… Пока я размышлял о казуистике получения и использования в полёте секретного кода опознавания, Виктор от избытка чувств и свободного времени весело стрелял глазами по штурманской, находя всё новых знакомых, с которыми приветливо здоровался кивком или дружелюбной репликой. Ему почти не сиделось на месте, а для беседы со мной он пока не находил общих тем. Энергетический словесный потенциал Виктор с готовностью растрачивал налево и направо, щедрой россыпью одаривая коллег шуточками и подколками. Причём получалось очень ловко и к месту, словно Виктор только что расстался с каждым лётчиком на полуслове где-то в коридоре или на улице. Наступило время плотного разлёта, поэтому входящих-выходящих трудно было даже сосчитать: сплошная вереница экипажей, ожидающих очереди для подписания бортжурналов дежурным штурманом. Кое-кому не хватало стульев, поэтому некоторые стояли в дверном проёме, нетерпеливо поглядывая внутрь, дымя сигаретами напропалую и лихо травя анекдоты.
Несомненно, Виктора что-то неуловимо роднило с Юрой Трунилиным, но это совершенно не касалось внешности. Они выглядели совершенно по-разному, однако именно скороговорка казалась самой сближающей чёрточкой, только у Виктора разборчивость на порядок выше. Он по-прежнему сидел рядышком со мной, то и дело ёрзая и барабаня пальцами по столу, а орлиным взглядом окидывал каждого члена экипажа, без зазрения совести вворачивая прибауточки и втягивая в круговорот разговора любого. Казалось, число его знакомых не поддавалось никакому статистическому учёту, а темы... Темы могли повергнуть в шок или показаться полной белибердой, потому что уловить нового «адресата» и смысловой повод для подковырки было под силу лишь психоаналитику с неслабой учёной степенью, умещающейся в шести-семи длинных строчках.
– Серёга, снова трамвайный рейс* на Саскылах? Что-то тебя командование полюбило последние недели! – легковесно поддел очередного «клиента» Виктор. – Никак осваиваешь «лыжню» до тонкостей, чтобы служба мёдом не казалась? Такое впечатление, что больше никуда не умеешь... Аль провозок нет?
(*трамвайный рейс – рейс с выполнением нескольких промежуточных посадок или выполняемый изо дня в день по одному и тому же маршруту безо всяких изменений)
Ошалевший от такого напора лысоватый и морщинистый Серёга, судя по лычкам – командир Ан-24, виновато улыбнулся и возразил:
– Бери выше, брат! Саскылах уже давно освоил, туда-обратно с закрытыми глазами, как на велосипеде. Усть-Неру покоряю четвёртый день. – Вздохнул сожалеюще. – Погоды, заразы, нет, а рейс – литерный, подконтрольный. Обкомовский шишкарь летит. Не шибко забалуешь! – Он задумчиво посмотрел сквозь окошко на пыльную привокзальную площадь и негромко продолжил рассуждать:
– Сам ведь рейсик выпросил, как назло... С роднёй жены захотел повидаться. И как там жили пять лет, страшно вспомнить! Погода собачья... Секретарю ведь машину к обкому подадут – и к трапу, а ты и пассажиры сиди пока тут и бди... Вот и бдю, Витюша, как привязанный! Тридцать первое сегодня, а до саннормы, как до Луны пешкодралом. Снова на бобах останусь. – Сунул руки в карманы и уже со злостью выдал резюме: – Финансы почти романтические, а завтра Ленка в школу идёт. Который год не получается на линейке побывать, она обижается, а что сделаешь? Сам дурак – сгонял бы, как планировалось, в Усть-Кут и Тикси, всё бы и ничего вышло. Ребята вот тоже подвисли со мной.
Один из сидящих тут же с места успокоил командира:
– А что нам, подневольным, сделается? Девиз второго пилота: «Наше дело правое, не мешать левому!» – Если стоит вопрос – лететь или не лететь, решать нужно однозначно: не лететь. – Говорящий снова откинулся на спинку, вытянув ноги далеко вперёд и стараясь принять позу поудобнее, почти полулёжа. Чувствовалось, что стул уже давненько служил «верой, правдой и надёжной опорой» в прямом и переносном смыслах, являясь самым выгодным местечком в деле пустопорожнего и бесполезного досуга.
– Да мы так скоро и не полетим, не надейся! Сам знаешь, если Усть-Нера затуманила...
… Если Усть-Нера начинала туманить, ситуация полностью повторялась со всеми горными аэропортами и авиаплощадками обширного района, а пассажиры вновь и вновь убеждались, что самолёт – самый быстрый вид транспорта. Потому что всего за несколько суток можно потратить то, что зарабатывалось несколько месяцев, и даже влезть в долги, посиживая (если удастся отыскать свободное местечко) в аэровокзале из-за капризных метеоусловий.
Упоминание о погоде заставило меня проявить самостоятельность, подняться и навестить метеобюро. В ожидании Астафьева и Герасимова я как-то совершенно упустил, что нужно бы поинтересоваться погодой Кемерово и запасных. Виктор моментально уловил моё намерение и бодро посоветовал вслед:
– Про Томск спроси заодно. Обещали свеженький прогноз, а фактическая по сибирскому кусту звенит, уже уточнял! Там Заря дежурит, наверное, уже подготовила.
Женщина по фамилии Заря – это легенда метеобюро тех времён. Её знал почти каждый пилот, работавший в Якутии, хотя бы по преподавательской работе в учебно-тренировочном отряде. Она практически не выпускала изо рта беломорину, вечно ворчала, что отнюдь не свидетельствовало о дурном настроении, находилась в очередном перманентном разводе, поэтому почти не реагировала на постоянные подначки вроде: «вопреки законам аэродинамики, именно женщины с обтекаемыми формами оказывают наибольшее сопротивление.» – Заря как раз имела соответствующую «сладкую» комплекцию, фигуру рояльной ножки при небольшом росте и внушающем уважение бюсте, успела поработать в самых дальних аэропортах, поэтому знала всех и вся в якутской авиации и не только, но солоноватые мужицкие шутки понимала и любила, а получать у неё метеосводку было истинным удовольствием. Всё грамотно, вовремя и по полочкам!
Коварное начальство постоянно куда-то загадочно бросало Зарю – то ли на «усиление», то ли «в прорыв» или для исправления, то ли в качестве поощрения, но она не жаловалась и терпеливо переносила все тяготы такого непредсказуемого «маятника судьбы»... На двери комнатушки висела устрашающая надпись: «Экипаж является на метеоконсультацию в полном составе!», которая, впрочем, никаких «волков-одиночек» вовсе не пугала.
Чем объяснялась такая приверженность Зари к кочевому образу жизни – не знаю, но я лично сталкивался с ней не один раз в самых разных аэропортах – Магане, Жиганске, Алдане и даже Киренске, а позже и в Иркутске, поэтому уяснил, что «метеолегенда» чрезвычайно ценит нестандартный «подход к столу». Поздоровался и ласково со значением попросил, начав довольно туманно и пасмурно-облачно:
– Сударыня, очень опасаюсь быть посланным так далеко, как возможно только на аэродроме, но не соблаговолите ли вы осветить обещанные погодные каверзы Кемерово и окрестностей, включая кержацкий Томск?
Ни один мускул не дрогнул на лице Зари, но я всё-таки удостоился внимательного и заинтересованного взгляда из-под очков, а ответ даже превзошёл ожидания:
– Как известно, молодой человек... – она не спеша раздавила потухшую папиросу в блюдечке и так же неторопливо вынула другую. Затем заправски продула, деловито постучала тыльной стороной по краешку стола и привычно размяла пальцами. Присмотрелась и решительно смяла мундштук заученным движением.
– Хммм... Где-то я вас видела... На авиахимработах пилоту могут помешать лишь три «п»: пьянка, подруга и погода. Но вы ведь даже не пилот? – обмануть опытную метеодиву было трудновато.
– И химичить вроде бы негде, да и мне об этом не сообщали... – Со значением выделила «мне»... Потом меланхолично стала перебирать ворох телеграмм с метеосводками на краешке стола:
– А погода – вот она: новый прогноз с перекрытием и фактическая за нули. Можете ознакомиться не только с каверзами и жизненными перипетиями... Уж не путайте с перепитием, пожалуйста!... Тщательно анализируйте и гнусные судьбоносные перспективы, коих, к счастью, не прогнозируется. – И с деланным равнодушием протянула заготовленную телеграмму с цифрами метеорологического кода, но в глазах явно блеснули озорные искорки одобрительного удовольствия.
Её соседка по комнате, молоденькая худощавая якутка, задушенно прыснула смешком в кулачок, но другой рукой продолжала с усердием отмечать синим и красным карандашами на кальке прогностической карты кавалькаду атмосферных фронтов, струйных течений и череду циклонов-антициклонов по всей родной стране... Я картинно раскланялся, прижав руку к сердцу, и вышел. Моя инициатива была вознаграждена, и это определённо вселяло некоторую уверенность.
Виктор стоял уже в коридоре, окружённый хохочущими коллегами, и вовсю поддерживал больную тему трудной житухи «от аванса до получки в период всеобщего дефицита»:
– При коммунизме у меня будет свой самолёт!
– А зачем тебе самолёт?
– Ну, вдруг, скажем, в Калуге муку дают. Полчаса лёту, и я там!
Он собирался было продолжать, но появились Астафьев и Герасимов, уже «отдавшие пульс» в медсанчасти. Вячеслав Герасимов, как и положено солидному командиру престижного лайнера, выглядел подтянутым и сосредоточенным, но и Геннадий Астафьев внешне не уступал, если не брать во внимание мгновенной реакции на услышанный анекдот в виде своеобразного алаверды:
– ВиктОр, привет, бродяга! Всё хохмишь? – заговорщически подмигнул шутнику и протянул руку для приветствия мне, как бы интересуясь невзначай:
– Вот бы иметь столько денег, чтоб хватило на самолёт!
– А зачем тебе самолёт?
– Да самолёт мне не нужен, мне бы столько денег...
Они оба на ходу поинтересовались у Виктора – есть ли самолёт под рейс, каковы загрузка и погода, затем направились «вооружаться». Гена вполголоса сказал, чтобы я ожидал его в БАИ. С этого момента у меня возникло ощущение, что собственной уверенности вдруг стало гораздо меньше. Она как-то постепенно улетучивалась, оставляя в душе смутное чувство тревоги за каждый последующий этап, словно я внезапно стал безынициативным «ведомым».
Трудно это объяснить в двух словах, но суть такова, что хозяином положения выглядел именно Астафьев. Он постоянно вёл меня «на верёвочке» в нужном направлении, которое я вроде бы угадывал, но толком разобраться в деталях не получалось. И вовсе не по незнанию, а из-за отсутствия нужного опыта. Признаюсь, это очень угнетало и не вселяло никакого оптимизма. С тоской думалось о том, что почти десятилетний период работы в авиации нужно коренным образом пересмотреть, что-то «отреставрировать», другое извлечь из «архивов и запасников», а очень многому научиться с самых азов... В общем, то ли новобранец или юнга-салабон, то ли нахальный самозванец, наивно полагающий, что уже кое-что эдакое вполне постиг.
Командир и второй пилот уединились за столом в штурманской и стали на бумажке перепроверять расчёты, сверяясь с полученными от служб данными, а Гена присел рядышком со мной и наскоро просмотрел бортжурнал. Согласился с расчётами, но дал пару дельных советов, которые очень пригодились в дальнейшем. Потом вынул из портфеля регламент работы радиосредств и поинтересовался, читал ли я «лист предупреждений». Пришлось признаться, что не успел... Честно говоря, это было большой натяжкой. Про «лист предупреждений» я как-то совсем упустил, а мысли состыковать текущие изменения с основным регламентом вообще не возникало.
Гена ничего не сказал, но тут же положил лист предупреждений перед нами и начал листать регламент, тихонечко бубня под нос:
– Не успел... Тэк-с... Обзорный радилокатор в Мирном сегодня на профилактике. Далековато... РСБН (радиотехническая система ближней навигации) Киренска по азимуту в секторах... В период... Нормально! Успеваем... Братский РСБН временно работает на канале тридцать шесть... Что они мудрят-то?! Пару дней назад ещё на своём родном работал. Отметим карандашиком!
Он быстро, но чрезвычайно внимательно «пробежался» по маршруту вплоть до Кемерово по радионавигационным средствам и принялся «терзать» аэродромы:
– По Кемерово изменений нет. Это радует. Что мы запасным взяли? Новокузнецк?
Я неуверенно промямлил, что вроде бы Томск. У Геннадия, как оказалось, имелось на этот счёт собственное мнение:
– Томск – на крайняк! Посадочная система там с одним курсом работает, и вечно получается, что заходить приходится не с этого направления. Руки бы поотшибать тем установщикам! Роза ветров преимущественно «звездит» наоборот. А заходить по приводам нам надо? Правильно... Не надо! – Он удовлетворённо потёр ладони и заключил:
– Новокузнецк и Барнаул – самое то! Но имей в виду: самый надёжный запасной – Толмачёво. От Кемерово – по прямой, да и заход можно с курса попросить. А ИЛС установлен на оба торца... Лети – не хочу! Только поплёвывай и кури.
Курить захотелось прямо сейчас, а вовсе не при уходе на запасной-Новосибирск. Во всех действиях и рассуждениях Астафьева буквально сквозила уверенность и обстоятельность. Почти такая же непринуждённая и заразительная, как и у Виктора, когда он подначивал самыми разными способами своих собеседников. Система!
… Ни Герасимов, ни я, ни Астафьев тогда совершенно не предполагали, что всего через пару-тройку месяцев именно Виктор Драч станет моим первым командиром на Ту-154. Да и для него такая новость стала бы откровенным сюрпризом.
(продолжение следует)