Лукреция Хейл. Семейные хроники Петеркинов. II

Олег Александрович
   Третья и четвертая главы юмористического романа американской писательницы Лукреции Пибоди Хейл (Lucretia Peabody Hale, 1820 – 1900) «Семейные хроники Петеркинов» (“The Peterkin Papers”, 1880г.)
   Перевод: Олег Александрович ©, 2013
   Иллюстрация из издания 1894 года.
***
К НАЧАЛУ - http://www.proza.ru/2013/02/25/215
   

   ПЕТЕРКИНЫ РЕШАЮТ НАБРАТЬСЯ УЧЕНОСТИ

   Петеркины сидели вокруг стола и толковали о грядущем своем житье-бытье: дело в том, что мудрая леди из Филадельфии покидала сегодня их городок. «Вот бы нам всей семьей, — вздохнула миссис Петеркин, — да поднабраться немного учености!» Но где и как этой самой учености поднабираются, она не ведала. Агамемнон учился в колледже, дети ходили в школу, — тем не менее все в семье сознавали, что знаний и опытности им недостает. «Учености набираются из книг, — сказал мистер Петеркин. — У кого их в доме много — тот и ума поболее имеет».

   Петеркины обшарили весь дом — и, кроме «Тысячи и одного рецепта» миссис Петеркин, никаких других книг в нем они не нашли (школьные учебники не в счет).

   — Так вот в чем вся и беда! — сказал Агамемнон. — Нам нужна библиотека.

   — Виват библиотека!! — громко воскликнул Соломон Джон — и все за ним хором: «Виват библиотека!!»

   — Давайте теперь сядем и подумаем, где бы нам ее раздобыть, — сказала миссис Петеркин. — Пора уж нам начинать учиться думать: я замечала, что мудрые люди, все, как правило, задумчивы.

   Все вновь уселись за стол и задумались.

   — Значит, так, — прервал затянувшееся молчание Агамемнон. — Библиотеку я беру на себя. В дровяном сарае есть доски, в кладовой — гвозди, а молотком работать я умею. Одолжим у кого-нибудь петель для дверок — или купим в скобяной лавке, — и библиотека у нас будет!

   Находчивость Агамемнона всех обрадовала.

   — Но это будет только шкаф для книг, — заметила, однако, Элизабет Элиза. — И для него нам придется доставать где-то еще и книги!

   И опять Петеркины погрузились в раздумья.

   — Книгу сделаю я! — воскликнул вдруг Соломон Джон.

   Все с недоумением обратили к нему взоры.

   — Да! — добавил он. — Книги будут давать нам знания; и первую нашу книгу сделаю я сам!

   Итак, Агамемнон отправился в дровяной сарай за досками, а Соломон Джон пошел в гостиную писать книгу. И обнаружил, что в доме кончились чернила.

   Элизабет Элиза слышала от кого-то, что из чернильных орешков и уксуса можно приготовить неплохие чернила. Младшие мальчики загалдели наперебой, что готовы прямо сейчас сходить в лес и поискать чернильных орешков, но миссис Петеркин заявила им, что одних их в лес не отпустит; она пойдет с ними сама. Надела плащ с капюшоном, заставила мальчиков обуться в непромокаемые сапоги из бразильского каучука — и отправились они в лес.

   В лесу полно было всяких орехов — и лещины, и каштанов; по ветвям и стволам деревьев сновало множество белок и бурундуков; но, как обнаружилось, урожай чернильных орешков в этом году был более чем скуден. Миссис Петеркин и мальчики исходили всю рощу, и домой они вернулись лишь с двумя драгоценными орешками на дне большой корзины. Стали искать уксус, и миссис Петеркин вспомнила, что на прошлой неделе израсходовала его остатки для свекольника. «Схожу я и попрошу у жены пастора», — сказала Элизабет Элиза.

   Пасторская жена стала объяснять ей, что для приготовления хорошего уксуса им надо взять бочонок сидра и поставить в погреб на год, а еще лучше на два, — но Элизабет Элиза ее перебила и уточнила, что уксус им нужен сегодня; и та налила ей полную чашку.

   Чернильные орешки растолкли и перемешали с уксусом; получились вполне пригодные чернила.

   — А чем я буду писать? — вопросил Соломон Джон.

   Агамемнон дал ему свою ручку со стальным пером, но Соломон Джон заявил, что настоящие сочинители пишут только гусиными перьями: на картинках никогда не рисуют их с обычной ручкой в руке. Элизабет Элиза сказала, что можно сходить на птичий двор и поискать там. Однако уже стемнело. Два фонаря Петеркины разыскали в доме, еще четыре младшие мальчики позаимствовали у соседей; и гуськом все направились на птичий двор.

   Вся птица уже спала на насестах. Под руки Петеркинам попадались шанхайки и кохинхинки, цесарки и перепелки, польские курочки и бентамки, утки и индейки; но куда попрятались все гуси, оставалось загадкой. «Что ж, гусей тут, кроме нас самих, нигде я не вижу. Знать, на юг улетели!» — сострила миссис Петеркин, и с фонарями, гуськом все потопали к дому.

   Свет фонарей привлек внимание соседской ребятни. «Иллюминация! У Петеркинов праздник!» — вскричали они и гурьбой сбежались на веранду к Петеркинам в надежде на угощение; и мистеру Петеркину пришлось выдать каждому по имбирному прянику и стакану сидра, и только потом объяснить, что никакая это не иллюминация, а просто поход на птичий двор.

   Агамемнон с Соломоном Джоном направились к книгопродавцу, упросили его открыть свою лавку и купили гусиное перо — уже очиненное для письма.

   Соломон Джон уселся, наконец, за стол, но теперь в доме не нашлось листа чистой бумаги. Была уже ночь, и все решили, что вторично беспокоить книгопродавца будет невежливо.

   Рано утром мистер Петеркин, Соломон Джон и младшие мальчики — в своих непромокаемых сапогах из бразильского каучука — отправились в почтовую контору. Глава семейства должен был получить сегодня письмо, и он сказал детям, что если конверт не выбрасывать, а аккуратно расклеить, его изнанку вполне можно использовать вместо писчей бумаги. Почтовая барышня заглянула в ящик своего бюро, вынула из него письмо и протянула мистеру Петеркину, — и мальчики завопили от счастья! Удивленный почтмейстер поинтересовался у мистера Петеркина, чему это его дети так радуются. И когда узнал, что Соломон Джон пишет книгу, преисполнился такой почтительности, что совершенно бесплатно выдал ему — от себя в подарок — целый лист чистой бумаги!

   И вот Соломон Джон сел за стол, положил перед собой чистый лист, взял в руку гусиное перо и обмакнул его в чернильницу. Все домашние, собравшиеся в гостиной, смотрели на него ожидающе и с каким-то даже страхом. Он посидел, подумал и макнул перо в чернила еще раз. Потом обвел всех взглядом и растерянно спросил:

   — А что мне… писать то?..
   

   ПЕТЕРКИНЫ И УПРЯМАЯ ЛОШАДКА

   Однажды утром миссис Петеркин, которую за последние дни ужасно утомили домашние хлопоты, попросила мужа запрячь коляску. Она проедется по городку и окрестностям, навестит знакомых, — тем самым отвлечется от забот и отдохнет.

   «Мы едем тоже!!» — закричали младшие мальчики.

   Миссис Петеркин сказала, что их и Элизабет Элизу взять с собой она не против.

   Мистер Петеркин запряг для нее лошадь и отправился в городок по своим делам; Агамемнон ушел в колледж, Соломон Джон в школу; а миссис Петеркин принялась собираться в поездку.

   Она решила завести престарелой миссис Туомли немного смородины, еще кому-то — крыжовника; Элизабет Элиза вспомнила, что обещала жене пастора дать цветочных отростков, — потому сборы получились не скорыми. Мальчики отправились в сад рвать смородину и крыжовник, а Элизабет Элиза принялась прикапывать в горшочки с землей отростки цветов.

   Наконец миссис Петеркин облачилась в свой плащ с капюшоном, Элизабет Элиза погрузила в экипаж корзины с ягодами и горшочки с цветами, а мальчики обули непромокаемые сапоги из бразильского каучука и запрыгнули в коляску.

   Править доверили Элизабет Элизе; она уселась на облучок и взяла в руки поводья. Лошадка резво тронулась с места — и вдруг стала как вкопанная. Тянуть коляску дальше она упрямо отказывалась.

   — Надобно, думаю, подстегнуть ее кнутом, — сказала Элизабет Элиза.

   Миссис Петеркин кнут никогда не одобряла. Но, поскольку лошадка, несмотря на понукания дочери и посвист мальчиков, упрямо продолжала стоять на месте, она сказала, что слезет с коляски, отвернется, а когда коляска, наконец, тронется, она их догонит.

   Однако и кнут не заставил лошадку стронуть коляску. «Может быть, мы ее перегрузили?» — стала гадать миссис Петеркин.

   Они сняли с коляски корзины с ягодами и горшки с цветами, но лошадь все равно не трогалась с места.

   Соседка из дома напротив, которую привлек, видно, шум на улице, вышла на крыльцо, покачала головой, что-то им крикнула и ушла обратно.

   Порыв ветра помешал расслышать ее слова.

   — Что она нам крикнула? — спросила миссис Петеркин.

   — Вроде бы «поманите хлебом»? — сказал один из мальчиков. — Да, точно: «поманите хлебом»!

   Элизабет Элиза сбегала на кухню и принесла буханку свежего душистого хлеба. Но лошадка приманиваться на него не стала, хотя и смотрела на хлеб вожделенными глазами.

   — Жаль, но, похоже, поездка наша срывается, — сказала огорченная миссис Петеркин.

   — А давайте-ка сходим к соседке; быть может, она нам что-нибудь другое посоветует? — предложила Элизабет Элиза.

   Соседка чрезвычайно удивилась, когда услышала от Петеркинов, что ее совет поманить лошадь хлебом оказался бесполезным.

   — Но я вовсе не кричала вам «ПОМАНИТЕ ХЛЕБОМ!» — заявила она. — Я крикнула «ПОГЛЯДИТЕ ВЛЕВО!» — лошадь ведь ваша привязана к столбу!

   Миссис Петеркин, Элизабет Элиза и мальчики переглянулись, потом поблагодарили соседку за совет и вернулись к экипажу. Они отвязали лошадку от столба и — довольные — выехали, наконец, на прогулку.

ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.proza.ru/2013/03/19/227