В 1941-м году, когда мне шел шестой год, нас с матерью отправили в эвакуацию из Москвы в Куйбышев, ранее (и ныне) Самару, причем не поездом, а двумя пароходами. Сначала это был "Спартак", колесный пароход, а потом уже более (по тем временам, конечно) современный - "Вячеслав Молотов". Сами эти пароходы, их палубы и трюмы вместе с магией их названий крепко засели в памяти.
Конечно, детское восприятие увиденного нового отличается от восприятия взрослого. Все новое поражает воображение, и я тогда воспринял "Спартак" с его огромными колесами, которые с мельничным шумом мощно копали водную стихию, с могучими вздохами паровой машины, с непередаваемо басовитым гудком и роскошью отделки в кают-компании - как очередное чудо в жизни, полной и других чудес.
На «Спартаке» мы проходили шлюзы по каналу «Москва-Волга». Мне объяснили, что шлюзы устроены для того, чтобы пароходы могли подняться из реки Москва в Волгу, которая течет на возвышенности. Помню, что бетонная стена шлюза была близко к борту, и огромный пароход медленно поднимался, когда волжская вода заходила в шлюз.
В каюте я забирался на верхнюю полку и выуживал из мешочка с сухарями те, что были насушены еще из довоенного белого хлеба с изюмом. Внизу в каюте за столиком сидели мать и мой брат, который был старше меня на пять лет.
Вечером света в каюте не было, потому что шла война, и надо было соблюдать светомаскировку. На столике стояла свеча. Из оплывавшего воска мы с братом крутили шарики. Один такой шарик, помню, я в порядке эксперимента засунул себе в нос и слегка вдохнул. Когда я с перепугу заорал, мать зажала мне рот и другую ноздрю и заставила резко выдохнуть. Шарик вылетел.
Помню еще удивительный фокус, который показал мне во время того плавания брат: он написал какое-то слово свечкой на листке бумаги, потом сжег другой листок, и его пеплом потер по первому. Написанное свечкой и невидимое сначала слово проявилось. Это было настоящим чудом. Когда я потом рассказывал об этом моим сверстникам, я, перепутав технологию фокуса, уверял их, что сожжен был листок именно со свечной тайнописью, и что когда пеплом от него брат протер чистый листок – слово выступило на нем.
Однажды мы с братом спустились в трюм, и обнаружили там тюки со странной, дотоле невиданной нами резиной. Брат оторвал от нее кусок и заявил, что это каучук, из него будут делать шины для автомобилей.
«Спартак», один из самых славных волжских пароходов, был построен в 1914 году на Сормовском заводе, и получил название «Великая княжна Татьяна Николаевна». В 1917 году пароход переименовали, и он стал называться «Добрыня Никитич», а в 1918 году был вновь переименован, даже дважды, - сначала получил имя «Карл Маркс», а потом уже стал «Спартаком». Спартак трудился на Волге, перевозя людей и грузы не только в мирные годы, но и всю войну.
Замечательно, что когда лет сорок спустя увидел я в михалковском "Жестоком романсе" его колесную "Ласточку", я сразу вспомнил о "Спартаке", но еще более удивительным оказалось то, что в роли "Ласточки", как я узнал позднее, Михалков снимал мой "Спартак", который дожил до этих съемок, и, снявшись там, вскоре, в 1991 году, был списан.
Таким образом, оказалось, что я его пережил, как бы частично опровергнув старую истину, что вещи долговечнее людей. Впрочем, на самом деле долгожителем-то был, конечно, он, а не я.
Кончил жизнь свою славный красавец-трудяга в затоне под Аксаем, что в Ростовской области.