Хорошо зимой в лесу! Наверное, хотя бы раз в жизни каждый школьник начинал своё сочинение с этих слов. А ведь, действительно, хорошо! Все ямки, кочки, коряжки и сломанные ветки, растрёпанные шишки и опавшая листва, всё скрыто под толстым снежным покрывалом. Деревья тоже Зимушкой обласканы: что пониже - кусточки, те в сугробах притаились, а что повыше - берёзки там, осинки или столь любимые снегирями рябины, так те инеем окутаны от самого толстого сучка до тоненькой веточки. И иней такой богатый, пушистый, аж пальца в два длиной. Ну чем не сокровища? Чем не богатства сказочные? Особливо красиво искрится серебряный наряд ранним морозным утром, когда заспанное солнце посылает свои первые, ещё розовые лучи на землю. А тут уж сосны да ели вековые так облеплены после обильных снегопадов, что начинает казаться, будто и не деревья это вовсе, а величавые боярыни, с ног до головы в собольи шубы укутанные. Сияет эта красота, слепит своей безмолвной белизной, и трудно оторваться от мысли, что это не простой лес, а волшебный, и что наезженная дорога ведёт не в соседнюю деревню, а в чертоги самой Снежной Королеву или Деда Мороза. Но... это уж кому что ближе.
Внезапно тишину разрывает дробный звонкий стук, эхом отдающийся со всех сторон. Это всего лишь дятел, решил позавтракать, видимо. А ведь как напугал, красноголовый! И опять тишина... Опять сказка. Вон и колокольчик звенит. Колокольчик. Ну вот где в наше время можно его услышать? Сейчас больше с гудками да с рёвом моторов народ разъезжает. А тут колокольчик! Ну, чем не сказка?
***
- Петрович, да брось ты! Машка и без тебя дорогу знает, не автомобиль чай... - настойчиво потянул за рукав небритый детина деда, понукавшего старую пегую кобылу.
- Цыц! Не учи старших портки надёвать! - беззлобно отругивался Петрович, не выпуская из трясущихся рук вожжи. - Кто жбан с брагой в корыто свиньям вылил, а? Коли б не твоя дурья башка, сидели бы сейчас в избе, в тепле, картоху с салом кушали...
Петрович мечтательно зажмурился, словно вдыхая запах жареной картошки с салом. А ведь так хорошо всё шло, всё предусмотрено, даже всесведущая Настасья, супружница его, и та не догадывалась. Точнее, догадываться-то догадывалась, да только найти не могла. А у Петровича уже всё сговорено было с соседом Яшкой: как раз перед Рождеством, когда Настасья с другими бабами отправится в район на ярмарку, должен был Петрович свой жбан с брагой к Якову принесть, у которого аппаратик имелся соответствующий. Местный участковый тоже в доле был, и председатель той водицы не брезговал, так что сложностей быть не должно было, однако...
Однако, послал Господь Петровичу наказание в виде племянника Митьки и его дочери Катерины. Нет, Катюшу дед любил, души в ней не чаял, да и как не любить такую ласковую и пригожую? С измальства Петрович её в лес брал, учил разным премудростям: и как следы читать, и как зверя добыть, и как в лесу не сгинуть да к жилью выйти. На смешки соседей и недоумение Катиных родителей только отмахивался, мол, лучше она своё время в лесу проводить будет, чем по танцулькам да по подъездам околачиваться. А Катерина только рада была. Каждые каникулы, каждые выходные в деревню просилась. А как подросла, так и сама ездить стала. А в этот раз отца привезла.
Глядя на племянника Петрович лишь головой качал. Совсем опустился Митяй. Как с женой развёлся, так и запил по-чёрному. Удивительно даже, как его Катерина до электрички-то доволокла. Как привезли его, так, почитай, не просыхал. А третьего дня... Дед аж зубами заскрежетал от злости. Это же надо?! Помощничек, прости Господи, выискался! Решил Настасье помочь свиней накормить, да только жбанчик взял не крайний, а тот, что в уголочке стоял, за дровами... Настасья, конечно, хохотала потом долго, вон уже третий день бабы Петровичу прохода не дают, всё скалятся. У, ведьмы проклятыи! Участковый сопит, председатель хмурится, а Яшка так вообще здороваться перестал. Обижаются. А ему, Петровичу, что, самому не обидно что ли? Да его там на месте чуть Кондратий не хватил! Даже Митяй с перепугу протрезвел.
Племянник, словно чувствуя мысли старика, миролюбиво протянул:
- Да ладно тебе, Петрович, не горюй! Приедем в район, купим ящик беленькой, пшеничной, ничуть не хуже твоей бражки будет! В раз душа просветлеет.
- Ага, ящик, как же, - огрызнулся Петрович, - ты что, мульонер или ентот, как его... олигарх? Ящик водки ж теперь стоит...
- Не боись, дядя, - детина похлопал себя по груди, где предполагаемо находился внутренний карман, - деньги что? Зло! Вот и будем его искоренять общественными усилиями. Есть у меня деньги. На наш век хватит.
Так бы и препирались мужики под мирный цокот копыт да звон колокольчика, если бы на повороте ближайший к обочине сугроб вдруг не поднялся с великим рёвом, а из-под снега на них не замахало лапами что-то огромное, мохнатое, с большими клыками и огромными когтями. Мужики так и замерли с открытыми ртами, зато Машка не растерялась. Даже подгонять не пришлось. С места старушка взяла такую скорость, какой за ней не водилось и в былые годы. Опомнились мужики уже на въезде в райцентр.
- Что... что это было, Петрович? - заикаясь спросил окончательно протрезвевший Митяй. - Медведь?
- Тьфу, дура, - в сердцах сплюнул старик, - у нас медведей, почитай, с войны не водится. С гражданской. Оборотень это, - поучительно добавил он. - Оборотень. Самый что ни на есть настоящий. Если б не Машка...
Петрович остановил лошадь, слез с саней и обнял кобылу за шею:
- Кормилица ты наша, - слёзно запричитал он не хуже любой бабки-плакальщицы, - спасительница наша! Не допустила нашей погибели!
Поголосив ещё малость, Петрович стянул с подводы старое одеяло и покрыл им взмокшую лошадь.
- Сейчас до свояка доедем, там и оботрём, родимую. А ты двигай в магазин. Ну, чего встал? Мне ещё в управу заглянуть надо, людей предупредить. А то мало ли... Вот, детишки постоянно в лес бегают. Так и до беды недалече.
В управе к рассказу Петровича отнеслись с пониманием. Нет, конечно, про оборотня никто не поверил, но это уже не первый случай, когда люди видели медведя. Решено было вызвать лесничего и охотников из города, однако, Петровичу это стало не особо интересно: за окном маячил Митяй и весьма многозначительно размахивал руками. Петрович помялся ещё немного у входа, скорее приличия ради, а потом незаметно выскользнул на улицу. Вскоре довольные дед с племянником ехали домой, бережно поддерживая на ухабах подозрительно позвякивавшую овчину. И ни медведя, ни оборотня им на обратной дороге не встретилось. То ли спугнул кто, то ли не заметили вовсе. Да и где ж тут заметить, если в овчине лежал наидрагоценнейший груз — ящик беленькой...
***
Зимой в лесу необычайно красиво. И необычайно тихо. Привычному к городскому шуму человеку может быть даже страшновато. Редкая дробь дятла или сухой треск обломившейся от мороза ветки разносится далеко. Жутко даже. С перепугу ещё и померещиться может всякое. Но только не ей. Хрупкая девичья фигурка уверенно преодолевает горку за горкой, бесстрашно петляет среди деревьев, постепенно углубляясь в чащу. Наконец, она останавливается, чтобы перевести дух и осмотреться.
Катерина любила лес. Он для неё был как родной. Ещё бы, ведь с малых лет дед брал её с собой то на охоту, то за грибами, то зверя проведать, кормушки заправить. Любила Катя лес, знала его, потому и не боялась, потому так легко уходила далеко от дома. Нравились ей и эта волшебная тишина, и эти снежные покровы. Представлялось ей, будто нет на земле никого кроме неё, и она хозяйка этим местам...
да мало ли чего придёт в хорошенькую девичью головку в семнадцать лет? Вот и сейчас, стоит, опираясь на лыжные палки, смотрит и улыбается. Мечтает, значит. Однако, мороз не велик, а стоять не велит! Пора тебе, девонька, в путь.
Катерина ещё раз окинула взглядом лес, поправила рюкзачок за спиной и двинулась вперёд. Легко идёт, красиво. А ведь лыжи у неё не обычные, к каким в городе приучены, а особые, охотничьи. Дед сам мастерил. Широкие и короче обычных. Как там он их называл? Ну да не важно. Удобные лыжи. Первенство в них, разумеется, не выиграть, но для леса, где что ни шаг, то кочки или деревья, для леса самое то. И тянется за Катериной ровненький след от самой деревни.
А чего, спрашивается, дома не сидится? Чего по лесу бродит? Вон и синицам белощёким страсть как интересно, перелетают с ветки на ветку, тенькают.
И в самом деле, что такая девушка делает одна глубоко в лесу? Может, деда Мороза ищет? Да просто всё. Даже слишком. Поспорила Катерина с деревенскими, что по силам ей белку в глаз подстрелить. Тоже, нашлись герои... думают, ежели городская, то и руки не тем концом приделаны? Ан нет, тем! Катерину дед стрелять учил, а на сборах она уже несколько лет подряд первые места занимала. Только вот берданка дедова, надёжная, ни разу не знавшая осечки, на заимке осталась. Вот и рассчитывала Катя засветло добраться, переночевать, а на другой день домой с берданкой и отправиться. Всё рассчитала, всё взяла, ничего не забыла, ничего лишнего. И тайник, где дед ружьё держал, тоже помнила. А как же без этого? В лесу всякое может случиться. Вот и торопится Катерина пока не стемнело. Ночью здесь и волка можно встретить. Голодного.
Торопится Катерина, путь по приметам верным сверяет. Вон сосна старая, её лет пять назад молнией надвое расщепило, стало быть, от неё правее брать нужно. Вон кормушки, ишь следов сколько... Кабаньи. Свежие. Лучше стороной обойти, следы-то мелкие встречаются, а среди них и крупные есть, значит, матёрый кабан своё стадо привёл. Уйти от греха подальше. А там вон, за пригорком, будут две ольхи, к ним ещё дед качели прилаживал. Как их увидит, стало быть, добралась.
Заулыбалась Катерина, задумалась, да не заметила, как на тонкий наст ступила. Проломился под ней снег, и провалилась она по колено. И всё бы ладно, да под снегом кусты оказались, лыжа и застряла. Попыталась Катя её вытащить, да какой там. Так и пришлось оставить. Ну да ничего, на заимке запасные есть. Да и недалече идти осталось. А эти по весне сыщутся, взять-то некому.
Освободила ногу Катя, подняла голову и обомлела: прямо перед ней сосна, а кора на ней изодрана. Следы свежие, смола ещё не успела высохнуть, блестит. Поплохело ей. Вокруг таких деревьев много. Отцепила Катерина вторую лыжу непослушными пальцами, выбралась из ловушки снежной... Батюшки... А следы-то на сосне метра на два с половиной, если не на три! Это какой же зверь должен быть?! Сжалось у Кати всё внутри, испугалась, оглядывается. Сразу вспомнились предостережения старосты и деда. Вроде бы говорили, что завёлся в округе шатун, и что из города специальных охотников вызовут, на управу со зверем. Да только где те охотники, и где она...
Подобрала Катерина мешок, палки, а лыжи бросила. Бог с ними, с лыжами, целой бы остаться! Бежит, торопится, по сторонам оглядывается, от каждого звука вздрагивает. Уж не сказочным ей лес кажется, а опасным. Затаился. Ждёт. Наблюдает. А Кате от этого страшнее становится. И снег глубокий... бежит, проваливается, где по колено, а где и по пояс. Назад-то не повернёшь. Вон и две ольхи показались. Уж как обрадовалась-то! Сейчас, только пригорок этот одолеть, да спуститься. А там и заимка. Оконца маленькие — не пролезть зверю, двери дубовые, с прочными засовами, а в избе печь, лампа и, самое главное, заветная дедова берданка. И патроны есть, только Катерина с собой ещё коробку взяла — дедова наука — вдруг отсырели старые?
Страшно, жарко, устала Катя, руки-ноги не слушаются. Вот ещё чуть-чуть, вот за этот пенёк зацепиться... почти поднялась... дотянуться до того орешника... Крута, ох крута горочка показалась Катерине, однако, страх сильнее. Подтянулась она, зацепилась за голые ветки и поднялась на горку. Вон и заимка, рукой подать.
Затрещали ветки, громкий звериный рык, а вместе с ним и девичий визг прокатились по лесу. Прокатились да замерли. А с ними и Катерина. Стоит, не шелохнётся. Душа в пятки ушла, через каблуки вон просится. И медведь замер, стоит во весь рост на задних лапах, тощий, облезлый, огромный, глаза кровью налитые, морда то ли в слюнях, то ли в снегу — не до рассматриваний тут. Как Катерина в глаза зверю посмотрела, так и заледенела вся. Разумные такие глаза, человеческие, а в них смерть. Рванула в бок Катерина на какое-то мгновение раньше медведя и кубарем с горки полетела. А медведь за ней. Быстра Катя, да разве ж от такого убежишь? Нагнал её зверь, лапой с размаху полоснул, пол бока, наверное, оторвал. А как кровь почуял... Только и успела Катя увидеть перед собой оскаленную морду, да почувствовать, как в боку огнём полыхнуло, и всё.
***
- А ты думал, это тебе прогулка? Это тебе на на полигоне зайцев гонять, верно, Димыч?
Димыч остановился и опёрся на лыжные палки:
- Серёга, отстань от человека. Не все же такие как ты...
- Какие?
- Да ненормальные такие... Нет бы, как все цивилизованные бизнесмены, в Куршевель ездить, или, там, на Мальдивы, так нет, нас, видите ли, к истокам потянуло, на малую родину, мать вашу! - последнее относилось то ли к перспективе провести выходные, гоняясь по замёрзшему лесу за медведем, то ли к ветке, неловко задетой охотником, над которым подтрунивал Сергей, и которая со всего размаха мазанула Димыча по лицу, то ли ещё к чему.
Серёга беззлобно рассмеялся. Их третий спутник старательно пыхтя пытался одолеть крутой подъём, да только покамест ему это не удавалось. Лесничий со своим помощником что-то тихо обсуждали в сторонке, предпочитая не вмешиваться в разговор городских охотников. Наконец, все трое поднялись на пригорок. Серёга с удовольствием вдохнул морозный воздух и огляделся:
- Эх, красота какая!
Он было собрался с лихо скатиться вниз, но лесничий резким жестом остановил его и показал на несколько сосен:
- Медведь рядом. Вон, сколько деревьев ободрал. Видать, берлога рядом.
Охотники молча потянулись к ружьям. Лесничий с завистью проследил за ними. Эх, хороши! Ему б такое ружьишко!но он как-то заходил в магазин, присматривался... с евойной зарплатой как раз лет десять не есть, не пить и не спать. Одно слово, буржуи. Тьфу!
Но, буржуи буржуями, однако охотники хорошие. Ишь как подобрались, стоило только зверя почуять. А медведь он не прост, ой как не прост, особенно, ежели его раньше срока из берлоги поднять. Сухо щелкнули взводимые курки. Может, зря они собаку не взяли, а может и не зря. Однако, поздно уже об этом печалиться. Следы осмотрели, прикинули, каков должен быть зверь, да призадумались крепко. К кажному звуку прислушиваться стали. А чего прислушиваться-то? Спит лес. Тихо. Однако, день к закату клонится — короток зимний день, надо и о ночлеге позаботиться. А тут и заимка недалече. Вона, крыша виднеется, за час как раз добраться можно. А близость зверя так вообще чудеса творит. Вот и третий охотник, вроде и очкарик, и рохля, а как преобразился, и откуда только чего взялось? И идёт споро, лыжня в лыжню, и по сторонам поглядывает, и ружьишко-то наизготове держит. Любо-дорого посмотреть.
Почти уж добрались охотники до заимки, как вдруг разнёсся по лесу грозный рёв, а с ним и отчаянный крик. Медведь? Человек?! Женщина?! Всего несколько мгновений, и вот уже в оптический прицел видна человеческая фигурка, падающая со склона, а следом за ней... Ох, не просто медведь, а хозяин леса, огромный, свирепый. Вот уже полоснул человека по боку, а человек не падает, пытается уйти, да куда там...
Одновременно прогремели два выстрела, а вслед им ещё несколько. Не успели дула остыть, дымок развеяться, а охотники уже несутся вниз, туда, где на красном снегу возвышается неподвижная гора бурого меха.
Огромен медведь, страшен в своём гневе, да только против пули бессилен. Вот и лежит теперь на снегу, глаза застыли злобные, пасть оскалена, морда вся в крови. А где же человек? Не показалось же им? Нееет, вона из-под туши сапог торчит. Впятером едва осилили, перевернули медведя, а там... Смотреть страшно. Парнишка. Молодой совсем, как ему зверь бок-то разорвал, страсть... Склонились над ним охотники: жив ли? Живой! Повезло пацану, в рубашке, видать, родился... родилась.
Признал лесничий в раненой внучку местного охотника, Петровича, заохал, засуетился. Хорошо, городские помогли, а то не довезли бы. Пока по рации вертолёт вызывали, пока кровь кое-как останавливали, солнце-то и село. Хорошо, что заимка рядом. Костёр разожгли, всё, что могли, сделали. Даже медведя успели обмерить. Такие великаны теперича редкость.
Повезло Катерине, что и говорить. Видать, лес сберёг её, неразумную, навёл на неё охотников. Ещё больше повезло, что вертолёт подоспел вовремя, вовремя в госпиталь доставили. Однако, поваляться на больничной койке ей пришлось долго. Пока доктора ей рёбра сращивали, да обломки опасные удаляли, бок зашивали, пока психологи с ней работали... Придумают же такое... Так и пролежала Катя аж до середины весны. Потом её дед к себе взял, на поправку, значит. А что? Воздух чистый, продукты, опять же, натуральные, свои, с огорода, медок. Так потихоньку Катерина на ноги и встала. Оправилась. Отошла. Даже в лес снова ходить стала одна, без боязни. А отец ей двустволку подарил, хорошую такую. Говорят, больших денег стоит.
А что? У нас в лесу хорошо. Тихо. Спокойно. Человек здесь душой отдыхает, светлее. Словно в сказку попадает. Дак ведь... сказка-то... она... сказке рознь. Сказки, они разные бывают.
Вот так-то.