В.Д. Кренке
К ИСТОРИИ ПАМЯТНИКА ТЫСЯЧЕЛЕТИЮ РОСИИ
Мне принадлежит первая идея о сооружении в Новгороде памятника Тысячелетию России. Самому говорить об этом не будет самохвальством, во-первых, потому, что говорю сущую правду, а во-вторых, заявление мое об устройстве памятника не составляет какую-нибудь заслугу; не я, так несколько позже, десятка, сотни голосов, могли бы заявить то же самое.
Дело было так:
В начале февраля 1857 года, Константин Петрович фон Кауфман (слывший впоследствии под именем «Туркестанского», для отличия от другого брата) был начальником штаба великого князя Николая Николаевича, генерал-инспектор по инженерной части, а я был полковником командиром учебного саперного батальона (упраздненного в 1860 году). В то время Кауфман часто сходился со мной, мы беседовали о лучшем направлении сапер для исполнения назначенной им роли в армии.
В одной из таких бесед, именно 10 февраля 1857 г., когда речь шла о жизни и стоянке Гренадерского саперного батальона в Новгороде, я к слову о Новгороде заметил, что через 5 лет совершится Тысячелетие России, что хорошо было бы соорудить монумент Рюрику и самое приличное для этого место есть Новгород, как колыбель русского государства, что для исполнения этого предприятия 5-ти лет только что достаточно, надобно объявить всенародную подписку на сооружение памятника, составить проект его и соорудить, и прибавил, что в этом деле более всех может пособить нам великий князь, как Новгородский князь.
Кауфман живо сочувствовал этой идеи, обещал при первом же докладе передать о ней великому князю и спросил, почему Николай Николаевич называется Новгородский, князем.
Я, как сам новгородец, объяснил, что новгородцы считают Николай Николаевича своим князем на том основании, что день рождения и именин его высочества 27-го июля, в день памяти новгородского угодника Николая Кочанова Блаженного, мощи которого почиют в Новгороде, в особой раке, сооруженной по повелению императора Николая, последовавшему уже по рождению великого князя, и всякий год, к 27 июля, от Новгорода является депутация с поздравлением великого князя.
При продолжении разговора об осуществлении идеи памятника, я говорил, что вероятно, прежде всего, придется писать министру юстиции об объявлении сенатским указом всенародной подписки на памятник и обратиться к двум академиям Художеств и Наук, – к первой об объявлении конкурса на составление проекта памятника, а ко второй об указании места, где впервые поселился Рюрик на Новгородской земле.
15 февраля, вечером, я опять зашел к Кауфману. Он радостно встретил меня, сказал, что я пришел очень кстати, что успех с памятником превзошел ожидания, великий князь не только принял в этом участие, но уже успел доложить и государю, и государь, как выразился великий князь, принял эту идею с восторгом и приказал великому князю самому написать об этом министру юстиции и в обе академии.
Тут Кауфман признался, что когда он говорил с великим князем о сооружении памятника, то в конце своего рассказа, желая сильнее подействовать на его высочество, прибавил, что это должно быть близко его сердцу, как новгородского... и тут, вместо слова князя, сорвалось с языка слово «помещика». Великий князь тотчас же возразил: «Нет, я не помещик новгородский, а покойный отец мой всегда называл меня новгородским князем».
Затем Кауфман, отзываясь, что в данную минуту у него много спешных дел, просил меня составить проекты писем от имени великого князя министру юстиции и в обе академии.
На другой же день я прислал ему эти три проекта, вот они:
1) «Министру Юстиции. По случаю приближения тысячалетия историческому существованию России, как отдельного государства я имел счастие представить на благоусмотрение Государя Императора идею о сооружении в Новгороде памятника первому русскому князю Рюрику.
Государь Император, благосклонно приняв мое предложение и вполне одобрив, Высочайше повелеть, соизволил, привести его в исполнение.
На этом основании покорно прошу Ваше Сиятельство испросить Высочайшее соизволение Государя Императора на повсеместное объявление, Указом Правительствующего Сената, об открытии всенародной подписки на сооружение памятника.
Как событие это весьма близко сердцу каждого русского, то полагал бы дать подписке такое развитие, чтобы каждый русский подданный мог принять в ней участие. Если от всех сословий государства: дворян служащих и неслужащих, духовенства, купечества, мещан и крестьян, обоих полов и всех возрастов, собрать по 1 к. с души, а желающие могут вносить и более, по собственному произволу, то при народонаселении России свыше 60 миллионов, составится капитал свыше 600000 р.
2) В Императорскую Академию Художеств, После такого же начала – покорно прошу предложить конкурс на составление проекта памятника, на следующих основаниях:
а) Памятник должен, очевидно, изображать то событие, в ознаменование которого он сооружается.
б) Проект должен быть представлен на Высочайшее утверждение не позже 19-го февраля 1858 года.
в) Работы по сооружению памятника непременно должны быть окончены в четыре года.
г) Вся стоимость памятника не должна превышать 600000 р.
и д) Памятник должен быть сооружен в Новгороде или вблизи его, на том месте, где впервые поселился Рюрик; место это будет указано Археологическим Отделением Академии Наук.
и 3) В Императорскую Академию Наук. После такого же начала, – покорнейше прошу:
а) Определить место, где именно Рюрик, поселился в Новгороде, в самом ли городе, или в так называемом Городище, за городскою чертою нынешнего Новгорода.
и б) При составлении проекта памятника оказать содействие Академии Художеств определением некоторых исторических данных. Например: кто был первый Великий Князь? В договоре с греками, в 911 году, уже Олег называл себя Великим Князем. Иоанн IV короновался царем русским, но Иоанн III и еще прежде русские государи, при сношениях с иностранными государями, – называли себя царями русскими».
Этим и ограничилась моя лепта на памятник Тысячелетия России, и я не знаю, в таком, ли виде пошли эти письма по принадлежности, или были изменены. В архиве главного инженерного управления, может быть, сохранились следы этой переписки.
Весною 1857 года, состоялся указ Правительствующего Сената об открытии всенародной подлиски на сооружение памятника.
В 1858 году, великая княгиня Александра Петровна сообщила мне, что из множества проектов, представленных на сооружение памятника Тысячелетия, государю более всех понравился проект молодого художника Микешина.
Затем, в 1862 году, когда я служил в Киеве, командиром саперной бригады, а К.П. Кауфман был директором канцелярии военного министерства, мы часто переписывались, и в одном из июльских писем, я, между прочим, говорил: «настает время открытия памятника, я ведь мы, вы и я, первые виновники этого торжества; будем ли мы приглашены на праздник открытия памятника; для меня, из Киева, путешествие порядочное» (тогда еще не было железных дорог).
В августе месяце Кауфман отвечал мне и также, между прочим, сказал: «а что касается праздника открытия памятника тысячелетия, то об этом я вам сообщу при первом личном свидании».
Первое личное свидание состоялось в мае 1864 года, и Кауфман передал мне, что мы не были приглашены в Новгород на праздник Тысячелетия, потому что он, Кауфман, боялся и напомнить о том, что мы были первыми виновниками этого праздника, так как тогда ходили слуги, что к новгородскому празднику готовится какое-то злоумышленное предприятие. Государь очень неохотно ехал на праздник и громко говорил о том.
В. Кренке
Источник: «Исторический вестник». 1884. Т. 18. Октябрь, ноябрь, декабрь. С. 446 – 449.