Савельич лунатик

               
   
  Иван Савельевич, ещё не проснувшись как следует, позабыв про нажитую с возрастом ломоту в пояснице и суставах, на цыпочках, чтобы не будить супругу Прасковью,  пробрался в чулан, взял всегда висящий там на гвозде рюкзак, сложил в него  зимние удочки, одел тулуп, валенки и направился к реке. Постепенно приходило понимание, что он делает что-то неправильно, не так. Уже по дороге, когда выветрились остатки сна, Савельич вспомнил: «А ведь рыбу сейчас ловить нельзя. Не из-за того, что река заповедная или идёт нерест. А потому, что вода в Амуре отравлена, рыба пропитана фенолом и вредна для здоровья человека. Рыба, которая сохранилась в реке, сама там с трудом  выживает».
 
  Городские рыбаки, кто имел возможность, организовались в группы, чтобы ездить на дальние речки, бегущие автономно от Амура или на водоёмы, где рыба мало подвержена влиянию амурских вод.

  Старик, с детства привыкший почти каждый день проводить на рыбалке, переносил отлучение от речки тяжело. Понимал Савельич -  что-то потерял, только не мог словами это объяснить. Вроде руки-ноги на месте, голова на плечах, а будто вырвали из него, да такой важный кусок. Снаружи не видно и рентген не покажет. А ноет изнутри, спасу нет. Всё резче начали проявляться в характере старика неуверенность и рассеянность. С год назад сделался «лунатиком»   Стал ходить на речку ночью и поутру, особенно после ярких рыбацких сновидений, забывая, где сон, где реальность.

  Прасковья, супруга Савельича, обеспокоенная поведением деда, настояла и свозила его в город, к врачам. Но доктора ничего необычного не нашли. Прописали лишь успокоительных капель да сделали заключение, что с возрастом  ослабевает у пациента память. Память. А разве не помнит Савельич, как о раньше в Амуре ловил рыбу, каждый второй вид которой больше нигде в мире не водится.  Калугу до тонны весом вытаскивали на берег рыбацкие артели, косяки красной рыбы нескончаемыми потоками шли на нерест. Чебаков с касаткой любой несмышленый малец на уху мог наловить. За час полведра раков на берегу можно было насобирать. Разве он не помнит? Всё хорошо помнит. Куда теперь всё богатство подевалось?

  В былые годы Савельич считался одним из самых авторитетнейших рыбаков среди местных. Строго следил за тем, чтобы соблюдались правила рыбной ловли, не мешали рыбе нереститься, не было запрещённых снастей, зимой чтобы рыба дышала кислородом долбил с мужиками лёд у зимовальных ям. А после того, как поймал браконьера, который прикрываясь корочкой рыбинспектора вёл незаконный промысел, стал известен Савельич на весь район. Да были времена…

  Иван Савельевич постоял на берегу, затем, тяжело вздыхая и бурча что-то себе под нос, походил по льду и, как-то враз скиснув, волоча ноги и сутулясь, поплёлся  обратно к дому
   
 Подходившего к дому супруга Прасковья встретила словами:
  -Что, опять ходил? Что ж ты себя надрываешь? Не молодой ведь уже. Ничего ж теперь не сделаешь.

  - Да не специально я. Так вышло, - виновато оправдался муж.

  Прасковья, занимаясь по хозяйству, старалась всё время не выпускать супруга из поля зрения. Тот, сосредоточенный на каких-то своих мыслях, машинально наколол дров, а затем сел подшивать валенки. Успокоившись, Прасковья пошла к магазину. В сельмаге её стало одолевать непонятное беспокойство.  Купив буханку хлеба, килограмм сахара, и так и не узнав у скопившихся в магазине женщин сельских новостей, хозяйка поспешила к дому. 

  Предчувствия не обманули, ещё на улице она заметила, что Савельевич вынес во двор охотничьи лыжи, рюкзак, небольшой бур, явно собираясь в дорогу.
  - Чего это опять удумал? Хоть меня пожалей, Ваня, - пыталась остановить приготовления супруга.

  - Поеду на рыбалку, на горный ключ, вечером буду.

  - Да ты что, туда и молодой не каждый дорогу осилит, - заговорила Прасковья, но, видя с какой решимостью и не преклонностью собирается супруг, замолчала, испуганно моргая глазами.

  Силы откуда-то взялись. Может быть, накопились, а, может, рыбацкая страсть способна творить чудеса. И хорошо  ведь сейчас было Савельичу, шёл  не вхолостую, на настоящую рыбалку, с удовольствием вдыхая лесной морозный воздух и испытывая так хорошо известное рыбакам и так сложно объяснимое словами смешанное чувство: ожидания, тревоги и радости.

  До заветного места добрался только через четыре часа. С нетерпением просверлил лунку. Первого хариуса, не удержался, и поцеловал, затем всего обнюхал, с радостью воспринимая запах свежей рыбы. И «по-дурацки» улыбаясь, подумал, что, наверное, правы доктора – слабеет память. Разве раньше так к рыбе относился? Поймав пяток хариусов, остальных стал отпускать, боясь надорвать рыбные ресурсы небольшого ручья…

  Полностью погрузившись в рыбалку, пришёл в себя только когда солнце покатилось к закату. Понимая, что обратный путь он вряд ли одолеет на лыжах, возвращаться Савельич решил другой дорогой, где ходят машины: « Выберусь к трасе, может, попутка какая подберёт».
 
  На автомобильной дороге дед пару раз «голоснул», но машины проехали не останавливаясь и, тогда он пошел, слегка пошатываясь от усталости, надеясь только на себя.

  Однако одна  машина-вахтовка, проехав на полсотни метров вперёд, притормозила.
  - Рыбак, что-ли? Давай к нам. – окликнули его из открывшейся двери. Савельичу помогли забраться в машину, уступили место у печки. Увидев красные, обветренные, но добродушно улыбающиеся лица, снаряжение пассажиров, Савельич понял, что попал в среду родных душ - рыбаков, возвращающихся с какой-то далёкой речки. Немногословного Савельича будто «прорвало», он пил крепкий чай, гостеприимно налитый в большую эмалированную кружку и, осознавая, как отогревается от улыбок окружающих рыбаков и горячего напитка с удовольствием рассказывал во всех подробностях о сегодняшней рыбалке.

  - Надо же, ещё рыба на ключах водится, - заметил один из попутчиков.
  Затем Савельич, разомлевший от чая, расстегнув все пуговицы тулупа, внимательно слушал, как пассажиры рассказывали о своей более уловистом дне.

  - А я вас узнал, - обратился к нему один из рыбаков. - Вы меня лет двадцать назад  заставили меня калужонка обратно в воду отпустить.

  - Уж извиняйте, может, неправ был? – неуверенным голосом сказал старик.

  - Да нет, всё правильно, - с уважением заметил собеседник.

  - А что мы всё дед да дед, вас как звать? – спросил один из рыбаков.
 
  - Иван Савельевич. Можно просто Савельич. Сейчас по всякому можно, - ответил старик.

  - Вот что, Иван Савельевич. Вы «причаливайте» к нашей компании. Будем вместе на рыбалку ездить. У вас все-таки опыт, - увидев, как светятся просьбой глаза деда, предложили рыбаки.

  - Да я за…    Конечно, берите. Я в пай на бензин внесу или деньгами рассчитаюсь. Я могу, у меня деньги водятся, -  обрадовавшись неожиданному предложению и поправляя тулуп, чтобы не было видно Прасковиных заплат, ответил пожилой рыбак.

  - Ладно, там посмотрим, вы только адрес свой оставьте.

  Рыбаки делились воспоминаниями о своих удачных рыбалках и забавных случаях, но когда выехали на участок дороги, который шёл вдоль берега  Амура, разговор стих. Ехали молча, понимая, что во время  сегодняшнего разговора они не затронули самой важной темы.
 
  Могучий Амур-батюшка, выкормивший и спасающий в суровые годы войн и голода не одно поколение людей, сейчас  беспомощный и молчаливый лежал придавленный толщей льда. Белая поверхность реки, когда-то «украшенная» многочисленными «стайками» пытающих удачу  рыбаков, была совершенно пуста. Тёмными изгибающимися лентами  тянулись вдоль его берегов  прибрежные сопки.

  «Неужели люди не помнят, как много для них сделала река, неужели забыли?» – думал Савельич и, не удержавшись, произнёс вслух:

  - Не уберегли мы реку то, получается. А, мужики? Чего вы-то молчите?

  Савельич обвёл  взглядом   погрустневших и понуро сидевших рыбаков. Глаза старика  заблестели влагой, но, чтобы сдержаться, он сильно стиснул зубы, сжал в кулаки, теперь уже не такие крепкие руки, по-детски хлюпнул носом и уткнулся в воротник старого тулупа