Моей дочери Юляше
* * *
1.
«Что за комиссия, Создатель,
Быть взрослой дочери отцом!»
(А.С. Грибоедов «Горе от ума» д.1 явл.10)
Степан Павлович легко скользил по снегу. Только сейчас он обнаружил, что впереди снежная гладь, а лыжи идут легко, как по накатанной лыжне.
Кое-где по снегу разбросана шелуха от кедровых шишек. Белки? Только он так подумал, на него посыпался снег. Он остановился и поднял голову. Белка замерла на секунду, и он успел рассмотреть её мордочку с бисеринками глаз.
- Папа, не стой, опоздаем!
Дочь поравнялась с ним. Оказывается, она не шла по его следу, а скользила рядом и немного позади. В одной руке она держала лыжную палку, в другой палку заменял жёлтый зонт.
Степан хотел спросить, откуда она вообще тут взялась, если у неё сегодня (кажется?) защита диссертации, но решил повременить с вопросом. Глянул на свои руки. У него тоже в одной руке лыжная палка, а в другой – жёлтый зонт со струбциной.
Эти два зонта когда-то забыл в его машине попутный пассажир, и они с Райкой уже брали их собой в поездки на юг, под Аккерман.… Один зонт имел кривую ручку, а другой – струбцину, позволявшую устанавливать зонт, укрепив на краешке столика. Зонты были достаточно длинными и в свёрнутом виде действительно могли служить лыжными палками.
Он двинулся, постепенно приходя в себя.
Прилетела мысль не в тему: какого хрена переименовали Аккерман в Белгород-Днестровский? Такое интеллигентное название загубили…
Пока Райка не начала хихикать над его склерозом, надо самому вспомнить… хотя бы, - откуда и куда они идут?
Что это со мной?
Да, был прекрасный самогонный аппарат, построенный совместно братом его жены Андреем и его приятелем, тоже Андреем. Они втроём заливали в аппарат жёлтую густую жидкость, и оба Андрея не давали ему пробовать ту брагу:
- Потерпи чуток, сейчас пойдёт слеза.
И на самом деле, горячая самогонка сначала каплями, а потом тоненькой струйкой потекла в миску; банка под носиком аппарата не помещалась, и это был единственный недостаток устройства.
Оба Андрея были трактористами на единственном на всю деревню тракторе. По очереди они выполняли заявки сельчан, обрабатывая их огороды, вытаскивая застрявшие телеги и машины.
Тот, другой Андрей отсидел год за то, что украл поросёнка. На самом деле он не крал совхозного поросёнка, а они вместе спёрли его тушку из сарая бригадира.
Тогда оба Андрея промыслили свининку вдвоём, но кому-то надо было взять вину на себя, чтоб не приписали организацию банды. Друзья бросили жребий…
Преодолевая нетерпение, сейчас они охлаждали крепкий, прозрачный до голубизны первач, но в гранёных чарках на тонких ножках напиток всё равно был тепловатым.
Холодную крупную кильку друзья сдирали зубами с хребетков, и с размоченным сухарём эта закуска была лучше любого заморского яства.
Это было вчера?
Или это было давным-давно, но помнится так ярко, словно было вчера?
Степан оглянулся.
Райка по-прежнему шла в полушаге, не желая зайти на его лыжню. Он присмотрелся. Странное дело – след от его лыжни был виден в полуметре за его лыжами. А дальше затягивался снежной пеленой и пропадал. «А-а, - догадался Степан, - снег такой сухой, что как песок тут же затягивает следы. Хорош «партизанский» снег. И лыжи идут легко».
Он взглянул на лицо дочери.
Сейчас Райка отталкивалась одной палкой, зонт держала под мышкой, а рукой поднесла к уху сотовый телефон.
- Алло… да… ну да, должны успеть. Ты давай держись. Не вздумай рубить ветку… и верёвку не режь. Мало что больно, терпи, мы скоро будем…
Степан залюбовался дочерью, как когда-то… когда ей было… а сейчас? Это она? Надо же – выглядит, как тогда.… Это от воздуха, от мороза, или сейчас такая косметика?
Так что это со мной? Почему я ничего не помню, словно только что проснулся?
Он ещё раз оглянулся, удивляясь, как это его Райка помолодела на двадцать лет?
- Хватит оглядываться, опаздываем!
Странно, с чего бы я усомнился… голосок - её, звонкий и родненький.
Тут же удивился сразу и себе, и Райке: как это он на лыжах в таком-то возрасте? Райка? – она сроду не стояла на лыжах! А сейчас идёт как заправская спортсменка…
2.
«…Даже если б тот парень, который жил там до эпидемии, записывал туда свои маленькие секреты – сумму доходов, утаённых от налоговой инспекции, сексуальные фантазии по поводу своей дочери или уж совсем не знаю что ещё, - эти секреты всё равно не были секретами Гарольда».
(Стивен Кинг. «Противостояние», ч. II, «На грани», гл. 54)
Здорово же мы вчера нарезались первача, что я ничего не помню… как это не помню… с нашим Андреем что-то ведь случилось. И это произошло после нашей пьянки, или до? Но голова не болит, как обычно с похмелья, а только кружится… сейчас упаду…
Степан почувствовал, что падает.
Белый снежный покров приближается, успею подставить руку…
Откуда-то издалека голос Райки:
- Папа! Ты меня слышишь?
Голос звучит гулко, как в пустой комнате.
Но Степан уже сам поднимается, отталкивается палкой и зонтиком. У самого уха слышит дыхание Райки и прибавляет шаг. Но Райка по-прежнему дышит в ухо, и Степан говорит:
- Не надо меня страховать, я в норме!
Мерное движение рук и ног, просека плывёт назад, открывая похожие пейзажи. Чьи-то следы… зайца?
Степан почувствовал какое-то неудобство в одежде, правую руку перетягивало. Наверное, майка сползла, сделаем привал – поправлю…
Мысли перекинулись к Райке. С кем это она говорила, кого мы спешим спасать, кто там не должен рубить ветку и резать верёвку… на дереве застрял, что ли?
Проклятая самогонка, совсем отшибла память. Но ещё немного и я всё вспомню. А пока, главное не подавать виду, что я ничего не помню.
А Рая-то, моя красавица… Сейчас она как то умудрилась вернуть себе тот полудетский образ… или это мороз?
А сколько сейчас градусов, интересно? Едва подумав о морозе, Степан сразу почувствовал холод в коленках и покалывание в кончиках пальцев рук. Терпимо.
Вернулись воспоминания.
Недавно читал Кинга, и какие-то слова как током ударили. Сейчас вспомню. Вот. Сексуальные фантазии в отношении дочери. А он-то откуда знает? Значит, у него тоже? И так у всех отцов, у которых дочери на глазах наливаются этой женской привлекательностью? А я-то думал, что один так мучился… ведь и не признаешься никому, и себе самому не признаешься сразу, только по истечении многих лет…
Никак не вспомню, что с Андреем. Что-то нехорошее. Разбил мою машину? Нет, не помню…
Райка отца совершенно не стеснялась. Подходила обнажённая:
- Папа, посмотри у меня на спине под лопаткой, нет, ниже, там не прыщик?
К матери бы в таком виде не подошла.
Никакого прыщика на идеальном теле.
Ей нужна была оценка мужчины, и отец был самым близким, привычным, безопасным.
И он ценил. Но говорил ровным тоном:
- Ты у меня совсем девушка, но тебе ещё расти, иди одевайся.
Он должен быть только отцом. И этот крест... нёс бы и нёс.
Дочь становилась женщиной, хотела его похвалы, восторга. Да и что могла думать девчонка в таком возрасте? Может быть, в её головке и были запретные желания и фантазии в отношении папочки? Для него же был один закон: он отец и его желания – тайна для всех, абсолютно для всех, хоть для самого господа бога!
Степан в такие дни удивлял жену своей ненасытностью.
Так о каких фантазиях писал Кинг? Ну, конечно, Степан слышал о негодяях, даже видел какой-то фильм. Но всё это где-то там, не у нас.
На улице взгляды встречных мужчин ловила не только дочь, но и он. И гордился ею. Не ревновал, а гордился.
Степан ещё раз оглянулся. Райка! Как же она сейчас красива, такая, какой была тогда! Но дочь показала куда-то пальчиком:
- Смотри, мы успели!
Перед ними были платформа и насыпь занесённой снегом железной дороги.
Вокруг снега, а платформа чёрная, и никаких ступенек.
Степан подсадил Райку, опять почувствовав влечение к ней такое, что захотелось чмокнуть её в щёчку, как маленькую.
Лыжи и палки они сунули под платформу, с собой должны взять только жёлтые зонтики.
Ну да, как же без них. Ведь был Аккерман, и зонт на краю стола, и мороженое с шампанским. И Райка, влюбившаяся в румына.
Райка протянула руку. Рука была горячей, и Степан на мгновение прижался к ней щекой и губами. Но целовать не стал, только впитал в себя тепло, вдруг уяснив, что у него самого и щеки и губы холодные от мороза.
Хотя платформа была высокой, Степан взобрался легко.
Посмотрел вокруг себя. На той стороне, откуда они пришли, следов их с Райкой лыж на снегу не было. Рядом с платформой лежали рельсы железной дороги. Но их не видно, они совершенно скрыты под снегом. Они убегали влево и вправо, исчезая в белесой дали.
Прямо перед ним параллельно этой, виднелась ещё одна железная дорога. Вдоль той дороги были и мачты с электропроводами и привычные заборы, ограждавшие ту дорогу с двух сторон.
«Наверное, наш поезд будет тянуть дизель».
Вдруг Райка повернула к нему своё такое им любимое лицо:
- Папочка, я тебя люблю!
Он хотел ответить, но голос пропал. А Райка рассмеялась и показала пальчиком так же, как недавно на просеке, куда-то в сторону:
- Смотри!
К ним приближался поезд.
- Папочка, не уходи!
Степан удивлённо опять повернулся к дочке. Чего это она? Хотел что-то спросить, но грохот поезда заглушил его слова.