Когда восторженным юнцом я появился в стенах родного училища имени Римского-Корсакова, они были для меня овеяны ореолом легенд и священных мифов, связанных с именами людей, в этих стенах учившихся, творивших и преподававших прежде. Среди имён было три, отношение к которым, хотя все трое на тот момент жили и здравствовали, было у меня примерно таким же, как у набожного античного грека к богам обитателям Пантеона. Я вздрагивал и робел при одной мысли, что стопа этих троих касалась широких ступеней лестницы, голос вещающий звучал в аудиториях, а пальцы рук касались тех же клавиш, по которым скольжу и я. Через них училище для меня в прямом смысле уподоблялось храму, в котором я лишь маленький прихожанин. Имена этих трёх великих богов для меня - Галина Ивановна Уствольская, Борис Иванович Тищенко и Адам Соломонович Стратиевский. Через своих старших товарищей Андрея Фролова и Владимира Радченкова я соприкоснулся с их педагогическим наследием, и величайшим счастьем для меня спустя несколько лет стало попасть в консерваторский класс к Борису Ивановичу. С Галиной Ивановной лично мне так и не довелось пообщаться, и она осталась в моей памяти тем же юношеским образом полубогини с Олимпа, каким вошла в моё сознание. А встреча с Адамом Соломоновичем произошла уже в послеконсерваторские годы. Последним из Великих Учителей он вошёл в мою жизнь. И так распорядилась судьба, что последним из троих он и оставил этот мир.
Прежде всего для меня оказалась открытием в этом человеке его завораживающая простота. В нём напрочь не было ничего от недосягаемого олимпийца. Живость суждений, обаятельная открытость и столь непривычная для многих из нас, воспитанных в системе строгой иерархии, непринуждённость в общении - всё это сразу располагало к себе, снимая барьеры робости. А барьеров не могло не быть, если только на миг вспомнишь вдруг кажущуюся по сей день для меня недосягаемой глубину энциклопедических знаний и широту взглядов этого человека. Не было ни одной темы для беседы, в которой Адам Соломонович не демонстрировал бы прекрасной осведомлённости, наличия собственного - всегда чётко аргументированного - взгляда и обескураживающе яркой связки выводов. Мне посчастливилось общаться с несколькими энциклопедистами в своей жизни. Не забуду сильнейшего впечатления, которое произвёл на меня в юности академик астрофизик Николай Александрович Козырев. Помню граничащее с шоковым ощущение трепета перед познаниями в своей области музыковеда Михаила Сергеевича Заливадного, у которого наш курс учился в консерватории в течение года. Не мог я не подпасть под магнетизм, исходивший от Льва Николаевича Гумилёва, на чьих лекциях мне также посчастливилось побывать. На всю жизнь останутся со мной воспоминания от бесед с востоковедом Ниязом Гиясбейли, владевшим шестнадцатью языками... Но каждый из перечисленных людей был, если так можно выразиться, космичен в своей избранной области. Космос Стратиевского, на мой взгляд, был всеобъемлющ, мощной паутиной ассоциативных нитей покрывая, быть может, все области знания. Хотя мне это могло так только казаться. Ведь Её Величество Музыка занимала в этом космосе главенствующее место. Можно сказать, Адам Соломонович весь мир видел и осмысливал через музыку, находя в ней единые ключи от мироздания. И эту горячую любовь к искусству, это почитание Музыки как царицы искусств он умел передать собеседнику за несколько минут. И - о счастье! - искра, переданная им, более не остывала. Может, потому в его биографию может оказаться вписанным такое несметное число тех, кто может назвать себя его учениками. Я ведь не учился у него. Его печальный исход из училища случился до моего появления в стенах на Матвеевом переулке. Но благодаря вросшему в эти стены мифу под названием "Адам Соломонович Стратиевский", благодаря тесному общению и дружбе с его учениками, подготовившему и наше с ним общение, я за несколько коротких встреч с этим удивительным человеком и себя могу скромно вписать под каким-нибудь десятитысячным номером в число его учеников. Всею совокупностью интеллектуальных и духовных качеств Адам Соломонович был Учителем милостью Божией.
Воистину счастлив тот, о ком при жизни ученики слагают байки и анекдоты, пишут песни и стихи. Не все учителя с хладнокровием относятся к такому расширению собственного поприща. Увы, часто попадание в фольклор анекдотов рассматривается педагогом чуть ли не как личная обида и вызывает преследования носителей этого фольклора. Но, во-первых, неужели история так и не научила за многие века тому, что преследовать фольклор также бессмысленно, как загонять воду в решето? А во-вторых, разве можно обижаться на такие тонкие перлы остроумия, как имевшая хождение шутка про Стратиевского, что "он был последним, кто помнил музыку от Адама до Арама"? Сколько существуют в человеческом обществе учительствование и ученичество (а они будут существовать всегда, ибо это одна из естественных и главнейших функций вида homo sapiens), столько и будут сочиняться легенды и анекдоты - учениками про учителей, а последними про учеников. И это так прекрасно! У меня нет уверенности в этом, но мне кажется, что в современном студенчестве ещё бродят ставшие абсолютно безличной мифологией истории про Адама Соломоновича. Разумеется, спроси любого из нынешних шестнадцатилетних, кто это такой, едва ли хоть один сможет ответить что-нибудь вразумительное. Но истории о том, как...
Впрочем, осекусь. Не пристало мне ни с того ни с сего становиться рупором фольклора студентов. Всё равно лучше Томаса Манна, описавшего в "Иосифе и его братьях" путь превращения истории в миф, я не напишу. Поэтому закончу своё маленькое эссе маленьким славословием в адрес Теоретико-Композиторского Отдела (ТКО), отмечающего 75-летний юбилей. В конце концов, если творческо-педагогическое подразделение прославленного училища способно порождать такие легенды, как легенда "Галина Уствольская", легенда "Борис Тищенко" и легенда "Адам Стратиевский", значит у этого подразделения, несмотря на уже почтенный по человеческим меркам возраст, есть будущее. И пускай в этом будущем будут появляться и прорастать новые легенды, возникать новые славные имена! Важно просто помнить, что, как в древе, взрастающем от корней к кроне, в этой плеяде новых имён будет частица, заложенная от могучих корней их предшественников, от учителей их учителей. И один из могучих корней прекрасного древа ТКО - Адам Соломонович Стратиевский.
Михаил Журавлёв, композитор и вечный ученик