Унылые крики гусей проникали сквозь щели амбарных стен. Повернутые острием к югу клинья резали стылый сентябрьский воздух, унося воспоминания о тающей во рту малине, розовых туманах над речкой и терпкой тутовой браге.
Мишка и Колька спали, зарывшись в копну клеверного сена, и над четырьмя черными пятками, торчащими наружу, реял радужный шар, в котором сменяли друг друга замысловатые картинки.
Громыхнув ведрами из хлева вышла бабка Таня. Привлеченная внутриамбарным мерцанием, подошла поближе, желая подивиться на очередное чудо, сотворенное наверняка старшеньким, ибо младший, как ей казалось, от природы был слишком туп и на фокусы всякие неспособен. Однако шар, раздраженно зашипев, выпустил искрящие фиолетовым отростки, и бабка, отскочив в страхе и плюнув трижды, отправилась на колодец по воду.
Немедля успокоившись, шар опять принялся показывать розовых драконов с прозрачными крыльями, зубчатые стены из-за которых виднелись островерхие шпили с жестяными флажками флюгеров, голых наложниц и пьяных солдат.
Была бы старуха понастырней, то задержавшись на чуть и приоткрыв скрипучую амбарную воротину, то вполне возможно узрела б много интересного и поучительного. Ибо спустя несколько минут завертелись в пузыре туманные смерчи, осыпались замки и стены в зубчиках, а на их месте возникла старая, неохватная шелковица, грязный земляной двор, покрытый желтым навозным сеном и улепетывающий среди куриного переполоха мальчишка с банкой, в которой плескалось что-то мутное. И догоняющая его мать с арапником в руке.
- Я тебя, паразита, до смерти приморю если поймаю! - Орала мать.
- Вот уж хуюшки, - огрызался на бегу пацан, отчаянно маневрируя.
- Батька твой пьянь, и ты, паскудыш, такой же растешь! - Мать пыталась сработать в противофазу, делая заги, в то время как сынуля пытался исполнить зиги.
- Вот уж чья б корова мычала, мамаша, - наддал Мишка, узрев скорое спасение.
Спасение в лице древнего тутового дерева дожидалось его посередь двора и тихо шевелило ветвями, как бы намекая.
Мать сообразив, что сынуля вот-вот избежит справедливой кары, осадила и, сменив тон, взмолилась: - Отдай самогонку-то, ирод! На что тебе столько?
Мишка дотронулся вытянутой рукой до толстого сука и оглянулся, успокоенный.
- Вы, мамо, во-первых ерунду не городите, а во-вторых - у вас с татой продукта этого - хоть сракой ешь. Так что, аревуар, мамаша.
Мигом вскарабкавшись на безопасную высоту, пацан добавил:
- Кстати, мамо, давеча тата от кумы дюже поздно и на бровях возвращался. Почему бы вам этим вопросом не озаботиться, а?
Мать плюнула зло и погрозила пацану кулачищем размером с капустный кочан:
- Слезешь ведь, дрянь. Все едино слезешь и тогда...
Не договорив, повернулась необъятной кормой к дереву и пошла пыля юбкой обратно в хату. По дороге себя накручивая всячески и к бою приготовляясь.
Через пару минут из дома раздался звон бьющихся тарелок, леденящий душу визг, и на крыльцо вылетел взъерошенный, весь такой в голубых семейных трусах, драных на жопе, батька. Оглядевшись по сторонам, он изо всех сил припустил к шелковице, сидя на которой с интересом наблюдал за происходящим Мишка.
- Ты заложил, щенок? - Грозно просипел папаша перекидывая тощую ляжку через морщинистую ветвь местечкового Иггдрасиля.
Сынуля предпочел не вдаваться в прения и немедленно взобрался на пару уровней выше.
Вытянув из-под рубахи мутную склянку, нахально отхлебнул, свысока посмотрев на замудохавшегося отца.
- Гад. - Батько задышал тяжело и нервно. – Гад. И притом, ворюга. У своих ведь крадешь, поскребыш!
Голос его взвился фистулой, но вспомнив об осипшем от табака горле, мигом оборвался до нечленораздельного клекота. Опасливо глядя вниз, Мишка взобрался чуть выше. Так, на всякий случай. Мало ли что.
Вдоволь насипевшись, папка притих, с ненавистью поглядывая вверх.
Мишка же подобрался к самой вершине, уселся в развилку, сразу закачавшуюся под его весом, оперся спиной о ствол и принялся разглядывать облака, похожие на диковинные рыцарские замки и морды невиданных на хуторе зверей.
***
Ровно на три метра выше мечтающего Михаила, на рвущемся к недостижимым небесам молодом зеленом побеге, примостились два муравья. Они стояли друг напротив друга, слегка соприкасаясь усиками - антеннами, и едва заметно пританцовывали лапками, словно исполняя муравьиный фокстрот.
Мишку, слегка уставшего от последних событий и разморенного добрым самогоном, потянуло в сон. Он прикрыл глаза, продолжая размышлять о тотальной несправедливости жестокого мира и еще о том, как было бы здорово вскарабкаться на белое пушистое облачко и улететь в такие ****я, где о мамке с папкой ну точно и слыхом не слыхивали.
А самогонку с махрой бесплатно бы выдавали по талонам, и не было вовсе так надоевшего супа из гумозного петуха.
- Необходим толчок. Пассионарный толчок, понимаешь? Они закостенели в собственном невежестве...
- И курином дерьме.
- И курином дерьме. А также, нежелании прислушиваться к голосу разума.
- То есть, к твоему голосу.
- Ну, предположим, к моему. А что? Ты можешь предложить что-то лучше?
- Представь себе, нет. Но могу дать совет.
- Вы там совсем стыд потеряете скоро, начальству советы давать.
- Могу и не давать, как скажешь. Кстати, насчет того, кто тут кому начальство - вопрос довольно спорный, ведь так?
- Ну-ну... И что за совет?
- Нужно добавить им способностей.
- И каких же еще способностей ты хочешь, чтобы я им добавил? Левитация? Магнетизм? Телепатия? Скажи, что еще не было? Этим уродам предлагалось все, да еще и на выбор. А результат? Вот – храпит, наклюкавшись.
- Нужны такие способности, которые привлекут внимание миллионов. А не только шарлатанов и сумасшедших, тоскующих в ожидании мессии. И, кажется, я знаю какие.
- И чем же я по-твоему могу помочь этим свиньям, погрязшим в похоти и грехе?
- Они очень легко подвержены манипулированию. По силе воздействия на них стадный инстинкт даже выше инстинкта самосохранения. В этом они схожи с животными, тут ты прав.
- Не понял?
- Предлагаю подарить им дар визуализации
- То есть смешать миры?
- Ну, не всем же сняться другие Грани. Да и не всех нужно этим даром наделять.
- То есть опять избранные? Опять кумовство, лоббирование, интриги и взятки?
- Зачем же так сразу... Все будет по-честному.
- О вашей честности ходят легенды по всей Паутине.
- Ну, стоит ли так оскорблять меня, мой друг. Правда, признаюсь, выгода для меня тут имеется.
- Интересно было бы узнать какая?
- Видите ли, меня очень интересует процесс визуализации как таковой. А возможность понаблюдать за так сказать, эрзацем, выжимкой, первачом, если хотите, получаемым из снов, где, как известно, барьеры тонки - мечта любого экспериментатора, да-с. Хотите начнем прямо с этого юноши? Весьма любопытный, знаете ли, экземпляр...
***
Танька ожесточенно гремела очередным ведром, пытаясь приладить расклепавшуюся цепь. Предыдущее все еще медленно тонуло, опускаясь в таинственные глубины бездонного колодца. Колодец этот служил единственным выходом, или входом - как кто пожелает, в подземный лабиринт карстовых пещер, заполненных прозрачной холодной водой. Со времен силлура там обитали разнообразные существа, для которых явление ведра стало событием неординарным. И привлекло внимание большинства розовых дракончиков, живущих окрест. А также их зелененьких родственников. Размером побольше. Побулькивая, они суетились около бадьи, визжа ультразвуком и отчаянно труся.
Цепной грохот разбудил Петро, дремавшего в обнимку с толстым суком в тени тутовых листьев. Он, машинально глянув на солнце чтобы понять который час, замер с открытым ртом. На самой вершине, удобно устроившись в развилке между двумя последними толстыми ветками, спал Мишка. А над ним, едва касаясь белобрысой макушки, реял огромный пузырь.
Пузырь был явно не мыльный, поскольку сквозь прозрачные колышущиеся стенки просвечивал рыцарь в сиреневых латах и ведром на голове, мчащийся в опять же сиреневых облаках на извивающемся как штопор сиреневом драконе.
Что самое поганое, рыцарь был вооружен копьем с могучим древком, а копье было направлено аккурат на Петро и на острие болталось что-то черное. Похожее на книгу.
Но самое страшное было то, что пузырь над Мишкиной головой рос, драконий всадник увеличивались в размерах беспрерывно, и ... Собственно говоря, продолжения Петро увидеть не возжелал. Резко развернувшись и подставив надвигающемуся архангелу обтянутую сатином задницу, он как Гастелло спикировал прямиком на Таньку.
Супружница, не ожидавшая столь дерзкого нападения, выронила ведро, которое глухо булькнув умчалось вслед за товарками, и, не удержавшись, перевалилась через край сруба.
Не помнящий себя от страха папаша, ринулся за ней. Желая не столько спасти жену, а сколько спастись самому от безумных драконов и пузырей.
Там, в ключевых водах бездонного колодца, плескались теперь Петро и Танька, решая непростую для них задачу, как выбраться наверх самостоятельно, не прибегая к помощи сынули, поскольку цена за спасение, назначенная им могла быть непомерно высокой.
***
Мишке снился сон. И сон был странный.
Казалось Мишке всё, что происходит в этом сне, он уже когда-то видел. Таким было это "все" знакомым и даже каким-то родным: выпуклая линза ярко синего моря, ржавые скелеты громадных кораблей, недалеко от окаменевших развалин порта. Отчего-то блестящая, словно осколок пивной бутылки, земля, отражающая стремительно летящие над ней тени стальных стрекоз. И отступающих непонятно от какого врага солдат в тяжелой свинцовой форме, разрушающих покинутые города. А потом он вдруг полетел сквозь прозрачные марлевые занавески, и перед ним открылись такие картины, описать которые он мог. Ибо не существовало в людском языке слов, чтобы описать это. А совсем уже далеко, узрел он серебряные телеграфные провода, которые тянулись из бесконечности в бесконечность и услышал музыку. И так была эта музыка величественна и прекрасна, что раскинул Мишка руки, чтобы обхватить ими мелодию, втянуть в себя и навсегда сохранить в своем сердце...
...и полетел с шелковицы, ударившись своей непутевой головой о край колодца.
***
Очнулся он от отчаянных воплей, доносившихся из-под земли.
Встав на четвереньки и помотав башкой, дабы немного прийти в себя, Мишка перегнулся через сруб и заглянул в темную дыру, дышавшую прохладой и плесенью. Внизу, всплескиваясь и покряхтывая, копошилась темная масса, издававшая пронзительные вопли. Вопли были двухтональны. С преобладающей визгливой ноткой, в которой с трудом угадывался голос мамаши.
- Спаси, кровинушка! - Визг удесятерялся, эхом отражаясь от склизких бревен, - помоги, родненький! Христом Богом, все что хочешь! Истинным - вот те крест, только вытащи.
Мишка оценил обстановку мгновенно, и бросил вниз одно короткое: - Ключ!
В ответ раздалось хриплое кудахтанье папаши:
- *** тебе, щенок!
А Танька принялась вопить, как телка первогодка под племенным быком.
- Да на что тебе ключ, проклятущий! Дадим ведь, сколько ни попросишь! Страшной клятвой клянемся!
Мишкина голова исчезла, и горе - родичи услышали приговор:
- Ну, так сидите тогда. Сам найду.
- Что, мать, делать будем? Найдет, думаешь? - Петро разом сник. Вода была холодная и чресла грозили вот-вот превратиться в кусочек льда, лишив тем самым удовольствия хоть изредка посещать влажную похотливыми соками, горячую щель кумы, – может, ну его к монахам?
- Пущай подавится, ирод! - Подумала о своей съежившейся от холода дырке Танька. И от горя даже подвзбзднула легонько, отчего на поверхности воды появился большой пузырь. Запахло серой.
Унюхав сие, Петро ошалел еще больше. Голос внезапно вернулся к нему:
- Да! - Рванулось вверх, - Да! Да! Да! Согласны! Под стрехой лежит! Спасай, сынок, живей!
С грохотом раскрутился дубовый ворот и железная цепь скользнула в воду.
- Залазьте, что уж там... - Донесся до недоутопленных родителей удаляющийся Мишкин голос, уже несущий в себе зачатки великих способностей, в будущем грозивших взорвать существующий миллиарды лет миропорядок.
И то ли ускорить, то ли наоборот отдалить конец Вселенной.
***
Розовые твари в темных глубинах подземного моря повернулись хвостами к серебряной монетке, сиявшей в их небесах, и огорченно уплыли вниз, в лабиринты карста. Дрожащие от холода, злые и мокрые Танька с Петро, толкались у входа в кладовку, пытаясь открыть заботливо запертую сыном дверь. Мишка во всю прыть мчался по лесной тропинке, волоча за собой на веревке старую детскую коляску, в которой перекатывалась двадцатилитровая бутыль с тутовой брагой, и на шее у него посверкивал резной ключ.
А на траве, около тутового Иггдрасиля, одиноко шелестела на ветру черная книга, соскользнувшая с копья рыцаря из радужного пузыря.