Обозревая литературный Сталинград Маруся Климова

Маруся Климова написала очень интересную, очень хорошую (не скажу, что очень полезную) книгу. Кое-кто из злопыхателей непременно добавит – и своевременную. Возможно, господа, возможно… Но не торопите…Впрочем, для кое-кого она будет вредна (речь здесь идет прежде всего о некоторых школьниках и о людях с неустойчивой психикой или с не сформировавшимся сознанием).
Я читал это творение будучи больным классическим гриппом. И, признаюсь, получил массу удовольствия. И, кстати, вскоре я поправился, принимая некоторые лекарства и соблюдая постельный режим.
Маруся Климова сродни безжалостному оккупанту, который грубо бомбит мирный, но вражеский, город – в данном случае литературный, не оставляя в результате своих расчетливых действий ничего кроме выжженной пустыни. О жалости здесь говорить как-то неуместно. Карфаген, по-нашему литературный Сталинград, должен быть разрушен и он разрушен до основания, а затем… А вот что затем? Вопрос интересный…
Рассуждая в несколько иной плоскости, можно сказать, что автор уничтожает устоявшуюся литературную религию, взамен же создает свою собственную.
На первых же страницах смертью храбрых пал Пушкин – наше солнце, наше все. Ну, зачем, вопрошает автор, «читать подобную чушь (далее идут строки «Я помню чудное мгновенье»)… Нормальный, свободный от принуждения человек этого, на мой взгляд, читать не будет. Если, конечно, он не впал в полный маразм, как «старик Державин».
Итак, Пушкин тяжелым снарядом убит, взрывной волной смело Державина – так, мелочь…Руки агрессора развязаны. После этого кто устоит… В союзники взят убийца Пушкина – красавец Дантес. Маруся к нему неравнодушна… К тому же у него явное преимущество перед всеми – не говорит по-русски.
После Фоменко мало чему удивляешься, а тут в голову пришла крамольная мысль - каждый теперь так может возвысить себя любимого, глядя на этих пигмеев от литературы - всяких там грибоедовых, вяземских, батюшковых…
Да, кстати, тексты Маруси сопровождаются замечательными рисунками – портретами убитых классиков. Очень, кстати, интересными. Художник тоже вносит посильную лепту, говоря депутатским языком, в «опускание» классиков.
Есть за что уничтожать наших классиков. Хотя бы за повальные, просто безудержные глупость, бред и… Но ладно если это от души, не по злой воле. А то ведь попадаются такие, как Лев Толстой. Тот, «кажется, нарочно это написал («Смерть Ивана Ильича», «Крейцерову сонату»), чтобы всех достать своей старческой злобой, своим маразмом». Как после всего этого оставить его в живых…Да и что хорошего от Толстого ждать: «Сам вид Толстого – злобного лохматого старикана с развевающейся седой бородой и сейчас меня угнетает: воплощенный титан, кирпич, такой же, как его книги».(с.66)
С врагами легче бороться, натравливая их самих друг на друга, используя, так сказать, внутренний ресурс. Маруся в этом деле мастер: «Шепот, легкое дыханье, трели соловья…» – эта строчка Фета, насколько я помню, вызвала бурную и крайне реакцию Чернышевского, который в одном из своих писем даже написал, что «такие стихи может сочинить и лошадь». Самого же Фета Чернышевский назвал «идиотом, каких мало»…
С писателями легче расправляться, когда знаешь, что они сплошь психически больные (Гаршин, Успенский), алкоголики (Есенин), просто «абсолютные отморозки» (Салтыков-Щедрин). Кстати, «самым тупым в русской литературе, видимо, был Горький». Он же автор одной из «самых скучных книг во всей мировой литературе» («Мать»). Тут и вовсе процесс больше напоминает грязную, но крайне важную работу по дезинфекции местности. Маруся в этом смысле последовательна: «история литературы где-то к концу девятнадцатого столетия, и вправду, начинает немного смахивать на историю болезни». Это однако, общая тенденция: ведь «во всей мировой литературе сегодня дела обстоят ненамного лучше, чем в русской. Но все-таки там есть кое-какие проблески здравого смысла».
Вот и приходится Марусе на своем утлом суденышке «плыть по бескрайнему океану человеческой тупости». Поймал себя на мысли, что меньше хочется рассуждать, а больше хочется цитировать Марусю. Ну, разве не прелесть мысль: «Современная культурная ситуация, как я уже сказала, характеризуется тем, что литературой теперь занимаются исключительно обыватели, поймать которых на чем-нибудь гениальном практически невозможно.. Во всяком случае для меня».
В конце своей увлекательной книги Маруся раскрыла секрет своей ненависти к русской литературе, и я понял, что женщина может быть крайне жестока из-за каких-то несущественных для нас мужчин мелочей. Переводя на бытовой язык, можно погибнуть от руки дамы оттого, что ты носишь носки, которые не сочетаются с ботинками или надел не того цвета или длины галстук. Секрет в следующей Марусиной фразе: «А главная проблема всей русской литературы (не только последнего столетия) и заключается, прежде всего, в недооценке значимости таких неуловимых и вечно ускользающих вещей, как стиль и мода, или же, иными словами, в чрезвычайно слабо развитом чувстве прекрасного у подавляющего большинства писателей, что и привело к серьезным эстетическим просчетам, которые самым печальным образом сказались на всем русском самосознании».
Это в полной мере можно отнести и к самой Марусе, поднявшей на пьедестал поэта, уж никак не выше в поэтическом плане презренного ею Пушкина. Идеальными названы довольно посредственные вирши:
В храм белоснежный спешу
В отчаяньи от злых рутин
На коленях молитвенно шепчу
Батюшка подай на героин…
Я во время чтения книги хотел развить тему новой религии, обозначенной Марусей Климовой. Но в какой-то момент понял, что теория её до религии все же не дотягивает. Слабо развито чувство прекрасного. Маруся, не надо наступать на свои же грабли! А в целом очень даже очень… Спасибо!

С уважением
Анатолий Персин