Нострадамус

Хугин
 Стук в дверь застал меня врасплох. Не спеша открывать, я подбежал к окну и поглядел на улицу. По ту сторону двери стояла поистине инфернальная фигура с птичьим клювом на лице и укутанная в длинный черный плащ, будто сложившая крылья. Внушая ужас в сердца обычных людей, меня она успокоила: Сезар просто явился пораньше.
    Я отворил старому другу:
    - Здравствуй, Сезар. Что ты так рано?
    Фигура немного неуклюже протиснулась в дом, по пути ткнув своим клювом мне в лоб:
    - Извини. Просто мне было неуютно одному у себя дома. Ты знаешь, я всегда немного волнуюсь перед нашей работой. Поэтому и решил зайти за тобой пораньше. К тому же, нам хорошо заплатили за то, чтобы мы были на месте под покровом ночи, а сейчас быстро темнеет.
    - Видит Бог, это лучше, чем смотреть на все эти ужасы при свете дня. Ты располагайся.
    - Спасибо, - голос Сезара немного повеселел. – Где же твоя милая жена и детишки?
    Сезар ступил было на лестницу, чтобы подняться на второй этаж, но я успел крепко схватить его за руку:
    - Тссс, тише. Они решили лечь сегодня пораньше, не буди их. Не ты один волнуешься перед нашей работой.
    - Понял.
    Я усадил своего друга за стол, а сам отправился к чулану. Мне вслед прозвучало:
    - Не помешает хороший глоток вина со специями. Для дополнительной защиты.
    - Я уверен, ты позаботился об этом перед приходом ко мне. Извини, злоупотреблять нельзя. Ты разве не слышал историю о группе докторов, которые несколько перестарались в плане дезинфекции?
    - Нет. А что с ними стало?
    - Их арестовали за пьяный дебош.
    Я открыл чулан и посмотрел на свой костюм. Сложно описать те чувства, что я испытывал, глядя на него. Гордость? Но это был не военный мундир с наградами на груди. Отвращение? Снова нет, мне не претил этот костюм. Я ощущал странную ответственность, смирение с выпавшей мне долей, а еще гнетущую тоску и печаль.
    - Ты уже съел чеснок? – спросил меня Сезар.
    - Конечно.
    - Сам знаешь, нам нужно постоянно есть его перед работой. Для профилактики.
    - Знаю…
    Я снял с полки свою клювастую маску и положил в нее несколько розовых листьев, а также немного розмарина, лавра и ладана, которые должны были защитить меня от чумных миазмов. Конечно, от такого обилия сильных запахов я задохнулся бы быстрее, чем заразился чумой, поэтому в клюве и было проделано два небольших отверстия. Я также проверил стеклянные вставки, защищающие глаза, и, когда удостоверился в их целостности, на время отложил маску в сторону.
    Далее я влез в высокие сапоги, после чего облачился в длинный черный плащ, укрывший меня от шеи и до самых лодыжек. Он был сделан из плотной кожи и пропитан воском, во избежание контактов с зараженными. Я покрепче подпоясался и натянул пару черных перчаток.
    Надев маску, я потянулся за длинной тростью, но, к своему глубочайшему удивлению, не нашел ее. А ведь она необходима мне для работы! Не дотрагиваться же до пациента руками! Кроме того, по улицам нередко бродят безумцы, уже почти убитые чумой и потому от отчаяния готовые броситься на кого угодно…
    - Очень странно, - пробормотал я, стараясь скрыть волнение в голосе. – Не могу найти свою трость.
    - Потерять ее ты не мог, уж я-то тебя знаю. Может, кто-то из ребятишек взял?
    - Нет. Я строго-настрого запретил им подходить к чулану.
    - Тогда не знаю. Ну, если что, сможем найти тебе какую-нибудь палку.
    Признаться, меня несколько обеспокоила эта пропажа, но я решил не подавать виду и продолжил собираться. Осталось немногое: скальпель и поммандер – шкатулка для ароматических трав, отправились в небольшую сумку, закрепленную на поясе, а на голову я водрузил широкополую шляпу, обозначающую меня как доктора.
    - Я готов.
    - Хорошо. Пойдем, уже стемнело.
    Я задул свечки, освещавшие комнату, и уже направился к выходу, но неожиданно для себя самого остановился.  Со стороны улицы, прямо у меня под дверью, то и дело доносился странный скребущий звук. Не ожидая ничего хорошего, я вышел из дома и тут же застыл в страхе.
    На ступеньках стояла сгорбленная в три погибели старуха и лихорадочно подметала мой порог веточным веником.
    - Ты что здесь забыла, старая? – грозно спросил Сезар.
    Бабка подняла голову, и сердце мое заколотилось в два раза чаще: она была слепа на оба глаза.
    - Это не твой дом, - продолжал мой друг. – Пошла прочь!
    Горбунья грязно выругалась и плюнула нам под ноги, после чего поковыляла за угол.
    - Вот шельма, - пробормотал Сезар. – Черт с ней! Пойдем, друг.
    Я не шевельнулся, словно оцепенел.
    - Ты идешь? Мишель?
    С трудом я поднял ногу и сошел со ступенек вниз.
    Тьма стремительно опустилась на Ажен, превратив его в Загробное царство, где неприкаянные души порхают по узким улочкам, словно мотыльки, стараясь как можно скорее добраться до фонаря. Стояла зловещая тишина, если не считать стука ботинок по каменной мостовой да перешептывания бродяг, сгрудившихся вокруг слабо полыхающего костерка, разведенного прямо на улице. Вероятно, они не так давно потеряли свое имущество и все еще находились в состоянии шока, раз не занялись грабежом и разбоем. Мы с Сезаром, стараясь держаться тени, миновали их как можно скорее.
    - Куда мы идем? – спросил я, наконец.
    - В особняк Мэнли. Ты, должно быть, слышал о главе семейства? Эмигрировал во Францию из Англии, открыл свое дело, разбогател, а потом решил на старости лет поселиться в каком-нибудь спокойном городке и приехал к нам в Ажен. Тут-то фортуна и повернулась к нему задницей.
    - Ты, кажется, рад беде, что свалилась на них.
    Сезар вполоборота поглядел на меня и холодно произнес:
    - Это не имеет значения. Я обязан отправлять всех зачумленных в лазарет. Не хочу, чтобы меня в чем-нибудь заподозрили. Да и зачем покрывать обреченных?
    - Но ты прекрасно знаешь, каким местом является лазарет.
    - Знаю. Мой знакомый покончил с собой, лишь бы не отправляться туда. И, тем не менее, я должен. Мы должны. Иначе начнутся вопросы, расследования. Подумают, что и мы заражены.
    Я прекрасно понимал, что мой друг прав, но все равно по спине пробежали мурашки.
    - У него, вроде бы, большая семья. Неужели все заражены?
    - Кто-то болеет, а кто-то преставился. Сам старик еще держится.
    - Раз есть трупы, будут и мортусы, - тяжело вздохнул я.
    - Верно. К особняку уже отправили двоих. Один осужденный за убийство, другой… переболевший.
    - Господи… бедняга.
    - Да уж.   
    Свет в домах был погашен, оттуда не доносилось ни звука, из-за чего складывалось ощущение, что жители покинули целый квартал. Но это было, конечно, не так. Те, кто не впал в панику, предпочитали затаиться, тихо и покорно ожидая прихода старухи с косой. Они просто не знали, что еще можно сделать.
    Единственным местом, где царили шум и веселье, являлся местный бордель, мимо которого мы как раз проходили. В нем бесноватые гуляки, не уверенные в том, наступит ли следующий день, всецело предавались смертным грехам: чревоугодию и похоти. Они проматывали все свои деньги с девицами, не понимая, что еще больше навлекают на себя гнев Господа.
    Но это был лишь первый круг Ада: мы с Сезаром входили в зачумленный квартал.
    - Теперь никаких разговоров. Смотрим в оба и стараемся никому не попадаться на глаза, - произнес я твердо.
    Но избавленные от необходимости говорить, мы, к сожалению, не утратили способность видеть и слышать.
    Повсюду горят жаровни, пылают костры. Люди верят, что огонь и дым очищают зараженный воздух, поэтому пламя не потухает даже в ночное время. От его света на стены домов отбрасываются причудливые тени.
    Часто слышались крики: кто-то истошно вопил из своих окон, возможно тронувшись умом или испытывая адские муки. Скулили собаки и шипели кошки – люди срывали свою злобу на бродячих и домашних животных. Сердце будто кто сжал стальными тисками, но больше всего меня пугало другое. Я слышал, как по соседней улице, слева от нас, проходила толпа флагеллантов. Эти бичующиеся фанатики якобы каялись в своих грехах и просили Создателя прекратить эпидемию. Но каким образом? Они истязали себя, били плетьми и только радовались глубоким рубцам на спине и струпьям запекшейся крови. Их крики сливались в чудовищный хор.
    Мы с Сезаром шли быстро, но не переходили на бег, боясь привлечь к себе внимание. Вдруг открылась дверь дома, что высился слева от нас, и мы поспешили отойти в тень.
    На улице показались два человека: один был хромой, а другой кривой. Они тащили за ноги чье-то тело и шумно переговаривались. Наконец, они добрались до канала, протекающего через весь Ажен, и сбросили труп в воду. Хромой перевесился через перила и сказал:
    - Ты уверен, что первый был мертв? По-моему я вижу шевеление.
    - Черт с ним, - ответил кривой. – Вернемся обратно. Там еще столько добра…
    Когда мародеры скрылись, мы с моим другом продолжили путь.
    Господи, во что превращается Ажен и сможем ли мы прекратить это?
    Через некоторое время мы добрались до особняка Мэнли. У входа нас уже ждали двое мортусов. Оба в холщовых костюмах, пропитанных дегтем, оба в скрывающих лицо повязках и кожаных перчатках. Однако руку нам протянул только один. Был ли это осужденный убийца?
    - Морис, - представился мортус. Другой стоял в стороне и лишь холодно глядел на нас.
    Два человека, объединенные одной обязанностью собирать тела умерших и свозить их к месту захоронения.  Для нас чума стерла их личности, и я не знал, кому собираюсь ответить на приветствие. 
    - Мишель Нострадамус, - я слегка коснулся его руки. Сезар воздержался от знакомства.
    - Давайте уже приступим к работе, - второй мортус направился к двери, но я схватил его за плечо:
    - Подожди. Не пугайте людей раньше времени. Сначала мы посмотрим, можно ли будет что-нибудь сделать.
    Мы с Сезаром отворили тяжелую двустворчатую дверь и вошли в особняк. Глазам нашим открылась весьма печальная картина.
    Старик Мэнли сидел у камина в кресле, накрытый пледом. Трое его сыновей были рядом: один расхаживал по комнате, а двое сидели на диване. Поравнявшись с соседней комнатой, мы увидели дочь, которая сидела на кровати рядом с трупом пожилой женщины, по-видимому, матери, и сжимала ее руку. На двух соседних кроватях лежало еще два трупа: женщины средних лет и пожилого мужчины в лакейском костюме.
    Молодой человек, расхаживающий по комнате, остановился, заметив нас, и громко произнес:
    - Отец, пришли врачеватели чумы. За нами.
    Старый Мэнли тяжело повернул голову и еле слышно прошептал:
    - Тише, Дэвид. Нам нужно спокойно поговорить.
    Мы приблизились к креслу. Сезар заговорил первым:
    - Итак, кто заражен?
    - Все, кроме меня, - уже тише сказал Дэвид. – Вы сможете что-нибудь сделать, прежде чем вести нас в лазарет?
    Мы с Сезаром заговорили почти одновременно:
    - Как давно они заболели?
    - Почему «нас», если вы здоровы?
    Юноша грустно ответил:
    - «Нас», потому что я не оставлю свою семью в лазарете. Кто знает, может быть всем людям суждено умереть за свои грехи, так зачем оттягивать неизбежное? А я знаю, что за место лазарет, - после некоторой паузы он продолжил. – Первым заболел отец, потом моя сестра, а братья совсем недавно. Мы пытались укрыть их от посторонних глаз поначалу… Говорили, что они просто рано ложатся спать, но долго это игнорировать было нельзя.
    Сезар внимательно посмотрел на меня, а потом сразу же отвернулся от кресла и проследовал в комнату к девушке, всем своим видом показывая, что старик не жилец. Значит, мне предстояло заняться братьями.
    До нас донесся разговор моего друга с дочерью Мэнли.
    - Где у тебя бубоны? Под мышками?
    - Нет. Там… внизу.
    - Поднимай юбку.
    Я посмотрел на Дэвида и мне стало немного неуютно: он побледнел и глаза его налились кровью. Я не нашел слов успокоения и вместо этого произнес:
    - У вас есть кочерга?
    Сейчас она должна помочь мне в лечении братьев. По виду они были не так плохи, как отец, и в случае чего, смогли бы самостоятельно передвигаться.
    Тут открылась входная дверь и в дом вошли двое мортусов. Заметив меня, они двинулись вперед. Проходя мимо комнаты, в которой Сезар осматривал девушку, один из них залихватски присвистнул. А потом произнес:
    - Сколько можно нам ждать на улице? Давайте погружать трупы!
    Я всерьез беспокоился о состоянии Дэвида. Он, кажется, с трудом сдерживал себя. Тем не менее, он отдал мне кочергу, а сам вернулся к отцу. Я приказал ближайшему из братьев снять верхнюю одежду и поднять правую руку. Под мышкой у него было несколько крупных фурункулов. Мне предстояло разрезать каждый из них и прижечь раскаленной кочергой. Потом приняться за другого брата. Господи! Как может помочь победить чуму столь варварский способ лечения? Эти люди, сидящие передо мной, неужели они исцеляться благодаря огню и железу? Или может быть благодаря прикладыванию к бубонам высушенных шкурок жаб и ящериц? Нужно взглянуть горькой правде в глаза: нам пока нечего противопоставить безжалостной силе болезни.
    Но медлить было нельзя. Я приказал второму брату держать руку первого, а сам достал из сумки скальпель и решительно начал срезать бубоны один за другим. Больной кричал, извергал проклятия, грозился расправой, но я его не слушал. Я полностью сконцентрировался на работе и уже ни на кого не обращал внимания. Когда дело было сделано, я, не теряя времени, раскалил кочергу в камине, а после поднес ее прямо к подмышке пациента. Теперь не обращать внимания на его вопли я уже не мог. По щекам его катили слезы, он дергался, но брат с удивительной для зачумленного силой не давал ему пошевелиться.
    Мое лицо наверняка исказила гримаса ужаса, но вот проблема: никто этого не видел, ведь оно было скрыто за клювастой маской. И наверняка в глазах Дэвида и его отца я был безэмоциональным чудовищем, которое пытает любимого родственника.
    Тут в комнату зашел Сезар и подозвал меня и мортусов.
    - Я осмотрел дочь, - сказал он. – Для нее уже все кончено. Она умрет через несколько дней. Отец тоже. Что с братьями?
    - Можно попытаться вылечить. Но шансов очень мало. Бубоны слишком крупные, по крайней мере, у одного.
    - В таком случае нужно сейчас же вести их всех в лазарет.
    - Хорошо, - тяжело вздохнул я и кивнул мортусам.
    Они зашли в комнату с покойниками и, не смотря на истеричные протесты девушки, стали выносить их на улицу, чтобы погрузить в тележку.
    - Как это понимать? – взвился Дэвид. – Что происходит?
    - Мы отправим трупы на кладбище, а вас в лазарет.
    - Нет, я передумал. Слушайте, дайте нам просто уйти. В лазарете у нас не будет ни шанса. Даже если вы заберете у меня семью, что мне-то делать? Оставаться в зараженном квартале и ждать смерти?
    - Cito, longe, tarde (1), - мрачно произнес Сезар.
    - Вы смеетесь надо мной? Как я могу уйти, оставив фамильный особняк на разграбление мародерам?! – похоже Дэвид начал сходить с ума, он сам не замечал, как себе противоречит. – Слушайте, мы вам заплатим…
    Сезар резко схватил Дэвида за воротник:
    - Вы и так заплатили нам за то, чтобы мы не отправляли вас в лазарет при свете дня, под пристальным взглядом ваших соседей. А теперь еще хотите, чтобы мы вас отпустили разносить чуму дальше? Ну, уж нет!
    Снова вернулись мортусы и один из них, потирая руки, начал говорить:
    - Слушайте, вы, лучше помогите нам погрузить оставшееся тело. Старуха слишком жирн…
    Неожиданно на него сзади набросилась девушка и вонзила в горло длинный кинжал. Мортус захрипел, а она продолжала полосовать его. Кровь брызнула мне на маску и замазала стеклянные вставки на месте глаз. Испугавшись, я отбежал назад и уткнулся спиной в дверь. Послышались звуки борьбы, тяжелый удар, крики, ругань. Когда я оттер стекла, то увидел, как один из зачумленных братьев размозжил кочергой Морису голову, а Дэвид повалил Сезара на пол, сорвал с него маску и стал душить. Я хотел было броситься другу на помощь, но тут мне вспомнились его же слова: «Я обязан отправлять всех зачумленных в лазарет. Не хочу, чтобы меня в чем-нибудь заподозрили. Да и зачем покрывать обреченных?» Эти слова заставили меня нашарить ручку двери, выбежать на улицу и скрыться во тьме.
    Я, не останавливаясь, бежал до дома, словно за мной гналась тысяча бесов. Добравшись, я скинул свой костюм, пронесся наверх и со слезами на глазах обнял жену. На ее лице тоже выступили слезы, они медленно стекали по чумному пятну…
               
                *** 

    Что-то вырвало меня из сна, и я понял, что лежу на кровати в холодном поту. Мне снова приснилось мое давнее злодеяние. Я позволил другу умереть…
    Возле кровати стоял мой помощник и с беспокойством глядел на меня.
    - Все хорошо, - сказал я. – Что ты хотел?
    - Вас вызывают в приют, где содержатся дети, больные чумой. Снова спрашивают о вашей чудодейственной мази.
    Я вздрогнул. Мне снова предстоит испытать это. Что ж, я заслужил.
    - Едем.
    После того как мои жена и дети скончались от чумы… после того  как от доктора, не сумевшего спасти даже собственную семью, отвернулись решительно все… после того как меня вызывали на допрос в инквизицию, как еще мог Господь наказать меня? Он наделил меня даром предвидения.
    Теперь, когда я поселился в Экс-ан-Провансе и создал мазь, действительно исцеляющую людей, у меня снова появилось множество пациентов.
    Но теперь я видел их будущее и знал, кому мое лекарство поможет выжить, а кто все равно обречен умереть. Мази на всех не хватало, запас ингредиентов был ограничен, поэтому я мог давать ее далеко не всем.
    Я представил, как прохожу мимо обреченных детей, и они не понимают, почему доктор не хочет помочь им. Почему доктор подходит лишь к немногим?
    Я закрыл руками лицо и заплакал. Я в который раз пожалел о том, что убежал той ночью.
    В чем состоит мое проклятие? В том, что, несмотря на мою способность видеть будущее, в мыслях своих я все равно в прошлом.
   




(1) -  Бежать из зараженной местности скорее, как можно дальше и возвращаться как можно позже.