Не прошло и двух месяцев,а я был уже на ногах и бойко рубил глыбы мрамора в горном карьере.Однажды,это было в конце октября,а,может быть, и в середине августа (как разберёшь,когда время от времени дует ветер,гоняя по земле ворохи жухлых листьев;порой солнце выглядывает из лохматых облаков и щедро поливает землю мощными струями влаги),мы только собрались немного перекусить,как хмурые охранники,орудуя прикладами,согнали людей в колонны и,игнорируя расспросы,погнали в лагерь.
Нас выстроили на плацу под глухую дробь барабанов,каждому в руки дали по знамени,украшенному чёрной бархатной лентой,и оставили терзаться предположениями.Угрюмая неразговорчивость охраны,суета офицеров у административного корпуса наводили на мрачные размышления.Мы трепетали.
Два часа спустя,окружённый многочисленной свитой,неся на лице скорбь и невыразимую боль,на середину плаца вышел начальник лагеря,обвёл нас мутным взглядом и,выдержав томительную паузу,глухо сообщил:
-Сегодня в четыре часа утра после долгой изнурительной болезни скончался Капитан,наш дорогой вождь и учитель.
Мы упали на колени и преклонили знамёна.Послышался сдавленный плач.Жуткое оцепенение распростёрло свои ледяные объятия,и мы,повинуясь скорби,упали в их спасительный холод.Желание смерти витало над нашими головами,и неизбывное горе придавливало изношенные плечи к безучастной земле...
Три дня на не выводили на работу.Мы терзались неопределённостью и со страхом ожидали будущего.На четвёртый день по лагерю поползли слухи об организации Коалиционного Совета,выдвинувшего новую пргрессивную программу развития.Прграмма резко критиковала предыдущее руководство,предавала Капитана анафеме и объявляла курс на достижение старых целей новыми методами.Говорили,что,узнав об этом,начальник лагеря застрелился в своём кабинете.Трупа никто не видел,но все очень переживали.К концу пятого дня неведомыми путями на плохо охраняемую территорию лагеря проникло ошеломляющее известие:новое правительство провело всеобщую амнистию,гарантирует гражданам свободу и ликвидирует спецлагеря.
Крики "Ура!","ДА здравствует Коалиционный Совет!" сотрясали бетонные,местами осевшие под тяжестью крыш стены бараков.Я видел,как обезумевшая от счастья толпа гудела,целовалась,подбрасывала кого-то в воздух,ликовала и плакала;видел,как охранники и автоматчики сдирали с плеч кровавые пятна погон,рвали на груди мундиры,бросали оружие под ноги и долго,с наслаждением топтали его тяжёлыми сапогами,а потом,дружески обнявшись с каким-нибудь бедолагой,вливались в серую массу и клялись навсегда оставить своё презренное ремесло.
Кто-то принёс выпивку,и все,не помня старых обид,прикладывались к тёплым горлышкам бутылок,заглушая ещё саднящую где-то в глубине сердца боль,и пели весёлые,наполовину забытые песни,чтобы отдалить минуты тягостного расставания друг с другом.
Ночь протекла быстро и незаметно,как течёт вода между пальцами,и когда серый пасмурный рассвет слегка коснулся земли трепетной грудью,люди в одиночку,парами или группами,не оглядываясь и не задерживаясь,словно боясь содеянного ими,двинулись мимо сорванных с петель чугунных ворот в чужую,неведомую им жизнь с просветлённым взглядом и тайной печалью в сердце.Так длилось до тех пор,пока я не остался один...
Охранник,добрая душа,смотрит на меня удивлённо и растерянно:
-Почему ты остался?
-А зачем ты вернулся?
-Я ждал тебя внизу,под холмом.Но ты не пришёл,и я решил искать тебя здесь.
Мы сидим на ступеньках административного корпуса и подставляем лица свежему шаловливому ветерку.Охранник одет в штатское,и мне не привычен его цивильный вид.
-Почему ты остался? - требует он ответа.
Я отрываюсь от созерцания перистых облаков и ощущаю лёгкую воздушную радость.
-Мне трудно объяснить тебе свой поступок,но я попытаюсь.Когда я был ребёнком,казалось - весь мир принадлежит мне и я - лишь малая частичка его многообразия.Я предполагал,что мысли и поступки так же естественны и однозначны,как круговорот воды в природе,смена времён года,чередование дня и ночи.Я ошибался:каждое действие личности может быть оценено,классифицированно и подвергнуто наказанию.Разве можно наказать июньскую грозу?А горный водопад?Разве люди рождаются для того,чтобы жить под угрозой расправы,когда поступки и даже убеждения могут вменяться в вину и преследоваться?По неизвестной мне причине я был осуждён на полгода,а провёл здесь всю жизнь.Но не подумай,что я ропщу.Мне жилось хорошо,и я был по-настоящему свободен,потому что ясно сознавал своё место в отношениях с Властью и не боялся будущего,которое виделось определённо и незыблемо.Человек,привыкший к побоям,не боится их и не чувствует себя виноватым.Так он становится свободным и одиноким одновременно.Ты предлагаешь мне нарушить установившееся равновесие,переступить привычную черту,предлагаешь вторгнуться в ту запретную зону,где я вновь окажусь один на один с угрозой дотошного анализа моих личных качеств,лояльности,преданности,интеллектуального уровня;предлагаешь остаться один на один с Властью,перед которой я беззащитен,а в сущности предлагаешь отказаться от свободы.Мне трудно на это решиться,потому что я не так силён,как они.
Охранник теребит усы и смотрит,щурясь,на солнце.
-Я буду приходить к тебе.Можно?
Мне хорошо с ним.Я молчу.Не надо слов,если люди и так понимают друг друга...
Я давно,очень давно живу здесь один.Я потерял счёт времени,потому что мне нет нужды измерять его бег:мне некуда спешить.Маленькая комнатушка дежурного охранника служит мне жильём.Я собрал уцелевшую мебель и одежду и отлично устроился.На кухне отыскался подпол,доверху засыпанный картошкой;на продовольственном складе обнаружились мешки с крупой и рисом.Пища неприхотливая,но жить можно.Когда наступают первые зимние холода,я разбираю на доски ветхие крыши бараков и жарко топлю ржавую железную печку:под весёлую игру огня легче коротать долгие снежные ночи.
Во время обильных осенних дождей я замешиваю густую чавкающую глину и обновляю потрескавшиеся и частично обвалившиеся фигуры солдат,чиню их полуистлевшие мундиры и чищу автоматы,чтобы они блестели на солнце и издалека отпугивали любопытных.
В первые дни своего отшельничества я твёрдо решил охранять территорию лагеря от возможных посягательств Власти,чтобы прошлое никогда не вернулось,и земля,проклятая людьми,вновь не стала местом их страданий.Из старой фанеры я сделал несколько щитов и чёрной краской,найденной среди разного хлама,крупно вывел на них два слова:"ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА".Я врыл щиты глубоко в землю на подступах к лагерю,уверенный,что страх перед мистическим запретом у любого отобьёт охоту подойти ближе чем на пушечный выстрел.
Но недели через две глухой неясный гул поднял меня с постели.Я бросился к воротам.На холм,извиваясь длинным телом,вползала серая колонна,сопровождаемая охранниками.Авангард автоматчиков уже нарушил границу,обозначенную щитами,и беззаботно приближался к воротам.Лишь двухчасовая яростная перестрелка и несколько метких попаданий,когда ручные гранаты,брошенные мною,взрывалист в самой гуще противника,заставили его откатиться к границе,а потом и вовсе отказаться от попыиок силой захватить свободную территорию.
После этого случая я вылепил из глины человеческие фигуры,установил их на дозорных вышках,обмундировал и вооружил.Глина - недолговечный материал,вот и приходится время от времени проводить мелкий ремонт личного состава.
Иногда во мне пробуждается неясное томительное чувство,и я беру в руку сухую веточку,чтобы нацарапать ею на омертвевшей коже плаца несколько поэтических строк.Зимой я пишу на снегу и,когда меня навещает охранник,читаю ему вслух.Правда,он приходит редко,и к его появлению дождь,ветер или снег уничтожают придуманною мною,но я не печалюсь,потому что глупо сетовать на силы природы,чья вечная жизнь всё равно прекраснее и правдивее жалкого вымысла.
Охранник рассказывал,что окрестные жители считают меня колдуном,якшающимся с самим дьяволом.Смешные люди!Во всём непонятном они склонны видеть сверхъестественное,нежели дать себе труд задуматься и объяснить на первый взгляд необъяснимое.
Во время последней нашей встречи,перед прощанием,старик замялся и сказал:
-Знаешь,по соседству с нами жила одна семья:мать с сыном.И такое,понимаешь,случилось несчастье:женщина эта застудилась,с месяц проболела и померла.Остался мальчишка один,без присмотра.Жалко его.Хороший такой пацанёнок.Хочешь,я приведу его к тебе?
Я благодарно пожал ему руку.
-Обязательно приведи.Я буду любить его.
С тех пор уже дважды отцвела дикая сирень,а старика всё нет.Но я верю,что он придёт.Он обязятельно должен прийти...