Это было в далёкие годы пресловутой перестройки. Я увлёкся политикой и стал городским депутатом. Работы в Совете города было много и меня попросили поработать в аппарате Совета на освобождённой основе. Это значит, что за мой ненормированный труд мне платили небольшую зарплату. Работать приходилось и с бумагами, и с людьми. Насмотрелся я на лицемерие правящей верхушки. Забавно было видеть, как непримиримые противники коммунисты и демократы прекрасно ладили, когда можно было поживиться за народный счёт. Но речь не об этих дорогих слугах народа.
Однажды пришла ко мне на приём простая женщина. Оказалось, что вопрос, который ей нужно было решить, не находился в моей компетенции. Я доходчиво объяснил ей к кому обратиться и какие документы собрать. Позвонил нужному работнику исполкома и женщина на удивление быстро решила свою многолетнюю проблему. Закончив свои дела, она зашла в мой кабинет, чтобы поблагодарить меня за помощь.
- Сынок, похоже что наступили хорошие времена. Власть повернулась к простым людям лицом.
- Похоже, ответил я ей в тон. - По крайней мере мы, народные избранники, стараемся помогать людям по существу.
Мы разговорились, коснулись прежних, довоенных лет. Она доверительно поведала мне страшную историю, свидетелем которой ей пришлось стать
До войны Мария Ивановна, назовём её так, работала в нашем Южноморске заведующей детского садика. Её детское учреждение располагалось в тихом зелёном переулке в центральной части города в старинном просторном особнячке. Особнячок выходил окнами торцовой части здания во двор другого учреждения, весьма не детского. Там расположилось городское НКВД. Учреждение зловеще - солидное. Здание НКВД фасадом смотрело на главную улицу города, Ленинскую. Как только чекисты обосновались по соседству с детишками, они велели заведующей забить форточки и рамы окон, выходивших к ним во двор, наглухо, так, чтобы они никогда не открывались. А сами забрали эти окна со своей стороны решётками и установили пред окнами большие деревянные щиты, покрашенные белой краской, чтобы из садика невозможно было видеть то, что происходило во дворе их печально знаменитого учреждения. Хорошие у деток появились соседи!
Через несколько лет разразилась война. Фашисты стремительно прорвались на юг страны. Они уже находились на подступах к нашему старинному приморскому городу. Слышна была канонада артиллерийских орудий. Садик был закрыт. Часть детей эвакуировалась вместе с родными вглубь страны. Мария Ивановна решила никуда не ехать. Да и вывозили в первую очередь высокопоставленных особ, а она к ним не относилась. Немцы ещё не вошли в город, а власть и военные смотались. Какие - то диверсанты взорвали водокачку, чтобы немцам и жителям нечего было пить. В порту раздавались пулемётные очереди. Это энкавэдэшники подожгли огромные кучи пшеницы, не вывезенные из города, и пулемётными очередями отгоняли отчаянных горожан, пытавшихся запастись пшеничным зерном, чтоб не помереть с голоду...
Мария Ивановна со сторожем Кузьмичём рискнули пойти в закрытый детсадик и взять себе пару ковров, чтобы потом продать на барахолке и как - то кормиться при оккупантах. Они опасливо прошли по опустевшим, замершим в напряжённом ожидании улицам и вошли в помещение садика. Ключи у них от особнячка были с собой, так что проникнуть в садик не было проблемы. Вдвоём они направились в комнаты, где должны были лежать приличные коврики. Когда они открыли дверь в одну из комнат у них волосы на голове стали дыбом и пятки ног приросли к полу от страха. В комнате штабелями, как дрова в поленнице, лежали аккуратно сложенные мёртвые человеческие тела. Люди были одеты в гражданскую одежду. Эти укладки из человеческих тел поднимались к потолку. Та же картина была и в соседней комнате. Окна в этих комнатах были распахнуты настежь, решётки на них сорваны, деревянные щиты убраны. Во дворе НКВД раздавались выстрелы. В окна подавались трупы, а сотрудники НКВД внутри комнат укладывали их в штабеля. Таким образом сталинские коршуны уничтожали заключённых, которых они не смогли вывезти из - за стремительного приближения немцев, отрезавших все пути к Южноморску. Не выпускать же было им этих несчастных на свободу. Видимо, они выполняли инструкцию или прямой приказ начальства, перед тем, как самим убраться из города...
Мария Ивановна и Кузьмич, на своё счастье, остались незамеченными заплечных дел мастерами. Они буквально оцепенели от ужаса увиденного.., затем стремглав вылетели из особнячка и бросились как зайцы наутёк. Только отбежав на приличное расстояние от места трагедии, они оглянулись... Детсад пылал огнём вместе со своим страшным содержимым. Если бы беглецы замешкались, пылали бы их мёртвые тела в горящем детсадике. Они были наслышаны ещё до войны, что в застенках НКВД томятся горожане, арестованные по сфабрикованным обвинениям, как враги народа. Репрессивная машина набрала ход и работникам НКВД для отчётности перед своим руководством нужны были впечатляющие цифры обезвреженных врагов советской власти. Гребли несчастных людей и пытками вырывали у них признания в несовершённых преступлениях.
В город вошли немцы. Началась оккупация. Фашисты не сильно страдали от отсутствия питьевой воды. Воду они доставляли своим солдатам в автоцистернах. А вот люди пили воду из дождевых луж. За работу немецкие власти расплачивались с населением горелым зерном из порта. В городе стала выходить немецкая газета на русском языке. В газете появились объявления, призывающие жителей города опознать и похоронить своих родственников, убитых в застенках НКВД и сброшенных в близлежащие канализационные колодцы. Десятки трупов безвинных жертв были извлечены из канализации и разложены во дворах для опознания. Их забирали родственники для погребения. Детсад сгорел дотла. Трупы людей были полностью уничтожены пожаром. О людях, погибших в особнячке, никому ничего не было известно...
Я был потрясён скорбным рассказом Марии Ивановны до глубины души.
- Мария Ивановна, вы единственный свидетель обвинения. Кузьмича уже нет на белом свете. Вы должны рассказать людям эту ужасную правду. У меня есть знакомые журналисты, мы поможем опубликовать ваше свидетельство в газете. Вы только своей рукой напишите на листочке бумаги ваши воспоминания.
Она пообещала выполнить мою просьбу. А тут у меня выдался отпуск. Через десять дней я нашёл престарелую женщину.
- Ну что, написали, Мария Ивановна?
- Нет, и не буду ничего писать. Тех людей не вернёшь, а у меня дети, внуки... Я хорошо помню, как эти люди разделываются с неугодными.
- Но ведь время совсем другое! - Пытался я уговорить единственную свидетельницу давнего преступления властей. Это нужно знать людям, чтобы подобное не повторилось. Ещё ведь много граждан, очарованных сталинскими временами, при которых был " порядок ". Но тщетно. Старушка упёрлась и стояла на своём.
- Времена другие, но люди, вершившие преступления, ещё живы и имеют большое влияние. Завтра власть может поменяться и они снова войдут в силу. Я уже жалею, что и вам рассказала об этом кошмаре. Я вас прошу, никому не сказывайте, пока я жива.
Я дал ей слово молчать об услышанном. Недавно до меня дошли вести о смерти Марии Ивановны, единственного свидетеля обвинения страшного преступления. И вот я приношу своё свидетельство кровавого преступления сталинского режима. Что же касается обвинения, оно должно жить в наших честных сердцах и не позволять рассудку забывать содеянное против народа. Пусть на меня ополчатся сталинисты. Это или ограниченные люди, которых жизнь ничему не учит, или потомки тех, кому хорошо жилось при режиме.
Нет в нашем городе больше ни того детсадика, ни здания НКВД. На их месте поднялся " Белый Дом " - здание законодательной и исполнительной местной власти. Перед зданием романтический бюст основателя советского государства из розового гранита на постаменте. Растут красивые деревья и цветы. Это благолепие расположилось на месте убиения несчастных жертв. Новые власти вершат новые дела, у которых будут свои свидетели...
14.02.13 г. Таганрог