«ЕСТЬ ЖЕНЩИНЫ В РУССКИХ СЕЛЕНЬЯХ …»
Вот уже почти десять лет, каждый день в семь часов утра в любую погоду – в дождь, в стужу, в зной - я встречаю эту необыкновенную женщину с пакетами в руках. Она кормит живущих в подвалах домов бездомных кошек. И каждый раз мне приходят на ум слова великого русского поэта Н.А.Некрасова: «Есть женщины в русских селеньях …».
Да, к счастью, есть.
Почти десять лет рано утром, каждый день, в любую погоду, …
Я видел, я знаю, что подкармливают бездомных животных многие, но наш случай, как оказалось, – особенный.
Но давайте, расскажу всё по порядку.
В подвале нашего дома жили, да и теперь живут, бездомные кошки. Многие из-за нищенских пенсий и зарплат выбрасывают своих любимцев на улицу - мол, дома кормить нечем, так, может, они хоть на улице как-то прокормятся ...
Некоторые соседи по дому, мы с моей супругой Галиной Николаевной, постоянно подкармливали их. В 90-е годы работники РЭУ хотели замуровать подвальные отдушины, ну и кошек, живших в подвалах, но многие жители нашего дома не допустили этого. Хотя и были сторонники «замуровать». Особенно из завсегдатаев «летнего кафе». Так мы называли столик со скамейками на детской площадке перед домом, совсем рядом, метрах в десяти перед окнами, где собирались выпивохи. Они жили, в основном, в нашем доме и сидели за столиком днём, а, когда было душно - и ночью. Но иногда засиживались до поздней ночи и другие гуляки, проходившие мимо – место хорошее, нравится им. Поэтому мы и назвали это место «кафе». Иногда кто-нибудь ночью не выдерживал пьяных выкриков и песен и вызывал милицию (теперь – полицию). Милиция (полиция) приезжала и уезжала, а шумные компании возобновляли свои споры и выкрики, не давая жителям нашего дома спать. Были тогда ещё в нашем подъезде консьержи. Они также были завсегдатаями «кафе». Однажды у консьержей появилась маленькая красивая кошечка. Её, наигравшись, выгнали из квартиры жильцы нашего подъезда. Кошечка жила в консъержской, её все любили и кормили. И называли её Муркой. Но вскоре наши консьержи один за другим ушли в мир иной (пусть земля им будет пухом!), а консьержскую, которая была сделана из вагонки, сожгли. Скорее всего, бросили окурок в стоявшую рядом картонную коробку с рекламными бумагами, которыми всегда был завален, наш подъезд, как и все другие подъезды домов. По утрам в подъезде на лестничной площадке у почтовых ящиков всегда было много окурков. Были также одноразовые шприцы и бутылки пивные и из-под водки. Видимо, по ночам собирались наркоманы, а кто-то из нашего подъезда снабжал их наркотиками. Но, ни милиция, ни полиция наркоманов так и не изловила. И распространителей наркотиков тоже не ловила. И хулиганов, постоянно ломавших домофон, установленный на входных дверях нашего подъезда, (наше «запирающее устройство», за которое мы платим ежемесячно) тоже никто не ловит, хотя видимость видеокамеры существует. Ну а Мурка, оставшись одна, без хозяев и жилья, перешла жить в подвал. В подъезд заходить она категорически отказывалась и в руки идти также отказывалась. Погладить, правда, себя позволяла. Летом Мурка залезала на дерево, с него по ветке взбиралась, как канатоходец, на козырёк над крыльцом и там блаженствовала, благо, там было много солнца и, кроме неё, там не было ни собак, ни людей, ни котов. Потом ветку спилили, и Мурка лишена была возможности поваляться на солнышке в одиночестве. Когда она хотела кушать, то выходила из подвала на крыльцо и сидела там, пригорюнившись и не обращая внимания на ходивших туда-сюда людей, так как просить у них поесть было бесполезно: никто и не думал её угостить чем-нибудь. В лучшем случае люди восхищались её красотой, а потом, когда она родила котят, - их красотой и изящностью, и проходили мимо. А многие вообще не обращали на неё внимания. Но, как только к крыльцу подходил я или моя супруга Галина Николаевна, или другие люди, кормившие её, Мурка поднималась навстречу, тёрлась о ноги, позволяла себя погладить, пощекотать за ушками и говорила: «Мяу». И терпеливо ждала, когда мы принесём ей поесть. Обычно я ей говорил: «Жди, сейчас принесу». Шёл домой, брал пищу, обычно пакетик с кормом, и нёс ей. Если дома пищи не было – шёл в зоомагазин, благо он был рядом. Иногда из «кафе» наши пьяные соседи кричали: «Так вот и разводят крыс!», на что я отвечал: «Бояться надо двуногих крыс, особенно если они пьяные, а там, где живут кошки, крысы не водятся».
А однажды мои слова в отношении крыс подтвердил житель нашего подвала – красивый серый, белогрудый кот. Вообще-то он был уже, наверное, старый, имел всегда какой-то безразличный, болезненный вид и никогда не играл. Но тут, вскоре после моих слов о двуногих крысах, он вынес из подвала крысёнка и стал демонстративно играть им, то ли в футбол, то ли в баскетбол. Я наблюдал с балкона, как кот развлекался крысёнком, как крысёнок притворялся мёртвым, а кот тоже притворялся сонным, но как только крысёнок пытался убежать, кот мгновенно ловил его и подбрасывал вверх. Так показал он «кафешникам» (завсегдатаям «кафе»), что в подвале хозяева кошки, а не крысы. И заставил «кафешников» замолчать о крысах. Такой вот был случай, хотя, насколько я знаю, есть теории о том, что в жизни нет случайностей, а есть только закономерные явления. Правда, «кафешники», к сожалению, видимо, отравляясь алкоголем (ведь печень, сердце, сосуды не выдерживали повседневных алкогольных перегрузок), уходили в мир иной один за другим, совсем молодыми и, на вид, здоровыми. Мир праху их. Они были неплохими мужиками, дружили, помогали друг другу, но больше жизни любили водку …
А однажды Мурка родила пятерых котят. Это были её первые роды. Родила она в выходной день, уже под вечер, под стоявшей на тротуаре машиной, и мы заметили это. Я нашёл картонную коробку, перенёс туда маленьких, слепых котяток и поставил возле окошка (отдушины) в подвал. Но утром мы увидели, что коробка с места отброшена, а в коробке нет никого - ни Мурки, ни котят. Мы подумали, что кто-то из «кафе» ночью котят из коробки выбросил, или собаки их съели. Но потом оказалось, что Мурка никуда не делась, она была в подвале, и мы продолжали её кормить. А через некоторое время увидели, что она сама не ест, а берёт в зубы кусочки мяса или сосиски и несёт в подвал. Мы догадались, что там подросли уже её котятки. А вскоре она вывела их из подвала, всех пятерых, да таких красавцев, игрунов, что было любо наблюдать за ними. Но от людей они бежали и ближе двух метров к себе никого не подпускали. Убегали в подвал, под машину или на дерево. Их кормили, и они быстро росли. А однажды мы с супругой заметили, что наших подвальных жильцов кто-то подкармливает свежим мясом – оставались следы, недоеденное мясо. Долго не могли уследить: кто и когда. Но следы от мяса стали видны постоянно. Потом я сменил работу, стал выходить из дому в семь часов утра и увидел маленькую, худенькую, пожилую женщину, которая с пакетами в руках обходила дома и кормила бездомных кошек. Они выходили и встречали её, тёрлись о её ноги, громко мурлыкали. В семь часов утра! О своих наблюдениях я рассказал супруге. Мы удивлялись: интересно, откуда эта женщина приходит, где деньги берёт на мясо кошкам из нескольких домов. Со временем супруге удалось поговорить с этой женщиной. Женщина была, к сожалению, немногословна, сказала только, что живёт она в соседнем доме, что её парализовало, и она думала, что уже не поднимется, но надо было кормить своих домашних кошек, которые её отогревали своими телами и лечили, ложась на больные места. И просили кушать. И она поднялась. Как она поверила – благодаря кошкам. А, поднявшись, решила взять под свою опеку бездомных кошек близлежащих домов, за свою пенсию покупает им мясо и рано утром кормит их, в благодарность за то, что они её вылечили. Она очень любила их.
И вот уже около десяти лет каждое утро, в семь часов, идя на работу, я вижу эту женщину с пакетами в руках, разносящую мясо бездомным кошкам.
«Она что – святая - спрашивала меня жена – правда, что её кошки вылечили?» А я думал, что эта пожилая женщина действительно святая, и напоминал жене, как её в середине девяностых вылечил от бронхита наш кот Маськин. Маськина принесла наша дочь Оксаночка с птичьего рынка, бывшего тогда на Абельмановской, рядом с Таганкой. Купила его там малюсенького и принесла в ладошках. И назвала его Майклом, что вскоре трансформировалось в «Маськин». Маськин был очень ласковым, игривым и понятливым котиком. Его все любили. Он почти никогда не выпускал когти и не кусал больно. Однажды, когда он был ещё маленьким, наша Леночка его тискала, любя, и крутила ему ушки, а он изловчился и ухватил её зубками за ноздрю. И так подержал некоторое время, не прокусив, и не поцарапав, конечно. А она кричала, смешно, гундося: «Ай! Отпусти!». Нос-то её был закрыт. Тискать его перестали. Но Леночка клала палец ему в рот, когда он зевал. Тогда он, когда Леночка зевнула, положил ей в рот свою лапку. Так вот и рос он сначала вместе с нашими детьми, а потом с нашими внуками. И все его очень любили и восхищались им. Даже наши знакомые, с которыми он обязательно знакомился, если они посещали нас. А как-то супруга сильно простудилась и заболела бронхитом. И никак не могла вылечиться. Донимал кашель. Особенно, когда она ложилась спать. Тогда Маськин стал ложиться ей на шею «воротничком». Вообще-то он больше был привязан ко мне, он всегда провожал меня на работу и встречал с работы, любил сидеть у меня на коленях, спать у меня под боком, но тут такое дело – хозяйку вылечить надо. И он её вылечил, и когда она перестала кашлять, то он перестал ложиться ей на шею. Часто, когда он был с хозяйкой на кухне, и она говорила ему «зови папу кушать», Маськин приходил ко мне и начинал кричать «мяу» до тех пор, пока я не шёл на кухню. В первый раз я не понял ничего, пока супруга не сказала, что это она ему сказала позвать меня. А потом уже я знал, что это меня зовут. Жил он у нас почти 18 лет. Когда внучки были маленькие, то они с ним «делили» мои колени. Бывало так, что он терпеливо ждал, когда одно из моих колен освободится от одной из внучек, и тут же запрыгивал на него. Был он у нас как член семьи. Наши дети практически выросли с ним. И умер он в выходной, когда у нас собрались наши дети и внуки. У него были больные почки. Болел он долго. Лежал на полюбившемся ему стуле под столом. А когда я приходил с работы и звал его - "Кутёнок, миленький, иди ко мне, мой Красавец, моя Умничка", то он говорил "Мур", вылезал из-под стола и залезал мне на колени. Я гладил ему животик, говорил ему ласковые слова, он мурлыкал мне свои серенады, а потом снова шёл на своё место под стол ... И так было каждый вечер ...
Мы его лечили, но в ветеринарной лечебнице сразу многозначительно сказали, что, мол, он и так уже "долгожитель" ... Нашему всеобщему любимцу было уже без малого восемнадцать лет ...
И когда его не стало, все сильно плакали. Плакали, как за членом семьи.
В тот день, когда он умер, совершенно случайно в одно время собрались у нас наши дети, внуки. Маськин, который в последнее время почти постоянно лежал на стуле, задвинутым под стол, вышел из своего убежища, подошёл к каждому гостю, как бы поздоровался; все его гладили, разговаривали с ним, а он громко мурлыкал и тёрся головкой о гладившие его руки. Потом, обойдя всех и «поздоровавшись» со всеми (мы не догадывались, что это он, видимо, прощался с нами навсегда), лег в прихожей на пол и неожиданно громко закричал: «Мяу-у!». Все бросились к нему, заговорили: «Масючкин, что с тобой?» А он вдруг вытянулся на полу и затих. Я его гладил и, почувствовав, как затвердевает его маленькое тельце, сказал: «Он умер». Женщины и дети заплакали, запричитали, все старались погладить его, проститься с ним навсегда. Он рос вместе с ними, его все сильно любили, привыкли к нему, и вот его не стало…
Пару лет у нас не было никого. А потом опять Оксаночка привезла нам (у неё уже были котики) найдёныша – белую кошечку с разными глазами: один глаз зелёный, другой глаз - голубой. Вообще-то, когда её привезли, она была почти серой – такой грязной. Мы с внучкой Настенькой её еле отмыли. И стала она очень красивой, белой и пушистой, и шерсть её блестит, серебрится, совсем как чистый снег на солнце. Она, когда мы её мыли, не кусалась, только шипела. И потом долго на всех шипела, царапалась и кусалась, как бы предупреждая: "Не трогайте меня!". Никому, кроме меня, не позволяла себя даже погладить. В каждую протянутую, чтобы её погладить руку, киска немедленно вцеплялась всеми своими зубками и коготками, как бы говоря: "Не тронь меня!" А коготки и зубки у неё очень острые. Если, когда она нападает отдёрнуть руку, то получишь глубокие, болезненные царапины. Я старался руку не отдёргивать и получал маленькие «укольчики», которые быстро заживали. Отчаянная кошка. Только на меня не шипела, шла ко мне. Но через некоторое время она привыкла, что её не обижают, любят, и стала совсем домашней. Хотя и прижимает ушки и настораживается, когда её гладят. Она и была домашней, но, видимо, люди долго её обижали, и она возненавидела их, сбежала и одичала. Не узнать теперь, как всё случилось и сколько ей лет. Очень умная, смелая и строгая кошка. "Сдачи", когда ей что-то не понравится, от неё можно получить в мгновение ока. У неё, как говорится, "не заржавеет". Назвали мы ее Муркой. Она привыкла к нам, спит с нами, «лечит», массажируя больные места. Ходит за мною – куда я, туда и она. Сердится, кричит, ловит и кусает меня за ноги, правда, не больно, если я занят и не могу взять её на колени. Как бы говорит: «Сядь! Пожалей свои больные ноги! Они же болят! Дай я их согрею, полечу, …!» А иногда она устраивает целые скандалы, когда я собираюсь на работу или в магазин. Она кусает (не больно) меня за ноги, суетится, не даёт одеваться, кричит, как бы говоря: «Куда ты? Что тебе дома плохо? Посиди со мной!». Видя, что я всё-таки ухожу, она обижается, садится в сторонке и даже не глядит в мою сторону. Но когда я возвращаюсь, она громко кричит «Мау», бежит встречать меня, трётся о мои ноги и громко мурлычет … и ... "ругается": "Куда ходил?". Любит спать в компьютерном кресле. Если я его занимаю, работая за компьютером, то она долго терпит, а потом всё-таки не выдерживает, трогает меня легонько лапкой и говорит-просит ласково: "Мяу" - пусти, мол, меня на моё любимое место! Я пересаживаюсь на стул, а она свёртывается клубочком в кресле и спит, пока не проголодается. Иногда я сижу и не замечаю ее, тогда она тоже трогает меня лапкой - пусти, мол, возьми на колени, я к тебе хочу, погладь меня. А когда я ее нежно глажу, она громко мурлычет ... Так она привыкала к нам ... Любит "пылесоситься". Обычно кошки убегают от пылесосов, а эта, наоборот, бежит к пылесосу, ложится рядом - давай, пылесось, мол, меня ...
А однажды я пришёл вечером с работы и, не обращая на неё внимания, стал просматривать почту. Так она обиделась на такое отсутствие внимания к ней, закричала на меня - "МАВ!" - и лапкой выбила бумаги из моих рук. И ушла в спальню. Настоящая дама. Строгая, капризная, требовательная: ведь она ждала, скучала, обрадовалась приходу, о он, видите ли, пришёл и - ноль внимания, вместо того чтобы погладить её, приласкать, поговорить, ...
Ночью она сидит на краю постели у моей головы и смотрит на меня. "Караулит" - говорит внучка Томочка. Утром будит - легонько лапкой трогает, мол, вставай, утро уже. Или когда на колени хочет, тоже ходит следом, лапкой трогает - садись, посидим вместе, хватит уже делами своими заниматься, ...
К сожалению, мы очень мало знаем даже на уровне науки о наших домашних друзьях и их умственных способностях.
В 1990 году я работал во Внешнеэкономической ассоциации "Техноинтерсервис". Размещались мы тогда на на четвёртом этаже (последнем) в здании на улице Автозаводская. И там произошёл следующий невероятный случай: на запертом чердаке, выглядывая из маленького чердачного окошка, стала кричать - плакать кошка. Как она туда попала? Кто её закрыл? Как теперь вызволить её оттуда?
А она кричала, плакала ...
На запертом чердаке. Над нами.
И нам было больно за неё. Мы не могли спокойно работать.
И тогда наша сотрудница Лена, которая очень любила и понимала кошек, у которой кошек был "полон дом", взяла картонную коробку, открыла окно, выдвинула коробку из окна и крикнула кошке: "Прыгай!"
И кошка прыгнула. Она поняла Лену! И поверила ей!
А Лена еле удержала коробку. Потом покормила кошечку. И кошечка благодарно урчала и терлась о ноги Лены. И все были счастливы и приходили посмотреть на спасённую кошечку, погладить её и похвалить и поблагодарить спасительницу.
А кошек, живущих в подвалах нашего и соседних домов вот уже почти десять лет каждый день рано утром и вечером в любую погоду кормит добрая, сердобольная женщина ... Которая понимает, что человек ответственен за приручённых животных, и что человечество и Природу спасёт только Доброта, Взаимопомощь и Взаимовыручка, что и люди, и животные нуждаются во взаимном тепле, что они созданы друг для друга, ...
Кстати, нашей знакомой Анне Ивановне назначили хирургическую операцию на сердце. И она была записана в очередь на операцию. Она очень боялась этой операции и сильно переживала. Она знала, что любое хирургическое вмешательство чревато опасными последствиями. А тут сердце …. А пока, в ожидании операции, она стала ходить в парк и кормить обитающих там кошек и собак. А когда подошла очередь на операцию, то после обследования Анне Ивановне сказали, что её сердце в операции не нуждается ...
Мало, очень мало знаем мы о братьях своих меньших. Вот, например, ленинградские блокадники рассказывают, что когда фашистские самолёты летели бомбить город, то самолётов ещё не видно и не слышно было, а кошки с криками неслись в укрытия. И люди стали ориентироваться на них и по их сигналам стали прятаться в убежища ещё до появления самолётов и свиста бомб ...
Возможно, что, если бы все люди были милосердны к другим людям и к своим меньшим братьям, не истребляли их безжалостно, не издевались бы над ними, то и взаимоотношения между людьми и животными, особенно домашними, строились бы по-другому, и меньше было бы страхов и агрессии, и жизнь на Земле была бы, наверное, другой, не такой жестокой и беспощадной, ...
Как наша, одичавшая было совсем, Мурка: ведь стала же она из полудикой, ненавидевшей людей, совсем домашней, очень ласковой кошечкой, ... У неё была обида на людей, ненависть к ним, но она всех простила ... Она любит, когда её гладят, разговаривают с ней, громко мурлычет при этом. Часто, когда её погладят и прекращают, она трогает руку легонько лапкой, как бы прося: погладь ещё, ... Все домашние животные рады общению с людьми и хотят радовать людей, приносить им удовольствие и хотят уважения и ласки, ..., но не все люди готовы к общению с ними из-за своей эгоистичности и озлобленности, ...
А одичавшие кошки, живущие в подвалах домов, смело выходят навстречу тем людям, что постоянно их кормят, трутся об их ноги своими ушками, мурлыкают, демонстрируя радость и удовольствие от таких встреч...
Ведь они, животные, всё понимают, только разговаривать не умеют ...
После Мурки мы взяли принесённую нам со своего дачного участка маленькую кошечку. Назвали её Бусей. А весной взяли Бусю на свой дачный участок. Там было несколько бездомных кошек, которых мы кормили и которые убегали от нас ... Буся постоянно смотрела на них, наблюдала, а однажды она, совсем ещё маленькая, подошла к кошке, которую мы называли Василисой. И Василиса вдруг ударила её своей лапкой. Больше Буся к приходящим поесть кошкам года два не подходила. А когда Буся подросла уже около полутора лет, стала нападать на Василису и прогонять её с нашего двора. Она запомнила обиду. И вот однажды я услышал дикие кошачьи крики. Вышел во двор и увидел Василису на груше возле сарая и нашу Бусю, сидящую под веткой, на которой сидела Василиса. Это Буся прогнала Василису со двора, и Василиса убежала от неё сначала на сарай, а с сарая на грушу. Я подошёл к сараю и стал "журить" Бусю, "что ты, мол, делаешь, зачем ты обижаешь бездомную кошечку? Иди ко мне скорее!" И Буся по крыше сарая подошла к месту, где я стоял, спрыгнула на моё плечо, и мы пошли с нею в дом ...
Вот пример такой о том что животные всё понимают, только разговаривать не могут ...
Январь 2013 г.