Неделя пребывания в лучшем городе мира подходит к концу. Пора подводить итог. Несомненно одно: чем больше информации я получаю, тем больше понимаю, как мало знаю и как многому еще предстоит научиться. Это хорошо, так как дает весомые аргументы в пользу того, что я должна продолжать приезжать сюда, не чувствуя угрызений совести за эгоистически потраченные деньги и оторванное от семьи время. И это, пожалуй, пока единственный позитив, который может быть вынесен из поездки. В остальном результат неутешителен: количество посещенных магазинов и пабов значительно превышает количество посещенных музеев и картинных галерей.
Чтобы восстановить культурный баланс, все-таки соглашаюсь на предложение одногруппников пойти в Королевский оперный театр, тем более, что есть возможность приобрести недорогой, всего за 33 фунта, билет. Помимо прочего, это поможет мне лишить себя возможности купить еще 10 кофточек и, как следствие, не дать проклятым капиталистам нажиться с моей помощью на труде бедных детей. В тщетной попытке задобрить «униженных и оскорбленных» с нами идет преподаватель Джон, а также Любаш, «биг феллоу» из Польши, который провинился перед нами своим неприлично превосходным произношением, не свойственным нормальным среднестатистическим славянам. Мужчины остаются ожидать нас в ближайшем от университета пабе, а мы с моей болгарской подружкой Анной идем в свои отели, чтобы поменять наши кэжуал-футболки на смарт-топики, нанести дополнительный слой мэйкапа, воткнуть розы в волосы и, с чувством выполненного долга, продолжить вечер в одном из самых роскошных театров Лондона — Ковент-Гардене, который, как утверждает путеводитель «Афиша», является английским Большим и Мариинкой одновременно (ни в одном из наших я, к своему стыду, тоже еще не была).
Как и подобает в таких случаях, перед спектаклем мы решаем поужинать, чтобы мысли о неудовлетворенных земных потребностях не мешали нам насладиться пищей духовной. Джон, выпускник одного из университетов Лондона, ведет нас по местам своей студенческой славы, и мы оказываемся в одном из старейших заведений «Фиш & Чипс» Ковент-Гардена. Здесь мы плотно ужинаем, запивая рыбу чаем с молоком, так как лицензии на продажу спиртного, по всей видимости, эта патриархальная столовая не имеет.
Не замечая, как пропиталась наша праздничная одежда национальным колоритом, сытые и довольные мы покидаем это историческое место, чтобы отправиться в храм искусства. В английских театрах не принято оставлять верхнюю одежду в гардеробе, и мы быстро преодолеваем препятствие в виде билетного контроля. Поднявшись на ряды амфитеатра (а это, надо сказать, требует изрядной физической подготовки), оказываемся на своих местах.
Здесь я не без досады отмечаю, что совершенных людей не бывает: выясняется, что наш безупречный Любаш боится высоты! Радуясь, что хоть чем-то могу быть полезной, предлагаю этому двухметровому «медово-имбирному» типу свое хрупкое дружеское плечо, на которое он и опирается на протяжении всего спектакля, благодаря чему между нами возникает подобие нежного чувства (не знаю, как его, а меня оно не отпускает весь вечер).
Спектакль называется «Дочь полка» и повествует о девушке, которая в младенчестве была найдена на поле битвы и воспитана военными. Девушка вырастает, влюбляется в солдата, чем, естественно, недовольна ее мать-аристократка, которая по прошествии стольких лет вдруг находит свою незаконнорожденную (от солдата же!) дочь. По всей видимости, любовь к униформе у них в крови. С целью решения своих финансовых проблем заботливая мать находит для своей дочери более подходящую аристократическую партию. В день намеченной свадьбы однополчане героя-любовника, преисполненные чувством солидарности, подъезжают на танках к богатому дому и открывают родственникам благородного жениха глаза на греховное происхождение невесты. В общем, в итоге любовь, как всегда, побеждает!
Приготовившись к постижению непостижимого, так как поклонницей оперы и балета я не являюсь, вдруг понимаю, что на самом деле смотрим-то мы совсем не оперу, а оперетту.
В антракте, по пути на открытую веранду, откуда открывается шикарный вид на Лондон, мы видим дам в вечерних платьях и мехах с бокалами игристого в руках, благородных джентльменов, сосредоточенно ковыряющих прозрачными пластиковыми палочками традиционное клубнично-сливочное мороженое в маленьких цилиндрических стаканчиках, и туристов в босоножках, обутых на носок, что, видимо, является показателем вечернего варианта их наряда, с огромными рюкзаками за плечами. На веранде мы долго фотографируемся под дождем, тщетно пытаясь уместить все достопримечательности горизонта в кадр. Затем я заботливо веду великана Любаша на место (как приятно все-таки чувствовать себя полезной!), и мы продолжаем смотреть спектакль на французском языке, внимательно читая субтитры, что сильно отвлекает.
После антракта я вдруг с удивлением получаю эсэмэску от Ричарда, который понял, что Интернет — это очень ненадежная штука, и, несмотря на страшнейший финансовый кризис, информация о приближении которого содержится практически в каждом из его писем за последние два месяца, решил, видимо, поступиться интересами разумной национальной экономии и отправил-таки сообщение на мой московский номер. В сообщении он спрашивает, не хочу ли я с ним встретиться. Абсолютно уверенная в том, что столь поздний час не позволит Ричарду нарушить многолетний режим, я принимаю решение до конца соблюсти вежливый формат наших отношений (он ведь не виноват, что мне приснился такой страшный сон!) и легкомысленно отвечаю: «ОЧЕНЬ хочу встретиться сейчас, но я в театре, поэтому, к сожалению, видимо, не получится». «ОК, давай после спектакля, сообщи мне, когда представление закончится», — следует мгновенный ответ. Какая неожиданная расточительность и безответственность с его стороны! Оценив свой все еще приличный маникюр, достаточно нарядный вид, по крайней мере по сравнению с туристами из фойе, а также то, что Анна сегодня со мной (та самая, из моего вчерашнего кошмара), я думаю: «А почему бы и нет?»
Распрощавшись по окончании представления со своими нежными чувствами к прекрасному здоровяку Любашу и с ним самим, я умоляю Анну пойти со мной на встречу с Ричардом. Ожидая его у метро, мы сильно мерзнем. Решаем зайти в паб, чтобы согреться. Ричард шлет тексты, сообщающие, что вот-вот, он уже в пути, вот-вот, он подъезжает. Мне же представляется, как Ричард прочитал в сегодняшнем финансовом вестнике, что кризис миновал и наступило всеобщее благоденствие… А может, ему выдали 1000 бонусных эсэмэсок за самое экономное расходование средств мобильной связи в стране в условиях рецессии…
Но вот, наконец, и он! Входит, когда мы уже взяли себе напитки. Расцеловываемся по-христиански три раза. Почему-то все мои английские приятели делают так при встрече со мной, видимо, руководствуясь знаниями, полученными на каких-то тренингах по межкультурной коммуникации. Как только наш приятель усаживается за стол, бармен, как в театре, звонит в колокольчик, знаменуя последний заказ, и уже через минуту разносит пластиковые стаканы, чтобы перелить туда недопитое пиво. Все это намеки на то, что клиентам пора перебираться в другое место.
Мне искренне жаль Ричарда, так как по его освещенному улыбкой лицу пробегает тень, и даже его глаза на какое-то мгновение перестают смеяться. «Сожалеет, что нарушение годами заведенного порядка в этот раз не стоило свеч, — сочувственно думаю я. — А он немного изменился, кажется, похудел, или это сезонный итальянский загар так ему идет…» — оценивающе разглядываю я Ричарда, надеясь, что он, за обменом любезностями с Анной, не замечает моего бестактного взгляда.
Мы сидим в этом пабе еще минут пять, но когда официант очень вежливо и церемонно переворачивает прямо перед носом четвертый стул на нашем столе и один за другим гасит светильники, мы понимаем, что уже действительно пора.
Выходим из паба в Ковент-Гардене и идем пешком до Холборна. По пути Анна, которая работает переводчицей в Евросоюзе, профессионально ведет светскую беседу с Ричардом, за что я ей безмерно благодарна, так как опять некстати давшие о себе знать азиатские корни не позволяют мне разговаривать с малознакомым мужчиной в столь поздний час.
— В Холборне пабы работают до самого утра, — с надеждой в голосе вдруг произносит Ричард.
— Да, не то что в Ковент-Гардене, — вторит ему Анна.
— Там даже есть один польский паб, в котором подают сотню наименований фруктовой водки! — подключается мое русское начало, видимо, все еще не отойдя от обаяния польского коллеги.
— Неужели? Так много? Вот бы попробовать! — театрально удивляется Ричард.
В этот момент мы как раз входим в метро и ступаем на эскалатор. Я еле сдерживаюсь, чтобы не сказать: «Так давайте еще куда-нибудь зайдем!» Но видя лицо украдкой зевающей Анны и вспомнив свой зарок не проявлять инициативу при общении с мужчинами, сосредоточенно вцепляюсь рукой в перила эскалатора и молча еду. Трижды расцеловавшись в очередной раз, мы еще долго стоим в подземном переходе, обмениваясь милыми шутками и уверениями в вечной дружбе.
По пути домой почему-то вспоминаются сцены из только что увиденного незатейливого спектакля, когда мужчина на танке приезжает за своей возлюбленной, и я думаю: «А каково это, интересно, иметь такого мужчину, который готов за тобой приехать на танке? Хотя лучше на коне… Наверное, очень приятно! — размышляю я. — Да нет, это же просто смешно!» — резко оборвав свои опереточные мечты, вхожу я в комнату.
Отчасти нарушив свой принцип «нулевой инициативы» во имя принципа «безграничной вежливости», отправляю Ричарду сердечное сообщение, преисполненное чувства благодарности за прекрасный вечер и сожаления, что он получился таким коротким. И после этого безмятежно засыпаю, гордая тем, что напротив еще одного культурного заведения в бесконечном списке лондонских достопримечательностей я теперь смело могу поставить большую галочку.