Понятно, что калибр жизни вокруг становится напряженней, а люди - пожиже.
В этом и состоит особенность нашего мутного, зыбкого, пока еще несостоявшегося времени.
Ведь не каждый день большинству из нас приходится балансировать на грани жизни и смерти.
Своей или чужой. Своей и чужой.
Двоюродную сестру моей мамы звали Марией, а по-домашнему, Марьясей.
В 41-м ей было восемнадцать. Она любила Родину и Сталина, была радиоинструктором ДОСААФ и в августе ушла на фронт.
В Одессе остались ее мать, бабушка, она же моя прабабушка, младшие брат Коля и сестра Диночка.
В октябре, через несколько дней после того, как наши войска оставили город, мама и бабушка Марьяси были заживо сожжены в бывших артиллерийских складах вместе с десятками тысяч других одесситов, в основном, евреев.
Детей успели спрятать в семье одноклассника Марьяси.
Не очень многие проявили смелость, спасая соседей. Людей можно понять.
Благородство оценивалось высоко, очень высоко - на ветвях деревьев и фонарях Александровского проспекта.
Негодяи не особенно светились - ужаса уличных расправ толпы как в Литве или Западной Украине в Одессе не было.
Доносили все больше тишком.
А большинство жителей города попросту выживало. Кто бросит в них камень, когда на кону была цена - выше не бывает.
Но легендарная взаимная преданность одесситов кончилась именно тогда, что бы не говорили.
Осталась лишь её тень.
Недели через две одноклассник Марьяси отвел малышей в комендатуру.
Хорошему честному хлопцу предложили работу в полиции и тут же дали поручение - сторожить несколько десятков пойманных детей, а потом сопроводить и охранять их в Доманевке - довольно далеко от города.
Выдали обмундирование и харчи. Харчами он иногда давал разжиться и "своим". Так они и выжили до апреля 42-го.
Потом приехала машина с надписью "Хлеб". Дети уже знали, что это - душегубка.
Диночка попросила бывшего соседа разрешить ей и брату постоять минут пять на солнышке. Напоследок.
Разрешил - не зверь ведь какой.
Тут Коля и рванул к лесопосадке. Полицай стрельнул для порядка, но, конечно, не попал. Погнаться не решился - ведь и другие дети могли разбежаться.
Только от досады отвесил Диночке оплеуху за брата, да втолкнул ее в кузов.
Вот и все.
Коля, говорили, попал к партизанам и погиб через пару лет. Где, как - никто не знает.
Да и бывший сосед, со временем, конечно, стал оказывать кое-какие услуги людям из леса.
В 46-м Марьяся вернулась в город из Германии вместе с мужем, неулыбчивым человеком с искалеченной левой кистью в плотной резиновой перчатке.
Василий Иванович.
Не Чапаев, разумеется, а Кремнев - по прозвищу Кремень.
Всю войну он провёл во фронтовой разведке. Немногие понимают что это значит.
И я не понимал - а теперь знаю.
Марьяся была его радистом и связной в долгих рейдах.
На войне они и сошлись.
Кремень быстро устроился на работу в милицию - оперативником. Марьяся - воспитателем в детсад.
А потом... исчез одноклассник Марьяси, который, как считалось, был полицаем по заданию партизан.
Так и не нашли.
Не стало бабы Наташи, дворничихи-стукачки - повесилась. Бывает.
И целая семья говорунов с Маразлиевской. Задумали наловить ставридки - да так и не вернулись.
Страх расплаты пришёл ко многим - и это было важней всего.
Кремень знал когда исчезнуть. Вдруг, неожиданно, уехал с женой на Севера, только не уральские, а колымские.
А ещё лет через пять Марьяся ненадолго вернулась в Одессу с двумя сыновьями, Женькой и Гришей.
Глаза горели, ничего не хотела рассказывать. Пыталась выпивать, да как-то не пошло.
Он появился из ниоткуда вместе с девочкой лет шести по имени Дина.
Пришёл к Марьясе, сказал, что девочка - его дочь, прижил с кем-то. Попросил принять обратно.
Когда Марьяся услышала её имя - упала плашмя на пол, потеряла сознание.
А потом - удочерила.
Теперь у Кремня не было и ноги ниже колена.
Был протез, тяжёлый, деревянный, полированный с множеством кожаных ремешков для крепления.
Я решился спросить где он потерял ногу. Подумал о каком-то новом подвиге.
Он засмеялся и вдруг пропел: "А проиграл..."
Потом уже серьёзней: "Никогда не играй на деньги."
-"Вы проиграли деньги?"
-"Нет, только ногу, а деньги при мне".
К деньгам он относился как к инструменту. Мог платить за всякую чепуху.
Мне очень щедро давал по пять копеек за каждый отжим.
И при этом разрешал потрогать его резиновую ладонь.
Вот я и пыхтел.
Узнав, что я здорово успеваю по физике и математике, платить за вымученную физкультуру перестал, но подарил десятку - по тем временам огромные деньги для мальчишки.
Купил "Волгу", участок на отшибе Крыжановки и построил дом.
Сыновья Кремня невзлюбили и держались отчуждённо.
Старший, Женя, женился, вскоре развёлся, успев родить сына, и женился опять.
Марьяся почти ослепла к тому времени.
Кремень правдами и неправдами забрал к себе внука Сашу и растил его практически сам.
В 87-м Сашу забрали в армию, а потом - в Афганистан.
И деньги Кремню не помогли.
Года через полтора парень вернулся, весь израненный и тоже без ноги.
И девушка, и страна родная быстро потеряли к Саше всякий интерес.
Марьяся с удивлением говорила маме о новой странности Кремня -
носится целыми днями по детям и внукам, что-то выясняет, с кем-то бесконечно встречается.
Ей велел найти оригинал метрики, прочёл и тихо пробурчал: "Как раз то, что нужно. Именно сейчас".
Через год вся огромная русская семья Кремня с родственниками и свойственниками уже была далеко.
Перед отъездом я спросил его: "Зачем? Ведь вы вполне устроенные и обеспеченные люди?"
Ответ был предельно прост -
"Там своих не предают."