Любите поэтов Моисей Тейф

Леонид Словин
               
                Моисею Тейфу ( 1904  -1966 ) посвящается
               
ВОЗЛЕ БУЛОЧНОЙ НА УЛИЦЕ ГОРЬКОГО

Город пахнет свежестью
Ветреной и нежной,
Я иду по Горького
К площади Манежной

Кихэлэх и зэмэлэх
Я увидел в булочной
И стою растерянный
В суматохе уличной.

Все, все, все,
Все дети любят сладости.
Ради звонкой радости
В мирный вечер будничный
Кихэлэх и зэмэлэх
Покупайте в булочной!

Подбегает девочка,
Спрашивает тихо:
- Что такое зэмэлэх?
Что такое  кихэлэх?

Объясняю девочке
Этих слов значение:
Кихэлэх и зэмэлэх
Вкусное печенье.

И любил когда-то
Есть печенье это
Мальчик мой, сожженный
В гитлеровском гетто.

Все, все, все,
Все дети любят сладости.
Ради звонкой радости
В мирный вечер будничный
Кихэлэх и зэмэлэх
Покупайте в булочной!

Я стою, и слышится
Сына голос тихий:
- Ой, купи сегодня
Зэмэлэх и кихэлэх…

Где же ты, мой мальчик,
Сладкоежка, где ты?
Полыхают маки
Там, где было гетто.

Полыхают маки
На горячих землях…
Покупайте детям
Кихэлэх и зэмэлэх!

Все, все, все,
Все дети любят сладости.
Ради звонкой радости
В мирный вечер будничный
Кихэлэх и зэмэлэх
Покупайте в булочной!
 
Здесь и дальше переводы Юнны Мориц

               


              Биография поэта типична для многих тогдашних еврейских парней и девушек – выходцев из малоимущих семей западных областей России, восторженно приветствовавших новую власть.

             Молодые евреи бывшей черты оседлости впервые увидели возможность цивилизованно реализовать себя как граждане страны, в которой у их родителей было одно право – право на прозябание.

             Ветер перемен пронесся по еврейским местечкам, по закоулкам городков и городским окраинам. Освобождение и всеобщее братство всегда импонировало еврейским сердцам. Революция несла с собой надежду на новую жизнью. Преобразования обещали в совсем недалеком будущем создание справедливого общества на одной шестой части суши.

              Рабочий минской обувной фабрики, выходец из самой гущи городской бедноты, пятнадцатилетним пареньком Мойше Тейф стихами приветствовал вступление в Минск частей Красной армии, прогнавшей из города «белополяков».

             Уже в первых стихах поэта слышался здоровый кураж юности, завораживающая раскованность как замена вековой еврейской национальной закомплексованности и зажатости, сознание собственной полноценности и значимости. Чувство локтя с незнакомыми, но такими же крепкими «братьями по классу» - независимо от их национальности и цвета кожи – вот что сразу выделило молодого рабочего поэта.

             Лишь потом привкус невосполнимости потерь и горечи прочно войдет в его творчество. Но тогда – русские, евреи, белорусы  - они шли в одной колонне, бескомпромиссные, цельные, непримиримые, не ведавшие, что их ждет.

             Многие ли сегодня решатся бросить в них за это камень? Советская власть сама жестко разобралась с каждым, с его наивными юношескими иллюзиями. Поколение будущих молчальников, будущих палачей. Будущих жертв…

             Среди этих последних окажется и Моисей Тейф. Но в начале тридцатых черные тучи над головами еще только сгущались. В 1933 в Белгосиздате на языке идиш вышла первая книга его стихов и поэм . Там же через два года появилась его поэма « Пролетарка – сестра моя», затем сборник «Вместе», а в 1932 поэма «Жизнь или смерть».

            После 1937 года наступают годы молчания.

            Основные вехи трагической биографии Моисея Тейфа были коротко обозначены в полуторастраничной  рецензии, написанной земляком поэта белорусским писателем Григорием Березкинм и опубликованы в 1964 году «Новым миром» Александра Твардовского.

             « Арест в 1938. Лагерь.
               
Начало Великой Отечественной войны. Освобождение из лагеря и мобилизация.
            
   Гибель маленького сына, разделившего судьбу других еврейских детей, оказавшихся на территории оккупированной Белоруссии…»

               Его шубенка на горе
              Из тысяч маленьких пальтишек.
              Он канул в небо в январе
             С ватагой в тысячу мальчишек.

           «Белорусский вокзал»  Здесь и далее переводы с идиш Юнны Мориц
         
  Можно лишь догадываться о страшной боли, водившей пером отца, написавшего эти строки. Но, оказывается, можно выдержать и такое. Особенно если знаешь, что никто не сможет написать это вместо тебя.

            Фронт Великой Отечественной войны .

С 1941-го по 1945 –й в рядах Советской армии, сначала рядовой пехотинец, потом артиллерист… Поэт писал о тех днях:

…Равняйсь направо! Грудь вперед!
Кричал солдатам старшина
Кто выживет и кто умрет-
Мы все равны, одна страна.

Играй, трубач, и вейся флаг
Мы все вернемся, смерти нет!
И замыкает левый фланг
Еврей, лирический поэт…

И … шагом марш! И вейся флаг
Кто выживет и кто умрет?
Поэт из Минска – левый фланг
- Не разговаривать! Вперед!
…………………………………….
А там, где белый снег сиял
В долине белой, как бумага,
Там белым зайчиком стоял
Ребенок мой, моя присяга.
 
«Присяга»

Далее – победа. Демобилизация. Возвращение.

Второй арест. Снова лагерь. Воркута. Каторжный труд.

Наконец   - долго ожидаемая «Эпоха позднего Реабилитанса».
Свобода.

Первая книга на русском языке, вышедшая в 1958 году в издательстве «Советский писатель». А затем и самая значительная – «Рукопожатие».

Последние годы жизни в Москве были для него наиболее успешными и продуктивными. Тейфу везло с переводами на русский язык. Его переводили известные поэты – Семен Гудзенко, Илья Френкель, Роман Сеф, Анисим Кронгауз…

Особо следует отметить  превосходные переводы, сделанные замечательной поэтессой Юнной Мориц, по существу заново открывшей поэта русским читателям.

Одно за другим появляются его замечательные стихи, посвященные теме Катастрофы. Сотни слушателей собирает на свои концерты популярная в те годы актриса Софья Сайтан, читающая стихи на сорока языках мира. Популярная актриса включила в свою программу и трагические стихи поэта на идиш и на русском. На одном из ее концертов мы и познакомились. Моисей Тейф пригласил меня к себе. Прошедшего десятки допросв и лагерей его не смутил мой тогдашний статус мента...

 Творчество поэта продолжалось. Катастрофа европейского еврейства становится главной темой достигшего пика зрелости Мастера – реквием по убиенным шести миллионам.

  Он говорит: «В лагере я думал, только бы выйти на свободу, и ничего больше не надо. Только бы небо над головой да кусок хлеба И все! А теперь вижу: человек не скотина, этого ему мало…»

Моисея Тейфа привлекают темы весьма опасные. Особенно для бывшего зэка. Он полон новых планов. Героем одного из его стихотворений становится мальчик из Тель-Авива. Автор надеется, что тот, возможно, когда-нибудь узнает о нем, о его любви к Израилю.

Моисей Тейф начинает переводить на идиш «Песнь Песней»…
Однако силы поэта были уже на исходе.

В декабре 1966 года Моисея Тейфа не стало.

Перипетии, связанные с политической репутацией поэта, тем не менее не закончились.

Власть, готовившаяся стоять века, наподобие египетских пирамид, не могла допустить, чтобы имя известного поэта стало знаменем ее неприкрытых противников – диссидентов, инакомыслящих, «еврейских буржуазных националистов»…

Тейфа хотели канонизировать по разряду «казенных», «ручных» еврейских письменников.

Передо мной последняя книга поэта, изданная уже посмертно – в 1981 году. Политический климат в СССР успел снова ужесточиться. Уже нет ни Александра Твардовского во главе его журнала, сослан в режимный город Горький Дмитрий Сахаров…

Тема Катастрофы изъята из повседневного обихода средств массовой информации вместе с упоминанием о евреях. В надписях на мемориалах, возведенных в местах захоронения десятков тысяч евреев, национальность жертв намеренно замалчивается… 

Во вступительной статье главный редактор журнала на идиш «Советиш геймланд» («Советская родина») Арон Вергелис отвел Моисею Тейфу место «замыкающего в ряду основоположников советской еврейской поэзии».

Лицемерная власть  как обычно душит врагов в своих объятиях.
Знакомые повторения «воспевание коллективного труда», «гражданских преобразований», «рабочей солидарности»…

Строки из стихов девятнадцатилетнего паренька почти шестидесятилетней давности преподносятся как сегодняшнее политическок кредо поэта.

Прием не новый.

Помню, как в годовщину смерти И.Г.Эренбурга  в Центральном доме литераторов в Москве с подачи компетентных органов не нашли лучшего, чем предложить собравшимся  документальную киноленту «Вручение писателю Эренбургу Сталинской премии…»

 Выступление лауреата, слова, произнесенные им в зловещем 1948-м в разгар борьбы с космополитизмом, в год убийства Соломона  Михоэлса, должны были окончательно скомпрометировать автора мемуаров «Люди, годы, жизнь».

Причина в том, что Илья Эренбург нашел в себе смелость сказать сановным коллегам в том числе Михаилу Шолохову о том, что все знали о творимых в СССР репрессиях и молчали, потому что боялись…

В статье А.Вергелиса о Моисее Тейфе , естественно, ни слова о Катастрофе.

Даже само стихотворение  «Шесть миллионов» не названо. Иначе расставлены акценты… Стихотворение «Белорусский вокзал» с точным адресом места трагедии названо безлично – «Вокзал».

Изъято стихотворение «Кали ласка» ( «Пожалуйста» - белорусск.), в котором так непривычно для рядового советского обывателя – еврей представлен не местечковым, физически ущербным, пейсатым неудачником с тощей козой на веревке и не традиционным чудаком – мелким ремесленником, которого так мастерски научились играть российские актеры…

Евреи – герои Моисея Тейфа – люди, могущие за себя постоять. Они –ровня всем. У них сильные, жаждущие тяжелой работы руки, мозолистые ладони, надежные сердца…

Поэт писал:

Ай да предок! Пейсы –два пожара,
Лапсердак и белые чулки.
--------------------------------------------
Отбелели зимы, отбелели…
Не уехал предок никуда.
Дети корью, оспой отболели,
А у них на лицах – ни следа.

Беларусь, вечерний отблеск алый,
Голубого озера овал!
Гривенник на праздничную халу
Здесь кузнец еврейский выбивал.

Колотил по наковальне жаркой,
Опалял ресницы у огня,
Согревался белорусской чаркой,
Выдавая дочку за меня…

В творчестве поэта не одни только печальные стихи, посвященные страшной трагедии.

Литературное наследие поэта многогранно. Он – автор сотен шутливых стихов по мотивам еврейского фольклора, лирического цикла, посвященного его жене – «Пою тебя, Эстерл…»

Одно из последних стихотворений Моисея Тейфа посвящено поэтам.
Оно так и называется – «Любите поэтов».

Любите поэтов!
Любите поэтов!
Без нежности нет
Гениальных куплетов.

…Поэты уходят
В надгробья до срока
Не только посмертно
Любите пророка…

Большая часть стихов Моисея Тейфа на идиш еще ждет своего перевода на русский язык.

И на иврит. И на другие языки.

Дождутся ли?

Леа Дар – приемная дочь поэта – не теряет надежды.


Приложение:
 

ПЕРЕУЛОК ГИТКИ-ТАЙБЫ

В переулке Гитки-Тайбы
Спят подъезды, спят подвалы…
В переулке Гитки-Тайбы
Я стучу в свой бубен алый:

- Эй, вставайте, заводилы,
Хохмачи и книгочеи,
Смельчаки и музыканты,
Остряки и грамотеи!

Этот мир увидеть хочет
Пчел, которые хлопочут,
Капли меда собирая
Не в зеленой гуще рая,
Не в долинах соловьиных,
А в безвестном, очень тесном
Переулке Гитки-Тайбы.

Эй, пора! Валяться хватит!
Даром, что ли, голос тратит
Вешней песни господин?
Пусть проснется хоть один…

Все молчат, как на погосте.

Бью в свой бубен кулаками.
Он, как пламя с языками,
Обжигает кулаки.

-Где же ваши остряки,
Переулок Гитки-Тайбы?

Эй, вставайте заводилы
Хохмачи и книгочеи,
Мудрецы и музыканты,
Чудаки и грамотеи!

Этот мир увидеть хочет
Тех, кто голову морочит
Алфавитом, грамотейством
В материнском лоне тесном.
И потом грызет науки,
Не от лени, не от скуки
Напрягая ум голодный.

Эй, пора! Валяться хватит!
Даром, что ли, голос трати
Вешней песни господин?
Пусть проснется хоть один…

Все молчат, как на погосте.

В небе скрипнуло окошко,
Чья-то узкая ладошка
Машет издали. Жива!

- О, любимая, сперва
Говори, когда проснутся
В переулке Гитки-Тайбы?!

- Тише, милый… Помни, где ты.
Мы давно сгорели в гетто.
Хохмачи и музыканты,
Смельчаки и книгочеи,
Мудрецы и заводилы,
Чудаки и грамотеи
Пеплом огненным кочуют,
Двадцать лет как не ночуют
В переулке Гитки-Тайбы.


Газета «Вести» Тель-Авив  2.09.1999.