Сивкины думки

Светлана Климова
Вообще-то я белая, в яблоках. Была. Характером смирная и работящая, живу в деревне. Весной огороды пашу, летом на сенокосе тружусь, зимой мёрзну в дырявой конюшне. Хозяина своего не упрекаю. Беден он без постоянной работы, ничего не имеет окромя четверых ребятишек, да ветреной супруги. Меня почти не бьёт, кормить пытается, чем бог пошлёт. Бывает и солому приходится жевать, украденную мной же с колхозного поля. Не виновата я, хозяин ворует, а мне вывозить приходится ворованное. Иной раз  посыпка, а то и комбикорм перепадал после ночных рейдов. Вкус…до сих пор помню. Только давно это было, теперь в закромах – вошь на аркане и ту - не сыщешь.
 
По молодости водил он меня к жеребцу девять раз – сколько вытерпела. Раз привязал к забору в соседнем селе и забыл. Как нарочно:  прикандылял бродяга не подкованный, с репьём в гриве, с бельмом в глазу. Домогался. Не стерпела притязаний, так лягнула в живот, вся охота пропала у чужака. Бесправное моё существование, но изгаляться над собой не позволю!

Была и коровка в нашем захудалом хозяйстве, стояла рядышком. Да подохла то ли от болезни какой, то ли от голода зимой. Жаль бурёнку. Меня-то Сивкой зовут, а её кликали Зорькой.  Подружились мы с ней, стояли, перефыркивались, сено жевали, когда было. Её за сиськи хозяйка драла кажинные утро и вечер, а меня не трогали. Бывало пнут по крупу, да матюками обложат за то, что мало работаю, а много жру. Вот бы и мне вымя заиметь, чтоб молоко выдавать! Один навоз вырабатываю, да и то мало. По весне его и развожу по огородам. Телега старая, скрипучая, колёса отпадают, хомут жмёт, чересседельник давит, удила губы режут. Мне ещё повезло, видела  других горемык – колхозных лошадей, им и того хуже. Когда кто запряжёт. Тощие, рёбра видно и бьют их нещадно. Слышала, в городе у лошадей совсем другая жизнь.

У меня один хозяин, хорошо. Ну и выпьет когда, так что ж, простою голодная денёк. Иной раз вместе с хозяйкой в загул уходят, пьют эту жидкость из бутылок, орут, дерутся. Мне даже со двора слышно. А так ничего, жить можно. Тяну лямку, привычно. Вся деревня такая. Бывают дни: пьянствуют люди, не работают. Нам лошадям – тоже отдых. Не пьём мы эту гадость. Не дают.
Собаки, которые ещё живые, сгрызли моего жеребёнка, задохся при родах. Я одного кобеля, самого наглого  «приголубила» копытом. Тявкнул и сдох.
 
Неспокойно мне последнее время: мужик тихий стал, почти не пьёт. Хозяйка вчера сахар сунула, гладила задумчиво, Сивушкой-Ивушкой называла. У меня глаза затуманило, слеза выкатилась. Ночью сон снился: будто запрягли меня, а вместо дуги  - серебряная подкова, затем подкова превратилась в серебряные ворота-арку. Хозяин подстёгивает хлыстом, чтоб непременно промчалась сквозь них, если не успею, то замкнётся арка в кольцо. Я стараюсь – бегу, а она мчится вместе со мной…
 
 Летом хороша деревенская жизнь, если бы не пауты со слепнями, да жара. До крови кусают паскуды. Зато травы вволю, когда-никогда на речку сводят. Она у нас красивая, раньше  рыба водилась, кувшинки  цвели.  Зимой, хоть и холодно, но бегаешь, вкалываешь, согреваешься.  Самый сок осенью и ранней весной. Вот тут благодать! Про существование своё рассказала. Боль внутри печёт. Чую, недолго осталось. Авось, на днях копыта откину.
Хозяев жалко, как они без меня…