Ева сидела на террасе, когда порыв ветра вдруг легко тронул ее волосы. Едва заметное касание по щеке… Еще и еще. Она насторожилась, напряглась, пристально посмотрела в небо и различила робкое движение, нежное и неясное, как рассеивающийся дым от погасшего костра. Но вот с каждой минутой стали густеть прозрачные краски на горизонте, и стал нарастать ветер. Ева вскочила с места и побежала за дом, туда, где в тени деревьев лежали воздушные змеи. Их крылья уже дрожали, и билась натянутая ткань. Ева беспокойно огляделась. Обычно Адам приходил тотчас же, как только начинали появляться первые признаки ветра. Но в этот раз его не было. Она знала, что Адам у Змея, но почему он не идет? Неужели он не слышит? Что случилось с ним? Скоро все небо потемнеет и забурлит, и ветер уже стремительно набирает скорость. Она опять вышла на террасу и стала вглядываться вдаль – не замаячит ли на горизонте его фигура. Долго ждала Ева. И отчаявшись, побежала за ним сама, спеша и оступаясь, пробежала по садовым дорожкам, проскользнула через рощи и, наконец, добежала до потемневшего деревянного дома. Остановившись около двери, она отдышалась несколько секунд и, толкнув тяжелую дверь руками, вошла на веранду. Светился цветной витраж, заливал ковры насыщенными красками. Тянулись запахи трав из темного узкого коридора. Волнуясь и торопясь, она пробежала сквозь него и, наконец, очутилась в полутемной гостиной. Там тихо шевелилась зелень в окне, и чернел потухший камин. Никого не было.
Ева растерянно остановилась посреди комнаты, огляделась и позвала:
- Адам!
Ей никто не ответил, только гулкий сквозняк разнес ее отчаявшийся голос по всем комнатам. Когда Ева вышла из дома, над ее головой уже вовсю бушевало фиолетовое небо, перетекали серебристые цвета и закручивались воздушные потоки. Она взглянула вверх.
- Соберись. Ничего страшного, - проговорила она про себя, тревожно сжимая кулаки, - Он мог далеко уйти и не успеть вернуться. Может быть, Змей повел его в горы, к озеру, к реке. Но почему он не сказал мне? Нет, нет. Иди и не спрашивай. Ничего не случилось.
С этими мыслями Ева вздохнула и побежала назад. В этот раз она одна вынесла в поле змея и в одиночестве металась и кружила по траве, сливаясь с ветряными потоками. И снова в секунду наивысшего напряжения и предельной собранности все потухло и обернулось для Евы заоблачным пространством, в котором она летела, сжимая сильную белую шею.
Прошла ночь. Утреннее поле слабо подсвечивалось рассветом. Из рассеивающегося облака вышла одинокая фигурка и побрела по траве. Адама не было. И счастье, в котором Ева качалась на ночных волнах, стало уходить, и ее сердце вновь налилось тревогой. Дойдя до террасы, она завернулась в легкое одеяло и села в кресло. Внизу по полю ползли туманы, на горизонте стояли неподвижные розоватые облака, но если запрокинуть голову, то небо было еще совсем ночное, переливающееся глубокой синевой, а чуть ниже, там, где синева вливалась в полоску рассвета, светился тонкий профиль остывающей луны. Ева смотрела в даль, пытаясь осознать произошедшее, но мысли ее рассеивались, а веки тяжелели. Она ненадолго задремала, бессильно уронив руку на подлокотник, но сны ее кружили рядом, не овладевали ей полностью, а лишь вводили в рассеянное чуткое забытье. Несколько раз она открывала глаза и вновь проваливалась в дурман. Но вот, снова вынырнув из хоровода неясных образов, Ева увидела перед собой силуэт Адама, сотканный из полупрозрачной сиреневой материи. Он сидел на диване напротив, скрестив руки, и внимательно смотрел на нее. Она встряхнула головой, отгоняя наваждение, но с нее слетел лишь туман дремоты, а фигура Адама проступила еще отчетливей. Он улыбнулся ей устало, но ничего не сказал. Еще минуту сидели они молча, но вот затянувшееся молчание прервал Евин голос, еще хранящий в себе хрипловатый осколок сна:
- Где ты был Адам? Ведь сегодня был тот самый день.
- Я не мог придти.
- С тобой что-то случилось?
- Нет, Ева, не со мной.
- Так с кем же?
- Я не знаю, как объяснить тебе… С одной маленькой девочкой. С моей дочкой.
При этих словах, Ева, подавшаяся вперед, устало откинулась в кресло и отвела от него взгляд. Повисло молчание.
- Адам. Что за девочка? Что ты говоришь? Нас же двое и нет никого больше. Ты смеешься надо мной?
Снова повернулась она к нему через некоторое время.
- Нет, Ева, нет, я говорю тебе правду. Но только пойми, эта странная история, может быть в чем-то страшная, но я не жалею о том, что это произошло со мной. Я вижу, что все, что я черпаю из нее, приносит мне великую пользу. Сегодня я был у постели умирающего ребенка, я не мог оставить ее. Сердце мое разрывалось. И вот, утром, она сжала мою руку, и ее ладонь вдруг сделалась слабой и мягкой, повисла в моей руке и стала медленно остывать. Она умерла, Ева. Она перешла в иной мир. Я не знаю, куда она ушла. Не знаю. Испив всю чашу страданий, вытерпев эти мучения, она отошла от меня, и тело ее стало холодным, как лед. А ее боль осталась во мне. Я не могу забыть эти уставшие от страданий глаза, эти губы, судорожно хватающие воздух, ее метания и жар… Это все теперь навсегда со мной.
- Адам, - вдруг перебила его Ева, - я все поняла. Ты дотронулся до того, до чего нельзя было дотрагиваться. Ты разбудил страдания, ужас и боль. Неужели ты не понимаешь, что ты наделал! Как ты собираешься возвращаться назад? И можно ли вернуться назад? Что за любопытство побудило тебя пойти на это! Неужели ты не понимаешь! Ведь ты сам породил эту девочку своим решением, своим желанием узнать больше, чем нам изначально было дано. Как ты смел ввергнуть людей в этот кошмар! И скольких ты уже проводил в этот мир страданий из глупого любопытства?!
Адам вздохнул и ответил:
- Нет, Ева, все не так. Пока всех этих страданий еще нет. Они есть только во мне самом. Все это не осуществилось, не возникло, потому что не было моего решения. Не было нашего с тобой решения. Я лишь прикасаюсь к тому, что может осуществиться если…
- Если что?
Ева напряглась, и глаза ее сощурились.
- Если мы сорвем плод с древа познания добра и зла.
Она вздохнула с облегчением.
- Боже мой. Я испугалась, что ты уже сделал что-то непоправимое. Но пока миру ничего не грозит. Ведь ты никогда не пойдешь на это. Ты никогда не сделаешь этого.
- Ты знаешь, Ева… Последнее время я все чаще думаю о том, что это нужно сделать.
Ева резко встала с кресла, сделала несколько кругов по веранде, подошла к ограде и некоторое время стояла там молча. Но вот вернулась назад, подошла к Адаму и села рядом. Тревога была в ее взгляде. Она обняла его, запустила пальцы в волосы и посмотрела с пристальной мукой в ему в глаза.
- Адам, с тобой все в порядке? Ведь неспроста Бог не велел ходить нам к Змею. Что творится с тобой? Ведь и я чувствую, что в меня начинают проникать раздор и смута. Я никогда не испытывала такого страха, как вчера, когда не могла найти тебя. Зачем ты разрушаешь ту радость, в которой мы так долго жили? Чем все это обернется? Ради чего ты это делаешь? Обещай мне больше никогда не ходить к Змею и не выпускать на волю того, что может разрушить наш мир. Ты дашь мне слово?
Адам грустно покачал головой.
- Я попытаюсь тебе объяснить. Я не хочу больше наслаждений и радости. Я хочу одного - идти вперед, я хочу расширять и углублять свою душу. Я хочу познания. И если за него нужно будет заплатить страданием, я согласен.
- Но как ты можешь решать за других? Как ты можешь обречь на боль и страдания других людей?
Тут Адам загадочно улыбнулся и ответил:
- Нет других, Ева. Нет.
Долго спорили они. И рассказал Адам Еве про падения и взлеты, про радость и горе, про великую любовь и великие предательства. Провел ее по тысяче дорожек и научил смотреть на мир глазами каждого. И все было странно в этом мире, все шло рука об руку – боль и счастье, красота и тление, и не было никакой возможности разорвать это кольцо и отделить одно от другого. Все билось и клокотало. Всюду вставали противоречия, но, как ни странно, именно они рождали бурлящую пылкую энергию. Эта энергия называлась искусство. Всюду, где зиял глубокий разлом, где претворялось в жизнь болезненное разъединение, там прорастали зеленые побеги необычайной и редкостной силы. Там била живая вода. Хлестали чистейшие подземные источники. Словно боль освобождала незримые силы, выводила на поверхность спящие дотоле горячие родники.
- Ева, - пламенно говорил Адам, - мы должны вызвать из небытия эту великую жизнь. Мы должны пожертвовать нашей счастливой безмятежностью ради другого мира, в котором познание и развитие будут стоить нам пота и крови. Где за каждый шаг вперед нужно будет заплатить сполна. Потому что только так мы сможем стать настоящими людьми, страдающими, но хранящими свою любовь. Только так она будет чего-то стоить. И коснется избранных рука Господня, и он одарит их невиданными плодами. Высшие достижения духа будут открыты им и станут они подобны Богу, смогут сами создавать миры и гармонии.
- Нет, Адам. Это немыслимо, - перебила его Ева, - ввергать тысячи людей в ужас и боль, в болезни и скорби ради каких-то нескольких вспышек, ради нескольких людей, которым будет дана невиданная сила вдохновения? И ради этой силы прольется кровь невиновных? Нет, Адам, это невозможно. И как ты взглянешь в глаза Бога, который подарил тебе эту жизнь и велел радоваться ей, Адам? Мы не можем швырнуть его бесценные подарки обратно, это было бы неблагодарно и низко, и ради чего? Чтобы наших детей охватили войны и голод, чтобы стихийные бедствия уносили тысячи жизней и вопли матерей стояли над землей, чтобы в человеке родились страшные наклонности к братоубийству, жестокости и насилию, чтобы темные помыслы охватили души многих и многих? И все это только для того, чтобы… Ради того, чтобы ты насытил свою жажду знания? Ради того, чтобы в ком-то проявилось нечто боговдохновенное? Но не велика ли расплата за это?
Ева задохнулась и умолкла. На лице ее заблестели слезы и пролились в густую траву. Первые слезы на земле коснулись резных листьев, осыпались дождем вниз и ушли в темную почву.
- Прости. Прости меня, - вдруг с сильным проснувшимся чувством заговорил Адам и обнял ее, - больше я не скажу ни слова.
Он обхватил ее обеими руками, сжал что есть мочи.
- Забудь, - проговорил он, гладя рукой ее мокрое лицо, - и я забуду. И никогда больше не будем вспоминать об этом.
Ева подняла глаза и посмотрела на него с робкой надеждой, которая заблестела сквозь слезы:
- Правда? Ты не станешь делать этого?
- Нет, Ева, нет. Я никогда не оставлю тебя и не причиню тебе боли.
- И мы будем счастливы вечно?
- Да. Мы будем счастливы вечно.
Ева снова спрятала лицо на груди Адама и изо всех сил обняла его. Они долго сидели так, и через некоторое время Адам понял, что Ева крепко спит. Он осторожно положил ее на диван и укрыл пледом. С горечью и нежностью смотрел он на спокойные евины черты, на ее тонкую переносицу, на закрытые бледноватые веки, опушенные темнотой ресниц, на светлые волосы, разметанные по груди…
Не думал он, что его желание было настолько твердым, но когда все оборвалось в пропасть, то оказалось, что в сердце его уже давно было все решено. Властный призыв рвался наружу, бился в его крови, не давал забыться и успокоиться, как оказалось, он только ждал подходящей минуты, чтобы яростно забурлить в нем, и вот эта минута наступила. Но теперь это было невозможно. Он дал слово Еве и не сможет нарушить его. Навсегда здесь. И только в книгах соприкасаться с удивительным миром, где буря и солнце существуют на равных правах, где воплощается полный спектр возможностей, где замыкается круг. На мгновение Адаму показалось, что вокруг не хватает воздуха. Отчаяние охватило его.
(http://www.proza.ru/2013/02/27/2362)