Моя бабушка

Валентина Товпегина
               
       С большой любовью, гордостью и благодарностью вспоминать о дорогих людях - потребность сердца.
      Когда я думаю о бабушке, память уносит меня в далекое – далекое детство. Предстают перед глазами фрагменты той жизни, когда все  родные еще были живы, когда и страна, и отношения между людьми были совсем иными, чем сейчас.
        Помню, что в  раннем детстве (в 3-4 года) я называла мамину мать «бабой», очень сердилась, если  кто – то скажет «бабушка» на мою милую и дорогую «бабу». Мне казалось, что это слово «бабушка»  не передает всю любовь и уважение, какие я питаю к близкому человеку, растившему меня вместе с родителями, казалось это слово грубым. Как меня раздражало, задевало тогда, в очень раннем детстве, сама не понимала, почему, когда произносили: "бабушка", "Фроська", "Алешка", нянька...
         Я помню ее, Степаниду Евгеньевну Базанову – Мартюшову, « мою  бабу», еще не седую, темноволосую и длиннокосую.  Она любила все светлое ( в прямом и переносном смысле).  Я не помню ее в темном одеянии, потому что у нее всегда были блузки светлые, платья тоже светлые с какими – нибудь цветочками, горошками или огурцами,  даже для своих похорон она приготовила зеленый костюм, а не черный, как было у других старушек.                У нее было  много друзей и подруг, которые часто ее навещали, делились радостью и печалью, а она умела  радость еще и умножить, могла утешить и в горе. Я видела, что «мою бабу» люблю не только я, порой даже возникала у меня ревность. Тогда я старалась крутиться около «моей бабы», а то и забиралась  к ней на руки.  Мне нравилось, когда дедушка ласково называл ее Стешей. Так звал ее только он.                Я никогда не видела ее отдыхающей днем: то она шьет, то она стряпает, то хлопочет в огороде, то нас, внучат, усадит на стулья, даст по яблочку и рассказывает сказки. Слушать было очень интересно, потому что  разыгрывался настоящий спектакль. И сказок она знала очень много. А разговаривала как интересно, всегда с какими – то прибаутками. А как она пела! По праздникам приходили ее подруги, накрывался стол,  который ломился от разной стряпни. Тут были и крючья, и блюдешники, и вафли, и песочное печенье, и сдобы, и пироги с разной начинкой.                На таких чаепитиях обязательно исполнялись песни. Вот именно – исполнялись. Помню: сначала пела вся группа, а потом одна женщина пела за мать, другая – за дочь, и опять заканчивала песню вся группа. И так  протяжно и проникновенно пели…  До сих пор помню,  как  я жалела героиню песни, в которой говорилось о том, что дочь не послушала совета матери и уехала с матросом, «…через годик – через два дочь идет уныло, на руках она несет матросенка сына»,  дочь упрашивала мать принять ее с ребенком: «…прими …,мать родная, матросенок будет звать «бабуся дорогая».   «Нет уж, дочка, не приму!» И потом пелось, что дочь пошла к реке, бросила в воду ребенка, а потом и сама  бросилась в воду и погибла. Даже тогда, в нежном возрасте, мы  не могли понять, как можно быть такой жестокой по отношению к своим кровиночкам. Группа бабушек так пела, что мы, ребятишки ( нас было трое), замолкали, бросали все свои игры и только слушали. Нас захватывало прекрасное исполнение песен, а песни в основном были сюжетные, и наше воображение рисовало картины, которые создавали песенницы своим необыкновенным мастерством.
        Не забывается и далекий поход на  Крестовку (гору) в праздник под названием Девятая пятница. Гора очень высокая, люди группами и по одному поднимаются, иногда отдыхая и осматривая все вокруг. Я с «моей  бабой» тащусь позади всех, правда, если кто – то отстанет, то мы уже не последние, и это придавало нам силы. Бабушка нарядила меня в новое платье по такому случаю, даже помню расцветку материала, из которого сшили мне обновку. На темно – синем поле сатина красовались розовые цветочки. Когда я шла на гору, подол мне мешал, так я его скомкала впереди себя, и идти уже было легче. Конечно, я не все видела, что происходило на горе, зато слышала.Слышала пение священника, такой густой бас, слышала разноголосое пение собравшихся,и мне было необыкновенно спокойно и хорошо. Вот кто бы знал, что это обернется очень дорогим воспоминанием.                А еще помню, как мы с ней, с «моей бабой» ходили пешком в город  по жаре, когда у меня родилась сестренка, мне тогда было уже шесть лет. За нами увязался большой белый пес, звали его Казбек. Вот он идет рядом,часто - часто дышит, высунув язык, а с  розового языка капает слюна.Я же пить очень- очень хочу и думаю про себя:" У собаки лишняя вода вытекает от жары,а нам бы хоть немножечко попить водички". Наконец, дошли до старого базара; бабушка купила у продавщицы морс.До сих пор помню, как продавщица наливала нам морс из конусообразных бутылей с блестящим маленьким краном внизу, а какой он был вкусный, ничего не было вкуснее этого морса! Бывает, вспомнится этот наш "поход" с "моей бабой", и киоск на старом базаре, и конусообразные сосуды с живительным вкуснейшим напитком из лесных ягод,и праздник Девятая пятница, и так становится от этого тепло, хорошо...                Однажды вечером бабушка с улицы пришла со словами: «Пойдемте спутник смотреть!» Вся большая семья вывалила во двор. Действительно, по темному небу летело серебристо - белое «яйцо». Это было  в 1957 году. Сколько было ликования по этому поводу, какая радость была, гордость за страну! Радовались в каждой семье как личному счастью.
Бабушка всех объединяла в семье, она была в курсе  всех событий в семьях своих детей, хотя все ее дети уже жили отдельно. И пока была жива бабушка, мы, двоюродные братья и сестры, часто собирались вместе, общались, а после ее смерти уже как – то стали отдаляться.                Из  рассказов  старших родственников  мамы  моей (разговаривали на эту тему, когда была в гостях у них уже взрослой)  я узнала, что моя  прабабушка  была  очень  красивой, но с нелегким характером, образованной;   замужем была  своенравная особа за человеком   из знатного    рода.  Мама и ее старшая сестра  помнили свою бабушку,  они рассказывали, что она  всегда  была в  движении, на месте не сидела, даже будучи старенькой; на голове у нее всегда был белоснежный платок, и платок она меняла каждый день, да чтоб он был накрахмаленный. Повязывала, по их словам, она платок как - то  по-особенному, закрывая лоб до бровей, узел же прятался на затылке,  походило   на шапочку.  Почему-то (в детстве я этого не понимала) о ней говорили шепотом, а бабушка  прятала Библию,старинные  книги на старославянском языке в самой глубине сундука.В наших краях в то время верующие в Бога люди чувствовали себя неуютно:над ними смеялись.  Став постарше, я поняла, почему бабушка хранила варганы, книги,  какие-то меховые вещицы, которые были для нее  дорогими. Все это  принадлежало когда-то ее маме.     На фото Крестовка. (Спасибо за фото Никитину А)