Моё имя Александр. Я родился, живу и работаю во Львове.
Для меня свято всё, что связано с Победой нашего народа в Великой Отечественной Войне. И 9 мая – для меня святой день. Я с детства много читал о войне, смотрел много фильмов о ней. Побывал там, где наш народ проявил беспредельный героизм – в Брестской крепости, в Аджимушкайских каменоломнях и других местах.
Та война для меня – рядом. Она прошла и через нашу семью.
Я уже написал рассказ о моём деде, который прошёл труднейшими дорогами войны от Львова до Сталинграда, а потом от Сталинграда до Берлина.
Теперь я хочу рассказать о нашем учителе труда, из средней школы № 9 г.Львов. Его зовут Александр Николаевич Тымчишин. Надеюсь, он жив ещё, где он сейчас, что с ним – увы, не знаю.
На дворе была вторая половина 80-х годов. В 4-м классе в нашем школьном рассписании появились уроки труда. Мы, мальчишки, учились слесарному делу у Александра Николаевича, а девчонки – шить на фабричных машинках (у них была своя учительница). Учил нас Александр Николаевич хорошо. Сам он, до того как перейти на работу в школу, долго работал слесарем на заводе. Мужик был добрый, правда вспылить мог иногда, но отходил быстро, к счастью. Доставалось всё же, бывало, кое-кому от него – одно время он заменял завхоза и с собой всегда носил здоровенную связку ключей от всех хозпомещений школы, и с нервов, под горячую руку, мог так запулить ими на уроке в вызвашего раздражение шалопая, что становилось даже страшновато. К счастью, пострадавших от сего необычного «снаряда» не было. Мог и по шее дать. Не церемонился с нами, в общем.
Как я помню, родился он в 1935 году, в одном из сёл Львовщины. Названия он, кажется, так никогда и не упомянул. Рассказал он нам о нескольких эпизодах из своего детства, случившихся во время войны, в оккупации. Что-то из его рассказов всё же стёрлось из моей памяти, к сожалению. Но то, что запомнил, я расскажу – это заслуживает того, чтобы это знали.
Первый рассказ Александра Николаевича был о том, что рядом с их селом находился лагерь для военнопленных, откуда людей каждый день водили на земляные работы. Что они копали, не помню - ведь уже 25 лет как прошло со времён моего школьного детства. Помню только, что работа была тяжёлая и изнурительная. Когда людей вели, конвоиры заставляли их петь песни. Само собой советские песни петь было запрещено. Молча идти не разрешалось – окриками, угрозами и побоями заставляли петь. Работали люди долго, пока не заканчивался световой день. Кормили пленных на месте работ один раз – варили грязную картошку в котлах вместе с землёй. Маленький Саша на всю жизнь запомнил, как у последних в очереди, получавших миску этого варева, земля просто скрипела на зубах.
Потом мы услышали рассказ о том, как он с несколькими друзьями, такими же пацанами до 10 лет, пошёл как-то летом на берег речки поесть семян паслёна. Там росло немало этих кустов. Мне мой отец рассказывал, что он тоже в послевоенное время (родился он в 1944-м году) не раз ел этот паслён и только потом, когда стал постарше, узнал что это же ядовитое растение. Вот такие чудеса – как будто Господь хранил наших отцов и матерей тогда. Так вот, когда мальчишки забрались в кусты, они вдруг услышали голоса – это немцы привели к реке на расстрел несколько человек из лагеря. И на глазах у них расстреляли этих людей. По словам учителя, они сидели тихо, дохнуть боялись; не вылезали, пока немцы не ушли, потому что знали, что если бы те их обнаружили, убили бы непременно.
Как сказал наш учитель о себе – он был вежливым мальчиком. И из-за этого однажды пострадал. Они с друзьями крутились как-то около железнодорожного переезда, у села. Проходил эшелон, к переезду подъехала легковая автомашина. Немецкий офицер вылез размяться, достал из кармана бумажник и принялся пересчитывать марки. Заговорил со своим спутником и отвлёкся – отвернулся, не закрыв бумажник. В это время подул ветер и деньги разлетелись веером, а немец и не видит. Ребятня кинулась подбирать - похватали кто сколько успел и удрали. А Саша остался – всюду пособирал, что осталось, подошёл к немцу и протягивает ему пачку денег. Тот сначала удивился, даже улыбнулся. Потом пересчитал – а денег-то не хватает! Обыскал его – не спрятал ли остальные, а на нём только трусы и майка были, лето ж ведь. Разозлился, поставил спиной к себе и как дал сапогом пониже спины… Потом, говорил Александр Николаевич, его друзья на импровизированных носилках из палок домой принесли. Сам он не мог встать после такого удара. И долго потом отходил, несколько дней отлёживался дома.
Я запомнил ещё одни его слова. Суть их была в том, что не все немцы были палачами. Он сказал тогда – «фашистов были только единицы». А сказал это после рассказа о том, как при отступлении немцев в 1944-м около их села был сбит немецкий истребитель. Лётчик выпрыгнуть с парашютом не смог, самолет упал на землю и развалился. Селяне сбежались к месту падения и увидели, что лётчик, совсем молодой парень по виду, конечно же мёртв. Учитель сказал, что труп был изуродован от удара - у него была оторвана нижняя челюсть (очевидно от удара о приборную доску) и из-за этого было видно глотку. И заплакал тогда маленький Саша Тымчишин – ему стало жалко этого парня… Не поселилась в его душе ненависть к немецкому народу, не взирая на пережитое… Вот так.
Ещё Александр Николаевич рассказывал про нелёгкие 50-е годы, когда страна отходила от войны и постепенно выбиралась из разрухи. Он, молодой парень, тогда только начинал работать. Запомнил его выражение – «белый хлеб, да ещё и с маслом!». Вот как - тогда белый хлеб был лакомством, а с маслом – это вообще была такая невиданная роскошь…
Говорил он, что жилось тогда трудно, пояса приходилось затягивать потуже. На столе у всех было одно и то же. Если приглашали на день рождения – угощали только селёдкой и винегретом. И так всюду у всех. Даже надоело, по его словам, из-за этого в гости ходить. Вот такое время было, послевоенное, тяжёлое…
Вот такие несколько мгновений той страшной войны…
Мы должны знать и помнить о том, как это было.
Чтобы это больше не повторилось никогда.
г.Львов, февраль 2013г.