Не спугнуть жизнь!

               

                Память о щедро розданной жизни
                струится, как ароматное вино, и
                каждый сладостный бескорыстный
                поступок подобен благоуханному цветку. 
                Р.Г.Ингерсолл
             
               
                I


      Модрис слыл лихачом. Больше всего ему нравилось летать по шоссе с бешеной скоростью на «ягуаре», подаренном ему отцом на 25-летие. Эта марка была идеальна для его «скоростной» души. Он мчался навстречу солнцу и ветру, с радостью подставляя им своё лицо. Ветер раздувал, как парус, его рыжеватые волосы, вздувал рубашку, прилипшую было к телу до разгона, а иногда, отстав от него, пытался снова догнать. Ему, ветру, нравилась такая бешеная гонка, и он подзадоривал парня. Он был не только противником, но и союзником Модриса в этом экстриме. У них обоих, похоже, были родственные души.
    Однажды по поручению отца (в прошлом криминального авторитета) Модрис должен был в наикратчайший срок доставить партию заказанного товара на отцовском джипе. Он догадывался, какого товара, но отцу ничего не сказал. А отцу некому тогда было поручить это срочное и деликатное дело: все его люди в той или иной степени «засветились», а Модрис – нет: он лишь недавно прибыл из Эдинбурга, где прошёл курс наук, а последние года три вообще не появлялся в Риге.
    Ему было  двадцать пять, но он понятия не имел, во что превратилась его родина сейчас. Модрис не вызовет у опасных партнёров подозрения, он похож на мать, с которой Павел Сергеевич очень давно не живёт, уличив её в измене, когда мальчишка ещё в детский сад ходил. К тому же и фамилия, и внешность парня была латышская, в маму.
    Павел Сергеевич с бессрочным злорадством вспомнил, как жестоко избил тогда того худосочного ублюдка, нового любовничка супруги, а жену, ползавшего по полу и молившую не убивать его, просто отшвырнул ногой и самолично покидал её барахло в чемоданы, вместе с их хозяйкой выставив из дома. Они жили гражданским браком, поэтому никакой шумихи не было. Женщина исчезла. Павел Сергеевич нанял дорогую няню, которая не только поставила пятилетнего сына на ноги, но и дала ему хорошее воспитание, о чём и мечтать не приходилось, останься он с мамой.
    Няня к тому же была симпатичной женщиной. Она долго жила в семье, а Павел Сергеевич, приняв горячительного, иногда заходил к ней в комнату, и она воспринимала это как должное и отдавалась с душой. Но как только Модрис подрос, перейдя в десятый класс, Павел Сергеевич щедро, но безжалостно, рассчитал её. Он не любил привязываться к женщинам, считая их существами более низкого порядка, чем мужчины.
    Когда Модрис уехал в Шотландию, его отец стал чаще пользоваться услугами профессионалок, но это случалось лишь по самой насущной потребности.
    Стихией Павла Сергеевича был полукриминальный бизнес, связанный с риском и даже опасностью. Эта стихия нужна была ему, как воздух. Он был рождён таким и менять себя не собирался. Да и меняться-то было поздно.
    На прошлой неделе в Литву поступила партия наркотика, которую нужно было переправить в Россию, получив за это свои немалые комиссионные. Товар задержался на пути из Клайпеды в Ригу, а российский курьер уже два дня «зависал» в маленьком приграничном Зилупе. Отправить туда было не только некого: никто, кроме Модриса, не домчался бы по шоссе Рига – Москва за три с половиной часа после подвоза партии в Ригу. Вот так Модрис, не ведая того, пошёл на это преступление. 


                II


     Так вот по какому поручению отца гнал видавший виды джип Модрис по шоссе с бешеной скоростью. И всё, казалось бы, было хорошо, но чего-то недоставало. И тогда он понял: не было его попутчика ветра, соучастника всех гонок, его телохранителя и вдохновителя. Куда же он подевался?
    Всё правильно: у него же тоже могут быть неотложные дела. Модрис продолжал гнать, невзирая на то, что шоссе уже не было, а он мчался по бездорожью, по рытвинам и ухабам. Неожиданно машина взлетела в невероятном прыжке, Модриса оглушил лязг металла, и он вдруг очутился на каком-то поле – среди ржи и васильков, дыша совсем неслышно, чтобы привыкнуть к мысли, что жив, чтобы не спугнуть её, жизнь.

    Шевелиться он не мог: очень болели ноги, он не мог их даже приподнять. «Неужели сломаны? - подумал он, - а что, если позвоночник?..»
    Первое, о чём он подумал с сожалением, - что он не сможет играть в теннис. Подумав об этом, он глухо застонал. 
    - Ой, кто там?
    Он услышал чьи-то шаги, судя по походке, женские. Над ним нависло лицо миловидной женщины.
    - Кто вы? – выдавил Модрис.
    - Молчи, молчи, не теряй силы. Это тебя от удара вынесло из машины. Ты, видно, в рубашке родился, а джип твой на лугу догорает.
    - Как догорает? – вскричал Модрис.
    - Перевернулся, бак и вспыхнул.
    - Да там же груз у меня был. В Зилупе вёз!..
    - Вот это ты правильно сказал – был. Теперь уже и он догорает. Чуешь, дымком тянет? Да и дымок странный какой-то…
    Модрис кивнул в ответ.
    - Ты потерпи немного, а я сейчас телегу подгоню. Лежи пока, не шевелись.
    Ожидая, он впал в забытьё. Проснулся от дребезжанья колымаги по просёлку.
    - Тпру! – остановила возница коня.
    Через несколько секунд над ним склонились трое: женщина, обещавшая вернуться, парень примерно одного с ним возраста, и подросток лет шестнадцати.
    - Вот все, кого нашла, - сказала женщина. В руках у неё были одеяло и несколько простыней. Соорудив что-то вроде мягких носилок, они потащили его через поле к телеге. Поле было мягким, ухоженным. Ему даже стало неловко за то, сколько из-за него перетоптано ржи на этом поле. Шаг за шагом они продвигались в сторону просёлка. Вот и телега. Лошадь фыркнула и взбрыкнула, почуяв чужака, но хозяйка осадила её. Встал вопрос: как положить Модриса на телегу. Казалось, решения не будет. Смекалку проявил старший из парней. Подставив своё плечо, он слегка накренил телегу и подпёр её двумя камнями, принесёнными с обочины поля. Затем, встав на колени, он подставил свою могучую спину, натренированную на сельских работах. В кузов телеги аккуратно, чтобы не потревожить ноги, стали перетягивать Модриса, который глухо стонал от боли.
    - Потерпи, потерпи, миленький, дома разберёмся и врача позовём, - успокаивала его женщина. С большим трудом, по спине брата Филиппа женщине с племянником Георгием удалось выполнить задуманное, столкнув тело на огромный ворох свежего сена, одуряющее пахнувшего клевером, чабрецом, душицей и Бог весть ещё какими травами. Потом осторожно, чтобы не сделать большого толчка, они вытащили камни из-под телеги и, сами взгромоздясь на неё, пришпорили коня.   


                III


    Путь был недолгим. Женщина жила в соседней деревне, но ехали они очень медленно, чтобы тряска не ощущалась раненым. Часа через полтора они подъехали к дому Татьяны. Навстречу им выбежала девочка лет пяти. С интересом рассматривала она  больного дядю.
    - Полюшка, иди покличь тётю Глашу. - Девочка побежала в соседний дом. Глаша, ранее работавшая медсестрой в Резекне, переехала жить в деревню к престарелым родителям, сама выйдя на пенсию. Это была мощная ещё пожилая женщина, не боявшаяся никакой тяжёлой работы. На её фоне Татьяна смотрелась «девушкой-берёзкой» - настолько очевидна была разница. Все вместе они перенесли Модриса на широкую кровать, подложили под голову невысокую мягкую подушку. Глаша пошла звонить доктору, а Татьяна подала ему кружку бульона с пирожком.
    - Подкрепитесь пока. Потом с доктором решим, что с вами делать дальше. И насчёт питания тоже.
    Подкрепившись, Модрис почувствовал себя лучше. Напомним, что он только рано утром наспех позавтракал в Риге. Он стал внимательнее всматриваться в окружающее, первым делом начав со свей спасительницы. Это была среднего роста молодая брюнетка с глазами василькового цвета. На вид он дал бы ей 26 лет (но он ошибся, добавим мы от себя, на два года – было ей уже 28). Она не была ни худой, ни полной, а как раз такой, какие ему нравились. У неё были небольшие груди, но твёрдые и упругие: когда она склонялась над ним, он это ощущал.
    Модрис был удивлён, когда вбежавшая Поля с порога закричала:
    - Мама, я кушать хочу.
    - Сейчас, сейчас, доченька, дядю покормим, он раненый, и тогда тебя тоже.

    Татьяна никогда не была замужем. Несколько лет назад в доме отдыха она познакомилась с мужчиной. Он был постарше её лет на десять, а ей тогда было 22. Мужчина был искушён в «женском вопросе», и охмурить сельскую красавицу ему не составило труда. Татьяна отдалась ему, не думая о последствиях, по любви, которая оказалась настолько недолговечной, насколько это позволял срок путёвки.
    Вернувшись в Латгалию, девушка почувствовала неладное и обратилась к врачу. Приговор был безжалостен. Сначала её охватила паника: одна, родители недавно умерли, брат живёт со своей семьёй, сестра тоже при семье, хотя и гражданской, в городе. Сынишка её не прижился там, и Татьяна с радостью взяла племяша к себе. Об аборте и речи быть не могло: в староверских посёлках даже к концу 20 века об этом не могло быть серьёзного разговора, если только не покидать родноё гнездо навсегда.
    А Татьяна работала бухгалтером в лесохозяйственной фирме. Родительский дом стоял крепко, заработки для села более, чем высокие. Ребёнка решилась сохранить без каких-то сомнений.
    В деревне про Татьяну судачили:
    - Толковая девка, и лицом хороша, да вот мужика никак не найдёт, - говорили бабы.
    - А почём вы знаете? Может, она и искать не хочет, - подсмеивались над ними мужики.

     После того, как доктор осмотрел тело Модриса, все успокоились: переломов конечностей, а тем более позвоночника не было. Да, были вывихи обеих ног и отёк поясничной области.
    - Недельки две в больнице – и всё пройдёт.
    - Доктор, а дома нельзя? – спросил Модрис.
    - Ну, что вы, молодой человек, надо бы обследование провести посерьёзнее. Может, и гипс понадобится, и уход профессиональный.
    Модрис попросил у Татьяны мобильник, чтобы позвонить отцу.
    - Отец, я попал в аварию, джип сгорел, товар тоже.
    - Лучше бы ты сам сгорел. И дёрнуло же меня довериться тебе! А ты знаешь, сучонок, сколько товар тот стоит? Миллион. Гринов, - уточнил он.
    Модрису от этой цифры и от тона отца, и без того не особенно приветливого, стало не по себе. «Они не простят такого, просто не смогут», - подумал он.
    Скорая подъедет через час, - сказала вошедшая Татьяна, но, взглянув на своего невольного гостя, помрачнела.
    Что с тобой, Модрис? На тебе лица нет!
    И тогда он рассказал ей всё. А в конце добавил:
    - Татьяна, здесь меня не найдут, а вот в больнице могут. А ещё нужно убрать всё то, что осталось от машины. Её будут искать в первую очередь.
    Татьяна поговорила с врачом, и тот согласился взять Модриса на своё попечение в сельской амбулатории, к тому же и Глаша поможет.                - А хирурга вызовем на завтра, думаю, он справится с вашими ногами.
    Как только стемнело, все, кроме маленькой Полины, с вёдрами, тачками и инструментами отправились на примыкавшую к шоссе часть поля, где днём горел джип. Работы хватило. Покорёженные куски металла отвозили в  соседние овражки, не видные с дороги из-за деревьев, а там заваливали их сухими ветками и сеном. Само пожарищуе обложили дёрном и присыпали листьями – их было много, приближался сентябрь.
    - Если даже сунутся, ничего не поймут, - сказал Филипп.


                IV


    Через две недели Модрис уже мог ходить, осторожно передвигаясь по комнате.
    В горницу вошла раскрасневшаяся от долгой ходьбы Татьяна. Она рассказала, что местные жители на днях видели, как около леска и овражков останавливались машины, как какие-то люди ходили по полю. Походили, посмотрели и уехали. Прошло уже четыре дня, и никто больше сюда не подъезжал.
    - Спасибо вам, Таня, если бы не вы… - он подошёл к ней и обнял.
    Женщина ласково смотрела на него.
    - Приходи сегодня вечером ко мне, хорошо?
    - Да, Модрис, приду, - зарделась она.
    Она пришла ровно в полночь, такая милая, желанная. Модриса не смущало то, что он моложе, что у неё дочь. Эта женщина влекла его к себе – нежная, тихая, а вместе с тем такая решительная и выносливая. Он подошёл к ней, притянул к себе и почувствовал, как она затрепетала в его руках, будто голубка.
    - Танечка, - шептал он, расстёгивая её халатик. Луна, сквозь полушторки освещавшая комнату, высветила Модрису обнажённую Татьяну, её стройную фигуру, маленькие упругие груди, её полуоткрытые, жаждущие новых поцелуев губы. Боясь отпустить её от себя хоть на секунду, он лихорадочно  скинул с себя рубашку. Они оба дрожали. Тогда он подхватил её и отнёс в постель. Он долго смотрел на неё, как будто впервые видел. Её глаза излучали такую любовь, что он всё понял.
    - Танечка, ты любишь меня?
    - Да, - ответила женщина. – Полюбила почти сразу.
    - Молчи, - сказал он, - теперь я буду любить тебя.
    Он целовал её губы, глаза, груди, ставшие вдруг большими и налитыми, живот, кончики пальцев. Каждое его прикосновение было сладостно-мучительным для женщины, которая не была с мужчиной уже давно. А изголодавшийся по любви Модрис упивался видом её обнажённого тела и упоительными запахами каких-то трав, исходившими от него.
    Неожиданно она почувствовала его внутри себя и вскрикнула от боли, вызванной сильным напором и удивлением от того, как незаметно он это сделал. По всему телу разгорелся пожар, и унять его мог только он. Модрис старался, чтобы лежащей под ним женщине было очень хорошо. Он то наращивал темп, то отпускал её от себя, видя, как он необходим ей сейчас, как было бы опасно оставить её неудовлетворённой. Он чувствовал, что сейчас достигнет апогея, а Татьяна? Как она?
    Она старалась справиться с тем пожаром, который бушевал внутри неё и со щемящей сладостью, разливающейся по всему её телу и, если Модрис был готов к тому, что произошло вслед за любовными ласками, то Татьяну это застало врасплох и она кричала, распластав по подушке волосы, стонала и металась, как пойманная птица.
    Когда всё закончилось, Модрису показалось, что он напился ароматной настойки – настолько сладостной была женщина, благоухающая травами.
    - Как мы нашли друг друга, Таня? – спрашивал Модрис.
    - Это я нашла тебя, любимый. Ты лежал во ржи и васильках, и я сразу подумала, что это дар небесный.
    - Я очень люблю тебя, Таня, - засыпая, пробормотал Модрис.   

    Утром, всё хорошо обдумав, Модрис пришёл к выводу, что «те» не ушли окончательно, что скоро грядёт вторая проверка. Не исключено, что они будут прочёсывать дома, и нет никакой гарантии, что кто-то из местных за щедрое вознаграждение или просто за бутылку водки не выдаст его – вольно или невольно. Татьяна согласилась с его доводами. Было принято решение: занять у брата денег, сколько сможет дать. Решили собираться сразу же. И, пока Татьяна бегала к брату и договаривалась с ним, Модрис упаковывал её сумки. Полечка укладывала в рюкзачок свои вещи и игрушки.
    Когда Татьяна огородами бежала от брата, прижимая к груди пачку денег, в соседний с магазином дом вошёл незнакомый мужчина в чёрной одежде. Сердце её дрогнуло.
    - Модрис, - закричала она, взбегая на своё крыльцо, - уходим немедленно. - И она рассказала о том, что видела только что.
    - Да, это люди отца или его партнёров. Значит, где-то замаскировали машину и ходят по одному.
    - У меня всё готово. Да, надо прихватить хлеба и питьё. Деньги давай сюда, - и он положил их в рубашку на дно рюкзака. Потом взял в обе руки по сумке, рюкзак передал Татьяне. Она закинула его на спину и взяла дочь за ручку.
    - Мама, куда мы идём?
    - Мы едем в город.
    - Зачем?
    - Так надо, деточка моя.

    Когда в их запертую дверь постучали, они были уже далеко. Попутная машина подвезла их до ближайшей автобусной остановки, откуда до города было минут сорок езды.

    - Где хозяйка?
    - А она днями с дочкой в соседнюю деревню подалась, - ответил старый сосед, сидевший на завалинке.
    - Одна или с кем-то?
    - Знамо, одна. Откуда же кому-то ещё быть? Кто бабу с ребёнком обхаживать будет?
    - А приедет когда?
    - Да на днях. Куда же денется от родного дома?
     От старика отошли. Что с него толку?
     - Да нет его в живых или в больницах искать надо, а не здесь. Зря ищем. От джипа ведь ничего не осталось. А если и спасся, то наверно, только через вознесение на небесах, - загоготали братки.

    А Модрис, добравшись с Татьяной и дочкой до города, снял квартирку, благо кредитка сохранилась, да и брат расщедрился. Оставалось изменить внешность и одежду и готовиться к отъезду подальше, если брат сможет быстро продать родительский дом.
    Пока Таня ходила по магазинам, Модрис обустраивал их временное жилище.
    А по ночам он действительно «возносился». И помогала ему в этом женщина с красивым русским именем.



                12.02.13