- И еще чашку сушеных рыбьих глаз, пожалуйста, - я через силу улыбнулась хозяину лавки – лицо старика напоминало красную картофелину, росшую в каменистой земле. На этом лице все было неприятно: круглый красный нос, пухлые фиолетовые губы, синюшный подбородок выдавался далеко вперед и бледные водянистые глаза с намеком на зелень.
Хозяин с профессиональной ленцой сыпанул точно отмеренную горсть на медные весы и ссыпал маленькие блестящие шарики в бумажный пакет.
Я осмотрела все свои покупки и мысленно прошлась по полкам в лаборатории. Ну, вроде, ничего не забыла.
- Еще что-нибудь?
- Нет, это все. Сколько я вам должна?
- Три золотых, две серебряных.
Он сгреб деньги в выдвижной ящик под столешницей, а я попыталась уместить все покупки в плетеную корзину. Да, не рассчитала – в корзину поместилась ровно половина покупок, а остальные кульки и вязанки трав и корешков с укоризной топорщились на меня с прилавка.
Ладно, ведьма я или как?
Корзина с легкостью проглотила не вместившиеся покупки и я, с трудом подвесив ее на локте, закрыла за собой дверь лавки. Как же душно там оказывается было! Теплое весеннее солнце ласково пригрело лицо, а прохладный ветерок откинул волосы.
Я огляделась и отправилась привычной дорогой к замку.
Встречаться глазами с городскими кумушками я давно разучилась – даром что в лицо не плюют. А сами под покровом ночи, когда языкатые соседки не видят, ко мне идут толпами. И попробуй откажи – Диплом по черной магии третьей степени да недремлющее око Комитета по применению магических способностей мигом наложат штраф, а в случае чего и способностей могут лишить.
Вот и приходится то с упрямыми домовыми договариваться, то мертвецов по просьбе начальника городской стражи из могилы поднимать, то приворотным зельем торговать, то грозу организовывать на день свадьбы, когда у чьей-то вреднючей дочки жениха из-под носа увели.
Ну да, я ведьма, самая что ни на есть настоящая, знающаяся с разными бесами да чертами. Но так-то они не плохие ребята, просто надо знать, как с ними обращаться. Ну, творю я темные дельца по ночам, но исключительно от того, что зелья да такого рода колдовство хорошо подпитываются от света луны и звезд.
Выгляжу я, надо сказать, тоже как порядочная ведьма: волосы чернющие почти до колен уже отросли, кожа белая – подарок от мамочки на день рождения; глаза темно-зеленые – тоже подарок, но только от бабушки с папиной стороны. И самая большая моя драгоценность – перстень на указательном пальце правой руки: продолговатый изумруд в обрамлении двенадцати бриллиантов.
Драгоценен он, конечно, и сам по себе – на него средняя деревенская семья может лет десять безбедно прожить. Но ценность его заключалась в другом – в легком свечении, таящемся в глубине изумруда, и природной твердости алмазов. Этот артефакт, не дающий забирать чародейские силы, мне подарил отец на окончание Школы. А уж он-то точно знает, что только черные маги, как мы с ним, обязаны отдавать за свое колдовство дань темным силам. И никто никогда не знает, что они попросят: отнимут у тебя руку или ногу, лишат зрения, сделают бесплодной, разорят или отнимут любимого человека.
Отец нашел этот перстень, когда уехал из страны после смерти мамы. Это была его плата. Горькая, непосильная плата, о которой он не мог ни знать, ни догадываться. А потому, едва открыв подобные свойства кольца, подарил его мне.
Цветень в этом году выдался на редкость красочным: уже сошла весенняя слякоть, просохли чавкающие жидкой грязью лужи на тропинках, небо умылось весенними дождями и принарядило луга и деревья свежей зеленью и мелкими цветами. Так что возвращаться в замок через портал я не захотела и свернула на утрамбованную бесконечными повозками дорогу.
- Ромильда!
Да, я знала этот голос, и надеялась, что хотя бы сегодня его не услышу. Сделать приветливое лицо, когда хочется убить кого-нибудь молнией, со временем становилось все проще и проще. Профессиональная привычка.
Я откинула волосы за плечи, растянула лицо в приветливой улыбке и обернулась.
- Ромильда, ой да стой же, ноги уже не те, чтобы за тобой гоняться, - грузная женщина, придерживая обеими руками весьма пышную грудь, чтобы та не надавала ей пощечин, бежала за мной, плотно утрамбовывая пыль на дороге.
Я терпеливо дождалась, пока она приблизилась, и привычно охнула: в поисках поддержки тетка переложила на меня половину своего веса и шумно выдохнула мне в лицо крепким ароматом подсолнечных семечек. Я невольно бросила взгляд в ее декольте, густо припорошенное шелухой.
- Добрый день, госпожа Кобыльская, что-то случилось? – «опять», хотелось добавить мне, но я сдержалась.
- Ой, деточка, да в моей жизни столько всего случается, что ни у одного писецца не хватит бумаги, чтоб все записать, - «и терпения» - мысленно добавила я. – Я ж по поводу мерзавки этой поганой…
Я попыталась сделать понимающее лицо, но пока ничего не понимала – эта женщина называла мерзавками всех, начиная от своей снохи и заканчивая торговкой на рынке, обвешавшую ее на полграмма.
- …изменяет она моему Яреньке, точно тебе говорю.
Ах вот о ком речь! Яренька! Заплывший жиром, как зимний гусь, ленивый, тупой и моющийся только по великим праздникам (коими он, кстати, считал летнюю ярмарку и день рождения своей маман) сыночек, который непонятно как умудрился жениться на весьма миловидной девушке из приличной семьи. И вот теперь трепетная мамаша бегает ко мне с требованием, чтобы я наслала все великие кары, какие мне только доступны, на эту негодницу, не проявляющую достаточного внимания и любви к ее ненаглядному сыночку.
Перед моим внутренним взором всплыла круглая, как блин, ряха с белобрысыми сальными волосами, глазами навыкат и вечно грязным воротом рубахи. Меня передернуло. Да, я бы тоже не месте девушки пустилась от такого муженька во все тяжкие.
- А почему вы так уверены, что она изменяет?
- Ну а как не изменять-то! Изменяет, конечно! Сама давеча видела, как она в булошной соседу своему глазки строила. Не ценит, зараза, сыночка маво, кровинушку, от самого сердца оторванную, - круглое розовое лицо пошло в складку и откуда-то из середины выдавилась пара умильных слез.
Я нахмурилась. Кровинушка! Этот кровинушка по кабакам таскается, да наследство, полученное вместе с женой, кутит.
- Ну, хорошо. А от меня-то вы чего хотите?
Тетка сразу разгладилась и припала к моему уху, вдувая в него изо всех сил свои соображения по этому поводу:
- Да чтобы ты сжила эту поганку со свету, наслала на нее какую хворь, чтоб загнулась сию же минуту!
Я выдержала паузу, чтобы не заорать. Как объяснить людям, что дипломированная черная ведьма и наемный маг-убийца – это разные люди. Мы – тоже маги, тоже делаем добрые (ну, почти всегда) дела, но немного другими методами.
- Простите, но убивать людей не в моей компетенции. Закон это весьма красноречиво запрещает.
- Ну хорошо, - не сдавалась бабища, - ну нашли на нее морок какой, чтоб помучилась чуток.
Нет, объяснять что-то этим людям бесполезно.
- Хорошо. Два золотых, - я демонстративно протянула руку ладонью вверх.
- Ну и расценки у вашего брата нынче, - проворчала бабища, но все же полезла за пазуху за платком, в котором были завязаны деньги.
- Дешевле только топор, - проговорила я, принимая звякнувшие монеты.
- Только ты уж, душечка, не подкачай, чтоб до самых пяток пробрало, чтоб неделю корявило ее, заразу.
- Да без проблем, - я слегка пожала плечами, положила пухлую ладонь госпожи Кобыльской на монеты и сотворила пару небольших, но весьма эффектных электрических змеек, обвивших ее руку.
- А эт чего? – насторожилась она.
- Да не переживайте, формальность. Просто в Кодексе Черной магии прописано, что человек имеет право требовать удовлетворения претензий в случае ущемления его прав. Если же показания были ложными, эти монеты, припечатанные вашей рукой, будут путеводной звездой для бесов, которые принесут вам насланную кару обратно со всеми полагающимися почестями.
Нагромождение малопонятных слов вызвало новую перемену в лице женщины: низкий лоб нахмурился, щеки заалели от умственных усилий, и подбородок слегка обвис.
- Иными словами, - проворковала я, - если девушка ни в чем не виновата, насланные по вашей просьбе кары и несчастья в полной мере вернутся к вам.
Тетка резко рванула руку, пристально глядя мне в глаза. Я не улыбалась. В глубине моих зрачков начинал медленно загораться золотистый огонь. Впечатление было еще то!
Она медленно попятилась по пыльной дороге задом, будто боялась повернуться ко мне спиной. Замахала руками и что-то просипела.
- Деньги-то заберите, - я протянула ей монеты.
- Н-не, не надо. Я …это…
Тут она развернулась ко мне спиной и со всей прытью, на какое было способно ее нехрупкое телосложение, рванула к городу.
Я сморгнула огонь и глубоко вздохнула. Ну да, палку я, может, и перегнула, но и всем этим сплетницам будет урок. Ну сколько можно объяснять одно и то же!
Да, два золотых на халяву. Вот и покупки окупились.
Я весело хихикнула, поудобнее перехватила корзину и легким шагом пошла к дому.
Мой дом, родовой замок весьма нехилых размеров, который мы любовно называли поместьем, стоял на взгорье. С одной стороны его подпирал густой лес, дышавший в окна можжевельником и орешником; а с другой стороны взгляд упирался в горизонт над водной гладью местного озера.
В нашем доме постоянно было полно народа: родственники, их и наши друзья, друзья наших друзей… Под предлогом того, что в доме постоянно гостят чьи-то дети, кабинет моего отца, битком набитый интересными, но опасными в неосторожных руках штуковинами, постепенно перекочевал в подземелье. Мою же лабораторию я намеренно перенесла в маленький домик совсем рядом с лесом.
На то была масса причин: во-первых, посетители – многие из них любили наносить мне визиты глубокой ночью; во-вторых, зелья и заклинания – если дети увидят, из чего они делаются, ни одна самая лучшая нянька не сможет уговорить их съесть даже кусок шоколадного торта. В-третьих – мои…помощники. С ними вообще лучше пореже встречаться. А в-четвертых, и самых главных, я обожала всех этих людей, ценила их общество и дорожила общением с ними, но при этом не меньше я ценила одиночество и возможность спокойно заняться своим делом.
Когда с утра до ночи у тебя на коленях трутся семилетние начинающие волшебники, престарелая четвероюродная бабушка по причине прогрессирующего склероза тридцать пятый раз за вечер рассказывает одну и ту же поучительную историю, а перебравший медовой настойки дядя пытается доказать, что способен и безо всякого волшебства пробить стрелой глаз оленя, хочется сбежать. Вот я и сбежала. Позорно дезертировала, променяв величественные замковые апартаменты на уют одинокого лесного домика.
Прежде чем идти на обед в замок, я зашла к себе, чтобы избавиться от ноши, оттянувшей руку уже до колен. Заклинания заклинаниями, но вес покупок остался прежним.
Я грохнула корзину на мраморную крышку рабочего стола и расстегнула пряжку на черном бархатном плаще. Мне не терпелось пересмотреть все, что я купила, аккуратно рассыпать все по баночкам, прибрать на место все травки. Я любила свое дело, каким бы оно ни было. Это доставляло мне удовольствие. Несмотря на некоторые…аспекты моей деятельности.
Аспекты, как всегда, появились очень громко: хлопок разорвавшегося пространства, казалось, пробил дыру в ушах. Из воздуха выпал визжащий комок из чего-то коричневого и грязно-красного и с грохотом, сопением и звуками шлепков покатился по полу, расшвыривая по пути стулья и половики.
Придя в себя, я выбросила вперед руку. Комок внезапно распался и повис в воздухе тремя брыкающимися телами. Впрочем, достать в таком состоянии друг до друга они все равно не могли, так что запал понемногу угас, и они соизволили обратить на меня внимание.
Я молчала, нахмурившись. Этот-то факт и привел их в чувство. Когда ведьма не кричит и не мечет молнии, а ВОТ ТАК на тебя смотрит, приводит в чувство почище ведерка колодезной воды.
- Опять? – тихо спросила я.
- Не должно в доме троих вспомогателей быть. Домовым на роду положено хозяйские покои содержать, покой дома оберегать, от огня и дыма защищать, - маленькое коричневое личико домового было обращено к полу, но заученное за почти триста лет жизни непреложное правило вырывалось само изо рта, показывая все восемь широких зубов.
- А ты вообще, коричневое отродье, молчи. Тебе твоими кривыми лапищами только навоз в сарае чистить, - проскрипел бесенок, пытаясь вывернуться в воздухе и наподдать конкуренту.
- Что случилось? – спросила я.
- Он обед разлил!
- Он горшок разбил!
- Он зеркало заплевал!
- Да потому что харю твою там увидел!
Да, с такими помощничками и врагов не надо!
- Тихо! – прикрикнула я, стараясь не улыбаться. – Вам были даны дела на каждого, чего вы друг к другу полезли?
- Я уже все сделал, а тебя дома не было, спросить не у кого, а эта образина коричневая не дает помогать! – пискляво проныл Шах, указывая на домового.
Два беса – Шах и Рак – были вызваны мне в помощь еще когда я училась на первом курсе. Без их драгоценной помощи половина заклинаний угасла бы еще на стадии подготовки, а другая не дошла до места назначения. Кроме того, они служили посредниками между двумя мирами при ворожбе. И они старательно исполняли свое дело.
Правда, была одна загвоздка: как существа темные, они требовали держать ухо востро. Они постоянно должны быть заняты какой-то работой, порученной им хозяйкой, иначе они изведут ее саму.
- Это не оправдание. Никто не говорил, что вам позволено крушить мой дом всякий раз, как вам вздумается поделить обязанности!
- Мы не…
- Но они…
- А…
- Тихо! – повторила я. – Для вас у меня найдется работенка, - я указала пальцем на бесят.
– В сарае стоят два мешка: один с горохом, другой с фасолью. Перемешайте их, высейте на поляне за домом, потом выкопайте каждую горошину и разберите по мешкам.
- Но мы…
- Сгиньте! – гаркнула я и едва удержалась от того, чтобы зажать рот рукой: это слово, подкрепленное определенным движением руки - и объясняй потом их НАСТОЯЩЕМУ хозяину, каким
ветром их разнесло по полю.
Два хлопка убрали с моих глаз бесят, и я повернулась к домовому. Тоже по сути бес, но давным-давно приучившийся мирно уживаться с людьми, получая за свою нехитрую работу кров и горшок каши с маслом.
- Ну чего ты-то к ним цепляешься, еще и драку затеял.
Домовой грустно повесил круглый нос и махнул непропорционально длинной кистью.
- Да что с них, охальников, возьмешь. Гнала бы ты их в три шеи, хозяйка, больно шуму от них много, аж голова трешшит.
- Не могу, - вздохнула я, снова поворачиваясь к своим покупкам. – Без них я не справлюсь.
Дверь приоткрылась и в дом вплыла, по-другому не скажешь, Ангелика. Исключение из правил нашей семьи – светлая ведьма, чьими отпрысками и являлись те самые двойняшки, не дававшие продыху всему замку. Впрочем, до меня им добраться было несколько сложнее: на свой дом я наложила заклятие забывания – они могли до посинения бегать по дорожке, ведущей к крыльцу, но в последний момент забывали, куда и зачем шли и приходили в себя уже далеко отсюда. Для всех остальных дверь всегда была открыта.
- Яся? Ты уже вернулась?
Яся. Так меня звали с детства. Ромильда Переяслава Милопольская. Полное родовое имя. Для официальных случаев – Ромильда. Для домашних – Яся.
- Я тут! – отозвалась я, подхватывая с полок несколько баночек разноцветного стекла.
Ангелика проворно подхватила оставшиеся банки и поставила на стол рядом с покупками.
- Боже, что это? – она открыла ближайший к ней пакет, и крепкий запах тухлятины ударил ей в нос.
- Это рыбьи глаза, применяются для декоктов ночного зрения.
- Какой ужас. А это что? – она открыла очередной пакет.
- Горох.
- Ну хоть один нормальный ингредиент. Или ты это для супа купила?
Я расхохоталась.
- Знаешь, не советую я тебе такого супчика поесть.
- Почему? Выглядит и пахнет, как нормальный горох.
- Конечно, - кивнула я, убирая связку корешков в один из ящиков, - за исключением того факта, что вырос он из желудка змеи, убитой в первое полнолуние весны.
Лицо Ангелики приобрело ровный зеленоватый оттенок.
- Ты не возражаешь, если я просто постою рядом? – она тяжело сглотнула и взяла в руки самый безобидный по ее мнению предмет – моток веревки. – А веревка для чего?
Я крепко задумалась, прежде чем ответить.
- Ну, эта веревка несет на себе мощный энергетический заряд, так что из нее наузы хорошо делать.
- Заряд? Это что…
Я кивнула.
- Висельная веревка.
Моток покатился куда-то под стол, а Ангелика схватилась за живот, стараясь подавить рвотный рефлекс.
- Ну почему все ваши ингредиенты обязательно такие…жуткие?
- Да и колдовство наше совсем не похоже на ваше. Вы, светлые маги, всеобщие любимчики, помогаете людям доступными пониманию средствами, не водитесь со всякой нечестью и… не платите дань за то, что делаете.
Я отвернулась для того, чтобы положить веревку в шкатулку, и попыталась успокоить вновь всколыхнувшиеся чувства.
Ангелика была до того светлым магом, что это отложило отпечаток даже на ее внешность: у нее были светлые, почти белые волосы, нежное личико с полудетским выражением и огромными голубыми глазами. Она вся будто светилась изнутри.
После смерти мамы был период, когда я просто не могла с ней общаться и слушать о том, скольких больных она за последнее время вылечила, как ее отблагодарили, что она гуляла на чьей-то свадьбе, куда ее пригласили в благодарность за услуги.
Чем мне было ей ответить? Рассказом о том, как я оживила мертвеца, от которого остался один малопривлекательный скелет с лохмотьями полусгнившей плоти, что вымазалась в болотной жиже, расправляясь с очередным заглотом? Что боюсь смотреть людям в глаза, каждый раз видя там осуждение за все их неудачи в жизни? Что не знаю когда и чем мне еще придется заплатить за свое колдовство?
- Ну да ладно, - я привычно стряхнула темные мысли и разгладила лицо. В конце концов, я всегда оправдываюсь тем, что мы не выбираем, кем быть – светлым или черным магом. Наши силы даются нам при рождении, и мы не вправе использовать их так, как нам заблагорассудится. Комитет по применению магических способностей мигом приведет тебя в чувство: сначала наложит штраф, потом лишит сил, потом казнит. Так что выбирать особо не приходилось. – С этим я разберусь чуть позже. Пора на обед.
- Да, - Ангелика все еще напоминала цветом нежный весенний листок, - пойдем. Нас, наверное, уже ждут.
Обед, как всегда в нашей семье, затянулся на несколько часов. Блюда следовали одно за другим: ростбиф с румяной корочкой и нежным розовым соком внутри, приправленный пряными травами и острым перцем с гарниром из зажаренного в углях картофеля, горячий суп из мозговой говяжьей косточки, оладьи с грибным соусом и острый салат со свежим хрустящим хлебом. На десерт, который подали уже тогда, когда на улице стемнело, был шоколадно-ореховый торт с красным вином.
Ангелике, как всегда, подали гору овощей, хорошо пропеченную куриную грудку и белое вино, так как на красное у нее была аллергия.
Доморощенные музыканты один за другим стали выползать из-за стола и пробираться то к роялю, то к лютне, то просто принимались голосить какую-то разбитную, известную всем нам песню, жестами ища себе союзников в подпетии и подпитии.
Заканчивалось все тем, что петь начинали все, музыкальные инструменты оказывались в руках людей увлеченных, но крайне не музыкальных, а старики, показывая чудеса крепости людей старой закалки, засыпали прямо в своих креслах, внося гнусавую, но громкую ноту во всеобщее разноголосье.
Похлопав исполнителям и нахохотавшись над шутниками, я откланялась и по темной тенистой дорожке вернулась к себе в дом. Свечи в лампах уже горели, угли в камине уютно теплились, прогоняя из комнаты вечную весеннюю сырость. Домового нигде не было видно, да и бесы наверняка еще были заняты. Блаженное время, когда тебя никто не трогает и можно, наконец, заняться делом.
Без помощи Ангелики, зеленеющей при виде любого ингредиента из широкого арсенала темной ведьмы, дело спорилось гораздо веселее. Травы были разложены по ящикам, веревки убраны в дубовую шкатулку со вставками полированной яшмы, все, что сыпалось, рассыпалось по соответствующим банкам.
Наступил момент, когда в доме чисто, тихо и вечерняя мгла будит силы для колдовства. Ну что ж…
Я достала пару колб, медную жаровню на трех ножках, острый нож, веревку и бутылек с костяной пробкой.
В дверь тихо постучали.
- Ну вот, - я недовольно поморщилась и загнала пробку обратно в бутылку, отмахиваясь от облачка дыма, вырвавшегося из нее.
Посетители в такое время не были для меня новостью, так что притвориться, что никого нет дома, не получилось.
На пороге стояла женщина в темно-сером плаще с капюшоном, под которым просматривался только подбородок и пряди седеющих волос.
- Д-добрый вечер, Ромильда. Извините, что так поздно, но у меня к вам дело, - женщина откинула капюшон и я узнала в ней портниху, у которой половина города заказывала все, начиная от портов и заканчивая свадебными нарядами.
- Добрый вечер. Проходите.
Женщина неуверенными шагами прошла мимо меня и остановилась на пороге. Я жестом предложила ей пройти к камину и присесть.
- Что у вас случилось? – эта фраза стала уже профессиональной привычкой. Конечно, она пришла, потому что у нее проблема, которую не в силах решить ни она сама, ни врачи, ни городская стража. Посетителей, пришедших попить со мной чайку и поболтать о жизни, я уже давно не жду.
- Кто-то…Обокрали наш дом. Из вещей ничего не вынесли, но забрали деньги и драгоценности.
- Дом подожгли?
- Нет, - женщина сглотнула и перецепила пальцы рук. – В общем-то ничего особо не пострадало, поэтому муж не хочет заявлять на преступника и поднимать шумиху. Мы люди известные в городе, сами понимаете.
- Вы знаете, кто вас обокрал?
Женщина покачала головой.
- Нет, но такое ощущение, что он знал наш дом. Ничего не было раскидано, как будто он знал, где и что спрятано.
- И много взял?
- Достаточно. Но кроме всего прочего, он забрал мои драгоценности, семейное золото. Мы остались буквально ни с чем.
- Когда это произошло?
- Третьего дня. Я была на заказе, муж тоже работал. В доме была только управница, но она говорит, что ничего не слышала. Думаю, она просто спала в своей комнате.
- Ну хорошо, - я выпрямилась в кресле. – А от меня вы чего хотите?
- Найти вора и вернуть хотя бы золото, - она опустила глаза на платок.
- Розыском воров занимается городская стража. Это несколько не мое дело.
- Муж не хочет заявлять о краже. Он боится огласки и мести. Я не знаю, к кому еще обратиться.
- Ну да, конечно, - я задумчиво прикусила губу. – Я попробую помочь. Как только что-то выясню, зайду к вам.
- Может, лучше я к вам, а то муж…
- У меня совершенно поизносился плащ, вы знаете. Не заказать ли мне новый, с вышивкой, как вы считаете?
- А, - лицо женщины просветлело и она понимающе кивнула. – Конечно, прекрасный плащ из зеленого бархата с изумрудной вышивкой под цвет глаз. Конечно.
Мы понимающе друг другу улыбнулись, и она встала с кресла. Пожелав всего самого лучшего, я закрыла за ней дверь.
Луна была еще не высоко, так что у меня было еще время закончить дела. Я вернулась к столу и взялась за колбы.
Наузами, насколько я знала, в городе торговало семеро человек. Но реальной силой обладали только наузы, которые делала я и еще один маг, закончивший школу на два года раньше меня. Все остальное было дорогостоящей пустышкой, заговоренной беззубой бабкой, чтобы выпросить себе лишнюю монетку.
Наузы – это узлы, завязанные на висельной веревке. Каждый узел – это накрепко вплетенное заклинание, подпитанное мощной энергией самой веревки. Такие узлы делались на все случаи жизни: на охрану, на привлечение внимания, на узнавание, отведение удара и отпугивание разной нечисти. Именно поэтому подделки иногда так дорого обходились людям: идешь себе ночью через кладбище, уверенный в том, что покупка, за которую выложил пять серебряных, тебя защитит, а упырь об этом не знает. Вот и бегут на утро родственники невинно обглоданного к страже или ко мне.
Работа спорилась, но время шло. Мне пора.
Луна выбелила плотно сцепленные верхушки сосен, пытающиеся подмести россыпи звезд, просыпанных на горизонте. Ветка просела под весом твари, тяжело осевшей прямо на верхушке. Она замерла, сложила серые кожистые крылья по бокам покрытого мелкими чешуйками тела и слегка наклонила голову на гибкой шее, всматриваясь во тьму красноватыми глазами. Два костяных гребня скользили вдоль спины к длинному хвосту, заканчивавшемуся тонкой ядовитой иглой.
Она ждала. У нее хватит терпения дождаться.
Поток ветра плавно принял ее и стремительно понес к огонькам, лившимся из жилых домов города. Тонкие прорези чуткого носа пропускали тысячи струек, говорящих с ней и рассказывающих ей самые сокровенные свои тайны.
Ночь благоволила ей. Заметить ее бесшумный полет во тьме не мог никто. И она этим пользовалась.
Из дома вышел мужчина и тяжелым торопливым шагом пошел вниз по улице, стараясь поплотнее запахнуть на себе куртку. Его шаги были такими же тяжелыми, как и его дыхание. Мысли всполошенными трусливыми зайцами бегали у него под шапкой, подгоняя шаг, как маленькая брехливая собачонка.
Она не торопилась. Она проводила его, покружив почти над самой его головой, когда он остановился перед крыльцом, воровато оглянулся, поправил усы, открыл дверь и вошел внутрь.
Она вернулась и села на карниз дома, прикрыв глаза. Запахи. Они были ее друзьями. Они рассказывали и предупреждали. Они помогали вспомнить и не давали спутать след.
Теперь она знала. Она снялась с места и направила крылья к лесу. Остальное было делом техники.
- Блин! – я с досадой огляделась и, смачно ругнувшись, побрела по колено в болотной жиже к едва светившейся в свете луны сухой дорожке.
Платье противно липло к голым ногам, в башмаках чавкало, и от холода стучали зубы. Как теперь добираться до дома в таком виде? Я огляделась. Наш лес, примыкавший к имению, я знала, как свои пять пальцев, оббегав его днем и, что самое неприятное для моих родителей, ночью еще в семилетнем возрасте. Место, на котором я стояла, было в паре километров от моего домика.
- Не буду открывать портал, хоть ты что со мной делай, - проворчала я, пытаясь кое-как отжать платье.
- И не буду. От ваших порталов потом паленым неделю воняет, замучишься лес проветривать.
Я резко обернулась. На краю бочага, на живописной серой кочке сидела кикимора. Зеленоватые волосы сыпались по узким костлявым плечикам, тонкие руки с длинными острыми пальцами переплетены на коленях.
- Привет, Кира. Сторожишь?
- И тебе не сгнить, - она прищурила желтые глаза и улыбнулась, показав ряд острых мелких зубов. – Чего это ты на ночь глядя по нашим краям прогуляться решила? Тебя к нам и днем-то медовым пряником не заманить, а тут ночью, да еще по колено…
- Ай, не спрашивай, - я махнула перемазанной рукой. - По делам я тут была, да вот неудачно свернула.
- Опять задумалась?
- Да не рассчитала просто, - я махнула рукой на платье и выпрямилась. – Слушай, а ты чего здесь одна? У вас же сегодня Ясная ночь?
- А я туда и шла, да вот загляделась как ты в жиже барахтаешься. Не каждый день, знаешь ли, такое увидишь. Вот и присела поглядеть, да узнать, могет, тебе помощь нужна.
- Грязью пачкаться я и сама умею. А вот если к дому какой короткой дорожкой выведешь, я тебя хлебом свежим угощу. Хочешь?
- Хлебом? – мелкое лицо кикиморы блаженно собралось к длинному носу, она почмокала губами. – Ну ладно, так и быть. Слушай, а может, к нам на праздник заглянешь? Будет весело.
К кикиморам на праздник не каждый день, конечно, приглашают. Да и праздники у них веселые и шумные, пока, упившись, не пойдут в чей-нибудь дом безобразничать: поспорят между собой, кто сможет хозяев ночью из дома своими проделками выгнать. То в горшок со щами помоев подмешают, то посуду перебьют, то пряжу на веретене перепутают, то по потолку топать да на ухо спящим шептать начнут. Победитель награждается и до следующей Ясной ночи считается самым сильным. А несчастным хозяевам приходится или на мага тратиться или в новый дом перебираться.
Я опустила глаза на мокрый подол, уже собираясь вежливо отказаться от приглашения, но вместо этого прошептала заклинание, отмахнулась от облачка пара от моментом высохшей юбки и сказала:
- Ай, да ладно, выспаться всегда успею. Веди.
Кира соскочила с кочки и поманила меня рукой.
Звуки музыки я услышала из далека: как будто кто-то барабанил по гнилому полену здоровой палкой и дул в пустой тростник. Огни замелькали в прогалинах между деревьями, и мы вышли на поляну.
По периметру горели огни в битых горшках, слабо освещая гостей. Да, такую колоритную публику хоть бы раз в жизни увидеть! Низенького росточка, худые, зеленые и лохматые кикиморы выделывали ногами кренделя, выписывая хороводы с лешими – пеньки пеньками, коричневые, коренастые, в травяных лохмотьях, со светящимися зелеными глазками на заросшем поганками лице.
Вечеринка, одним словом. Хохот, танцы, музыка. Ага, а вот и стол с закусками. Впрочем, нет, я сегодня на диете – сырая курица (наверняка у кого-то из сарая умыкнули, бестии) вытянула посиневшие конечности к небу, живописные разноцветные шляпки грибов, из которых самыми съедобными были мухоморы, речная рыба порезана аппетитными ломтиками (вот если бы еще пожаренная, а не сырая). Впрочем, были и настоящие деликатесы: лукошко морошки, малины, лесной вишни и орехи. И это в цветень-то! Вот с этого я и начала.
Кира тут же ввязалась в хоровод, вытопывая пятками ритм и размахивая руками, как ветряная мельница. При всем своем хаосе, танец начинал мне нравиться. Я закинула горсть сладкой ароматной малины в рот и стала хлопать в ладоши вместе со всеми, поддерживая танцующих.
Около локтя кто-то зашевелился, и я на секунду отвлеклась. Существо маленького росточка, худое, с раскосыми глазами и широкой улыбкой протягивало мне берестяной стакан какой-то жидкости. Я поблагодарила шишигу и принюхалась: однажды у меня уже был неудачный опыт у русалок на гулянках, так что с тех пор я зареклась пить что-то на нечеловеческих праздниках. Однако жидкость оказалась рубинового цвета и пахла ягодами. Я осторожно приложила стакан к губам. А потом, не сдержавшись, выхлебала все без остановки. Это оказалась легкая ягодная настойка с медом и травами.
Шишига меленько захихикала и подлила мне из бутыли еще. Но допить мне не дали: какой-то проворный кавалер из отряда леших подхватил меня под руку и выдернул на середину поляны, в самую гущу танцующих.
Выделывать пятками такие же фортеля, как местный народ, я не умела, но всеобщее веселье и ягодная настойка сделали свое дело – ритм был пойман, кавалер подцепил свой локоть под мой и закружил меня под всеобщий смех и одобрительный свист.
Дома я оказалась уже под утро, со слегка севшим от смеха голосом, гудящими ногами и головой (настойки во мне булькалось стаканов пять). Кавалер, то бишь леший, галантно проводил меня до двери. Я, как ведьма честная, вынесла им с Кирой круг свежего хрустящего хлеба и кувшин молока. Мы заверили друг друга в бесконечном уважении и крепчайшей дружбе и разошлись: я домой спать, а кикимора с лешим на погром и изгнание очередных хозяев из дома, дабы доказать, кто более других достоин называться славным именем Кикиморы.
Короче говоря, бешеный крик местных петухов, прооравших приветствие солнцу примерно через час после моего возвращения, я восприняла без энтузиазма, пообещав переселить их в места не столь отдаленные, если они сей же час не замолкнут.
Петухи как будто послушались, а может просто я отключилась, но глаза я открыла уже ближе к обеду.
Внизу домовой старательно гремел чугунными сковородками, бесы заканчивали выковыривать последние горошины из земли, вырывая их друг у друга, бесконечно споря и препираясь. Вроде, все, как обычно.
Я остервенело протерла руками слегка припухшее лицо, откинула одеяло и, недовольно морщась на слишком уж жизнерадостную погоду за окном, накинула тяжелый стеганый халат.
Два хлопка вызвали мне домового.
- Утречка доброго, хозяюшка. Я печь растопил, воды согрел, блины со сметаною и медом постряпал, чаю с травами для унимания головной боли заварил…
- Вот с этого и надо было начинать, - прервала я его, гадая откуда он все знает. – Давай-ка сначала я ванну приму, а потом ты меня своим чаем напоишь.
- Конечно, хозяйка. Я ведь слежу, чтобы тебе хорошо было, только уж больно домой поздно вертаешься, да еще и в компании такой шальной, - домовой сцепил пальцы и горестно покачал маленькой лохматой головой.
- Чего это она шальная? – спросила я, берясь за гребень. – Или у вас с кикиморами вражда?
- Да какая вражда, хозяюшка? Почитай уж как две тышши лет за разными местами приглядываем. Да больно они горазды дома-то портить. Раз в год как разгуляются, проклятые, так хоть из дома беги – все перепортят, бестии. Хозяев напугают, запасы попортят.
- Ну, тебе-то этого опасаться не стоит, - заверила я домового, - с кикиморами я дружу, леших всех окрестных знаю, шишиги меня вчера сами ягодами угощали. К тому же редко кто добровольно в дом к черной ведьме сунется. Репутация у нас не та.
- Ну да, ну да. Тебе лучше знать. Я-то что, я ничего.
Он развернулся и пошаркал вниз выполнять мои распоряжения.
После вчерашнего ныли все мышцы. Платье, брошенное на кресло, оказывается, страшно воняло болотной тиной, а туфли вообще можно было выбрасывать.
Да, сегодня хотелось тишины, чистоты и покоя. Хотя бы до обеда.
Посреди комнаты материализовалась фарфоровая ванна с дымящейся водой и пристроенным в изголовье огромным куском мыла. Бытовая магия домовых не поддавалась объяснению, ее практически нельзя было засечь. И чем старше домовой, тем, как правило, незаметнее он был.
Я быстренько скинула одежду и, охнув, погрузилась в кипяток.
- Сварить меня задумал, что ли? – я сложила три пальца, выдохнула пару слогов и вода перестала так сильно обжигать.
Оказывается, я испачкалась вчера сильнее, чем думала. Пришлось истратить чуть ли не половину мыла на то, чтобы отмыть от болотной тины и каких-то травинок волосы, а вторую на то, чтобы отскрести засохшую зеленовато-коричневую грязь с кожи.
В результате моих усилий комната была в лужах, зато я блаженно утонула в остатках мыльной воды, наслаждаясь ощущением чистоты. И почему все легенды о черных ведьмах трубят, будто мы воды боимся? Со связанными руками вниз головой в прорубь – это конечно. А так…
Туалетный столик женщины – это особый мир, целая вселенная, щедрая и ласковая. Мужчины при виде колонны баночек, склянок и шкатулок в лучшем случае пытаются ретироваться подальше, а в худшем, пытаются донести до женщины свою точку зрения о таком изобилии, в результате получая либо обиженно сопящую особу, либо пространные рассуждения о примитивности мужчин и их патологической зависти женщинам.
Бальзам для волос, притирание для кожи лица, крем собственного производства для тела, для пяток, тальк, тушь, карандаш, румяна, помада, заколки для волос, капелька духов…
Вот только с этого момента женщина чувствует себя человеком, более того, женщиной.
Пение птиц, наконец, перестало раздражать. Свет солнца вызывать резь в глазах. А пререкания бесов за окном желание развеять их по ветру.
Я спустилась вниз и, прихватив с полки недочитанную книгу, вышла через заднюю дверь в сад. Собственно, садом это было назвать довольно трудно: когда-то посаженные плодовые деревья безудержно разрослись, смешавшись с парой-тройкой берез и елей, и образовали со временем огороженный кусочек моего личного дремучего леса, в котором можно было и яблочком полакомиться, и грибов на похлебку насобирать.
Дворцовых озеленителей, ежегодно порывающихся привести это безобразие в порядок, я красноречиво предупредила, что если хоть ветка упадет со стволов моей чащи, я превращу их в жаб и выпущу жить на болоте.
Единственное, что я позволила себе сотворить с этим местом – установила здесь беседку со столом, масляной лампой и парой стульев.
Я с удовольствием плюхнулась на стул, вытянула ноги и погладила пухлый том в черном кожаном переплете. Чашка чая с блинами, сметаной и медом неслышно появились на столе. Сначала чудодейственный чай! Мятный, сладковатый, оживляющий…Еле ощутимые искорки заклинания поползли из желудка к макушке и кончикам пальцев, избавляя от головной боли и окончательно проясняя мысли.
Бесы вылетели из-за угла, как бешеные и, подгоняя друг друга смачными пинками и оплеухами, двинулись в мою сторону. Да, не долго музыка играла… Пнув друг друга последний раз, они вросли в землю по стойке смирно.
- Хозяйка, а мы все сделали…
- Давай новое задание, сама знаешь…
- Нам без дела никак. Ежели мы без дела…
- Да коли никому не нужные будем…
Я дала им по блину и, пока они жевали, да причмокивали, сказала:
- За домом на плетне горшки висят. Возьмите по горшку и наловите мне в один солнечного света, а в другой ветра. Пока полные горшки не насобираете, ко мне не приходите. Понятно?
- Ням-ням, понятно, понятно.
- Да проще простого! Вкусные у тебя блинцы, хозяюшка. Угости работничков еще парочкой?
Глядя на перемазанные сметаной длинноносые мордочки бесят, я еле сдерживалась от смеха: грозная сила! Схватив еще по масляному блину с медом, они наперегонки рванули за горшками.
Да, ну и задания с похмелья в голову приходят. Хоть бы через год вернулись. Я гаденько хихикнула, раскрыла книгу на закладке, щедро полила медом стопку блинов и принялась за завтрак.
В городе сегодня было оживленно. Я неспешно брела вдоль лавок на рынке, лениво прицениваясь к товару и разглядывая резные деревянные стулья и комоды. Впрочем, я не смогла остаться равнодушной к ручному зеркальцу из красноватого дерева с вкраплениями самоцветных камней по ободу. Ладно, не буду пользовать, так заколдую. Пусть страны дальние показывает, да людей находит.
Я поблагодарила мужичка, сунула зеркальце в мешочек на поясе и двинулась дальше.
В загоне били копытами лошади, привезенные на продажу из соседнего города. Тонконогие для прогулок богатых купцов, тяжеловозы для телег работяг: беспородистые, но крепкие рыжие лошадки. Двадцать скакунов гарцевали за оградой, примеряясь к ее высоте и затевая драки, скорее чтобы покрасоваться длинными ногами и шелковистыми гривами, чем доказать свое превосходство.
Лошади меня всегда пугали. Я боялась к ним подходить и спереди, и сбоку. Научить меня на них ездить так и не смогли четверо учителей. Когда я в тринадцать лет все-таки чуть не свернула себе шею, слетев с самой флегматичной лошади в замке, отец махнул рукой и посоветовал приобрести себе ступу с пестом, как настоящей злой ведьме.
Незаметным движением я достала из кармана длинную тонкую веревку и, слегка наклонившись, будто к расстегнувшейся застежке на ботинке, уронила ее на тропинку рядом с собой.
Мужчины ударили по рукам, видимо, заключив выгодную сделку, и разошлись в разные стороны.
О-оп!
Теперь ты мой, голубчик!
Я осторожно подняла вмятую тяжелыми сапогами веревку с земли и сунула в карман. Ну что ж, мне пора.
Я постучала в толстую дверь из мореного дуба, оплетенную ажурной ковкой и прислушалась. В глубине дома после некоторого молчания раздались торопливые шаги, и на пороге показалась госпожа Агнесса.
- О! Добрый день, Ромильда. Никак не ожидала вас так скоро увидеть, - женщина торопливо поправила волосы, выглянула через мое плечо на улицу и, посторонившись, пропустила меня внутрь.
Мы прошли через темную прихожую и вошли в богато обставленную гостиную. Тяжелая мебель, обитая бархатом, на полу огромный мягкий ковер, на стене с двух сторон большие зеркала в позолоченных рамах. Дорогие статуэтки и вазы, украшения на стенах. Да, здесь действительно было, чем поживиться любому, даже самому взыскательному вору.
- Вы что-то узнали? Есть какие-то новости?
- Я узнала все, что было нужно, госпожа Агнесса. Скоро я все объясню, не волнуйтесь.
Хозяйка предложила мне расположиться в мягком кресле перед камином и распорядилась принести чай. Во всем, что она делала, была какая-то скрытая нервозность: и в подрагивающих белесых руках, и в беспокойном взгляде, постоянно возвращающемся к белым занавескам, скрывающим крыльцо перед домом.
- А сами вы ничего не узнали? Может быть, случайно что-то всплыло? – спросила я, принимая фарфоровую чашку в форме распустившегося бутона из рук хозяйки.
- Да нет, как я могу что-то узнать, я почти нигде сейчас не бываю. Клиенты приходят ко мне сюда, поэтому…
- Ну да, я понимаю, - я кивнула и немного отпила горячего ароматного напитка. - А муж так и не согласился подать официальное заявление о краже в городскую охрану?
- Нет, он даже слушать об этом не хочет. Говорит, что из дома почти ничего не вынесли, так что не из-за чего поднимать шумиху. А того, что осталось, хватит и нам, и нашим детям.
- Да, может быть он и прав, и стоит оставить все это в пределах этого дома.
- То есть, вы хотите отказаться от расследования? – она медленно села в кресло и встревожено глянула на меня.
- Нет, что вы. Я просто хочу сказать, что ваш муж прав. Вот и все.
- Видите ли, я бы и в самом деле просто забыла бы об этом инциденте, тем более, что мы уже позаботились об усилении охраны дома, но в украденном золоте было обручальное кольцо, которое передавалось в нашем роду из поколения в поколение уже почти четыреста лет. Было бриллиантовое колье моей матери и жемчужная шкатулка, которую мне подарил муж на нашу свадьбу.
- Да, я понимаю, это памятные вещи. Я постараюсь сделать все, что от меня зависит. А пока, не заняться ли нам плащом.
Госпожа Агнесса непонимающе уставилась на меня, потом ее лоб разгладился, и она кивнула.
- Ах да, плащ, конечно.
Она будто немного успокоилась, поспешно встала с кресла и принесла со стола в дальнем конце комнаты стопку бумаги и несколько карандашей.
- Давайте начнем с эскиза, - она снова присела в кресло, пристроила плотную папку с бумагой на коленях и выжидающе на меня посмотрела.
Совместными усилиями мы за час составили прекрасный эскиз плаща из темно-зеленого бархата, обозначили на нем узор ручной вышивки золотыми нитками со вставками жемчуга и хрусталя.
Потом она проводила меня в соседнюю комнату, где хранились рулоны тканей. Да, теперь стало понятно, почему к ней ходит весь город! Полки от пола до потолка выстилали все стены и перегораживали половину комнаты. Тяжелые парча и бархат, нежный шелк, тюль, шифон, лен, вышивка, гипюр, кружева… Ой!
Я ходила среди этого великолепия и старалась легонько дотронуться до каждого рулона. Какое это удовольствие!
Госпожа Агнесса перебрала семь рулонов с разными оттенками зеленого бархата, каждый прикладывая к моим глазам. После шестого многозначительного «мгхм», я подумала, что останусь без плаща, но следующий образец оставил ее довольной. Следующий час ушел на выбор шелка для подклада, застежек, ниток для вышивки и подбор оттенка жемчуга.
В гостиной послышались шаги. Госпожа Агнесса резко распрямилась, и костяная шкатулка с образцами пуговиц со страшным грохотом разметала свое содержимое по полу гостиной. Но она этого, кажется, даже не заметила, расширившимися глазами глядя на вход в комнату.
В дверях показался мужчина, фигуру которого, практически одинаковую в высоту и в ширину, знал весь город, и, еще из далека завидев внушительную щетку усов, торопился уйти с дороги и снять шапку. Тяжелые сапоги прогрохотали по полу еще пару шагов и остановили своего владельца возле маленького столика с напитками.
Огромными ручищами господин Полежек налил себе в рюмку соломенного цвета настойки и одним глотком осушил все до дна. Откуда-то из глубин огромного тела родился удовлетворенный рык, выбивший слезу из красноватых глаз. Только вытерев рукавом губы, он обернулся в нашу сторону, замерев с хрустальным петушком, закрывавшим горлышко бутылки.
Глаза непонимающе оглядели ансамбль из его жены, меня, спокойно наблюдавшей за ним из глубокого кресла, и россыпи мелких жемчужных пуговиц, раскатившихся по всему полу.
- Добрый день, господин Полежек, - я мило улыбнулась и протянула руку.
Полежек, видимо, подавился языком, просипел что-то нечленораздельное, мигом вспотел и, неуклюже поклонившись, пожал мою руку.
- Госпожа Ромильда, вот не ожидал вас увидеть. Здесь…А я на следующей неделе к вам собирался, отчеты из казны для вашего батюшки отвезти…, - его глаза мигом скользнули по лицу его жены.
- Ой нет, эти дела меня не интересуют, - я глупо хихикнула и махнула на него рукой, - это для меня слишком сложно, знаете ли. Я тут по своим делам, - Полежек тяжело сглотнул и сел в ближайшее кресло, прекрасно зная, КАКИМИ делами я занимаюсь. – Вот по магазинам пробегала весь день, а теперь мы с вашей женой мастерим мне прекрасный плащ. Госпожа Агнесса – настоящее сокровище! Даже когда я бываю в столице с отцом, то редко пользуюсь услугами их портных. Нет-нет! Лучше, чем госпожа Агнесса, никто для меня ничего не сошьет.
- Конечно, конечно, - машинально поддакнул он, пытаясь сообразить, чем для него обернется мой визит.
Я же вовсю продолжала разыгрывать дурочку.
- Вот уже два часа мы пытаемся создать что-то совершенно невероятное, достойное дворцовых палат столицы.
- А вы с батюшкой в столицу нынче собрались? И как же надолго, позвольте узнать?
- Ой, да что вы! Мы только в середине лета получим величайшее приглашение короля, потом отошлют официальное согласие…В общем все это утомительно. Я никак не пойму, почему нельзя просто приехать в гости, учитывая, что Его Величество четвероюродный брат моему отцу. Но, - я закатила глазки и пожала плечиками, - положение обязывает. А пока я заскочила к госпоже Агнессе с заказом на новый бархатный плащ. Как вам эскиз, господин Полежек? Вы думаете, сойдет такое для Дворца?
Полежек уставился на эскиз изящного плаща, как тот самый баран, хозяева которого внезапно сменили ворота, и на всякий случай мелко закивал головой в знак одобрения, помогая себе плечами и тремя подбородками.
- Госпожа Агнесса, мы закончили?
- Да, конечно. Ваши мерки у меня есть. Как только я закончу наметку, я к вам приду.
- Благодарю, госпожа Агнесса.
Я грациозно поднялась с кресла, пытаясь не замечать как Полежек грузно и неуклюже подскочил на ноги, едва не опрокинув при этом кресло; как госпожа Агнесса с побелевшим лицом складывает бумаги в аккуратную стопку.
Хозяин проводил меня до двери, двадцать раз поклонился с заверениями глубочайшего уважения ко мне и моему батюшке, поблагодарил за визит и долго смотрел как я удаляюсь вниз по улице. И только тогда осторожно прикрыл дверь.
Я гаденько улыбнулась и резко свернула в проулок.
Еще бы чуть-чуть и мне пришлось бы откачивать Полежека от сердечного приступа. Грузная фигура вывернула из-за угла сарая и стала натягивать плотные перчатки, когда я, лениво привалившись к одному из высоких деревянных ульев, помахала ему приветливо ручкой.
Краски сменились на его лице неуловимо быстро, остановившись на элегантном пепельном оттенке, ноги слегка запутались, чья была очередь шагать, а подбородок приветливо отвис.
- Г-госпожа Р-ромильда! Вот так сюрприз, я думал…
- Да, я внезапно вспомнила еще об одном деле, в котором вы можете мне помочь.
- Я? – тоненько и неубедительно удивился Полежек.
- Да. – Я согнутым указательным пальцем постучала по стенке улья. – У меня за домом довольно большая лужайка. На ней постоянно что-то цветет, и наши козы облюбовали это место. Меня же страшно раздражает их меканье. Вот я и хотела спросить, не сможете ли вы продать нам несколько ульев для начала.
- Ульев? – Полежек вытер со лба пот и кривовато улыбнулся. – Ну конечно, я мог бы сам ухаживать за ними первое время, пока вы не подыщите толкового пчеловода. Или вы сами будете…
- Ой, нет, что вы! Я их страшно боюсь! Но очень люблю мед и ненавижу коз. А вы давно этим занимаетесь?
- О, дак почитай еще мой дед эту пасеку-то завел, потом мой отец еще с десяток ульев нажил, ну и я вот потихоньку добавляю, - он слегка расслабился, найдя кровно-знакомую тему для разговора.
- И неплохой доход приносит, наверное?
- Хэ, да по три золотых за бочонок иной год снять-то можно. А если год неурожайный, так и по пяти срубить можно, токо, конечно, придется ульи каждый день на поля вывозить, водички медовой им давать. Ну, хлопоты, конечно, но зато и денежки. Хочешь лопать, как говорится, умей топать.
Я поддержала его, понимающе улыбнувшись, и сказала:
- Да, семейное ремесло – дело важное. И самое ценное, что мы можем сделать для своего рода – это его поддержать. У нас в роду все, ну почти, черные маги, знаете ли. Вот и я продолжаю семейное ремесло. И это не так просто, как многие думают. Такие иногда дельца попадают: то с нежитью какой-нибудь сражаешься, то порчу на кого-то наводишь. А то вот совсем глупый случай: представляете, муж вынес из дома все фамильное золото, включая вещи, которые дарил жене на свадьбу, и отнес все это темной ночкой своей любовнице. А жене под страхом…ну уж не знаю, чего он ей там наобещал, но, в общем, запретил ей обращаться в городскую стражу. Представляете, какой подлец?
Я слегка приподняла брови, внимательно и очень спокойно разглядывая потное лицо Полежека.
- Но, выяснить такие вещи для меня – пара пустяков. Я вам больше скажу – я уже приняла меры. – Я медленно вытащила из кармана длинную тонкую веревку, местами перепачканную грязью. – Знаете, что это такое?
Он молча повертел головой.
- Это – энергетический капкан. Другими словами, тот, кто через нее перешагнул, как бы оставил на ней свой энергетический след. И теперь я могу сделать с ним, что захочу. – Я замолчала, задумчиво разглядывая кусок веревки. – Если связать ее вот так, - я сложила веревку пополам и просунула два пальца в образовавшуюся петлю, подхватывая концы пальцами, - у него отнимутся ноги. Если опустить ее в воду – он захлебнется, где бы в этот момент ни находился, если…
- Да, да, да, я понял, - нервы Полежека, наконец, не выдержали. Он тоненько заголосил и кинулся ко мне.
- А что вы с ним сделаете, если он клятвенно пообещает вернуть драгоценности и никогда больше не ходить в тот дом?
Я выдержала паузу, будто размышляя.
- Не знаю, я уже настроилась его немного проучить. Но…Ну, так и быть. Если бы он, к примеру, вернул золото, да еще чего-нибудь прибавил для своей драгоценной жены, я бы, пожалуй, забыла на какое-то время об этой веревочке. А, чтобы быть уверенной, что он ничего не сделает своей жене и исполнит обещанное, я оставлю пару бесят у его дома, которые каждые два часа будут докладывать мне о ее прекрасном самочувствии. – Я миленько улыбнулась и намотала веревку на два пальца. Полежека свернуло пополам и он, схватившись за живот, тоскливо глянул в сторону деревянного туалета с окошком-сердечком. – Всего доброго, господин Полежек.
Я проводила взглядом его согбенную фигуру, со скоростью молодой лани несущуюся к местам успокоения и философствования, сунула руку с веревкой в карман и пошла по направлению к калитке.
Я знаю, что нехорошо обижать людей. Тем более, что любой мало-мальски обученный маг заведомо сильнее любого обычного человека, а значит, вдвойне не имеет права применять свою силу во вред. Но Полежек поступил подло, а, значит, ничего дурного я не сделала.
Посидит, подумает о содеянном и примет верное решение.
Никаких бесят я, само собой, с ним не оставила, но мороки периодически буду насылать, чтобы он не расслаблялся.
Весело напевая и помахивая корзинкой, полной клубники, я добралась до дома.
- Папа? – я удивленно улыбнулась и подставила ему щеку для поцелуя.
Мой отец – не старый еще человек с рано поседевшими волосами, крепкой фигурой и извечным ироничным блеском в ярко-синих глазах.
- Привет, Яся. – Он принял у меня из рук корзинку и плащ, переложил все на рабочий стол и вновь обернулся ко мне.
- Что-то случилось? – я наскоро пригладила волосы, вглядываясь в выражение его лица. Все было как обычно, но что-то…
- Да, нет. Ничего страшного, - он напряженно, кривовато улыбнулся и провел рукой по лбу, на секунду отведя взгляд. У меня в животе нехорошо екнуло.
- Кто-то заболел? Умер? – спросила я, застыв на месте и не особо доверяя его словам.
Он поднял на меня глаза, вдохнул, ничего не сказал и только сжал мои руки в своих больших горячих ладонях. С полминуты он молчал, разглядывая кольцо на моем пальце, а потом, поморщившись, сказал:
- Тебя ждут в моем кабинете.
- Кто?
Он поднял на меня глаза и проговорил:
- Господин Карим Мильнир.
- О!
Имя этого человека обычно произносят либо шепотом, либо стараются заменить его какими-то менее будоражащими прозвищами. Лично я с ним никогда не общалась, увидев его только раз, на вручении диплома в Школе.
Глядя на его лицо, хотелось зажмурить глаза – острое, как бритва, длинный нос над тонкими губами. И пронзающе-ледяное выражение бесцветных глаз.
Этот человек обладал абсолютной властью в мире магов. Он правил всеми, кто имел хоть какое-то отношение к черной магии. Он подписывал приказы на казнь чародеев, он одним жестом мог спасти чью-то жизнь, движением пальца сломать чью-то судьбу или собрать армию. Он был на «ты» с королем и имел весьма специфические способности: он умел без каких-либо приготовлений вывернуть человека наизнанку и поменять все кости местами. Вероятно, этот человек никогда не слышал слова «нет».
Что могло ему от меня понадобиться? Я наскоро перебрала все свои последние дела и поручения, но никаких огрехов не обнаружила. Может, все-таки, он не по мою душу?
Но под коленками все равно противно заломило.
Я кивнула, и мы, взявшись за руки, молча двинулись к замку.
Обычно дорога занимала минут десять, но сейчас, в напряженном молчании, чувствуя как подрагивает рука у отца и как он отводит взгляд, чтобы не выдать своего страха за меня, казалось, что мы идем уже не меньше часа.
Арочная дверь, обитая кованым железом и парой заклятий, холодно скрипнула, позволив пройти в освещенную энергетическими шарами комнату.
Все пространство, не занятое книжными полками, было заставлено столами, на каждом из которых стояла какая-то часть отцовской работы: в стеклянном кубе переливался сгусток измененного пространства, над пентаграммой на другом столе клубилось красное марево, еще один стол был завален расфасованными по кучкам минералами, на четвертом блестели реторты и колбы.
За самым большим столом, заваленным свитками, развалившись в огромном кожаном кресле, сидел Карим Мильнир. При нашем появлении он не сменил ни позы, ни выражения лица. Бесцветные глаза, чуть прищурившись, следили за нашими лицами, длинные бледные пальцы перебирали переливающийся рубин на золотой шпильке, которую он всегда носил с собой. Предназначения ее я не знала, но ее острота и длинна наводили на мысль о молниеносном броске и проколотом сердце.
Мы остановились перед столом, отец напряженно поклонился. Я, едва не потеряв равновесие, присела в приветственном реверансе.
Мильнир едва заметно кивнул и шевельнул кистью в направлении кресел.
Я деревянно опустилась на сидение, тщетно стараясь сосредоточиться и отбросить волнение. Получалось плохо, мешало стучащее в подбородок сердце и пытающийся выскочить желудок.
Мильнир, похоже, получал настоящее удовольствие, чувствуя наше напряжение, и это, как ни странно, заставило меня успокоиться: я не позволю кому бы то ни было питаться моим страхом. Даже ему. Что бы там ни было – меня ни чем уже не напугаешь. Я едва удержалась от того, чтобы в складках платья сложить красивый кукиш.
Наш гость слегка усмехнулся и вперил в меня бесцветный рыбий взгляд.
- Первую проверку ты прошла, - я в замешательстве подняла одну бровь, но он не дал мне времени догадаться, что он имел в виду, и продолжил. – Как я уже объяснил твоему отцу, сейчас в стране довольно сложная ситуация: наш король потихоньку сдает, и ему нужны сильные союзники для удержания наших позиций на границах. А для того, чтобы союзники были сильны, они должны быть…отобраны, как драгоценные камни, каждый из которых должен быть алмазом чистейшей воды. И если на каком-то камне мы видим изъян, мы должны его ликвидировать.
- Кодекс Черной магии напрямую запрещает лишать людей жизни, - не подумав, выдала я. Странно, что эту же самую фразу мне пришлось повторять невежественной торговке и «отцу» всех магов в стране.
- Я в курсе, - медленно произнес он и на мгновение замолчал, прострелив взглядом мне голову. Я непроизвольно глянула на его пальцы, сжавшиеся на острие шпильки. – Но иногда в правила нужно вносить некие поправки, руководствуясь обстоятельствами.
- Вчера на площади выпороли бедняка, который тоже внес некие поправки в закон «не укради». Власти не одобрили. – Я опустила взгляд на сцепленные пальцы и в прямом смысле слова прикусила себе язык зубами, чтобы еще чего не ляпнуть. Волнение всегда плохо сказывалось на моем умении сначала думать, а потом говорить.
- Человек, о котором идет речь, - сын герцога. – Мильнир предпочел пропустить мою реплику мимо ушей и перейти к сути дела. - По нашим расчетам, его не должно быть на карте государства, учитывая его наклонности.
- Но ведь он всего лишь сын, а не сам герцог. При чем здесь он?
- Вы слишком плоско мыслите, госпожа Милопольская. Сын сегодня, герцог – через год. Со всеми вытекающими из этого осложнениями.
- А что с ним не так? – я повернулась к отцу, но Мильнир перехватил инициативу, не дав отцу открыть рот.
- Мы считаем, что в будущем, руководствуясь своими убеждениями и пристрастиями, он может нанести серьезный урон крепости нашего государства.
- Но почему этим занимаются маги, а не королевские секретные службы, умеющие обстряпать такие дельца в лучшем виде?
Отец, кажется, чем-то подавился, Мильнир только слегка сдвинул брови. Ну, извините, если мне придется убить чьего-то там сынка, я имею право знать все подробности.
- Работодатель – не король.
- А кто же, если не секрет?
- ОН.
Вот теперь я, кажется, чем-то подавилась. Да, в этом случае действительно как-то не принято отказываться от работы.
- Вам и не удалось бы от нее отказаться, - только тут до меня дошло, что все это время он с легкостью читал мои мысли, и мне стало по-настоящему нехорошо. – Вам нет нужды его убивать.
- А как еще можно, как вы выразились, стереть его с карты?
- Все-таки я не понимаю, почему именно вам поручили выполнение этой работы, - Мильнир с неудовольствием глянул на меня и поджал губы. – Вам нужно сделать ему подмену. И он сам, без каких-либо усилий со стороны секретных служб, сделает все, что нам необходимо.
Ах вот оно что… Может, было бы милосерднее, просто сбросить его с утеса?
- Я считала, что на всех важных персонах с рождения наложено заклятие, мешающее осуществить подобную подмену.
- Верно. Но с недавних пор нам стало известно, что этот человек утратил защиту.
То есть шансов у него не больше, чем у курицы под топором.
- Именно. Поэтому ваша задача – войти в его окружение и совершить подмену, уничтожив все улики.
- А меня, как улику, потом не уничтожат? Из лучших побуждений в честь славы отечества?
- Госпожа Милопольская, еще одно подобное высказывание с вашей стороны и я обещаю, что до выполнения задания вы не доживете. Это Я вам могу гарантировать.
Я кивнула. Чувство обреченности нарастало в животе холодным комком. От меня теперь ничего не зависело. А ведь как хорошо начинался день!
Словно фокусник, Мильнир невесть откуда достал карточку с начерченной на ней пентаграммой.
- Это вам необходимо поместить в его голову. Больше вам заботиться не о чем. Кроме своего длинного языка.
Я сжала в руках рисунок, проводя глазами по каждой из рун. Да, чем-то этот герцогский сынок и впрямь не угодил государству. Ужасы один хлеще другого сыпались на его несчастную голову с пентаграммы, и он ничего не мог с этим поделать.
- Я надеюсь, вы понимаете, что ждет вас и вашу…веселую и дружную семью в случае ослушания, - Мильнир поднял взгляд к потолку, словно через балки видя, как родные собираются за большим столом на ужин.
Об ужине сейчас не могло быть и речи. И вряд ли в ближайший год я захочу есть.
Мильнир поднялся с кресла, изысканным движением поправил тяжелый черный плащ и, кивнув нам, застывшим на своих местах, просто исчез. Я не увидела ни портала, ни изменения пространства, ничего. Его просто не стало в комнате. Чего нельзя сказать об оставленном им чувстве подавленности.
Я сидела молча, не зная, что сказать. Отец замер в кресле, ничего не говоря, но мне это и не нужно было: такие сильные эмоции я могла уловить без слов и заклинаний: все в нем кричало и сопротивлялось. Он потерял маму и ни за что на свете не мог потерять меня. Он хотел бы укрыть меня, спрятать ото всех и сражаться с любым, кто посягнул бы на мой покой…Но мы оба знали, что мое имя уже названо. И если я не выполню того, что мне приказали, и меня, и отца ждало самое жестокое наказание, рядом с которым любые муки совести покажутся детскими страшилками.
Поэтому мы молчали, пока свечи одна за другой не стали тухнуть, захлебываясь в растаявшем воске, пока часы на огромной пасти камина не пробили очередной час.
Я опустила глаза на перстень. Отец подарил его мне в надежде защитить меня от самого страшного, но Он придумал другой путь. И выбора у меня не было.
- Я отправлюсь завтра, - голос от долгого молчания охрип, и я закашлялась. – Провожать меня не надо, доберусь сама.
- Об этом не может быть и речи, - отец отсек воздух ладонью. – Ты не пользуешься порталами и не умеешь ездить верхом. Как ты доберешься до Аросса, скажи на милость? И кроме того, ты не можешь просто приехать без приглашения в Замок и сказать с порога: «Здорово, я у вас тут погощу немного!».
Сарказм. Он начинал проявляться тогда, когда отец не хотел показывать, как сильно он огорчен и растерян.
- Я не могу приехать под своим именем, пап. Ты прекрасно это понимаешь. Если всплывет то, что я сделаю, весь наш род с тобой во главе сгноят в темницах. Кто бы ни был заказчиком.
Отец встал на ноги и быстро прошелся по комнате, напряженно сжав губы. Видимо, многое он хотел бы сказать о нашем работодателе и его выборе, но он прекрасно понимал, что в этом случае язык все же лучше попридержать, пока не стало по-настоящему плохо.
- Что ты планируешь сделать?
Я покачала головой.
- Извини, но ради твоей же безопасности я ничего тебе не скажу.
От удара кулаком столешница разлетелась на мелкие щепки. Я спокойно смотрела на отца, который в бешенстве запнул остатки стола к противоположной стене, чуть не разбив огромную склянку с плавающей в ней какой-то заспиртованной образиной.
Я молча подошла к нему и, несмотря на его страшный вид, прижалась к его широкой груди. Под богато расшитой туникой сердце в панике барабанило по грудной клетке. На этой теплой груди я пережила многое в своей жизни, закалившее меня и сделавшее чуть более циничной. Отец обнял меня так крепко, что я не могла вдохнуть, но все равно замерла, как мышка, чувствуя, что он заплакал.
«Это путь в один конец…» Его мысль непрошенным мотыльком ворвалась в мое сознание. Да, не такого настроя я ждала перед заданием. Кто здесь младше и слабее? Кого, в конце концов, сейчас следует приводить в чувство и настраивать на боевой лад? Надо, значит - надо!
Я отстранилась от отца, пальцем вытерла слезинку с разом осунувшейся щеки и покачала головой.
- Для этого еще рано.
Он кивнул.
- Я же у тебя умница. Ты сам сколько раз это говорил. Неужели ты во мне настолько сомневаешься? – я уперла руки в бока и нахмурила брови – если я сейчас разведу сопли, все, выноси обоих. Ну уж нет, над своей загубленной судьбой я поплачу как-нибудь потом, когда на меня никто не будет смотреть. – И если я учую за собой слежку, твоим ищейкам не поздоровится, это я тебе как ведьма обещаю. Понял?
- Будь осторожна. Возьми с собой все, что может понадобиться.
- Хорошо. Можно я замок с собой возьму? Будет, где переночевать.
Отец только покачал головой.
- Я пошлю тебе весточку, как только смогу. Обещаю.
Я поднялась на цыпочки, чмокнула его в колючую щеку и бодрым шагом вышла из кабинета. И, только оказавшись в своей комнате, смогла позволить себе немного паники.
Собрать вещи в таком состоянии – это издевательство, мысли разбегались как спугнутые светом крысы – с противным писком сверкая пятками прекрасных идей. Я хваталась за все, что попадалось под руку, тут же это отшвыривала и бралась за следующую вещь.
В конце концов, я пришла к очень важному выводу: я ничего толкового не смогу сделать с таким настроем.
И, вместо сборов, я забралась в обуви на постель и уснула, как убитая.
К тому моменту, как замолчал первый петух, как домовой брякнул первым поленом в печи, а лесная нежить решила, что хорошенького помаленьку и пора баиньки, я уже была на ногах, умытая, одетая и готовая к бою.
Вещи были аккуратно упакованы в мешки, дорожный плащ застегнут, высокие сапоги плотно зашнурованы, золото и серебро подбадривающе звякали в кошеле на поясе.
У меня не родилось еще блестящего плана, как внедриться в ближайшее окружение к одному из самых охраняемых людей в стране, при этом не выдав того, кто я такая, но лучше подумать об этом уже в пути. Чем дольше я задерживаюсь, тем больше вероятность столкнуться с кем-то из домашних, которые тут же начнут задавать вопросы. Ответить на них я не смогу, а врать не хотелось.
Я закинула мешки за плечи, открыла створки окна и потихоньку выбралась на покатую черепичную крышу веранды. Высоковато, конечно, но объяснять домовому, почему я, не позавтракав, рванула куда-то спозаранку, очень уж не хотелось.
- У-ух!
Три метра захватывающего полета, боль в лодыжках – и я на земле.
Моя личная чаща за домом тут же проглотила меня. Я остановилась на секунду, ослепнув от густого мрака, растекшегося под ветвями огромных деревьев. До того момента, пока в лесу станет по-настоящему светло, еще несколько часов. И если я буду продираться по нему в кромешной тьме, рискую вовсе не добраться до Аросса по причине банального перелома конечностей.
Так что склянка из темно-зеленого стекла поделилась со мной отвратительного вкуса и запаха декоктом, отрыгнулась болотной тиной и прояснила зрение.
- Вот так-то лучше.
Я из соображений экономии засунула пустой бутылек в сумку, огляделась по сторонам на предмет приветливо оскаленной физиономии какой-нибудь нежити и бодро зашагала по едва приметной тропинке на восток.
Нет-нет! Я не собиралась всю дорогу протопать пешком, склоняясь под тяжестью двух мешков с вещами! Ведьма я все-таки или как? Но прежде чем творить колдовство, я хотела отойти от дома на порядочное расстояние, чтобы толпа черных магов, его населяющих, меня не засекла.
Когда солнце взлетело высоко в небо и достаточно прогрело землю, я свернула с тропы, отмахиваясь от рано проснувшихся в этом году поганцев-комаров, и прошла поглубже в чащу.
Ветка ощутимо хлестнула меня по лицу. Только я открыла рот для того, чтобы выразить свое мнение, но вместо этого застыла, вслушиваясь в звуки, которые ожидала услышать здесь меньше всего: явное чавканье кулачных ударов по лицу и сдавленные охи поверженных. Кто-то явно устроил тут рукопашную.
Эх, надо, надо было (как я поняла значительно позже) пройти мимо! Пресловутое женское любопытство…
Я прокралась сквозь цепляющуюся за ноги траву, осторожно отвела нижние ветви, и что-то весьма ощутимое долбануло меня прямиком промеж глаз.
Больше от неожиданности, чем от удара, я глупо замахала руками и шлепнулась на мягкое место. Передо мной на траве лежал изрядно потрепанный сапог, лет двадцать назад пришедший в негодность. Что ж за драка такая, что противники решили сапогами покидаться?
Я тихонько отвела ветки, опасаясь летящей вслед за сапогом портянки, и попыталась рассмотреть дерущихся. Рукопашная проходила под старательное сопение троих нападавших и одного отбивающегося. Вертко поднырнув под руки двух потрепанных жизнью лесных грабителей, он врезался ногами в грудь третьего, на время выбив его из строя.
Один из громил воспользовался тем, что он ничего не видит спиной, и схватил его за руки, стальными капканами обхватив за плечи. Второй, неуклюже прошагав без сапога, замахнулся для удара, но парень, не будь дурак, повис на собственных руках и врезал со всего размаху обидчику по самому чувствительному и дорогому.
Пока тот оседал и разгонял малиновые круги перед глазами, третий громила прихватил его огромной ручищей поперек горла и ощутимо прижал. Парень сначала покрылся нездоровым румянцем, потом стал походить на баклажан насыщенным фиолетовым оттенком.
- Может, помочь?
Уж чего-чего, а нежного девичьего голоска, предлагающего помощь в драке, не ожидал услышать никто, включая придушенного. Все четверо удивленно воззрились на меня, пытаясь сообразить, какой из сторон я предлагаю помощь.
Я выкинула перед собой руки ладонями вверх и вперед и дунула, что было мочи. Ураган пронесся над поляной, раскидав громил, но не тронув паренька. В полнейшей тишине грустно крякнула осинка и, переломившись пополам, врезала по спине босоногому разбойнику и без того распластавшемуся на сырой земле.
- Спасибо, - прохрипел парень, с трудом поднимаясь с колен и заходясь безумным кашлем.
- Как всегда, пожалуйста.
Парень поднял глаза, только сейчас вглядевшись в мое ухмыляющееся лицо, и с радостным воплем кинулся меня обнимать.
- Ромильда! Как ты вовремя! Еще бы чуть-чуть и он бы мне шею свернул своими ручищами!
- Ты хоть месяц можешь прожить без того, чтобы влипнуть куда-нибудь?
Таль широко улыбался своей вечной мальчишеской улыбкой. Из разбитой губы текла кровь, под глазом разрастался, наливаясь кровью, черный синяк, но его это, казалось, нисколько не заботит. Все та же всклокоченная русая шевелюра и широко открытые глаза. В неприятности он влетал с завидным постоянством, утверждая, что это случайность, но за те десять лет, что мы друг друга знали, я поняла, что он просто недооценивал опасность и явно мнил себя немного более умным и сильным, чем был на самом деле.
Таль и я подружились на первой неделе Школы и не расставались до выпускных экзаменов, вместе попадая в переделки и вместе из них выпутываясь. Сплетники нас постоянно то женили, то рассоривали, но я-то знала, что мы были просто друзьями.
- Ты чего тут забыл?
Я высвободилась из его объятий и удивленно на него глянула. За последние два года, что я закончила Школу, я ни разу его не видела и мало что о нем слышала.
- Да я сестру в город везу, а тут вот они нагрянули.
- Сестру? – я оглядела поляну, но никого не заметила.
Таль махнул рукой, и возле дерева проявилась хрупкая девушка с льняной косой до колен, покрасневшими от слез глазами, кусающая от страха ногти. Она смотрела на меня знакомыми, как у брата, серо-зелеными глазами, не зная, то ли радоваться моему появлению, то ли уже от греха подальше лишиться чувств и прийти в себя тогда, когда ситуация как-то разрешится.
- Мариса, - представил Таль, - моя младшая сестра. Хочу вот ее в город отвезти, может, что путное из нее выйдет, а то отец выдаст ее замуж за какого-нибудь олуха нашего деревенского и будет она до конца жизни коров доить.
- А сам-то ты где обитаешься?
- При Дворе! – Таль гордо приосанился. – Младшим помощником.
- Кого? Конюха? Да ладно тебе, - я расхохоталась, глядя на его обиженно перекошенную физиономию, - я поняла. И как это ты туда затесался?
- Ну это же только ты у нас такая самостоятельная, что тебе распределение по боку оказалось, а меня сначала в какую-то дознавательную контору штатным некромантом определили, я там за полтора месяца так с мертвецами наговорился, что самого тошнило. Короче, подстроил им подляну хорошую и смылся. Решил попытать при дворе счастья. И вот, - он шутовски поклонился, - младший помощник придворного мага его светлейшего высочества герцога Хазмирского.
Улыбка сползла с моего лица.
- Так вот ты при каком дворе.
Ответить Таль не успел, за нашими спинами звонко зашуршало железо ножей, доставаемых из ножен. Мы медленно обернулись. Громилы, побитые, но дееспособные, угрожающе ощетинились оружием. На их лицах четко читалось желание порезать нас троих на ремни и украсить ими местные сосенки.
Я привычно взяла Таля за руку и мысленно произнесла формулу объединения сил. Если бы мой отец узнал, из каких переделок мы с ним иногда выпутывались таким образом, он бы присоединился к этой жаждущей возмездия троице и придушил бы его голыми руками.
Таль прошептал-пропел слова, и поляна опустела, напоминая о давешних гостях только примятой травой и сломанными деревцами.
- И куда на этот раз? – поинтересовалась я.
Таль пожал плечами.
- Через пару месяцев продолжат грабить местных путников, не волнуйся.