Соседей по комнатному блоку звали Николай и Ирина Семёновы, обоим по 22 года, полюбили друг друга ещё со школы, вместе учились в одном классе, стойко перенесли жёсткое сопротивление родителей их браку, и вот, нашли выход — уехать от них.
Беспокойному малышу Игорьку исполнилось семь месяцев, часто плакал, но быстро успокаивался на руках Ларисы, которая наслаждалась сознанием, что скоро и сама будет так нянчится. Молодые быстро передружились, и, уходя на смену, Александр не переживал, что с Ларой что-то может случиться в мужском общежитии. Все парни на этаже, вроде бы, адекватные, не злые, понимающие чужое положение, но по-пьяни могли вломиться в комнату, с просьбой занять десятку до получки, но, встретив внушительную фигуру Александра, быстро ретировались:
— Всё-всё, начальник, я только проверил. Всё путём.
Снег падал, чуть ли не каждый день. Пуржило. Второй день по местному радио передавали обращение — помочь в расчистке. Мол, выходи и ищи к кому обратиться, чтобы дали лопату в руки. Переполненные автобусы едва протискивались к вставкам завода, некоторые беспомощно буксовали, и люди пешком добирались вдоль главного конвейера. К чугунолитейному производству подавалось намного меньше автобусов, и часто Александр шёл на южную сторону, чтобы быстрее добраться домой.
Для получения малосемейки нужно принести уйму справок, что последние пять лет не продавал дом, что не имеешь другой жилплощади, справку о составе семьи.
Единственным недостатком устройства блока было то, что у комнат отсутствовали двери. Для однородного состава проживающих — это было нормальным положением вещей, но двух семей, едва познакомившихся, — это несколько напрягало. Любой производимый шум в соседней комнате слышался довольно отчётливо, тем более ночью, и, как-то, когда девчонки ходили по магазинам, Коля смущённо спросил Сашу:
— Как это у тебя получается?
— Что? — не понял тот.
— Ну, — мялся парень. — Моя Иришка всё время молчит, а твоя поёт.
— Никогда не слышал, чтобы она пела, — недоумевал Саша. — И что же она поёт? Песни Пугачёвой, Ротару?
— Нет. Когда ты её… Ну, когда вы спите.
— А-а. Теперь ясно.
В самом деле, из соседней комнаты он с Ларой не слышал ни звука, а вот они производили много ритмичного шума, да и как без этого? И Лару поначалу это страшно нервировало, но чета Семёновых была настолько приятной и понятливой, что она перестала себя сдерживать.
— А как ты со своей? Извини, что спрашиваю, но ты первый начал.
— Ну, как все. Лёг на неё и…
— И всё?
— А что ещё надо?
— Да ты, парень, совсем тёмный. Тебе никто ничего не рассказывал?
— А кто мне мог что-то рассказать? У меня одна мать, у Ирины — отец. Не им же нас просвещать?
— Ты прав, — произнес Александр, только сейчас догадываясь, какую школу он в своё время прошёл с Марией. Не зря отец одаривал её подарками, чтобы была любезной с сыном. — Ты Ирину любишь?
— Конечно! И она меня.
— Ладно. Ты сам напросился.
Александр прочитал ему лекцию, как нужно обращаться с любимой. Коля даже рот раскрыл от удивления. С усилием проглотил комок в горле.
— И это ей приятно?
— Ну, ты же сам слышал. Как думаешь, ей было приятно?
Коля кивнул.
— Но это же…
— Ты хочешь сказать, извращения?
— Да, всеми осуждается.
— А кому, какое дело, что ты делаешь с женой?! Если ей приятно, то почему бы и не сделать? В свою очередь, и она тебе доставит удовольствие. Вы же любите друг друга? И ты бы не узнал, что я делаю со своей женой, если бы не спросил. Они же такие лапули! Делай с нею то, что ты хочешь сделать, о чём мечтаешь. В любви нет ничего постыдного. Не будь ханжой. Это старые девы только и знают, что охают: Что за молодёжь?! Стыда не знают. В каких юбках ходят! В каких им нравится, в таких и ходят. Пусть кровать ходуном ходит. Ставь в любую позу.
— Но это… будет слишком слышно.
— И что? Ты услышал и позавидовал, не так ли? Пусть все завидуют вашей любви! Я тебя пойму, и Ларка тоже, порадуемся за вас.
В эту же ночь Александр услышал плоды своей лекции: сначала чуть сдержанные стоны страсти, потом всхлипывание, будто Иринка плакала, но знал — это слёзы удовольствия. И это всё было так заразительно, что он, решивший отдохнуть, не сдержался, начал ласкать Ларису, которая понимающе прильнула к нему. Чёрт возьми! В этом промискуитете есть что-то привлекательное.
И на следующую ночь Семёновы не успокоились, а они лишь последовали их примеру. Ирина настолько освоилась, что её крики едва ли не были громче Ларискиных. На пятый день марафона Лара, улыбнувшись, тихо прошептала Саше на ухо:
— Ирина просила передать благодарность за то, что научил Колю своему искусству. Я раньше думала, что все это умеют, но Юрию Александровичу далеко до тебя, мать больше не поёт. Теперь я пою её песни. Это так здорово! Ты мой самый любимый. Как же хорошо быть с тобой! Мне здесь очень нравится. Я начинаю жалеть Риту, она ведь тоже любит тебя. Мы обе тебя полюбили ещё тогда, когда услышали, как поёт мама.
В воскресный день, Александр, нагруженный сумками с продуктами, случайно встретился в коридоре с воспитательницей Василисой Сергеевной.
— Саша, ты не смог бы через полчаса заглянуть в наш холл? — попросила она.
— Что-нибудь случилось?
— Нет-нет! Просто поговорить с тобой нужно.
— Хорошо, Василиса Сергеевна, через полчаса буду в холле, — ответил Саша, но некоторая тревога всё же поселилась в душе, что ещё придумает? Или Лариска наследила, говорил же ей, чтобы часто не высовывалась.
Дома он выложил покупки на стол, разложил по своим шкафам, которых вполне хватало на две семьи. Вот только одежду некуда повесить. Да и то, внизу есть два гардероба, но они работают только днём, в двадцать часов гардеробщицы уходят домой.
— Лара, ты с воспитательницей Василисой Сергеевной уже познакомилась?
— Да. Как-то она меня встретила в коридоре, и мы немного поговорили.
— О чём?
— Обо всем понемногу. Приятная женщина. Как она здесь не боится работать? А почему ты о ней спрашиваешь? Ты в неё влюбился?
— Не говори глупостей. По-твоему я должен влюбляться во всех красивых женщин?
— Ну, она так хорошо о тебе отзывалась. Рассказывала, как ты ей помогаешь. Сказала, что ей сразу стало спокойнее, когда ты здесь поселился. Умеешь же ты обвораживать женщин. А кто у неё муж?
— Не знаю. Неудобно расспрашивать женщину о таких вещах, повода не было. Я на некоторое время отлучусь. Вечером в кино пойдём.
Василиса Сергеевна уже стояла в холле и разговаривала с каким-то мужчиной, завидев Александра, махнула на свободные кресла, мол, присаживайся, я скоро освобожусь, так он её понял, и занял кресло лицом к людям. Как-то он читал, что это самая благоприятная позиция, идущая с древних времён, никто сзади внезапно не нападёт.
Возле включённого телевизора сидели два парня. Краем уха услышал решительные слова Горбачёва: "Что же касается продовольственной проблемы, то нам ее надо основательно сдвинуть с места. Мы очень долгое время топтались, буквально застряли в этих делах. Вся «Одиннадцатая пятилетка» пробуксовывала. Буксовать мы начали с 1972 года, особенно с 1975, когда сбросили большое поголовье скота, и — вплоть до майского (1982 Г.) Пленума".
Хорошее пожелание. Наконец-то во власть пришёл достойный человек, Андропов не успел ничего сделать? Почему же они сразу Горбачёва не назначили? Сколько времени потеряли?!
Василиса Сергеевна села напротив, и снова он поразился, с каким достоинством она держится, спина прямая, кокетливый разноцветный шарфик вокруг шеи. Губы, если и накрашены, то бесцветной помадой, и это тоже приятно, ненавидел ярко накрашенные губы. И Марии в своё время не разрешал красить, мол, читал, что помаду делают из крысиного жира, неприятно целовать, и та послушалась, после того дня вообще перестала пользоваться помадой, и нисколько не потеряла в своей привлекательности.
— Саша, у Вас очаровательная жена.
— Спасибо, Василиса Сергеевна, — ответил он, не понимая, к чему такая прелюдия насчёт жены.
— И в некоторой степени я Вас понимаю. Даже не знаю, как сказать? Это столь щекотливая тема.
— Мы чем-то провинились?
— Нет-нет. Хотя, в некоторой степени, да. Как и Ваша вторая пара. Но до Вашего приезда никаких жалоб не поступало, они были очень тихими, их не было слышно. Никаких нареканий! Да! Ваши соседи по обеим сторонам жалуются, что Ваши жёны стонут. Что вы с ними делаете, тем более ночью, когда все звуки так хорошо разносятся в тишине?
— Василиса Сергеевна, Вы никогда не стонали? Извините за нескромный вопрос. Они у нас ещё плачут, поют. Это всё неконтролируемые эмоции.
Сашу несколько забавлял этот забавный разговор с красивой женщиной на столь несерьёзную и довольно щекотливую тему. Василиса Сергеевна некоторое время думала, лишь смотрела на него, потом неохотно сказала:
— Я, как-то могу это понять. Но это мужское общежитие, и ваши ночные стоны ребят слишком возбуждают. Думаю, Саша, если бы не Ваша комплекция, они могли ворваться к вам и изнасиловать ваших жён. Они такие прелестные у вас, особенно Ваша Лариса, такая юная. Сколько ей лет?
— В январе восемнадцать исполнилось.
— А выглядит очень юно. Да, есть такие женщины, до старости великолепно смотрятся.
— Вы, Василиса Сергеевна, тоже очаровательны. Если бы я не был женат, обязательно отбил бы у Вашего мужа.
— Отбивать нет необходимости. Мы разошлись. Но всё же, Саша, примите какие-то меры, чтобы хоть как-то успокоить ваших соседей. Ну, я не знаю… найдите какой-нибудь выход!
— Ах, Василиса Сергеевна, если бы Вы знали, какого удовольствия Вы нас лишаете! Это ведь так приятно, слышать пение своей возлюбленной!
— И, тем не менее. Я бы не хотела, чтобы эти слухи распространились по всему общежитию. Мы нарушили закон, пустив семейные пары в чисто мужское общежитие. А вдруг, когда вы будете на смене, эти озабоченные ворвутся к ним? Будет очень большой скандал, который мне совершенно не нужен. Я обязана пять лет здесь проработать, прежде чем мне дадут квартиру.
— Да, такой исход нельзя не исключать. Я предупрежу их, чтобы без нас закрывали дверь на замок. И насчёт стонов постараемся что-нибудь предпринять. Хотя и будет нелегко. Что ещё?
— Нет. Это всё. Вы свободны.
— До свидания, Василиса Сергеевна.
Александр рассказал об этом разговоре Николаю, и в этот вечер они не ласкали своих жён, быстро уснули. А на вторую и последующие ночи старались свести до минимума обоюдное пение. Жёны выразили некоторое недоумение, и им пришлось рассказать о состоявшемся разговоре. Интимная близость много теряла без полного раскрепощения. Контроль никому не нравится.
Укачивая сына, Ирина вдруг произнесла:
— Днем-то окружающий шум всё заглушает. Никто ничего не услышит. Кричи, не кричи.
— Верно, Ирка! Ну, ты и голова! — воскликнула Лариса, и посмотрела на мужа, который сказал:
— В этом что-то есть. Дневной свет очень сильно возбуждает. Вы будете орать.
— Нет. Мы вполголоса, правда, Ириша?
Та кивнула. Они переглянулись. Ирина сказала:
— Игорёк только что заснул. Я дверь закрою на ключ. Нас дома нет.
По очереди помылись в душе, и пришли к мужьям, которым на водные процедуры требовалось намного меньше времени. Действительно, при дневном свете интимная близость была вдвойне острой, красота обнажённого тела подхлёстывала эмоции и чувства, на подсознание действовало присутствие тысяч «голодных» самцов, которым, дай волю, превратятся в таких же самцов, терзающих женское тело. Девчонки рыдали от сдерживаемой страсти.
В последующее совместное чаепитие за столом Ирина, улыбаясь, сказала:
— А мне понравилось. Намного лучше, чем ночью.
Николай согласно покивал.
— Соседи шумнее нас ведут себя. То ли ругаются, то ли спорят.
— Телевизор смотрят, — добавил Саша. — Им не до нас.
С тех пор они так и поступали. Но смены у них не всегда совпадали. У Александра была трёхсменная работа, у Николая двухсменная. Иногда они неделями не виделись, лишь по воскресеньям. Да и то, они были связаны Игорьком, и Александр и Лара ходили на лыжную базу, брали лыжи напрокат и два часа бороздили лесные тропинки, уступая лыжню лихим спортсмена.
— Саша, как ты думаешь, у Ивана Сусанина были лыжи, когда он заводил поляков в чащобу?
— Он бы тогда легко убежал от них. У поляков-то лыж не было.
— Саша, как ты думаешь, у Ивана Сусанина были лыжи, когда он заводил поляков в чащобу?
— Он бы тогда легко убежал от них. У поляков-то лыж не было. А почему ты спросила?
— Не знаю. От этих сосен веет такой древностью, что кажется, будто вчера здесь проходил Стенька Разин со своим отрядом. Ярко представляю, как это было!
— Да ты у меня фантазёрка!
Однажды в будний день, когда Коля был на работе, Саша предупредил Ирину, что хочет поупражняться с Ларой. Та понятливо сказала:
— Мы с Игорьком вам не помешаем, на улице морозно, а то я бы пошла прогуляться.
— Ты нам не помеха.
Но присутствие за тонкой стеной скучающей молодой женщины и слышащей все их интимные звуки, несколько обострённо действовало на нервы. Александр невольно старался сделать так, чтобы Лара не смогла сдержать чувства, воздействовал почти на все эрогенные зоны — деревянная кровать ходила ходуном от её содроганий. В круглом зеркале, стоящим на тумбочке, Александр увидел Ирину, застывшую возле входной двери, оттуда ей было всё хорошо видно. Они встретились взглядами, но она не ушла, продолжала стоять, что привело Александра в особый раж, и в новое возбуждение. Он продемонстрировал всевозможные позы так, чтобы Лара не увидела застывшую в прихожей Ирину.
В заключение «оргии» благодарная Лара сделала минет, точнее, он сам настоял, чтобы Ирина и это видела, что и так тоже можно, ханжество советского воспитания давно сидело у него в печенках.
Когда Лара пошла в душ, он подошел к Ирине, которая кормила сына, и спросил:
— Что-нибудь новое увидела?
Ирина не смутилась, подняла на него затуманенный взгляд, и он понял, что только присутствие Лары в комнате мешает ей приблизиться к нему. Чуть хрипловатым голосом ответила:
— Всё было новое.
— Я же учил Колю, рассказывал.
— Это нужно видеть. И Коля так не сможет.
— Я могу тебя научить.
— При Ларисе?
— Нет. Вот этого не надо.
— Мы скоро получим малосемейку. Приходи в гости. Я буду рада.
Точно сказала. Не мы будем рады, а я. Весьма недвусмысленно.
Александр поспешил вернуться на свою половину, пока Лара не вышла из душевой. Стоило ей выйти, как он её сменил. Только здесь, в Тольятти, Саша полностью ощутил преимущества городской жизни, это же, какое благо, иметь возможность в любую минуту смыть с себя даже любовный пот!
Когда он вышел, Лара позвала:
— Саша, иди к нам чай пить с халвой и баранками.
— Пир на весь мир, — сказал он, присаживаясь за стол. — Жаль, Коли с нами нет. А вы до свадьбы уже жили?
— Только целовались.
— Что же мешало?
— Негде. В подъезде же не будешь? А дома всегда кто-то да присутствует.
— Да, тяжело вам пришлось.
— И не говори.
— Да, вдруг вспомнил анекдот. Ребята на смене рассказали. У Буша сто охранников. Один из них террорист. И Буш не знает, какой… У Миттерана сто любовниц. Одна из них больна СПИДом. И Миттеран не знает, какая… У Горбачева сто советников по экономике. Один из них — умный. И Горбачев не знает — какой?
— Мне он нравится, — сказала Ирина. — Правильные слова говорит.
— Чем только всё закончится?
— И как вы можете о политике говорить? — перебила Лара. — Нужно о любви.
— А зачем о ней говорить? Делать нужно, — произнес Александр.
— Что вы недавно и сделали, — ехидно заметила Ирина.
Лара чуть смутилась, бросила взгляд на Сашу, потом на соседку.
— Саша такой… красивый! Восхитительный!
— Верю. Своими ушами слышала.
Они посмеялись. Саша невозмутимо пил чай, думая над готовностью Ирины изменить с ним мужу. Вот тебе и любовь с детства. Интересно, Лариска будет изменять? Если надолго оставить одну, то — легко, слишком уж любит секс. Да и кто его не любит? Лишь словами ханжат. Проповеди читают со сцены.
Ирина сказала:
— Недавно по радио услышала. В Лондоне вор зашел в магазин самообслуживания, набрал полную корзину, подошел к кассе, дал десятифунтовую купюру и, когда кассирша открыла кассу, выхватил деньги из кассы на сумму четыре фунта и бросился бежать.
— Представляю его радость, когда рассмотрит приобретение, — добавила Лара.
— Так ему и надо. Не надо воровать.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2013/03/12/206