Известно, что царь Николай I, который перед коронацией находился в Москве,срочно вызвал к себе Александра Пушкина, и объявил ему о своем прощении и дозволении жить здесь, освободив из ссылки. Но причина такой "милости" заключалась в том, что, вступая на престол, жестокий деспот помнил о только что проведенной им расправе над декабристами. Он боялся влияния поэта на умы передовых людей, революционного движения. И решил за лучшее приручить самого главного возмутителя спокойствия в России, прикинувшись его покровителем,то есть, сделаться его личным цензором, чтобы быть всегда в курсе всех его сочинений.
Поверив царю, поэт и не подозревал, что с этой минуты за ним установлена слежка, полицейский надзор, а над его произведениями будет учиняться тройная цензура, тогда как другие проходят одну, обыкновенную.
Встреча с императором состоялась 8 сентября 1826 года, и два месяца счастливый поэт наслаждался в вихре света, где его только что не носили на руках, всюду приветствуя восторженно и зазывая к себе - в модные салоны.
Но все же он отправился в Михайловское - закончить все начатые там дела, а также написать, по просьбе государя, "Записку о воспитании". Уезжал «со смертью в душе» - как признался дальнему родственнику Зубкову - зятю Софи Пушкиной, в которую незамедлительно влюбился в Москве.
По обратной дороге через Тверь, где итальянец Гальяни имел ресторан и гостиницу, и в которой обыкновенно останавливались более состоятельные проезжающие, Александр Сергеевич и последовал таким людям, позабыв, что все его деньги проиграны в карты и он должен многим, а едет только от того, что больше не может зависеть от Соболевского...
Вскоре жители Твери могли наблюдать, как знаменитый поэт, сидя на подоконнике этой гостиницы, с поджатыми ногами, очень быстро глотает персики, любопытными глазами и движениями напоминая проворную обезьяну.
Был уже в Михайловском 9 ноября 1826 года, и писал Сергею Соболевскому, другу Левушки, а по совместительству – и своему приятелю, как добираться в деревню - тот обещал в скором времени приехать к нему.
«Мой милый Соболевский, - я снова в моей избе. Восемь дней был в дороге, сломал два колеса и приехал на перекладных. Дорогою бранил тебя немилосердно (Соболевский по Москве гонял его экипаж и расшатал колеса, что обнаружилось в дороге), но в доказательство дружбы посылаю тебе мой путевой дневник от Москвы до Новгорода. Это будет для тебя инструкция:
У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармезаном макарони,
Да яишницу свари.
На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай (именно котлет)
И отправься налегке.
Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой растаращит
Сладострастный свой глазок!
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели.
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан Шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок -
Яжельбицы - первая станция после Валдая. В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,
У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай.".
Еще не зная, что теперь над ним висит недреманное око царя - через его милостивую цензуру, через будущую кокетливую жёнку, через оскорбительное придворное звание, годное для восемнадцатилетнего юнца, но присвоенное ему - для того, чтобы всегда был на глазах у государя, певец пел обо всем, что видит и слышит, радуясь "свободе".
"Записки о воспитании" были отвергнуты, слишком оказались либеральными...