Для того, чтобы тоскливым зимним вечером паре давно засидевшихся в своих званиях офицеров собраться на дружескую посиделку с выпивкой, нужен был только один повод – её наличие. В условиях объявленного в то время в Порту-Владимире сухого закона, это был повод серьёзный. Погода стояла отвратительная, катера на Большую землю не ходили, а запасы иссякли. Корабли только что сменились с очередного дежурства и свободные офицеры к вечеру разбрелись по домам. Старый старший лейтенант Славик от безделья разгребал в своей каюте заваленный различным барахлом рундук в поисках какого-нибудь чтива, поскольку наличествующая литература, включая инструкции к холодильнику, утюгу и электрочайнику уже была прочитана. Выгребая коробки с приготовленными к сдаче на базу магнетронами и лампами, содержащими драгметаллы, он услышал до боли знакомый, но не свойственный данной упаковке звук. Звук этот столь же неожиданный, сколь и волнительный, позвал его. Как у истинного романтика, в мозгу у него всплыли строки: «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, несбывшееся зовёт нас…». Непослушными от неожиданного волнения пальцами он с трудом развязал упаковочную верёвку, и был вознаграждён судьбой за веру в Чудо.
На месте двух генераторных ламп ГУ-81 лежали две бутылки молдавского коньяка. За изображённого на этикетке аиста с распростёртыми крыльями его ещё называли "Птицей счастья". Рассовав спрятанный в тучные времёна, но забытый клад по карманам брюк, Славик, как был в тельняшке, потрюхал на соседний пароход, где прозябал в одиноком безделье коллега по профессии Вован. Увидев гостя, Вован понял, что без дела в таком виде зимой по улице не ходят, выслушал трогательную историю, и, дав Славику ключ от радиорубки для «подготовки плацдарма», отправился на поиски закуски.
Бормоча себе под нос с мерзким выражением: «Что предпочитаете на горячее? К коньяку рекомендую заказать сыр…», - Вован насобирал в каюткампании серого хлеба из обойной муки, взял пригоршню поражённых кариесом чесночных зубов, солонку, нашёл в холодильнике недоеденный салат из солёных зелёных помидоров с репчатым луком и захватил сахарницу с рафинадом «на сладкое». Решив, что десерт из остатков засахарившегося варенья и палубных ледышек подаст позже, он прибыл «на поле брани», причём «брани» - в буквальном смысле, поскольку хвалить в этой жизни им обоим было особо нечего.
Выпивать в радиорубке было приятнее, чем в каюте: никто не болтался попусту, большие столы позволяли удобно положить на них ноги, автономная вентиляция быстро освобождала помещение от излишков табачного дыма, работающий приёмник «Волна-К», где вперемежку с однообразными новостями играла ненавязчивая музыка, создавал приятный акустический фон. Всё располагало к неторопливой беседе о насущных проблемах бытия, перемежающихся тёплыми воспоминаниями из прошлой жизни.
К середине ночи живительный коньячный источник иссяк. Согласившись, что негоже прерывать дружескую беседу на полуслове, и, вспомнив о свеже заполненном перед дежурством новой поддерживающей жидкостью магнитном компАсе, друзья решили осквернить штурманский прибор.
Поддерживающая жидкость представляет собой смесь спирта и дистиллированной воды крепостью сорок три градуса с бурой и прочими добавками, чтобы не заводились микроорганизмы. Вынув «котелок» из карданового подвеса, они уволокли его в радиорубку, слили жидкость в стеклянную банку, наполнили стаканы и, провозгласив тост: «Чтобы не было глистов», - продолжили банкет.
Надо ж было такому случиться, что всё это безобразие происходило именно 17 февраля 1979 года. Этой ночью вооружённые силы Китая начали войну с Вьетнамской армией, коварно перейдя границу, о чём почти левитановским голосом с соответствующей интонацией сообщил работающий приёмник. Под крики: «Они нам ещё за Даманский не ответили» ,- возмущённые офицеры не могли оставаться в стороне и решили наказать зарвавшегося агрессора.
Они взяли листы форматной бумаги и неверными почерками, выдававшими их состояние, в изысканных витиеватых выражениях дружненько накропали рапорта командованию, смысл которых вкратце сводился к одной фразе: «Просим направить нас на войну для оказания интернациональной помощи дружескому народу Вьетнама». В чём были, в том и пошли в пустующий ночью штаб бригады, где подсунули свои рапорта под дверь кабинета начальника политотдела.
Видимо уже представив себя лётчиками- истребителями, они в свете одинокого прожектора побегали, нарезая круги, по заснеженному причалу с закинутыми назад руками-крыльями. Изображая на разные голоса, то рёв турбин, то боевой радиообмен типа: «Первый, первый, я второй, захожу справа…»,- провели «воздушный бой», вернулись в радиорубку, допили остатки и разбрелись спать по своим каютам с чувством исполненного долга.
Проснувшись утром и ещё не открывая глаз, Вован безуспешно пытался вспомнить вчерашнее. Характерные звуки за дверью каюты свидетельствовали о том, что во внешнем мире уже давно кипит будничная жизнь. Показалось странным, что его никто не тревожил, не ломился в дверь, не вызывал по громкой связи. Открыв глаза, он взглянул на часы, было десять с большими копейками. «Надо же, а ведь я уже давно провожу занятия по специальности», - подумал он. Встал, сполоснул физиономию в шкафу-умывальнике, попил воды и выскребся наружу, намереваясь сходить ко вчерашнему компаньону за разъяснениями. Славик безмятежно спал в своей каюте, накрывшись постовым тулупом. Окончательно пробудившись, и обменявшись впечатлениями, они оба решили: "It`s a miracle!"
Начальник политотдела, придя поутру на свой боевой пост, подобрал подмётные письма, долго их перечитывал и, наконец, поняв содержание, задумался. Мирное время – не война, тут чтобы прославиться или продвинуться по службе, вертеться нужно, а не тупо кровь проливать. Собрал он всё своё политрабочее войско, приказал Вована со Славиком не беспокоить: пусть отдохнут после «трудно вызревшего решения», а по кораблям кинуть клич с призывом поддержать почин боевых офицеров и начать запись добровольцев. Полетела по кораблям ахинея, стали соревноваться, у кого больше добровольцев наберётся. К обеду уже в вышестоящий политотдел доложили, началось соревнование между бригадами. Всем было понятно, что морских офицеров, для которых понятие «взвод в обороне» так же чуждо, как для сухопутных «атака подводной лодки», никто никуда не пошлёт, но клич над Флотом летел, и ряды сторонников росли. Как и большинство починов тех лет, этот тоже ничем не кончился, однако через какое-то время начальник политотдела ушёл на повышение, а комбриг, отправился служить заграницу.
«Да,- сказал Вован Славику, наполняя стакан,- теперь понятно, что имел в виду мой дед - старый вояка, когда, написав рапорт на увольнение в запас, процедил сквозь зубы: «Чем дальше от войны, тем страшнее служить».