Посулие – пограничная с Половецкой степью область по реке Суле (левый приток Днепра южнее Киева), Город Сурож – ныне Судак в Крыму, важный тор-говый центр. Корсунь – греческая колония Херсонес в Крыму (недалеко от ненешнего Севастополя)
… и тебе, тьмутораканьскый бълван…- Тмуторокань находилась в районе ненешней Тамани, на северном берегу Черного моря. Область эта в 10 веке известна по византийским историческим источ-никам под название Таматархи… Что такое «бълван»? По-видимому, это идол, столп, статуя. Около Тамани еще до самого 18 столетия стояли две огромные статуи божеств Сванерга и Астараты, воз-двигнутые в 3 веке до н.э. Возможно, что речь идет об одной из таких статуй.
… готския красныя дъвы въспеша на брезе синему морю, звоня рускым златомъ… - Готы жили в Крыму и частично около Тмутаракани. Поход Игоря был направлен к этой старой рус-ской Тмутаракани. Готы радуются победе половцев, с которыми они находились в торговых отноше-ниях, и звонят русским золото, награбленным половцами и доставшимся готам, очевидно, путем тор-говли. Готские красные девы звонят русским золотом, в то время как русские жены не могут «потре-пати» злата и сребра…
…поютъ время Бусово… - Бус – это, по-видимому, антский князь Бос, Боус или Бооз. Как расска-зывает римский историк Иордан, гот по происхождению, в 375 году н.э. готский король Винитар, внук Вультвульфа, победил антов (предков восточных славян – русских) и приказал распять на кресте короля антов Боза, его сыновеий и семьдесят знатных антов. Готские девы воспевают это время».
Д.С. Лихачев «Слово о полку Игореве». Москва. «Детская литература. 1975
На основании этих сведений В. Стеллецкий дает еще один вариант научных переводов:
Тогда вступил Игорь-князь в злат стремень, и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмой путь за-ступало, Ночь стонала ему грозой, птиц пробудила, рык звериный в стада их сбил. Див кличет с вершины древа – велит послушать земле незнаемой Волге, и Поморью, и Посулию, и Сурожу, и Кор-суню, и тебе, Тмутороканский истукан. А половцы неторными дорогами побежали к Дону великому, кричат телеги в полуночи, словно лебеди распуганные.
***
На реке на Каяле тьма свет покрыла; на русскую землю накинулись половцы словно выводок барсов. Уже пало Бесчестье на Славу, уже ударило Насилие на Воле, уже низринулся Див на Землю! Запели готские красавыцы-девы на берегу синего моря, звеня русским золотом; поют время Бусово, лелеют месть за беду Шаруканову. А уже мы, дружина, лишилась веселия.
Как видите, если от исследователя ускользает суть произведения, то неизбежно его труд превращает-ся в фантазию, сказку, пустопорожний треп. Див-леший, готские девы, Траян, злобные звери-суслики…, - и чем меньше ученый соприкасался с обычными жизненными проблемами: плавал на лодке, скакал на коне, ловил рыбу, ходил в лес, поле, строгал доски, колол дрова, - тем призрачней вероятность того, что им была создана не то что научная, а хотя бы не бредовая историческая карти-на. И никакие книги и библиотеки, будь в них протерты не одни штаны, никакие титулы и звания, не помогали преодолевать это дикое непролазное невежество. Напоминает это, как убеленный седина-ми творец с увлечением рассказывал о каком-нибудь устройстве, скажем электрогенераторе. Приво-дил примеры нетривиальных конструкционных решений отдельных узлов, оперируя научными вы-кладками и расчетами. А на самом деле это был водяной насос или того хуже – творение художника модерниста, набравшего всякого барахла на свалке и изваявшего своей «шедевр». Но стоит лишь вникнуть в эту обычную дилетантскую суть события, и все объясняется само собой:
Когда Игорь, возглавив дружину, ехал по чистому полю навстречу судьбе,
Ему - и в ясный полдень солнце тьма закрывала;
И далеким ночным громом тревожили грозы;
И радостный птичий пересвист оборачивался гробовой тишиной.
Но зверьми восставшими (мятежниками) вздыбленний «Див», взывал с древка хоругви,
Призывал услышать о своих муках еще не ведавшие о том земли:
От Волги до Помория, от Сулы до Суры, от Херсона до самых твоих владений -
Тьмутороканский Идолище (предводитель мятежников – Исаак Ангел)!
А половцы нехожеными дорогами стекались и стекались к Дону Великому,
И даже по ночам их повозки скрипели, словно встревоженные лебеди.
***
На реке – Каяле, Тьма Свет покрыла.
И как стая хищников пронеслись половцы по ближним землям Руси.
Уже сковало Бесчестие Славу,
Уже захлестнуло Насилие Волю,
Уже с последним воином низвергнулся на землю Бог отеческий – «Див»!
Красные девы заголосили на берегах Синего моря,
И все кто звенел златом русским - проклинали время смутное,
Лелеяли месть Шарукани (название основной ставки половцев).
А уж мы, дружина, и подавно не веселы были!
Авторские варианты.
Оказывается, у Андроника на Руси были еще имена. Одно общеизвестное – Спас. А другое, подобное, надо полагать, - Див (дивный князь, дивный правитель)! И не те же ли лингвистические истоки поро-дили название - Диево Городище под Ярославлем? Т.е. не исходное ли это географическое место, где Андроник начинал свою княжескую деятельность на Руси? Становится очевидным, почему и ко-гда возникла традиция использовать лик Спаса Нерукотворного на хоругвях и знаменах в боевых операциях. Вполне очевидно, что начало этому, положено в неудачном Игоревом походе. Как можно было официальной науке не увидеть на протяжении двух веков столь очевидные факты, - уму не по-стижимо, тем более, если оглянуться вокруг то окажется, что многие уже пытались преодолеть не-знание, блуждая в потемках, и подходили вплотную к этой самой «сути». Примечательно, что чем не известней был автор, и чем его мнение дальше отстояло от официальной версии событий, тем ближе он временами оказывался к истине. Новиков, Карпунин, Мэй, Сулейменов…, сколько их было за две-сти лет, на которых маститые академики даже не удосужились обратить свои академические взоры? Этот поразительный научный провал официальной истории неосознанно и очень наглядно показан в книге Ю.В. Подлипчука:
«Но версия, согласно которой Див – некий покровитель русских, и в последнее время находит сто-ронников. Так Г. Карпунин, не упоминая имя И.Новикова, но воспользовавшись его аргументацией, убеждает читателя, что див – это устрашающее половцев изображение, но не на знамени (так у Новикова), а на верху скипетра. «…див пасет (оберегает) войско Игоря».
Не враждебен русским и «Див» в интерпретации О. Сулейменова. Свое понимание значения слова «дивъ» он основывает на прочтении фрагмента, в котором вновь говорится о «диве». О. Сулейменов читает этот фрагмент так: «уже върежеса дивъ на землю (се бог отский)», т.е. «это бог отцов». Иными словами: «Дивъ» - старое название русского бога»…
Многократно упоминается мифическое существо «Див» в списках «Задонщины», причем в ряде слу-чаев повторяется ситуация «Слова». Очевидно, что «Диво» - это то же самое, что и «Див» в «Сло-ве. Когда запели птицы жалостливые песни, ибо полегли русские в битве, грозно кличет Диво – «А уж Диво кличетъ под саблями татарскими»? И.А. Новиков считает, что, как и в «Слове», «Диво» («Див») не какой-либо таинственный враг русских и уж конечно, не татарин: это зарубили татары русское знамя с изображением «Дива» (по его версии – Архангела Михаила – авт.)».
Не менее показательно и исследование исторических фактов связанных со «Словом», самого Ю.В. Подлипчука, как впрочем, и В.А.Чивилихина. Безграничный объем информации приведенной и рассмотренной в их работах, по-видимому, ими же совершенно не понят. Про Чивилихина было ска-зано ранее, у Подлипчука наблюдается то же самое. Да, «знающие люди» и официальная наука на всех надвинула такие плотные шоры, что даже добросовестные исследователи уподобляются слепым на картине Питера Брейгеля. И ведь Подлипчук мог бы догадаться, что походы русских дружин сов-падают и по времени и географически с крестовыми походами, которых насчитывается именно четы-ре. Первый – бой с войском Олега Гореславича на Каяле. Второй – возведение Андроника на царский престол. Третий – поход Игоря, ну и четвертый, который завершится в1204 году разгромом Трояни и взятием Константинополя, вернее, Тьмуторокани.
«…Еще от Карамзина идет предположение, что фраза «…стреляеши съ отня злата стола Салтана за землями» намекает на участие галичан в третьем крестовом походе на турок. Эту версию окончательно утвердил в 1844 г. Д. Дубенский. Но, хотя эта версия получила широкое призна-ние, считать ее убедительной не приходится. Третий крестовый поход состоялся в 1189 г, т.е. после смерти Ярослава. Летописи о походе сообщают под 1190 годом, что царь немецкий со своей землей пошел биться за Гроб Господень. Об участии галичан абсолютно никаких сведений нет».
Да не намекает, а подтверждает! Только не в третьем походе, а во втором, когда дед Андроника, Яро-слав, пришел в Тьмуторокань вместе с другими русскими князьями в 1182 - 83 гг, чтобы помочь внуку стать императором. Оказывается, поход вовсе не был бескровным ( «… стреляшь с отнятого злата – стола Салтана за землями …») и точка в споре была поставлена стрелой, пущенной в какого-то неуступчивого Салтана, т.е. византийского вельможу. Проглядывает так же и рука «знающих людей» или Шлецера. Ну почему бы не принизить Русь, в очередной раз обрисовав русских князей как свору грызущихся псов, лукаво забыть про: «немцев», «мораву», «венецев», «грецев», подобострастно сла-вящих Святослава в его гриднице после удачного похода на Тьмуторокань и, под шумок, не предста-вить «немецкого царя» в облике благородного рыцаря, совершающего священный подвиг: освобож-дение Гроба Господа? Какие еще галичане? Пускай они лучше вступают в коалиции с кем угодно против то ли Киева, то ли Венгрии (так об этом пишет Гумилев). Пусть бегают в Таманскую Тмута-ракань, воюя со всяким сбродом, вроде диких «половцев», из-за доступа к грязевому источнику. И готовятся к приходу «монголов», которые стройными рядами уже несколько лет кряду маршируют по непроходимой тайге с берегов Тихого океана и должны вот-вот придти на берега Калки, которую, так же как и Каялу, господа историки не могут обнаружить ни на одной карте до сих пор.
Сюурлий?... Сюрулий?
Вначале планировалось завершить данные дилетантские изыскания автора упомянутым вначале гла-вы «Делом» - перечислением всех подтасовок, переименований и прочих преступлений деятелей прошлого, кто создавал лживую историю России, но материал оказался настолько обширен, что на это потребовалось бы еще десяток глав. Логично было бы разнести эти фальсификаторские деяния на несколько периодов. Первых Романовых; времена Петра – Екатерины II; XIX века и после написания истории Карамзина. При этом исследования самой поэмы невольно бы отодвигалось на задний план. Поэтому отложим данное благородное занятие поиска Правды на будущее, и ограничимся лишь упо-минанием о подмене Тьмуторокани – Тмутараканью, Нова Града в Ярославле – Новгородом на Вол-хове, древнерусского Вщижа на Новгород Северский, а завершим этот труд другим «Делом». - Попы-таемся восстановить то, что осталось от «Слова» в том виде, в котором его увидели «знающие люди».
Еще в самом начале работы стало выясняться, что традиционная трактовка почти всех событий и об-лик многих персонажей поэмы абсолютно не соответствуют взглядам и откровениям древнего авто-ра. А это, как предполагалось, произошло по причине изощренной фальсификации текста при его переводе «знающими людьми» под зорким приглядом императрицы Екатерины, и тогда было решено сделать перестановку отдельных фрагментов объединенных одной общей идеей. Принесло это со-вершенно удивительные результаты. Сразу обозначилась последовательность событий, которые должен был описывать сказитель. При этом неожиданно открылась тайна «Всеслава», а затем про-яснилась и роль князя Олега «Гориславича» во всей истории. Рассказ древнего автора стал куда более последовательным и понятным. Поэтому было решено продолжить работу над текстом в подобном ключе. Предвидя возмущенные возгласы некоторых оппонентов, считающих недопустимой подоб-ные перестановки, можно сказать, что это не искажение текста автора, а совершенно необходимая попытка восстановить его замысел, тем более, что рядом можно всегда иметь базовый вариант пере-вода. Конечно, все перестановки должны быть осмысленными и иметь очень конкретную цель. Как говорят в точных науках, правильно поставленная задача - уже половина успеха в ее разрешении. Я и попытался это сделать, реализовав следующую логическую схему:
Во-первых, если «Слово» является поэтическим произведением (автор его неоднократно называет песнью), то оно должно состоять из более или менее равных по объемам частей. (Еще при оформле-нии первого варианта «Слова» ощущалась некая асимметрия текста, - словно куплеты в одной песне имели разный объем и построение.)
Во-вторых, каждая часть должна иметь одну главную тему, идею, событие.
В-третьих, повествование должно быть хронологически последовательным.
В-четвертых, необходимо установить логические разрывы в повествовании, и каким-либо спо-собом это отметить, например, многоточием: чтобы хотя бы предположить, чего же здесь не хватает.
В-пятых, попытаться обнаружить фрагменты, фразы или просто слова, которые вырываются из общего контекста, и найти им более подходящие места в общем массиве. Таких фраз выявилось несколько. Ну и, конечно, стараться делать это как можно более бережно.
Результат оказался просто ошеломительным, причем, перестановок делать почти и не пришлось. "Слово о полку Игореве» оказалось поэмой, состоящей из девяти фрагментов, повествующих об оп-ределенном событии или череде событий. Каждый последующий фрагмент был связан с предыдущим каким-либо конкретным понятием, именем или просто словом. Таким образом, все составные части оказались объединенными друг с другом этими словами, словно звеньями цепи, отдаленно напоминая венок сонетов. Случайно это могло быть два, три, четыре раза, но чтобы в девяти случаях!
Оценивая весь текст количественно, был получен следующий цифровой ряд: N = 17; 27; 17; 40; 31; 27; 42; 28; 37. Каждая двузначная цифра (N) соответствует числу полных строк в каждом фрагменте. (Эти значения были получены для одного конкретного формата и размера шрифта, и в последующих вариантах могут не соответствовать количеству строк в тексте, сохраняя, однако, его пропорции). При этом сразу бросается в глаза, что два из них значительно отличаются по величине, это первый и третий раздел. Можно предположить, что если из текста было что-либо изъято, то это должно быть именно здесь. Но, несмотря на возможные утери фраз и даже целых абзацев, «Слово» представляет собой совершеннейшее произведение, которое могло возникнуть только в обществе с высочайшим уровнем культуры. Попробуем провести несложные математические подсчеты, для того чтобы хотя бы приблизительно оценить размеры утраченного в поэме.
Общее число оставшихся полных строк составляет – 266;
Среднее число строк в каждом фрагменте (без учета 1-ой и 3-ей частей) – 33;
Полный объем условно неповрежденного текста в «Слове» (при наличии в поэме девяти частей), должен был бы тогда составлять – 33 х 9 = 297 или, округлив, – 300 строк.
Тогда можно предположить, используя очень грубую методику расчета, что из всего произведения пропало около 10% информации, - по 50% текста из его 1-го и 3-го фрагментов. Однако, в поэме могло быть и не девять, а больше, скажем, десять частей и одна из глав в которой, к примеру, расска-зывалось о свадьбе Исаака и Марии, рождении и взрослении Андроника и пр., была изъята полно-стью. Тогда уже размеры утраченного материала составят: 20% общих потерь, - по 50% в первой и третьей частях и одна из частей, скорее всего четвертая по счету, была потеряна полностью.
Эти на первый взгляд бессмысленные расчеты позволяют все-таки сделать очень важный позитив-ный вывод, который может подтвердить какой-нибудь продвинутый специалист, чья деятельность связана с радиоволнами. В этой области конкретных человеческих знаний существует теорема оте-чественного ученого-радиотехника В.А. Котельникова, которая гласит, что полную информацию в сообщении можно восстановить по ее дискретным значениям. Это означает, что даже если из какого-нибудь сообщения информация теряется, все равно сообщение может быть полностью восстановле-но, при условии, что объем потерь не превышает 30%. (Этот приблизительный порог был назван лектором курса «Техника СВЧ» прослушанный автором во время учебы в Вузе). Как видите, мы, вер-нее ОНИ – романовские фальсификаторы, этот барьер не преодолели, поэтому можно утверждать, что несмотря на то, что из «Слова» удалили неугодную информацию о русской истории, смысл по-эмы все равно может быть понят и даже может быть восстановлен сам текст. В этом нетрудно убе-диться, если обратиться к приложению. После того как смысл поэмы стал более-менее понятен, то рассказ древнего сказителя выглядит совсем по-другому.
У читателя может возникнуть вполне правомерный вопрос: почему же никто из многочисленных оте-чественных историков и литераторов то ли не смог, то ли не захотел понять и передать смысл велико-го древнерусского произведения, так полно талантливо и ярко отразившего облик минувшей и слав-ной эпохи? Неужели всего нескольких шулерских манипуляций с текстом было достаточно, чтобы укрыть пеленой густого тумана значительный временной интервал в нашей удивительной истории? И существуют ли еще какие-либо сведения о походе Игоря? Конечно, изъятого из текста фальсифика-торами полностью не восстановить, а теорема Котельникова, к сожалению, описывает лишь стати-стический процесс, когда информация утрачивается случайным образом. И структура оставшегося текста доказывает, что целые блоки исторической информации удалялись из поэмы сознательно и це-ленаправленно. – Там где просто рассказано о том, что Игорь и Всеволод сели на коней и отправи-лись в поход, все хранилось полностью, в отличие от повествования, противоречащего официальной истории. А это уже не статистика и не обычное старение страниц, букв и пр., а преступное деяние т.н. «знающих людей». Впрочем, кое-что могло и случайно сохраниться в произведениях того же Карам-зина или кого другого из его последователей. Подправив и переиначив бесценные строки и фразы из «Слова» они могли их использовать в своих собственных «научных» поделках, ибо уничтожить та-лантливые строки у них не поднялась рука. Так что нужно быть готовыми к тому, что кое-что все же можно будет возвратить на законное место в поэме, очистив от фальши.
Приложение
Слово о полку Игореве
(Авторская перекомпоновка текста )
Не лепо ли ны бяшет, брятие, начяти старыми словесы трудных по-вестий о полку *Игореве*, Игоря Святославлича! Начати же ся той *песни* по былинамь сего вре¬мени, а не по замышлению Бояню! Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мысию по древу, се-рым волком по земли, шизым орлом под облакы. Помняшеть бо речь первых времен усобице,— тогда пущашеть 10 соколовь на стадо лебе-дей; который дотечаше, та преди песньпояше старому Ярославу, хра¬брому Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы касожьскыми, крас-ному Романови Святославличю. Боян же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше, но своя вещиа персты на живая струны воскла-даше; они же сами князем славу рокотаху. )… Пети было песнь Игоре-ви, того внуку: «Не буря соколы занесе чрез поля широкая, галици ста-ды бежать к Дону велико¬му». Чи ли воспети было, вещей Бояне, Веле-совь внуче: «Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыеве. Тру¬бы тру-бять в Новеграде, стоять стязи в Путивле».
О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа пол¬кы ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая сла-вы оба полы сего времени, рища в тропу *Трояню* чрес поля на горы… ( ? )
***
Были вечи *Трояни*, минула лета Ярославля; были пол¬ци Олговы, Ольга Святославличя. Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше; ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане,- той же звон слы-ша давный великый Ярославль сын Всеволод, а Владимир по вся утра уши закладаше в Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на суд при-веде и на ковыле зелену паполому постла за обиду Олгову,- храбра и млада князя. … отня злата стола и своя милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая! …С тоя же Каялы Святополкь полелея отца сво¬его между угорьскими иноходьцы ко святей Софии к Киеву. Тогда при Ол-зе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веди человекомь скратишась. Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, но часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие. То было в ты рати и в ты полкы, а сицеи рати не слышано.
Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пу¬стыни силу при-крыла. Въстала обида в силах Даждьбо¬жа внука, …За ним кликну кар-на, и жля поскочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе … Ольгова Коганя …хоти … упуди жирня времена. Усобица князем на по-ганыя погыбе, рекоста бо брат брату: «Се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» молвити, а сами на себе крамолу кова-ти. А поганыя с всех стран прихождаху с победами на землю Рускую.
А въстона бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми. Тоска раз-лияся по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи. А князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами, победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле от двора.
Ярославли и вси внуце *Всеславли*! Уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени — уже бо выскочисте из дедней славе. Вы бо своими крамолами начнете наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь все славлю. Ко¬торою бо беше насилие от земли Половецкыи».
***
На седьмом веце Трояни връже *Всеслав* жребий о девицю себе любу. Той клюками подпръся, оконися и ска¬чи к граду Кыеву, и дотчеся стру-жием злата стола Киевскаго. Скочи от них лютым зверем в полночи из Белаграда, обесися сине мыгле; утръ же с вознзи с три кусы, оттвори врата Новуграду, разшибе славу Ярославу … ско¬чи волком до Немиги с Дудуток. На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровави брезе не боло-гом бяхуть посеяни — посеяни костьми руских сынов. Всеслав князь лю-дем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур(ска?),… вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону плещучи,… Тмутороканя великому Хорсови волком путь прерыскаше. Тому в Полот-ске позвониша заутренюю рано у святыя Софеи в колоколы, а он в Кыеве звон слыша. Аще и веща душа в дерзе теле, но часто беды страдаше. Тому вещей Боян и первое припевку, смысленый, рече: «Ни хытру, ни го-разду, ни пытьцю горазду суда божиа не минути»…
О, стонати Руской земли, помянувше первую годину и первых князей! Того старого *Владимира* нельзе ба пригвоздити к горам киевским! Сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы, но розно ся им хобо-ты пашут, копиа поют
***
Почнем же, братие, повесть сию от стараго *Владимера* до ныняшне-го Игоря, иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужеством, наполнився ратнаго духа, наведе своя храбрыя полкы на землю Половецькую за землю Руськую.
Игорь ждет мила брата Всеволода. И рече ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый ты, Игорю! Оба есве Святославличя. Сед-лай, брате, свои борзыи ко¬мони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А мои ти куряни — сведоми кмети: под трубами повити, под шеломы възлелеяны, конець копия въскормлени; пу¬ти имь ведоми, яругы имь знаеми, луци у них напряжени, тули отворени, сабли изострени; сами скачють, акы се¬рый волци в поле, ищучи себе чти, а князю сла-ве».
Тогда Игорь возре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты. И рече Игорь к дружине своей: «Братие и дружино! Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти. А всядем, братие, на свои борзыя ко-мо¬ни, да позрим синего Дону!» Спала князю умь похоть, и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго. «Хощу бо,- рече,- копие приломити конець поля половецкаго с вами, русици! Хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону».
Тогда въступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди; свист зверин въста; збися Див, кличет верху древа — велит послу-шати земли незнаеме, Волзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Кор-суню, и тебе, тьмутораканьскый болван! А половци неготовами дорога-ми побегоша к Дону велико¬му; крычат телегы полунощы, рци лебеди роспужени .
Игорь к Дону вой ведет. Уже бо беды его пасет птиць по дубию, волци грозу въсрожат по яругам; орли клекотом на кости звери зовут; лисици брешут на червленыя щиты. О Руская земле, уже за шеломянем еси!
Долго ночь меркнет. Заря свет запала, мгла поля по¬крыла ; щекот славий успе, говор галичь убудиси. Ру¬сичи великая поля черлеными щи-ты прегородиша, ищу¬чи себе чти, а князю славы.
С зарания в пяток потопташа поганыя полкы половецкыя и, рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а с ними зла-то, и паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотом и грязивым местом — и всякыми узо-рочьи половецкыми. Черлен стяг, бела хорюговь, черлена чолка, сребре-но стружие — храброму Святославличю!
Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо. Далече за¬летело! Не было оно обиде порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, по-ганый половчине! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след править к *Дону великому*.
***
Другаго дни велми рано кровавый зори свет поведа¬ют; черныя тучя с моря идут, хотят прикрыта 4 солнца, а в них трепещуть синии молнии. Быти грому великому! Идти дождю стрелами с *Дону великаго*! Ту ся копи-ем приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великаго. О Руская зем¬ле, уже за шеломянем еси!
Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы. Земля тутнет, рекы мутно текуть; пороси поля прикрывают; стязи глаголют — половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран Рускыя пол¬кы оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии ру-сици преградиша черлеными щиты.
Яр туре Всеволоде! Стоиши на борони, прыщеши на вой стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными. Камо, тур, поскочяше, своим златым шеломом посвечи¬вая, тамо лежат поганыя головы половецкыя. Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя от тебе, яр туре Всеволоде! Кая рана дорога, братие, забыв чти, и живота, и града Чер-нигова, …
С зараниа дс вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, грим-лют сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле незнаеме, сре-ди земли Половецкыи. Чер¬на земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Руской земли.
Что ми шумить, что ми звенить далече рано пред зорями? Игорь пол-кы заворочает: жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася другый; третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пир докоичаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить тра¬ва жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось.
О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А Игорева храбраго полку не кресити!… Жены руския *въсплакашась, аркучи*: «Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслите, ни думою сдумати, ни очима съгляда-ти, а злата и сребра ни мало того потрепати!»
***
На Дунай Ярославнын глас ся слышит, зегзицею не¬знаема рано *кы-четь*: «Полечю — рече — зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце; утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле».
Ярославна рано *плачет* в Путивле на забрале, аркучи: «О, ветре, вет-рило! Чему, господине, насильно ули! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бя-шет горе ' под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, гос¬подине, мое веселие по ковыляю развея?»
Ярославна рано *плачеть* Путивлю городу на забороле, аркучи: «О, Дне-пре Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославли носады до полку Кобякова. Возлелей, госпо¬дине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море ра-но!»
Ярославна рано *плачет* в Путивле на забрале, арку¬чи: «Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, про-стре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводне жаждею имь лу-чи съпряже, тугою им тулии затче?»
Тии бо два храбрая Святославлича, Игорь и Всево¬лод, уже лжу убу-диста, которую то бяше успил отец их Святославь грозный великый Киев-скый грозою: бяшеть притрепетал своими сильными полкы и харалуж-ными ме¬чи; наступи на землю Половецкую; притопта холми и яругы; взмути реки и озеры; иссуши потоки и болота; а поганаго Кобяка из луку моря от железных великих полков половецких, яко вихр, выторже,— и падеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святославли. Ту немци и ве-недици, ту греци и морава поют славу *Святославлю*, кають князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы- рекы половецкия, рускаго злата насы-паша. Ту Игорь князь выседе из седла злата, а в седло кощиево. Уны-ша об градом забралы, а веселие пониче.
***
А *Святославь* мутен сон виде в Киеве на горах. «Си ночь, с вечера, одевахуть мя- рече- черною паполомою на кроваты тисове; черпахуть ми синее вино, с трудомь смешено; сыпахуть ми тощими тулы поганых толковин великый женчюгь на лоно и неговахуть мя. Уже доскы без кне-са в моем тереме златоверсем; всю нощь с вечера босуви врани въз-граяху у Плеснеска на болони, беша дебрь Кисаню и несошлю к си-нему морю».
И ркоша бояре князю: «Уже, княже, туга умь поло¬нила: се бо два со-кола слетеста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону. Уже соколома крильца припешали поганых саб¬лями, а самаю опуташа в путины железны. Темно бо бе в 3 день: два солнца померкоста, оба багряная столпа погасоста и с ними мо-лодая месяца, Олег и Святослав, тьмою ся поволокоста и в море погру-зиста, и великое буйство подаста хинови. На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Руской земли прострошася половци, аки пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже вержеся Дивь на землю се бог от с кыя. Красныя девы воспеша на брезе сине-му морю, звоня рускым златом; поют время Бусово, лелеют месть Ша-роканю. А мы уже, дружина, жадни веселия».
Тогда великий Святослав изрони злато слово, с сле¬зами смешено, и рече: «О, моя сыновчя, Игорю и Все¬володе! Рано еста начала Половец-кую землю мечи цвелити, а себе славы искати: но не честно одолеете, не чест¬но бо кровь поганую пролияете. Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе скована, а в буести закалена. Се ли створисте моей сребре-ней седине!
Но рекосте: «Мужаимеся сами, преднюю славу сами похитим, а зад-нюю си сами поделим!» А чи диво ся, братие, стару помолодити! Коли сокол в мытех бывает,— высоко птиц възбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но се зло: княже ми непособие — наниче ся годины обратиша. Се у Рим кричат под саблями половецкыми, а Володимир — под ра-нами. Туга и тоска сыну Глебову.
А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Ярослава с черниговьскими былями, с могуты, и с татраны, и с шельби-ры, и с топчакы, и с ревугы, и с ольберы: тии бо бес щитовь с засапож-никы кликом полкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу.
Уже бо Сула не течет сребреными струями к граду Переяславлю, и Двина болотом течет оным грозным полочаном под кликом поганых. Един же Изяслав, сын Ва¬сильков, позвони своими острыми мечи о шело-мы литов¬ский, притрепа славу деду своему Всеславу, а сам под черле-ными щиты на кроваве траве притрепан литовскыми мечи, и схоти ю на кровать и рек: «Дружину твою, княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша». Не бысть ту брата Брячяслава, ни другаго — *Всеволода*. Един же изрони жемчюжну душу из храбра тела чрес злато ожерелие. Унылы голоси, пониче веселие, трубы трубят городеньскии.»
***
«Великый княже *Всеволоде*! Не мыслию ти прелетети издалеча, отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти. Аже бы ты был, то была бы чага по ногате, а кощей по резане. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти — удалыми сыны Глебовы.
Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли вой злачены¬ми шеломы по крови плаваша? Не ваю ли храбрая дру¬жина рыкают, акы тури, ранены саб-лями калеными, на поле незнаеме! Вступита, господина, в злат 7 стре-мень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!
Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златоко-ваннем столе, подпер горы угорскыи своими железными полки, засту-пив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата, стреляеши с отня злата стола салтани за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Свя-тославлича!
А ты, буй Романе, и Мстиславе! Храбрая мысль носит ваш ум на дело. Высоко плаваеши на дело в буести, яко сокол, на ветрех ширяяся, хотя птицю в буйстве одолети. Суть бо у ваю железный папорзи под шеломы латински¬ми: теми тресну земля, и многи страны — Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела и Половци — сулици своя повергоша , а главы своя подкло-ниша под тыи мечи харалужныи. Но уже, княже, Игорю утрпе солнцю свет, а древо не бологом листвие срони — по Роси и по Сули гради по-делиша. А Игорева храбраго полку не кресити. Дон ти, княже, кличет и зоветь князи на победу. Олговичи, храб¬рый князи, доспели на брань.
Ингварь и Всеволод и вси три Мстиславичн, не худа гнезда шестокрил-ци! Не победными жребии собе власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и сулицы ляцкии и щиты! Загородите полю ворота своими ост-рыми стре¬лами за землю Рускую, за раны *Игоревы*, буего Свято¬славлича!»
***
Прысну море полунощи; идут сморци мылами. Игореви князю бог путь кажет из земли Половецкой на землю Рускую, к огню злату столу. Пега-соша вечеру зари. *Игорь* спит, Игорь бдит, Игорь мыслию поля мерит от великаго Дону до малаго Донца. Комонь в полуночи. Овлур свисну за рекою; велить князю разумети. Князю Игорю не быть! Кликну; стукну зем-ля, въшуме трава, вежи ся половецкий подзизашася. А Игорь князь поско-чи горнастаем к тростию и белым гоголем на воду. Въвержеся на борз комонь и скочи с него босым волком. И потече к лу¬гу Донца и полете соколом под мылами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли Игорь соколом полете, тогда Влур волком потече, труся собою сту-деную росу; преторгоста бо своя борзая комоня.
Донец рече: «Княже Игорю! Не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли веселиа!» Игорь рече: «О, Донче! Не мало ти величия, ле-леявшу князя на вол¬нах, стлазшу ему зелену траву на своих сребреных брезех, одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу; стре-жаше его гоголем на воде, чайцами на стру¬ях, чернядьми на ветрех». Не тако ли — рече — река Стугна; худу струю имея, пожръши чужи ру-чьи и стругы ростре на кусту, уношу князю Ростиславу затвори Днепрь темне березе. Плачется мати Ростиславля по уноши князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и дре¬во с тугою к земли преклонилося .
А не сорокы втроскоташа — на следу Игореве ездит Гзак с Кончаком. Тогда врани не граяхуть, галици помолкоша, сорокы не троскоташа, по-лозие ползоша толь¬ко. Дятлов тектом путь к реце кажут, соловии весе-лыми песьми свет поведают. Молвит Гзак Кончакови: «Аже сокол к гнезду летит, соколича ростреляеве своими зла¬чеными стрелами». Рече Кончак ко Гзе: «Аже сокол к гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною диви-цею». И рече Гзак к Кончакови: «Аще его опутаеве красною девицею, ни нама будет сокольца, ни нама красны деви¬це, то почнут наю птици би-ти в поле Половецком».
Рек Боян и ходы на Святославля песнотворца стараго времени Яро-славля: «Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы» — Рус-кой земли без Игоря. Солнце светится на небесе — Игорь князь в Руской земли. Девици поют на Дунаи, вьются голоси чрез море до Киева. Игорь едет по Боричеву к святей богородици Пирогощей. Страны ради, гра-ди весели.
Певше *песнь* старым князем, а потом молодым пети. Слава *Игорю* Святославличю, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя полки. Князем слава а дружине! Аминь.
Примечание. Старорусский текст поэмы приводится по изданию под редакцией И.П. Еремина. В тек-сте «Слова» возможны некоторые опечатки и разночтения с оригиналом из-за того, что при сканиро-вании использовалась компьютерная программа распознавания текста. За данные возможные техни-ческие и непреднамеренные огрехи автор просит прощения у внимательных читателей.