Я не жалею ни о чём. XIII. Ещё один удар судьбы

               


                В жизни большинства женщин
                всё, даже величайшее горе,
                кончается тем, что они
                приспосабливаются.
                М.Пруст


   Кризисы, которые переживает человек, точно так же, как и кризисы целых народов, осознаются как таковые, только когда остаются в прошлом.
   ... Никто не внушал мне таких тёплых дружеских чувств, несмотря на совместно прожитые годы, ни с кем мне не было так легко, как с Андреем. Я могла говорить с ним обо всём на свете и, видя, что он всё одобряет, восторженно излагала свои взгляды, не боясь последующего за этим иронического замечания или насмешки. Насмешек я боялась, да и кто их не боится! Как-то мне попался даже афоризм: «Насмешек боится даже тот, кто уже ничего не боится».
   Но в этот его приход из рейса я шестым чувством ощутила, что с ним что-то не так. Андрей старался меньше быть дома, ссылаясь на занятость по работе и необходимость бывать в библиотеках (якобы запустил чтение). В постели он не был горяч, как в прежние времена. Как-то быстро обмякал, ссылаясь на усталость,  шептал мне: «Ну, помоги же мне, помоги», брал мою руку и тянул вниз, на себя. Моя рука цепенела при этом. «Нам же не по двадцать пять!», - глуховато говорил он. Потом принимался ласкать меня и, быстро закончив, отворачивался и засыпал. Интуиция подсказывала мне, что пришедший из шестимесячного плавания мужчина не может быть таким в постели. «У него кто-то есть» - эта мысль, током пронзившая меня, не давала мне покоя до тех пор, пока однажды, полусонный, он не начал ласкать меня страстно, неистово, целовать мои запёкшиеся губы, не давая перевести дух. И только тогда, когда он взял в рот мои соски, как в юности, мне стало понятно, что эти ласки предназначались не мне.
   Оцепеневшая, не в силах произнести ни слова, я лежала в его объятиях, пока он не сказал упоительно-ласково: «Светик! Повернись, пожалуйста, на бочок!»
   Словно ужаленная змеёй, я выскочила из постели. Я задыхалась, мне не хватало воздуха...
   Так я сидела довольно долго и думала: «Как быстро сломался он, едва став первым помощником капитана! Как быстро забыл мою помощь и поддержку и то, что он отец восьмилетнего сына, только что закончившего первый класс!». Потом я постаралась отвлечься, вспоминая прекрасные места, где прошло моё детство, надеясь, что мне станет легче. Но воспоминания не оживали, душа моя была пуста.
   В другой комнате заворочался спящий сын. Я подошла к нему, поправила съехавшее одеяло, потом вернулась на кухню. Меня знобило. Любое проявление зла всегда вызывало во мне ощущение холода. Андрей пришёл на кухню через некоторое время.
   - Почему ты здесь сидишь,- равнодушно позёвывая, спросил он.
   - А ты не догадываешься?
   - Нет.
   - Ты назвал меня в постели чужим именем. Кто она? Твоя любовница?
   То, что я услышала потом, заставила меня сжаться, как от сильно нанесённого удара.
   - Да, любовница! Мы вместе вот уже семь месяцев. Своей матери я её представил как свою будущую жену.
   Да, это был удар, нанесённый из-за угла.
   - Ты мог бы написать мне, а не являться как ни в чём не бывало домой. Ты же понимаешь, что это банальная история, какие постоянно случаются на судах! Она замужем?
   - Нет, но у неё есть дочка.
   - Ясно, - сказала я, - пошла в море, чтобы найти себе там мужа.
   - Нет, это неординарнарный случай. Мы любим друг друга.
   - И что же ты намерен сделать?
   - Развестись и жить с нею.
   - Где?
   - Пока у матери, потом вместе пойдём в следующий рейс, потом видно будет.
   - И она, конечно, моложе меня?
   - Да, на восемь лет.
   - Всё ясно. Может, и ребёночка запланировали?
   - Да, она хочет сына.
   - А своего ты, значит, бросаешь?
   - Нет, я буду навещать его, помогать, а её я оставить сейчас не могу, хочу быть с ней.
   -Наверное, очень сексуальная?
   - Да, очень. Ничего подобного с тобой у нас не было.
   - У нас было достаточно. А такие, как она, используют специальные приёмы, чтобы захомутать вашего брата. Ну, хватит! Иди отсюда!
   Он ушёл, а я прилегла рядом с сыном. «Да, - думала я, - можно прожить с человеком годы и не знать, каков он, а короткий миг в беде раскрывает его душу. Что он мне говорил и, главное, как! Это чудовищно!».
   Наутро, собираясь на работу, он вновь подошёл ко мне:
   - Дорогая, пожалуйста, попытайся понять, потерпи немного. У меня сейчас переломный период, и я не в состоянии принять решение относительно нашего будущего. Это как если стоишь на берегу и ждёшь прилива, чтобы броситься в воду... Не знаю, как тебе объяснить. Я тебя тоже люблю.
   - Любишь? – усмехнулась я.
   - Да, я люблю тебя за мгновения, проведённые вместе в течение многих лет. Я научился мириться с твоими недостатками, ты – с моими. Слишком часто мы бросали друг другу обвинения, о которых потом сами жалели, слишком часто, не замечая этого, мы забывали сказать друг другу добрые, ласковые слова.   
   - Да, красиво говоришь, - произнесла я. – И ты отказываешься от своих вчерашних слов?
   - Это не в моих правилах.
   - Зато в твоих правилах жить с другой женщиной в то время, как жена ждёт и томится по тебе. Твои красивые слова после этого ничего не стоят. Бросайся ты хоть куда, но моё последнее слово: в
рейс ты с ней не пойдёшь, сначала урегулируешь отношения со мной. Кого мне ждать, вас обоих?
   - Она не пойдёт в рейс. Прислали новую буфетчицу. Всё, я спешу. Успокойся, всё будет в порядке.
   Он вышел, чтобы ехать в порт.
   Я не поверила ему и, взяв сына, поехала на такси вслед за ним. В отделе кадров мне сказали, что Т... в рейс идёт. И тогда я побежала к проходной в порт, упросила охрану пропустить меня по паспорту, что-то соврав, и дальше – на танкер, на котором работал муж. На судне я сначала встретила капитана, который пообещал мне, что Светлана будет списана из экипажа.
   Не оскорби он меня так сильно своими гнусными признаниями, не брось на следующий день ключи с презрительным «Мне они больше не нужны!», возможно, я и не остановила бы его так решительно и жёстко. Я не знала, что машина уже была запущена, и Андрей находится под угрозой снятия с работы. Партийно-бюрократическая система работала тогда чётко и слаженно.
   В итоге его подруга ушла в рейс на другом судне (из которого она вернулась беременной невестой старпома, но это уже другая история), и это было решено без моего вмешательства, зато Андрей именно в результате моего визита в контору базы и на судно был снят с рейса, переведён в резерв и отдан под парткомовское разбирательство за аморальное поведение и распад семьи, хотя формально такового и не было.

   Вглядываясь в прошлое, я всё-таки думаю, что самую большую ошибку Андрей допустил по отношению ко мне. Он не знал, хотя прочёл очень много книг, что нет ничего опаснее недооценки своих близких. Людей вообще недооценивать нельзя – это крайне опасно. Не говоря уже о недооценке оскорблённой, но всё ещё любящей женщины.   

   Андрей поселился у матери, уволился из флота, получив по полной за свои амурные дела от парткомов разных уровней, и устроился рабочим на кожевенный завод. И только тогда, месяц спустя, когда трёпка ему была уже задана, а с судна, на котором ушла в рейс его пассия дошла информация о её новом романе, он подал заявление на развод. Андрей регулярно приезжал повидаться с сыном по выходным. Зарабатывал он даже больше, чем в море, правда, работа была каторжная. Во время его приездов за сыном я начала постепенно вести разговоры о примирении, но он был твёрд в своём желании развестись, так как теперь уже он считал себя оскорблённой стороной. Так продолжалось полгода. 
   На первом бракоразводном заседании судья спросила Андрея, была ли я плохой женой, на что он ответил, что, наоборот, хорошей. На вопрос, а почему же он хочет развестись, последовал ответ: «Просто я решил пожить по-другому», который, разумеется, не удовлетворил судью, и нас не развели, назначив новое слушание.
   Я ехала домой и думала о том, что просто так, наверно, в жизни ничего не бывает. У нас было всё хорошо, и ничто не предвещало беды. Но где-то в глубине, очевидно, зрел кризис, а мы, не замечая его, торопились по жизни вперёд. И я не знала точно, как воспринимать этот кризис – как недоразумение вкупе со стечением обстоятельств или как наказание за что-то.
   Пришло время второго заседания суда. Я ждала в коридоре Андрея, но он не явился. Потом выяснилось, что он не смог приехать из-за работы: в тот день технологический процесс в цехе шёл неровно, произошла его задержка, а завершить цикл вместо Андрея никто не захотел, как он ни уговаривал своих коллег. Так распорядилась судьба. Судья вновь отложила заседание из-за неявки истца, но третьего заседания не было вовсе.
   Прошёл месяц. Однажды субботним утром Андрей заехал забрать сына на прогулку, но стоял сильный мороз, и я отговорила их обоих от задуманного проекта. Они ушли играть в комнату, а я в другой делала вид, что меня это не касается, но, наблюдая за Андреем, видела, что обстановка в квартире (моя мама жила тогда с нами в Риге) одновременно с раздражением вызывала в нём чувство покоя и надёжности. Нагрузка в школе у меня была большой, жили мы в достатке. Он видел это, и его подспудно тянуло домой – ведь прожитые 12 лет не могли пройти бесследно. Я чувствовала, что он придёт и в следующую субботу, поэтому накануне устроила дома генеральную уборку. Я внимательно оглядела всё вокруг: папки с
книжных стеллажей убраны, пыль везде вытерта, крышка письменного стола отсвечивает тусклым глянцем. В комнате бузукоризненная чистота. На полу новый ковёр.
   Я несколько раз смотрела на часы и поймала себя на том, что я жду его. Воистину человек не создан для одиночества. Я спрашивала себя, нужен ли мне кто-то вместо него, и ответ был однозначен: нет, не нужен.
   Он действительно пришёл в субботу, открыл дверь своими ключами, разделся и сразу пошёл на кухню. Я что-то готовила. На столе стояло блюдо с запечённым карпом, салат и что-то сладкое.
   - Хорошо живёшь, - сказал он.
   - Не жалуюсь, - ответила я, подумав: «Хватит. Мы устали друг без друга. Кому-то надо сделать первый шаг!», и сказала:
    - Присаживайся, будем обедать. Женя с мамой готовят уроки на понедельник, и я вас отпущу не скоро. Мы пообедали. Андрей с сыном съездили в центр, сходили в кино, погуляли по «Старушке» и вернулись домой.
   Когда он уходил, я сказала:
   - Возвращайся, мы заждались тебя.
   Он улыбнулся и сказал:
   - Завтра. Жди.   
   Я долго ждала, но он не приходил. «Может, что случилось», - подумала я, не выдержала и позвонила. Свекровь сказала, что Андрей болеет уже вторую неделю.
   Он приехал на такси со всеми вещами ещё через неделю.
   Не за горами был новый, 1987 год, а у нас начинался новый этап жизни.

   Когда мы снова улеглись в постель, поначалу было трудно. Но вскоре, после трёх ночей Андрей поразил моё воображение и тело сексуальными изысками, и я снова вернулась в прежнее состояние. Когда-то он сказал мне: «Моя любовь к тебе приобрела новые краски». Теперь то же самое могла бы сказать ему я...
   Так мы залечивали свои душевные травмы. Не знаю, как он, а я-то знала, что такие раны лечатся только одним лекарством – любовью
и лаской. Постепенно оттаивали наши сердца, и мы вновь становились полноценной семьёй.
  Наблюдая себя как бы со стороны, я поняла: что бы я ни делала, что бы ни говорила, мною двигало одно желание – побыстрее оказаться с мужем в постели. Он был как раз в таком возрасте, когда о мужчине говорят, что он в расцвете сил. Осень моей жизни ещё тоже не наступила, поэтому стремление изголодавшейся женщины было вполне естественно. Он понимал это, и его тело было очень щедрым.
   Иногда я спрашивала себя, правильно ли я всё сделала, вернув себе таким способом мужа. И понимала, что при том кризисе у меня оставался только один путь: спустить его на землю в прямом ипереносном смысле. Не исключено, что я потерпела бы поражение. Ну, так что ж? Молодость коротка, а остаётся ещё огромный кусок жизни. И я хотела прожить его с Андреем.