История одного призыва. 2. Домой!

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 2.
                ДОМОЙ!

      Зайдя на обратном пути к завсекцией, показала билет. Говорить было некогда – Ольге предстояло совещание в Главке, ждала звонка от начальства.

      Попрощавшись, Мари выходила из кабинета, когда услышала зуммер внутренней связи на столе: «Вызывают».

      Поднявшись на свой этаж, подошла к стойке дежурной Оксаны Захаровой, спросив, в номере ли гэбэшники.

      Изогнув смоляную бровь над глазами-вишнями, «чорноока гарна ядрена дівчина» явно украинского происхождения, но упорно называющая себя «русской коренной москвичкой», надменно свысока взглянула на Марину, осмотрела с головы до ног, презрительно усмехнувшись. Почему-то считала, что «красный» диплом ИнЯза даёт исключительное право считать простых людей ничтожествами.

      Мари хмыкнула в сторону: «Забавная. Знала бы, глупая, с кем говорит! Живи пока, Ксана. Разозлишь моих парней – небо с овчинку покажется».

      – А тебе они на что? Проблемы? – окинув нахальным циничным взглядом, Ксана смилостивилась. – Давай, я им позвоню в номер, договорюсь уж об аудиенции для тебя…

      Сняла с рычага трубку телефона и, держа в холёной руке, стала водить наманикюренным пальчиком по списку внутренних телефонов.

      – Если не возражаешь, я сама. Позволишь? – забрав трубку, быстро набрала заветный номер.

      Поражённая такой наглостью, она продолжала сидеть в кресле, задохнувшись от негодования: «Как посмела простолюдинка, поломойка, ничтожество, не москвичка, «лимита», поступить так?»

      Оглянувшись, горничная ещё и сделала рукой шутливый жест «выметайся», тут же сев на её место!

      Ошалев совершенно, поплелась в каморку дежурки в полной прострации, зачем-то там включила самовар и села рядом на стуле, вовсе не собираясь пропускать из разговора ни слова. Но её ждало жестокое разочарование.

      – Здравствуйте! … Марина. … Михалыч? … Один? … Срочно надо поговорить… Угу… Иду, – и положила трубку на рычаг.

      – И всё? Быстро ты… – изумлённо только и выдавила, выйдя из дежурки. – Уже пошла? Не расскажешь? – жалобно, став сущим капризным ребёнком, кем и являлась по сути недозревшей.

      Мари уходила в боковой коридор, помахав рукой и ехидно улыбнувшись, послала воздушный поцелуй и пробормотала:

      – Пока, «любопытная Варвара»! Меньше знаешь, лучше спишь! Плавай дальше в море догадок.

      Оксана потеряла дар речи.

      Подойдя к столу, рухнула в кресло, отупев и очумев окончательно.


      Боковой коридор соединял два стыкующихся корпуса гостиницы, отчего имел г-образную форму, чем и заслужил прозвище «сапожок».

      Идя в самый «носок», Мари направилась к заветному номеру, что занимали «конторские».

      Перед дверью встречал «особист» Александр Михайлович, прозванный «Андропов» за поразительное внешнее сходство с бывшим, покойным ныне, Генсеком.

      Осмотрела, словно впервые: «Зрел, интеллигентен, выше среднего роста: сероглаз, с залысинами, с раздвоенным подбородком; тонкая золотая оправа очков похожа на очки оригинала; чертовски умён, серьёзен и… опасен. Но не для меня – личный куратор с базы спецподготовки. И самый близкий человек – спас в последней “операции”. И не меня одну, как стало известно, спустя пару месяцев после дела».

      – Привет, Мариш! Пойдём-ка, выпьем настоящего кофейку. Как самочувствие?

      Окинув с головы до ног тёплым, но придирчивым внимательным взглядом, открыл специальным ключом дверь, соединяющую коридоры двух корпусов: «А» и «Основного», и повёл в буфет нового элитного корпуса.

      – Не устаёшь, моя злата пани?..

      Шла рядом с импозантным, красивым и зрелым мужчиной в импортном добротном костюме-тройке и чувствовала себя королевой, несмотря на форменное клетчатое платье горничной.

      Наставник нежно держался рукой за её талию с таким пиететом, что то и дело ловила на себе заинтересованные взгляды постояльцев и обслуживающего персонала этажа. Хитро косясь, он наклонялся, что-нибудь шептал на ушко, с любовью заглядывая в чудесные глаза, и обсуждал… обстановку нового корпуса. Заметив оторопевший взгляд какого-нибудь иностранца, оглядывался через плечо, смотрел надменным королевским взором, усугубляя схожесть с покойным Генсеком.

      Тихо смеялась, забавляясь мальчишечьей, нарочитой, немного пижонской выходкой строгого и ответственного «чекиста» немалого чина и количества звёзд на погонах кителя. Но такое мог позволить только с ней: прекрасно знал, что с этой стороны ни сплетен, ни намёка, ни косого взгляда ожидать не приходится. Сам курировал и воспитал, как надо, а уж полячка была послушной, способной и исполнительной. Теперь обязана жизнью. И не только собственной.

      Идя по длинным коридорам нового корпуса, любовались ковровым покрытием глубокого бордового цвета на полу. Проходя мимо холлов, смотрели на новую импортную обстановку. На стенах коридоров возле развешанных картин и панно ручной работы останавливались и смотрели, обсуждали.

      Из номеров выходили иностранные гости, переговариваясь, с любопытством глядя вслед загадочной паре, гадая, кто такие и кем приходятся друг другу.

      Не обращая ни на кого внимания, пришли в буфет, славящийся превосходным кофе нескольких сортов и разнообразным ассортиментом добротных продуктов и напитков.

      – Красиво здесь, правда? Мне тоже нравится. А всё же нет здесь настоящего, живого, «нашего» запаха: дерева, мастики и… гниющего дубового паркета, – Александр засмеялся и прибавил, – и пыли! Куда же без неё? Очень хорошо, что пылесосы у наших горничных старые – пусть пахнет настоящей гостиницей! Стерильная чистота и дома надоедает.

      Осталось поддержать его бархатный смех – сама любила старенький легендарный корпус.

      Перекусив, спокойно и расслабленно сидели некоторое время молча, томно развалившись в затейливых деревянных креслах богатого буфета-бистро, пили натуральный кофе, любовались не надоедающей панорамой центра: Кремля, Александровского сада, Красной площади, музея Революции, ГУМа, Мавзолея и Исторического музея, архитектура которого Марину всегда восхищала и завораживала. Смотря сквозь прозрачные чистые стены-окна, видели нескончаемый цветной поток людей, суетливо спешащих куда-то. Столица. Разгар дня. Будни.

      – …С чем ты к нам – я в курсе, – вывел девушку разговором из задумчивой созерцательности. – Что требуется от нас? – внимательно смотрел в глаза поверх очков в тонкой золотой оправе. – Хочешь, чтобы вмешались в ситуацию с братом? В Москву метишь? В Кремлёвский полк?

      Тонко улыбнулся, однако умные глаза оставались холодными и настороженными.

      Оценив юмор и намёк, мягко улыбнулась, состроив смешную гримасу, наморщив носик и сверкнув изумрудом. Посерьёзнела.

      – Нет. Он не подходит ни по одному параметру – всегда сознавала. Не об этом просьба. Попрошу о другом: не мешайте, – глубоко посмотрела в глаза. – Даже взглядом.

      – Только и всего? – усмехнулся. – Ни протекции, ни сопровождения, ни приказа свыше местным «товарищам»?
      Увидев на все предложения отрицательные покачивания светловолосой головы, затих, внимательно и тревожно вглядываясь в лицо.

      – Сама скромность, – вздохнул. – А если не получится, Мариш? Точно справишься? В случае неудачи, всю жизнь будешь клясть себя. Кому, как не мне, это знать – подопечная. Может, пошлём с тобой нашего человечка? Назови, кого предпочитаешь, – увидев недоуменный взгляд, пояснил: – Скажешь, что твой парень. Приехал, чтобы поддержать в трудную минуту.

      – Спасибо. Это невозможно.

      С теплотой посмотрела в глубину серых, как сумерки, глаз, залюбовалась: «Искорки, чёрточки, корона вокруг зрачка. Сколько девчонок в ней утонули? Ох, погиба…»

      Заметив внимание, на доли секунды вспыхнул румянцем, зыркнув в зелёные глаза: «Брысь, Марыся!»

      Сдержала улыбку, сжав губы, прекрасно понимая, что появятся ямочки: «Добьют. Так нравятся ему!» Заметив мелкие капли пота над мужской губой, отпустила взором, вернулась к беседе.

      – Восток – дело тонкое. Не те традиции, простите. Там я сама должна говорить и встречаться с людьми с глазу на глаз. Без «своих парней», понимаете? «Топтуна» не нужно – может всё испортить ненароком. Даже «штурмовики» не подойдут – взгляд не тот!

      Открыто рассмеялась, радуя наставника и смехом, и румянцем, и озорными ямочками.

      Не сдался. Глаз не спускал.

      – Напросится кто-то из последней группы – только отвлекать будет. Они заинтересованные люди, сами понимаете, – внимательно без улыбки посмотрела на хмурое упрямое лицо. – Никого. Хорошо? Договорились, Михалыч?

      – Валерия хотя бы! Спокойный, достойный, красивый, надёжный. Воспитанный, деликатный, к тебе неровно дышит. Глаз не спустит, костьми ляжет… Так я не буду волноваться за тебя, родная, – занервничал, не сумев это скрыть: побледнел, часто задышал, вспотел. – Или Олега?

      – И Игната до кучи, – тихо прошептала, сдерживая слёзы.

      Отвернулась, зажмурилась, застонав: «Боже, дай мне сил!» Справилась с истерикой. Улыбнулась через силу.

      – Эти люди скоро понадобятся совсем для другой цели. Туда. Пусть пока останутся в тени, – помолчала, смотря вглубь серого взгляда.

      Понял всё, покраснел, загрустил.

      «Так и должно было случиться, – с трудом задавила отчаяние. – Расплата: и их, и моя. Он тоже сознаёт – политическая необходимость, тонкий дипломатический ход, имеющий важное международное значение; изуверский, но действенный рычаг воздействия на строптивых “друзей”, которые в любой миг могут стать врагами».*

      Очнулась, ругнулась беззвучно, кардинально сменила тему и настроение.

      – Как сами? Есть новые поступления? Что-нибудь исключительное, неординарное? Познакомите? Не скучаете?

      Стала открыто заигрывать, маняще смеясь, под столом поласкалась ножкой в туфельке!

      Отвёл от зардевшегося озорного личика глаза, старательно спрятал взор и ноги, заворчал неслышно под нос, отвернувшись к окну: «Вот проказница, опять на мне тренируется! Воспитал на свою голову погибель мужскую, – не смог сдержать протяжного вздоха. – Как хороша! Сейчас ещё красивее стала моя “Марыля”: светится счастьем изнутри, смягчилась, нежная и такая… – взвыл в уме, едва покачав головой. – Охохоо, бедный Омар… Чёрт… съездили в гости, называется. Вот так визит вежливости! Поневоле в такие моменты возненавидишь свою работу и её бесчеловечные законы и приёмы, – впился ногтями в ладонь, сжал зубы. – Дьявол! Сломали парню душу! Да и полячке моей заодно – бурят едва спас. Как удержать от нового срыва? – покачал головой с восхищением, просветлел лицом. – Да никак! Сама себе хозяйка. Истинная кошка – найдёт, что съесть, чтобы вылечиться. Хоть с этим нам и ей повезло».

      Глубоко задумался на несколько минут, упорно глядя сквозь прозрачную стену на уличную суету, стараясь ни на мгновенье не поднимать на проницательную умницу взгляда, закрываясь «ширмой» от её поразительной способности читать мысли.

      «Спасибо буряту – научил всех этому нехитрому фокусу: мысленно завернуться в кокон, заслониться, держать визуальный экран. На моём всегда течёт любимая речка, и я, пацан, ловлю рыбу…»

      Очнулся.

      – …Пока всё по-старому, рассказал бы.

      Повернулся, сел прямо, отпил пару глотков остывшего кофе. Светло улыбнулся, справившись с отчаянием и липким чувством бессилия. Окунулся в зелень глаз любимицы, его гордости, надежды и… тайных чувств.

      – Ладно, не переживай. Как обратно собираешься добираться? Сейчас идёт «дембель» в основном, с билетами на самолёт беда! Через наши каналы посодействовать? Будет тебя ждать в кассе бронирования.

      Старательно держался темы, но она успела заметить едва уловимую дрожь его пальцев, держащих кофейную чашечку.

      «Пожилой, а всё туда же! – тайком фыркнула беззлобно. – Да уж, немало на нём потренировалась в группе, пока старался что-то дельное вбить в мою глупую упрямую голову. Повезло с наставником: красив, тактичен, приятен. С таким запросто голову потеряешь! Мы друг друга стоим. И дорожим по-настоящему. Симбиоз? И да, и нет. Память прошлой жизни, вероятно. Были одним целым? Тогда всё понятно и объяснимо».

      Стараясь не улыбнуться, «держала» лицо, как истинная японка, только румянец не поддавался дрессуре: щёки и ушки горели.

      – Сама на месте попытаюсь достать. Не получится, не страшно – поеду поездом, – усмехнулась лукаво и коварно, наблюдая за реакцией.

      – Сколько оттуда тащиться? Неделю?! – искренне ужаснулся, смотря с повышенным вниманием и пытаясь понять, не шутит ли. – Не жалко терять время?

      – Всего трое суток и шесть часов. Не важно, как ехать, главное – двигаться вперёд, разве не так? – спокойно ответила. – Медленно, надёжно, с минимальным риском: едешь, лежишь и смотришь.

      – Как только вернёшься – верну в клинику. Не спорь. Пора под присмотр, моя пани, – резко сменив тему, был категоричен, не улыбался.

      Тяжело вздохнула: «Решили без меня. Как всегда».

      – Наслаждайся свободой, догуливай, радуйся. Будь предельно осторожна. Знаешь, что на кону. Да… дембель ведь! Не мути воды, Марыся, – вскинул голову, постучал указательным пальцем по столу, построжал ещё больше. – Смотри, не завлекай новых высоких крепких мальчиков! Дай им домой доехать! Уймись – места нет на базе! Она ж не резиновая! – расхохотался негромко. – Штабелями укладываем! За тобой парни идут, как крысы за Нильсом!

      Заметив злорадную ухмылку в ответ, утих, вздохнул протяжно: «Вот чертовка, а! Чем больше ставишь условий и рамок, тем активнее их ломает! Опять после её вылазки на свободу к нам поступит пяток-другой двухметровых мальчишек-крепышей с дикой грустью в глазах. Потом ещё полгода будут, бедняги, оглядываться и выспрашивать у “стариков” про крохотную девушку-офицера с зелёными глазами. А те, так же тайком вздыхая, по приказу “сверху” будут им, наивным, врать, что “Пани” на выездном задании; как только, так сразу, всенепременно их найдёт; всех помнит, навестит, приласкает, замолвит словечко и т. д. и т. п. Вот дьяволица зеленоглазая! Куда нашим “спецам”-вербовщикам до неё! Да те за деньги на такое не способны! А эта делает их работу играючи, просто развлекаясь! Пара часов – парень в кармане. Как мухи на мёд… То-то и рвётся в свободную поездку – адреналин потребовался моей чаровнице, чувство полёта и власти над мужским телом и душой. Да, счастье, что мы первыми “вышли” на неё. Как пить дать, оказалась бы “за бугром” у заклятых друзей из Лэнгли! Считай, спасли от самой себя, направили способности в мирное и полезное для государства русло».

      Встряхнулся, с сожалением вернулся в действительность.

      – Ну, Маришка, ты уже вдоволь накофеманилась? Не маловато три чашки? – с неприкрытой любовью посмотрел на шаловливую, какую-то шёлковую улыбку любимицы. – По местам дислокации?

      Встав, деликатно подал девочке руку, обнял за плечики и вывел из кафе.

      В дверях столкнулись с группой молодых иностранцев. Те сразу опешили и впились глазами в лицо Мари. Ответила весомо: так распахнула изумрудные глазищи-убийцы, что гости сразу забыли, куда шли! Бездумно вышли вслед и остановились в холле, не сводя ослепшего взора с удаляющейся пары. Хмыкнула победно, надменно покосилась на расхохотавшегося в голос опекуна.

      – Прекрати стрелять на поражение глазками в иностранцев! Увяжутся ведь! Наши парни замучаются «чистить» за тобой! Никакого сладу! Изменяешь мне прямо на глазах! Распоясалась… Злоупотребляешь… Дразнишь…

      – Пссс… Больно надо. Питаюсь и заряжаюсь!

      С разговорами и шутками вернулись в корпус.

      Михалыч, держа руку на девичьей спинке, больше не склонялся с замечаниями и шепотками.

      Тайком вздохнула: «Боится отпускать, но и спорить не решается – нельзя сейчас расстраивать и нервировать, не в моём положении. Умный».


      …«Всё решено. Пора готовиться к отъезду. Как там всё повернёт?»

      Нервно вздыхая, занялась срочными и неотложными делами.

      Обеспечив передачу смены, через два дежурства покинула гостиницу на время, попрощавшись с сотрудницами и Ольгой Хлебниковой.


      …В назначенный час приехала в аэропорт «Домодедово», откуда в начале первого ночи рейсом 611 «Москва – Фрунзе» вылетела домой.

      Экипаж самолёта оказался знакомым.

      Стюардесса Мила, высокая статная белокурая девушка лет тридцати трёх, тут же Марину узнала, вспомнив и последнюю встречу.

      – Здравствуйте, Мариночка, постоянная пассажирка наша! – искренне обрадовалась, пожав руку. – Когда мы с Вами виделись? Прошлым летом, кажется? Вспомнила: Вы летели на похороны папы… – осеклась, взгрустнув. – Ох, простите! Напомнила о Вашем горе…

      – Здравствуйте, Милочка! Не извиняйтесь. Полтора года прошло – притупилось, улеглось. И вот снова невесёлый повод – брата в армию забирают.

      – А куда, неизвестно? – говоря, продолжала работать, рассаживая пассажиров, указывая места.

      Они толкались, переходили с места на место, с кем-то менялись, рассовывали ручную кладь под кресла и на верхние полки.

      Стюардесса следила за медлительными, неловким и нерешительными пассажирами. Усаживала, судила споры, успокаивала чересчур возбудимых.

      Люди постепенно рассасывались по салону, усаживаясь на места, читали правила полёта в брошюрках, знакомясь с устройством пристяжных ремней безопасности и манипуляторами кресел, вертели головами, выискивая родных и знакомых.

      Освободившись немного, Мила подошла к креслу Марины.

      – Увы, известно…

      Сев на место, Мари подняла глаза, ожидая, когда та посмотрит. Дождавшись, продолжила тихо и чётко:

      – В ад.

      Людмила замерла с сумкой пожилой пассажирки в руках, что попросила поставить на верхнюю багажную полку. Постояв в оцепенении несколько мгновений, справилась с собой, уложила кладь на сетку и только тогда повернулась, смотря помертвевшими глазами, в которых плескался бездонный страх.

      – В ад? «Туда»?! Господи, ужас-то какой! Катастрофа… Кошмар…

      Грустно кивнув, Мари наблюдала, как она пропустила старенькую женщину и указала на место у иллюминатора.

      – Нет-нет! Пожалуйста! Я не люблю сидеть у окна: там дует, темно и… страшно! Боюсь высоты, – запротестовала старушка, смотря то на Марину, то на Людмилу. – Можно не у окна местечко? Вы не против, девочки?

      – На усмотрение пассажирки, – тактично ответила стюардесса.

      – Не против. Люблю места у окна, – Мари ответила, глядя на взволнованную женщину. – Мне нравятся и высота, и прохлада, и ночь, и ледяные звёзды. И самолёты!

      Пропустив старушку на своё место, села у иллюминатора, шепнув склонившейся Миле: «Плед, грелку, подушку!»

      Посмотрев с благодарностью и кивнув на просьбы, служащая попрощалась на время, продолжая рассаживать пассажиров по салону, утихомиривая нервных, уговаривая тех, кто не желал разлучаться, купив места в разных салонах.

      – Какая милая у нас бортпроводница! – заговорила соседка, устраиваясь на среднем кресле поудобней, протянув ноги под впереди стоящее сиденье. – И красавица к тому же!

      – Её так и зовут: Мила, – ответила спокойно, нейтрально, не провоцируя бабулю на пустой разговор.

      На третье место сел неприветливый пожилой казах.

      Вздохнула: «С этим не поговоришь, понимает. Остаюсь я – отрывается».

      – О как! Угадала нечаянно-негаданно! Знакомая Ваша? Часто летаете?

      Бабуля так хотела поговорить по душам с миловидной соседкой!.. С нерусским соседом же едва поздоровалась, повернулась с радостью к Мари.

      – По работе? Или личное? Отпуск?

      – По-всякому, – осадила её прохладными интонациями голоса. – Пристегнитесь, пожалуйста. Табло уже зажглось. Началось движение судна.

      Женщина смолкла, засуетилась с ремнём безопасности, ощупывала ручки кресла, в поисках кнопки регулятора положения спинки, стала внимательно слушать объявления по радио, притихла…

      Неожиданно для себя, смотря в тёмное, непроницаемое, наполовину зашторенное окно, девушка… уснула.


      …Гул людских голосов нарастал.

      Кто-то истерически плакал, причитал, выкрикивая слова на казахском, киргизском, турецком, узбекском и русском языках.

      Парни тоже плакали, отрывали от себя рыдающих матерей и подруг, родню…

      – По машинам! – прозвучала в рупор команда офицера.

      Крик толпы взмыл вверх, в воздух, достигнув крещендо.

      – Как на похоронах! Как на смерть отправляют! Словно навеки провожают, – Марина раздражённо шептала кому-то, возмущаясь.

      Вдруг перед глазами пролетело что-то жёлто-коричневое и, с силой врезавшись в ствол дерева, разлетелось в клочья, в щепки! Раздался стон лопнувших струн.

      Опустила взгляд: гитара.

      Вздрогнула от крика и стона и… проснулась.


      Сердце стучало, едва не выскакивало из груди, больно билось о рёбра, голова горела.

      «Что это было там, во сне? Причём здесь гитара?.. Бред».

      Отогнав видение, осмотрелась: за окном была кромешная тьма, только мертвенным светом мерцали яркие белые звёзды.

      «Уже летим! Всё проспала. Вон и стекло иллюминатора полностью затянулось за шторкой толстым слоем изморози. Значит, высоко забрались, выше десяти тысяч».

      Салон самолёта мирно спал, погружённый в полутьму, только слышен далёкий гул реактивных двигателей, больше напоминающий рёв горного водопада.

      Заметила, что Мила укрыла её мохнатым толстым пледом, помня, что у окна зябнут и отекают ноги. Грелка уже остыла, подушка надёжно грела бок слева.

      «Умница. Спасибо, милая! Нужно быть в форме. Лечу домой. Скоро увижу Родину и мои горы».

                * «…тонкий дипломатический ход…» – история изложена в приключенческой повести «Аравийский изумруд».

                Февраль 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/02/10/750